Результатов: 907

901

Жена ведет в университете США лабораторки по биологии. Сегодня вечером смеётся, говорит, думала студенты ничем уже не смогут удивить, но такого, что сегодня было представить не могла. Сегодня была подготовительная часть, когда нужно было отобрать фруктовых мушек для наблюдения за поведением. Мушки эти мелкие, для генетических экспериментов ими манипулируют пинцетом, предварительно усыпив эфиром. Но для поведенческих их отбирают бодрствующими с помощью прибора под названием fly sucker - по-русски мухосос: силиконовая трубочка, с одной стороны в неё вставлена стеклянная канюля (утончающаяся к концу трубка), а другой конец оператор мухососа берет в рот и тянет в себя воздух. Канюля опускается в большую пробирку, где разводится стадо мушек, и очень быстро одна из них присасывается к канюле, заткнув дырку. После этого живая бодрствующая мушка переносится к месту наблюдения и освобождается, как только оператор мухососа перестаёт тянуть воздух ртом.

Далее от лица жены:

Слышу с задних парт истерические крики: "Я не могу этого больше делать! Я их всех убиваю..." Подхожу, успокаиваю, говорю: "Покажи, что не получается". Студентка показывает: приоткрывает крышку пробирки и выпускает несколько мух, после чего В ПОЛЁТЕ пытается ловить их пинцетом. И главное - ловит. Но мертвыми, перед ней лежат несколько трупиков к поведению не способных. Немая сцена. Наверно, студентка на другом курсе прошла генетические лабораторки с мушками, и решила пропустить чтение/просмотр видео инструкций к поведенческой лабораторке.

Да, а на соседнем столе тоже драма - студентка не вставила в трубку канюлю, и всосала широким концом очень много мушек - тоже не выжили.

902

На кухне пахло котом и безнадёгой. Я листала ленту, а в голове крутилась одна цифра — сто тысяч. Его зарплата.
Моя обида уже не на жизнь вообще, а на него. На Лёшу. Настоящая, тяжёлая, как булыжник под рёбрами.

Ввалилась Лерка, глянула — и сразу всё поняла. Не стала говорить, что он козёл, или что я зажралась. Только спокойно спросила:
— Давай просто посидим, станет легче, не против?

Я кивнула.
— Тогда просто посидим.

Она взяла меня за руку. Ладонь тёплая, тяжёлая, будто специально под мою вылеплена. Мы сидели молча.
Я варилась в своей обиде, пока вдруг не заметила — она крошится. Камень стал песком, потом пылью.

Вечером пришёл Лёша. Уставший, с дежурной шоколадкой. Я молча поставила чайник. Он ждал, когда я взорвусь, потом не выдержал:
— Тань, ты не злишься?

Сказал с такой осторожной надеждой, будто я держу гранату.
И мне стало неловко: вроде и не злюсь, но не уверена, что сама это решила.

Ночью лежала и смотрела в потолок.
Лерка не дала денег. Не нашла ему работу. Она просто дотронулась — и что-то во мне сдвинулось.
Как будто в голове включили второй кадр того же дня:
в одном он безответственный тип, в другом — просто уставший человек.
И обе картинки одинаково убедительны.

Раньше я думала: если больно — значит, правда. А теперь понимаю — чувство может врать.

Лерка сняла с меня обиду — мягко, будто пыль с пальто.
Только вместе с ней ушла почва под ногами.
Всё вроде стало легче, но теперь мир будто нарисованный: чайник шипит, кот орёт под дверью, а я смотрю — и не верю, что всё это настоящее.

904

Работал я когда-то в одной компании, где начальник орал так, будто ему премию выдавали за громкость.
Задачи ставили на глазок, отчёты плодились как грибы после дождя, никто толком не знал, сколько что занимает.
Главное правило: если выглядишь бодро — значит, халтуришь.
Толковые сбежали, а я остался — надо было хотя бы год доработать, первую строку в резюме закрыть.
Так и жил среди философов на окладе, тренировался не сойти с ума.

Недавно встречаю Лену — она всё ещё там. Стоит у кофейни, улыбается, будто не из офиса, а с ретрита.
— Ты что, до сих пор там работаешь? — спрашиваю.
— Ага, — говорит, — у меня там духовная практика.

Я чуть кофе не пролил:
— В той конторе?
— А что, — улыбается, — там идеальные условия. Начальство орёт, задачи хаотичные, нервы на виду. Всё лишнее выходит, если правильно дышать.

И рассказывает.
После бывшего, говорит, думала, что тот её добил. Сидела, тряслась, не могла ни есть, ни спать.
Подруга посоветовала простое упражнение: «Дыши, смотри, где внутри тянет, не борись, просто отпускай».
Попробовала. Сначала стало хуже — слёзы, злость, всё клокотало. А потом, через несколько дней, будто воздух стал чище, внутри — тишина. Даже лучше, чем до него.
«Поняла, — говорит, — это не он мне сделал больно, это он из меня мусор вытряс. Я ж полжизни с этим таскалась».

Теперь Лена по тому же принципу живёт на работе.
— Работаю на минималках, — говорит. — Ровно столько, чтобы не уволили и не заметили, что я счастлива. Пока они носятся, я дышу, слушаю, где внутри шевелится, и отпускаю. Энергию экономлю — на чистку души идёт.
— И что, прокатывает?
— Конечно! У нас же эффективность по усталости. Выгляжу выжатой — значит, примерный сотрудник.

Я говорю:
— Но ведь это цинично.
А она смеётся:
— Цинизм — это жалеть их. Они сами построили такую систему. Я просто живу по их тарифам, но с пользой.

— И долго ты так?
— Пока есть что вытряхивать, — смеётся. — А потом посмотрим. Когда внутри уже нечего будет чистить, я для них стану слишком спокойной. У нас же там ценится усталость, а я стану выглядеть отдохнувшей. Вот тогда и уйду. Может, просто поживу спокойно — радость ведь тоже работа. Может, пойду учиться — с чистой головой всё схватывается быстрее. А может, встречу кого-то, кто почувствует этот покой и захочет быть рядом. Я-то теперь ценю не кошелёк, а душу.

И пошла себе дальше — лёгкая, спокойная, будто не после офиса, а после массажа.
Стою, смотрю ей вслед и думаю:
а что, так можно было, что ли?

905

Ко мне иногда приходят друзья, когда происходит что-то, где нормальных решений нет, а ненормальные придумывать страшно. Вечером
Пётр, профессор литературы зашёл на чай. Дальше от его имени:

Заметил, что студенты с прошлого года умные стали, научились правильно писать, сначала порадовался, а потом вижу, какие-то пластмассовые тексты приносят. Они вроде ровнее и складные, и эмоции правильные, но в них ощущается какая-то железная гладкость. Эта зараза не просто существовала, а медленно инфицировала людей, которые даже думать начинали иначе. Даже не знаю, что хуже - иишная зараза, или феминизм … у мужиков выцарапывают всё что могут, но сами счастливых не похожи, и ради чего?
А потом в кафе девушку встретил. Особенную. Сам удивился, как на меня вообще такая могла запасть. Вокруг неё пространство как будто другое, будто этого расстояния вообще нет, вроде и сижу на метр от нее, а как будто прикасаюсь причем не кожей а чем-то глубже. Разговаривали про пластиковый мир и как ему сопротивляться, а она рассказывала, что машины, наверное не смогут любить и давать тепло, а только имитировать. Такая умная… И нет этих загонов феминистических, что мол мужчина должен непонятно что. Она цену себе знает, но как будто по акции.
И уже несколько месяцев встречаемся. А тут 10 вечера, сильный дождь, ну она предлагает остаться. Всё идёт к этому самому, а тут она говорит:
- Погоди, я должна кое в чем признаться. Ты думаешь, это такая от природы? Нет, я училась.
- У кого?
- У ChatGPT. Это он научил меня, что современный феминизм просто заражает злобой. Сначала думала, что он делает меня сильной. А зачем мне эта сила, если счастья от неё нету, а только защита от тех, кто не нападает. Вот и стала учиться как эту броню можно безопасно снять.

И тут у меня прямо ком в горле застыл. ЧТО? Я не мог перепутать, я сердцем чувствовал это тепло. Но было ли оно естественным? А она говорит, - Ну не волнуйся, если сегодня в шоке, можем и в другой раз, но я не могла это скрывать.

Послушал я эту историю и думаю, в таком деле давать готовые решения нельзя, а только намёком.

Включил обогреватель, ну этот с тремя оранжевыми лампами. И говорю тихо:
- Ну как греет? Чувствуешь разницу? У неё максимум 37 градусов, а у этих ламп - 400, но до сердца не добивают.