История №10 за 29 июня 2017

Когда я ходил в садик, иногда тоже была зима. Причем - регулярно, каждую зиму. Причем раньше, помимо Деда Мороза со Снегурочкой, были и другие атрибуты. Снег, сосульки и кражи санок. Всех детей поголовно возили в садики на санках. Машины были не у всех, а санки были доступным транспортным средством. В них можно было сложить малолетнее чадо, как дрова, и везти его на санках в садик с максимально возможной скоростью. Правда потом, после садика, надо было куда-то эти санки девать. Даже в маленьком садике на 4 группы по 30 детей получалось больше сотни санок всех цветов и расцветок. Под них уже нужен средний самолетный ангар. На работу мамы и папы тоже забирать санки не могли. Тем более, если мама - какой-нибудь почтальон, а папа электрик. Весь день за собой санки таскать? Поэтому санки втыкались в сугроб вокруг садика. Издали это было похоже на японский сад камней.

Все детские сады были утыканы санками. Чтобы сразу отличить свои санки от чужих - их раскрашивали и подписывали. Это же было противоугонной системой. Насколько я помню, не было ни одного случая, чтобы санки перекрашивали.

Угонщиками были, как правило, школьники. Им санки были не положены в силу преклонного возраста, а кататься с горок или привязываться к грузовикам очень хотелось. Вот они и приходили после уроков к детским садам и брали себе транспорт. Как правило, ходовых штатных цветов, боялись только вычурных санок. Около нашего садика стояли санки еще дореволюционные, с деревянными полозьями. Так эти санки настолько сильно выделялись, что были неугоняемыми.

Ни разу не угоняли санки у меня, мой папа фигурно ободрал с них краску. Несколько вечеров сидел с ножиком. Получился резной палисад. Вторые неугоняемые санки были у Ткачены, нынешнего кастрюльного магната. Папа у него не любил деревообработку, он был художник по металлу. С помощью дрели, он покрыл санки такой жесткой гравировкой, что они стали похожи на гигантский заусенец. А вот у Солопаева Сереги, у него были санки в стоковом обвесе. От новых санок, купленных в магазине, они отличались только веревочкой. Солопайчиковы предки почему-то даже не метили радикально санки. Даже фамилию «Солопаев» они писали на приклеенный кусок пластыря. Само собой, пластырь отрывался, санки подписывались гвоздем на другую фамилию - всё!

В этом был офигенный плюс. Угнанные санки давали, в сильный мороз, плюсстопятсот к здоровью. Раньше я этого не понимал, а теперь, очень сильно понимаю. Представьте себе, на улице мороз. Сильный мороз, ну минус 27. Родители спешат на работу, нужно отвезти в садик груз в виде молодого мужчины пяти лет. Своими ногами, да еще в зимнем облачении, подобный груз доберется до садика к апрелю. Поэтому дитя нужно укутать в кофту, сверху надеть свитер, потом пуховый платок, потом пальто. На ноги двое колготок и штаны с начесом. Все это сверху лакируется кроличьей шапкой и валенками. Когда ребенок достаточно обездвижен, его надо обеззвучить, для чего используется шарф, которым фиксируется нижняя челюсть. Потом груз выносится на улицу и складывается в санки. Поскольку укутанное туловище не гнется, то именно укладывается, глазами к звездам.

Так вот, дети, которых в сильный мороз возили на санках - заболевали. В сильный мороз надо двигаться. В обездвиженном состоянии холод проникает всюду. За все три года, которые я ходил в садик с Солопаевым, тот не болел ни разу. Ему приходилось ходить в садик пешком, санки постоянно угоняли. Пусть родителям приходилось вставать в 5 утра, пусть половину пути Солопаева приходилось катить кубарем и подгонять пинками - он не заболевал, он постоянно двигался. А у меня, с неугоняемыми санками, четыре раза за зиму были всякие ОРЗ. А однажды посчастливилось заболеть левосторонней пневмонией (это воспаление легких, если не в курсе). Мне из-за этого даже длинных стихов не давали на новогодние утренники. Мое присутствие было очень маловероятным. А Солопаеву давали стихи на два листа, родители вешались.

Тем не менее, в детстве мне нравилось ездить на санках. И именно в таком состоянии, как дрова, глазами к звездам. Особенно, когда снег идет. Такими большими кусками, как остатки голубя, после кошачьей трапезы. Едешь так на санях, впереди коренным папа идет и мама пристяжная. Смотришь вертикально вверх, а оттуда падают снежинки. Медленно-медленно, прямо в зрачок. И тают там. И по очереди: то в один зрачок, то в другой. А ты лежишь, вдыхаешь сквозь шарф воздух, и пошевелиться невозможно, столько на тебе одежды разной. А потом снег в зрачках тает и у тебя полные глазные яблоки воды. И ты с неимоверным усилием наклоняешь голову, вопреки шарфу и кроличьей шапке (с милицейской кокардой). Ну нужно как-то вылить воду из глаз.

И вода вытекает, и ты видишь, что рядом с тобой, ноздря в ноздрю, везут еще кого-то. И у него тоже глаза к небу и в зрачки снежинки тают. А особо одаренные родители снимают с санок спинки и дети к этим санкам принайтованы какими-то такелажными приспособлениями. А некоторые ненормальные дети лежат не как все, а наоборот. Кто-то ногами назад, а кто-то вообще лицом вниз. Я даже пару раз пробовал так. Головой вперед - еще куда ни шло, а лицом вниз - никакого удовольствия. Меня однажды родители потеряли, я как-то выпал из санок, на вираже. Пытался подать сигналы, но был обездвижен и обеззвучен. Родители ушли почти на 100 метров. Меня спасла какая-то прохожая бабка. Она ругала родителей, за то, что они меня потеряли. Это были первые матерные слова, которые я услышал в жизни. Но не запомнил.

Еще помню сапоги. Меня стали к школе готовить, а в школу было не престижно в валенках ходить. Поэтому меня стали приучать к зимним сапогам. Были такие детские сапоги на меху из чебурашки. У них была металлическая молния, которая постоянно ломалась. И еще у них была подошва без намека на протектор. Так, слегка шершавая, как мелкая наждачка. Очень хочется посмотреть в глаза проектировщику этой детской обуви. Его бы салом, ему же по сусалам. Чтоб он всю жизнь поскальзывался. Но мой папа, не зря получал высшее образование. Он натер мне сапоги канифолью и я перестал падать. Все падали на ровном месте, а я стоял, будто прибит гвоздями. В средние века меня бы сожгли на костре. Потом эту идею украл Н.С. Михалков, для своего фильма «Сибирский цирюльник».

А потом все пошли на горку, кататься с нее стоя на ногах. Кто дальше уедет. Было такое соревнование. Пока меня не намазали канифолью, я был практически чемпионом. Меня выносило за границу раскатанного льда, я очень хорошо держал равновесие. Даже когда влетал в баррикаду из санок и снеговиков. Но тут вышел казус. Я разбежался, придав себе как можно большей кинетической энергии, и прыгнул на лед. Дальше мое тело понеслось вниз с горки. А сапоги остались на месте, как гвоздями прибитые. Я опал как листья по осени. Только очень резко и с тупым звуком. Никаких телесных повреждений не получил, но привил себе отвращение ко льду. Никогда в жизни не стоял на коньках и вообще, до появления ватрушек, даже на горках катался с опаской.

© pankratey

Аналог Notcoin - TapSwap Получай Бесплатные Монеты с Телефона

санки были санок садик мороз родители папа

Источник: anekdot.ru от 2017-6-29

санки были → Результатов: 5


1.

Давно это случилось, но смеемся до сих пор.

Мне было 17 лет, мой будущий муж пригласил меня к себе в гости на Новый год в деревню. Будучи абсолютно городской девушкой, мне всегда хотелось побывать в деревне и воочию увидеть то, что раньше видела только по телевизору, поэтому приглашение в гости (как потом выяснилось — на смотрины) я приняла не задумываясь. А зря, подумать все-таки стоило.
Сказано-сделано, приехали мы ночью, развели нас по разным комнатам и уложили спать. Утром, ни свет ни заря, меня разбудили. Боже, 10 утра — ну, что можно делать в такую рань?!
Вышла я уже к остывшему завтраку и сразу попала на семейный совет, на котором принималось решение послать сына с друзьями в лес за елкой. Обратив внимание на то, как пристально смотрят на меня будущие свекр со свекровью, я решила навязаться с ребятами в лес за елкой. На тот момент мне мое решение показалось правильным — уж лучше погулять в лесу, чем быть насквозь просверленной взглядами будущих родственников. Желание гостьи было признано законом безоговорочно.

Я быстренько оделась в свою шубку, джинсы и короткие зимние ботинки. Будущая свекровь, внимательно посмотрев на меня, выдала: «Так в лес ходить просто неприлично!» — и умчалась вглубь дома. Через 5 минут она радостно принесла что-то непонятное — какой-то мохнатый предмет с рукавами (они называли это тулуп), такую же мохнатую шапку-ушанку, штаны и странную обувь, которую они назвали катанками. По моим небольшим познаниям в деревенской жизни, я сделала вывод, что такую обувь еще называют валенками. При этом необходимо учесть, что рост у меня всего 1,5 метра с кепкой, а размер ноги — 35. Все же родственники моего будущего мужа имели рост под 2 метра и размер ноги от 40.

Сначала на меня одели штаны непонятного размера, причем прямо на джинсы, и подпоясали где-то в районе шеи. Потом на меня напялили ушанку, после чего у меня пропал слух, и обзор снизился до 30 градусов. Затем на меня стали одевать катанки, я так и не поняла, как они отличили правый от левого. Проблему разницы размера катанок решили просто, мне вдобавок выдали 3 пары теплых носок, а вот высоту подрезать напрочь отказались, из-за чего мои ноги потеряли способность сгибаться в коленях.
Вершиной айсберга стал тулуп, который подпоясали, где-то в районе колен, армейским ремнем, руки мои закончились там, где у хозяина тулупа были локти. И вот в таком виде, полностью потерявшую способность видеть, слышать, ходить, практически безрукую, меня выставили за дверь.
Почему валенки называли катанками, я поняла сразу же, как только сделала первый шаг. Да и сделать я его толком не успела, так как сразу же мои ноги раскатились в разные стороны, и я повалилась вперед. Встать самостоятельно я уже не смогла. Добрые руки моего будущего мужа и уже подошедших друзей бережно вернули мне вертикальное положение.

И вот делегация, в составе трех мужиков под два метра ростом с размером катанок не меньше 60 и меня, двинулась в лес, благо идти было недалеко, всего лишь за калитку выйти и еще пройти до кромки леса метров сто.

Для меня эти сто метров показались километрами! Снег там за калиткой почему-то никто не чистил, а зима в тех краях суровая, снежная, сугробы огромные. Впереди бодрым шагом шли бравые ребята, проламывая следы в сугробах на глубину, в которую я, в принципе, могла поместиться во весь рост. Попробовав перекатываться из одного следа снежных людей в другой, я быстро поняла, что такими темпами мы никуда не дойдем, и решила свою тропу проложить рядом. Впрочем, проложить — это громко сказано. Я сразу же провалилась и не смогла вылезти. Пришлось ребятам возвращаться ко мне, вытаскивать из сугроба сначала меня, потом доставать из этого же сугроба катанки. Потом они сбегали за странной конструкцией, отдаленно напоминавшей санки, на которую меня водрузили и покатили.

В принципе, меня все устраивало — еду, любуюсь прекрасными видами. Так мы и доехали до поляны, которая была достаточно утоптана. Меня выгрузили в центре и велели стоять на месте и никуда не уходить, пока они будут искать подходящую елку, и все разбежались в разные стороны.

Через минут пятнадцать стоять на одном месте мне надоело, и я пошла обследовать территорию. Тут мое внимание привлекла достаточно большая пушистая елка, которая находилась метрах в ста от меня. Ну, и двинула я к ней, рассмотреть поближе. Кое-как прорыв траншею в снегу, я прошла метров пятьдесят, после чего меня остановило внезапное препятствие в виде железной сетки. Удивлению моему не было предела: в дремучем лесу — и вдруг забор!

Чисто из любопытства я начала ее дергать и, о чудо, сетка поддалась, видимо, прогнила в месте крепления. Дырка образовалась небольшая — надо было ползти, и тут я поняла, что если упаду на четвереньки, то самостоятельно встать уже не смогу. Но елка была такой красивой и так хотелось удивить всех будущих родственников!

Упав на четвереньки, я преодолела это препятствие и практически сразу же наткнулась на колючую проволоку — чудеса, да и только! Конечно, если бы я была в своей шубке, у меня бы и мысли не возникло пролезать под колючей проволокой, но на мне был тулуп, который было не жалко. С такими мыслями была преодолена и колючая проволока.

И вот, наконец, эта красивая елочка была прямо передо мной. Как же я была рада! Но не долго — топорика-то мне не дали! От досады я толкнула (хотела пнуть, но стояла на четвереньках, а встать не могла) елку, и она свалилась набок.

Не веря своему счастью, я взяла ее за корешок и уже стала разворачиваться, когда рядом со мной вдруг взлетел сноп снега. Поворачиваю голову и вижу, как ко мне бежит мужик — то ли с винтовкой, то ли с ружьем навскидку — машет руками и что-то орет. Но, так как ушанка сидела хорошо, я, конечно же, ничего не расслышала. Но больше всего меня испугала собака, рвущаяся с поводка.

Решив, что это лесник, и, стырив елку, я нарушила кучу лесных законов, я взвизгнула, как поросенок, и со скоростью, которую только могла развить на четвереньках, рванула к лазу, не отпуская из рук елку, которая, конечно, цеплялась за все, за что только могла зацепиться. Но желание выжить и непременно удивить всех красивой елкой придало мне сил, и я, ругаясь на чем свет стоит, протащила таки ее через все препятствия. Доползла до поляны, с помощью ствола дерева приняла вертикальное положение и радостная уселась в сани.

Через минут 5 пришли ребята. Поохали, какую я елку нашла, не задумавшись при этом, как я ее срубила. Затем мы все дружно двинулись домой.

Пришли домой, а там такое оживление! Мой будущий свекр бегает по дому с криками, с выпученными глазами, руками машет. Увидев новых слушателей, он рьяно начал рассказывать о ЧП. Выяснилось, что сегодня на зоне (Мои параллельные вопросы: «Какой зоне?» «А что, в деревне зона есть?» «Ах, тюрьма строго режима для рецидивистов?» «Вот как неожиданно!») произошел прорыв периметра («А что такое периметр?» «Ах, 5 уровней. И целых два были прорваны?» «Колючка трехрядная и забор под напряжением?» (Мысли, уже не вслух: Странно, напряжения не почувствовала, может, забыли включить? А колючка вообще так себе, трех рядов не помню). Некое существо (Ну, как одели так и ползала!), природу которого не смогли определить, ползло по периметру, потом с испугу от трех предупредительных выстрелов и одного прицельного (Каких выстрелов? Ах, вот почему снег рядом взлетел! Вот, сцуки, так ведь и убить можно! А предупредительных, да еще и трех, не слышала… Ах да, эта ушанка…), развернулось, зацепилось копытом (Ну да, похоже издалека на копыта, так как мои руки из рукавов не торчали) за елку, которую срубили для любимого начальника зоны и до вечера поставили в снег, дабы не растеряла иголки, и, не сумев освободиться от елки, визжа, как дикий зверь, непонятно каким образом преодолело два периметра в обратном направлении, издавая при этом такие звуки, что собака побоялась продолжить преследование (Блин, а что, собака все-таки до меня добежала? Ну, если ваши собаки мат понимают, то, ясен перец, почему она побоялась бежать за мной дальше). При этом пять лучших сотрудников предприняли все меры для дальнейшей погони (Да ладно заливать — он один бегал!), все местные охотники были поставлены в ружье и направлены на поиски зверя. По глубине оставленной траншеи выяснили, что зверь на четырех копытах, в холке рост невысокий (Ну, он, в принципе, и не в холке тоже невысокий), добрался до дерева, залез на него, и на этом следы пропадают (Ну да, я же потом на своих двух пошла).

Поняв, что тучи сгустились над моей головой, я вжалась в кресло и старалась не высовываться. И все бы ничего, но на званный ужин пригласили того самого начальника зоны, который, зайдя в дом и увидев елку, потерял дар речи (Ну, вот как, скажите, он запомнил свою елку?! Таких елок в лесу полно!). На вопрос: «Откуда у вас эта елка?» — начальник зоны получил от свекра гордый ответ: «Вот, невестка моя будущая на полянке нашла. Правда, красивая елочка? Такую днем с огнем не сыщешь!»

Раскололи меня за три секунды, пришлось все рассказать.

Прошло 15 лет, а байка про страшного зверя гуляет в той деревне до сих пор.

2.

Было это лет 16 назад. Я, молодым инженером попал на службу в УИС. Был аттестован, получил лейтенантские погоны и должность начальника производственного участка на лесобирже (нижний склад, расположенный недалеко от реки). Работа по большей части как и в обычном леспромхозе, с некоторыми нюансами: в качестве рабочих были осужденные, отбывающие наказание в исправительной колонии особого режима.
Лесобиржа была довольно большой, периметр около трех с половиной километров, выходило на работу до 360 осужденных. Днем объект охранялся так же как и жилая зона, а после рабочего дня посты снимались. С целью исключения хищений, каждую ночь дежурил 1 сотрудник из числа офицеров Учреждения согласно графика. Как велся график – история отдельная: Зачастую, о том, что ты дежуришь завтра, можно было узнать за сутки до дежурства.
Одной декабрьской ночью, примерно часов в 11, во время своего дежурства, я совершал обход территории своего производственного объекта. При проверке цеха лесопиления заметил какую-то возню. Подошел ближе и заметил двоих детей: мальчика лет, 7 и девочку, примерно на год младше. Дети грузили обрезки, получившиеся при торцовке досок на санки. Так как это были отходы, мы их, как правило использовали как топливо для котельной. Большого ущерба для Учреждения двое детишек, конечно-же нанести не могли, но тем не менее, непонятна была причина их ночного визита. На мой вопрос, что побудило из отправиться на биржу за дровами, мальчик ответил очень просто:
– Папка с мамкой лежат дома пьяные. Дров дома нет. Мы с сестренкой их очень любим, и не хотим, чтобы умерли от холода.

3.

Папа - это первый в моей жизни мужчина, которого я поздравила с 23 февраля. В общем-то, я в три года вообще не понимала что это за праздник и зачем поздравлять папу, но, как и все детсадовцы, лепила из пластилина пушку, похожую вот вообще не на пушку, но в то время я таких плохих слов и не знала ещё, и вырезала из бархатной цветной бумаги танк со звездой. Вся вот эта неприлично-пластилиново-бумажная инсталляция задаривалась папе, а папа очень ржал и радовался. Между прочим, у папы, как я недавно узнала, есть коробочка, в которой лежат вот наши с сестрой аппликации и прочие новогодние открытки, в которых я совершенно искренне желала 28-летнему папе здоровья и просила не умирать от старости, потому что я его очень люблю.
Папа меня тоже любил. И всячески развлекал. Ну, как умел – так и развлекал. Когда мне было 4 года, а мама лежала в роддоме с моей младшей сестрой – неделю я оставалась с папой. У которого были чёткие инструкции по уходу за четырёхлетней девочкой. Мама их расписала на шесть страниц мелким почерком, а папа тут же этот талмуд потерял. Поэтому за эту неделю я научилась просыпаться по свистку и крику "Рота, подъём! Команда газы дана для всех!", одеваться за 45 секунд, завязывать шнурки, маршировать по квартире строем, зашивать свои колготки и громко и трагично петь с папой песню про «Лошади умеют тоже плавать». На ночь, вместо положенных мне сказок про колобка, папа с выражением читал мне гоголевского Вия. Потому что я уже взрослый человек, и на кой мне тот колобок? Надо читать классиков. Когда моя мама вернулась из роддома и увидела седого ребенка в коряво заштопанных колготках, но зато в намертво завязанных на три узла шнурках - папу я потом не видела два дня. То есть, он как бы в квартире где-то был, но из комнаты не выходил, потому что при каждом шорохе мама шёпотом, чтобы не разбудить младенчика, орала: Не попадайся мне на глаза, я тебя убью!
Через год папа вновь чудом отскочил от смерти. Мама попросила его просверлить на кухне дырку в стене, чтобы повесить туда крючок для полотенца. Папа просверлил. Но стена была гипсокартонная, даже не стена, а перегородка между кухней и туалетом, и дыра поэтому получилась вполне приличная. Внезапно прям. Мама обозвала папу рукожопом, папа возмутился и сказал что натырит на работе цемента и заделает эту дыру, чо ты орёшь-то? Ничего – ответила мама, разделывая курицу. Рукожоп ты, вот и всё.
Я в это время задумчиво сидела на унитазе, и думала о вечном. Дыра в стене меня совершенно не беспокоила. До тех пор, пока папа не додумался взять куриную лапу, страшную, жёлтую и когтистую, и не просунул её в дыру. И не подёргал за сухожилие, чтоб та лапа начала шевелить страшными пальцами. И не сказал: А это кто сейчас Лиду за жопу схватит?
...Мама била папу курицей, и кричала, чтоб он сейчас же звонил в профсоюз и просил срочно путёвку в санаторий на грязи, сломанные руки-ноги лечить. А я потом куриц боялась ещё лет десять. И туалетов. Поэтому я вот не знаю зачем все остальные бабы по двое в туалет ходят, а я хожу с подружками, потому что боюсь что меня там жёлтая рука за жопу схватит.
Кому-то может показаться, что мой папа мою маму недолюбливал. Но это не так. Хорошо помню Новый 1985-й Год, когда к нам пришли в гости мамины друзья, а после двенадцати мы всей толпой вывалили на улицу. У нас было трое санок, три мужика, трое их жён, и одна пятилетняя я. Безусловно, развлечение было придумано тут же: а давайте своих баб на санках катать наперегонки. Мужики сравнили свои бицухи и толщину жён, и поняли, что все они примерно в одинаковых условиях: и мой худой папа, у которого в санках худая мама и тощая дочка, и здоровенный мясник дядя Володя со стокилограммовой женой тётей Галей, и даже дядя Женя, чья жена тётя Нина была гимнасткой и весила всего 38 кг, но зато у дяди Жени рука была в гипсе. Это он накануне со стремянки свалился, когда ёлку наряжал. По папиному крику: на старт, внимание, марш! – три белых коня сорвались в галоп, и папа уверенно лидировал. Только потому, что на повороте санки перевернулись, мы с мамой вывалились в сугроб, а папа этого не заметил. Зато, пробегая своим галопом мимо компании нетрезвых тёток-бухгалтерш, сбил одну, самую мясистую. Тётка упала в папины санки, и ликуя проехалась в них полкилометра, пока папа не обернулся для того, чтобы показать фак своим отставшим соперникам. Бухая тётенька лет шестидесяти счастливо смеялась папе из санок, а папа закричал как раненый бизон. Потому что и тётки испугался, а ещё жена и тощая дочь где-то потерялись. А ведь он их любил! Несмотря на то, что жена его била курицей, а дочка дарила на 23 февраля пиписьки из пластилина. Больше папа меня никогда и нигде не терял. И даже когда шёл со мной гулять, а по дороге ему попадался пивбар – брал меня с собой, и учил тому, что «Не рассказывать маме про то, что я тебя в пивнушку привёл, и врать – это две разные вещи, Лида. Врать никому не надо, но и про пивняк тоже молчи. А я тебе за это куплю чебурек». За чебурек-то, знаете, я б даже и соврала бы, но не пришлось. Год спустя мы всей семьёй ехали куда-то на автобусе, и, проезжая мимо знакомой пивнушки, я радостно закричала на весь автобус: пап, а ты помнишь, как мы вот сюда с тобой ходили?
Мама отложила в сторону младенца и поиграла мышцами. Весь автобус радостно посмотрел на папу. А папа покраснел и сказал: Доча, ты ошибаешься. Это же омерзительная пивнуха! Разве ж я мог бы привести туда свою родную дочь?
Мог! – закричала и я, и счастливо засмеялась. - Ты просто старый уже, и забыл! Мы туда много раз ходили. Ты пиво пил, а мне чебурек покупал, чтобы я маме ничего не рассказывала.…
За неимением курицы мама попыталась стукнуть папу сумкой, но папа увернулся и выскочил на три остановки раньше.
Весь автобус папе аплодировал.
И к чему я вот сейчас всё это вам рассказываю? Да потому что для меня праздник 23 февраля никогда не был связан с вооружёнными силами, армией, защитой отечества и так далее. Это всегда был такой вот день, когда было принято поздравлять папу. Дарить ему пушки, смахивающие на фимозную гениталию, просить не умирать от старости в 28 лет, ходить с ним в пивнушку за чебуреком, и прощать ему Вия и куриную лапу. Поэтому все мужики, у которых сейчас есть свои дочки – знайте: это ваш праздник. Вне зависимости от того: служили вы или нет. Для ваших дочек – это День Папы!
Ну, за День Папы, мужики! С праздником вас.
И немедленно выпила.

4.

Память детства.

Мы выходили гулять с куском хлеба, посыпанного сахаром. Без масла. Тут же рядом возникали чьи-то зубы: делить! Несколько укусов – от хлеба оставался маленький кусочек, но зато ты не был «жилой» и «жидой». Если кого-то просили сбегать и принести ещё, он делал круглые глаза: - Ты что? Меня ж больше не выпустят!
Наши мамы берегли нас от «улицы», Каменнобродский район, в общем-то, не отличался благовоспитанностью, о нас в городе говорили: «Камбродские бандиты». Ты что, как уличная!!! – кричала бабушка, когда хотела заняться моим воспитанием.
Но мы были детьми, – какие бандиты! Мы играли допоздна летом в тенистых садах, пахнущих цветами: в июне – пионами, в июле – розами, в августе – астрами. Всё это цветочное изобилие наши бабушки продавали по вечерам в ведёрках у входа в Парк имени Первого Мая. А днём на базаре – абрикосы вёдрами, груши по килограмму, а яблоки…яблоки никто не продавал, они лежали ковром. А ещё мы тоннами лопали шелковицу – она росла прямо на улице, надо было только залезть на дерево и хорошенько потрясти…
Играли мы в прятки, в штандера, в выбивалы, в чью душу желаете, в «я знаю пять имён», …а постарше – в кис-мяу. Трудно представить, что у «бандитов», которыми нас считали в городе, самая экстремальная игра была «кис-мяу».
Когда мне купили велик, я каталась все каникулы, и добилась того, что могла ездить «без рук», положив ноги на раму, руки за спину…в общем, на равных с мальчишками. Гоняли мы по кругу: Заречная, переулок, ул. Артёма, опять переулок, Заречная.
Зимой сады замерзали. Снежные сугробы вырастали до самых окон, и в школьном сочинении в пятом классе я написала «На окнах узоры, как будто кто-то нарисовал их белыми кружевами. Это мороз! Ночью, когда все спят, он приходит и тихонько постукивает по окнам». На свет появлялись лыжи, санки, коньки – у кого были. Собаки – меня на санках мчал Дозор – восточноевропейская овчарка, все завидовали… А чего? Были во дворах лайки, были дворняги, а вот такого Дозора не было ни у кого.
Всё закончилось: для меня в 15 лет, потому что мы уехали, для моих друзей – в 25… Наш район уничтожили, снесли. Там проложили трассу. Снесли благоухающие сады, снесли дома, простоявшие 50 лет. Снесли память детства. Хотя это вряд ли: память осталась.
Я приезжала в 20 лет. Ещё всё было цело. Я пробежала по любимому саду, обняла старую грушу, на которой училась лазать с пяти лет: год – сучок/этаж, пока не добралась до верхушки: оттуда был виден парк и колесо обозрения.
В соседнем саду сидели Сашка и Димка, друзья детства. Между садами был невысокий заборчик. Сашка – в детстве тощий и сопливый плакса, а сейчас – высокий, сильный и красивый парень – как пушинку поднял меня на руки и перенёс через этот заборчик. Я не помню, о чём мы разговаривали, наверное, просто радовались, что видим друг друга. И ели яблоки из нашего детства.
Это был последний раз, когда я видела своих детских друзей. Сашка стал бандитом, погиб. Димка служил в милиции. Сейчас ничего не знаю ни о ком. Саша, Дима, два Вовы, ещё Саша и Серёжа, Лиля, Алла, Люда, Таня, ещё Таня, ещё Люда, …я помню вас всех. Этот рассказ посвящаю вам всем.

5.

Солнечным морозным деньком января 69-го года, по утоптанному проселочному тракту, что замысловато петлял в лесных окрестностях дачного Подмосковья, не спеша прогуливалась компания меру подвыпивших людей.

Во главе компании шел долговязый мужчина, одетый в модное пальто «джерси», ондатровую шапку и грубые валенки. За собой он тащил санки. В санках лежал шестимесячный младенец, укутанный в здоровенный шерстяной платок. Несмотря на платок, младенец умудрялся беспокойно ворочаться в санках. Поерзав, он распахивал глаза и пытливо исследовал ими бытие, хлопая длинными ресницами. Рот младенца украшала исполинских размеров соска.

Долговязый  говорил громко и много. Спутники, человек пять-шесть, напротив, предпочитали слушать, периодически поддакивая.
Чувствовалось, что авторитет долговязого непререкаем.
Разговор шел о цыганах.

- Цыгане — феноменальный в своей ущербности народ. Родимое пятно цивилизации, - говорил долговязый. - Взять хотя бы их стремление к бродяжничеству. Сегодня генетики делает большие успехи. Уверен, что они найдут ген бродяжничества у цыган. Дайте только время.
Или эта любовь к золоту. Зубы, кольца и браслеты... Агностика... Даже если цыган одет в рубище, на его теле обязательно найдется золотой амулет. Не удивлюсь, если выяснится, что цыгане произошли от вороны. Все признаки, включая характер и внешность — налицо. А это шизоидная традиция жить кагалом? В смысле табором. Грязь, шум, антисанитария и прочие прелести. И еще они любят гадить и гадать. И ладно бы только на себе, или под себя.. Вы когда-нибудь бывали на площади у Киевского вокзала?

Речь долговязого неожиданно прервал младенец, громко и смачно сплюнувший соску в чистенький сугроб.
Долговязый остановился, невольно пропуская процессию вперед, сдул с соски искрящийся снег, немного согрел ее в руках и вернул младенцу в рот.

- Ну так вот, - продолжал оратор уже с позиции замыкающего, - что еще в кавычках положительного мы можем рассказать о цыганах? Их бесконечное пение под гитару. Причем семиструнную.
Противопоставляя свои семь струн классической испанской гитаре, цыгане даже в этом пустяке умудряются выглядеть замшелыми артефактами. Парадоксально находя поддержку в нашей загадочной русской душе. При этом саму мысль о генетической связи нас с цыганами я отметаю как
неуместную. Природа их феномена наверняка останется неразгаданной. Говорят, что они прямые родственники индусов. Для меня сие странно. Я, к примеру, бывал в Индии. Если сходство с цыганами у индусов и есть, то исключительно внешнее. По характеру и обычаям это принципиально иной народ. Вы когда-нибудь видели, чтобы цыгане почтенно относились к коровам? Или умели дрессировать кобру. Они, правда, способны укрощать лошадей. Которых только что украли. Конокрадство считается почтенным ремесло среди этой братии. Как и любое воровство.
Ладно бы просто воровство. Цыгане крадут детей. Похищенные цыганами дети никогда не возвращаются в родные семьи. Они становятся плоть от плоти цыганами, несмотря на иной генотип. Цыгане гадают, воруют, поют и кричат. Вы обращали внимание, как они орут и кричат? Такое впечатление, что они глухи от рождения.
Если мы слышим в городе крик — это значит, что цыгане наверняка что-то украли и орут на радостях..Или этот институт баронства...

Тут долговязый замолчал, услышав чей-то далекий крик, разносимый эхом по морозному воздуху.
Компания вместе с долговязым остановилась, обернувшись назад.
- О! - с удовлетворением констатировал долговязый, хлебнув из «мерзавчика» коньяку.
- Не иначе как цыган нажрался и веселится от переизбытка чувств.
В следующее мгновение взгляд оратора упал на санки. Санки были пусты.
Они были решительно пусты. Без признаков наличия в них младенца.
Долговязый выронил четвертинку из рук и зашатался...

Между тем, по проселочной дороге в сторону группы людей бежал человек и что-то кричал. Бежал он неловко - руки были заняты младенцем, завернутым в платок...

Долговязый, смахивая слезы радости, долго тряс руку человека, нашедшего его дочь в сугробе и настаивал на немедленном присоединении к компании с последующим обедом.
- Ничего особенного! - уговаривал он. - Затопим камин, поедим горячего, хлопнем по «150», споем под гитару. У меня неплохо получаются романсы..

Наконец Николай (так звали спасителя младенца) согласился, и вся компания пошла в сторону дачи долговязого.

Там все случилось, как и было обещано: «горячее», «по 150» и романсы под гитару.
Только пел их не долговязый, а тот самый Николай.
Николай Алексеевич Сличенко.
В те годы - актер, сегодня - руководитель цыганского театра «Ромэн».

P.S. Историю про спасенную цыганом дочь — мою жену, мне поведал тесть. Несмотря на почтенный возраст, он все такой же долговязый и не дурак откушать коньяку.