Шутки про умоляю - Свежие анекдоты |
202
— Доктор, у меня нос заложен.
— Я вас умоляю! Нос заложен?! У меня квартира, дача и машина заложены, а вы тут со своими соплями!
|
209
Жена пилит мужа:
— Яша, ну зачем ты купил новую расческу? Тебе что, уже некуда деньги девать?
— Соня, я тебя умоляю, у старой расчески поломался зуб.
— И ты из-за одного зуба купил себе новую расческу?!
— Соня, но ведь это был последний зуб!
|
|
210
Самуил Рабинович как две капли воды похож на Владимира Путина. И вот приходят к нему домой чекисты и говорят: - Самуил Рабинович, мы предлагаем вам очень высокооплачиваемую работу. Работу двойником одного человека. - Ой, я вас умоляю, зачем этот цирк. - В смысле? - Дело в том, что у меня самого есть двойник, который кстати сейчас работает президентом России.
|
|
211
Самуил Рабинович как две капли воды похож на Владимира Путина. И вот приходят к нему домой чекисты и говорят:
- Самуил Рабинович, мы предлагаем вам очень высокооплачиваемую работу. Работу двойником одного человека.
- Ой, я вас умоляю, зачем этот цирк.
- В смысле?
- Дело в том, что у меня самого есть двойник, который кстати сейчас работает президентом России.
|
|
212
Старый парикмахер
Мы жили в одной комнате коммуналки на углу Комсомольской и Чкалова. На втором этаже, прямо над садиком "Юный космонавт". В сталинках была хорошая звукоизоляция, но днем было тихонько слышно блямканье расстроенного садиковского пианино и хоровое юнокосмонавтское колоратурное меццо-сопрано.
Когда мне стукнуло три, я пошел в этот же садик. Для этого не надо было даже выходить из парадной. Мы с бабушкой спускались на один этаж, она стучала в дверь кухни - и я нырял в густое благоухание творожной запеканки, пригорелой кашки-малашки и других шедевров детсадовской кулинарии.
Вращение в этих высоких сферах потребовало, чтобы во мне все было прекрасно, - как завещал Чехов, - и меня впервые в жизни повели в парикмахерскую.
Вот тут-то, в маленькой парикмахерской на Чкалова и Советской Армии, я и познакомился со Степаном Израйлевичем.
Точнее, это он познакомился со мной.
В зале было три парикмахера. Все были заняты, и еще пара человек ждали своей очереди.
Я никогда еще не стригся, был совершенно уверен, что как минимум с меня снимут скальп, поэтому ревел, а бабушка пыталась меня взять на слабо, сочиняя совершенно неправдоподобные истории о моем бесстрашии в былые времена:
- А вот когда ты был маленьким...
Степан Израйлевич - высокий, тощий старик - отпустил клиента, подошел ко мне, взял обеими руками за голову и начал задумчиво вертеть ее в разные стороны, что-то бормоча про себя. Потом он удовлетворенно хмыкнул и сказал:
- Я этому молодому человеку буду делать голову!
От удивления я заткнулся и дал усадить себя в кресло.
Кто-то из ожидающих начал возмущаться, что пришел раньше.
Степан Израйлевич небрежно отмахнулся:
- Ой, я вас умоляю! Или вы пришли лично ко мне? Или я вас звал? Вы меня видели, чтобы я бегал по всей Молдаванке или с откуда вы там себя взяли, и зазывал вас к себе в кресло?
Опешившего скандалиста обслужил какой-то другой парикмахер. Степан Израйлевич не принимал очередь. Он выбирал клиентов сам. Он не стриг. Он - делал голову.
- Идите сюда, я буду делать вам голову. Идите сюда, я вам говорю. Или вы хочете ходить с несделанной головой?!
- А вам я голову делать не буду. Я не вижу, чтобы у вас была голова. Раечка! Раечка! Этот к тебе: ему просто постричься.
Степан Израйлевич подолгу клацал ножницами в воздухе, елозил расческой, срезал по пять микрон - и говорил, говорил не переставая.
Все детство я проходил к нему.
Стриг он меня точно так же, как все другие парикмахеры стригли почти всех одесских мальчишек: "под канадку".
Но он был не "другой парикмахер", а Степан Израйлевич. Он колдовал. Он священнодействовал. Он делал мне голову.
- Или вы хочете так и ходить с несделанной головой? - спрашивал он с ужасом, случайно встретив меня на улице. И по его лицу было видно, что он и представить не может такой запредельный кошмар.
Ежеминутно со смешным присвистом продувал металлическую расческу - будто играл на губной гармошке. Звонко клацал ножницами, потом брякал ими об стол и хватал бритву - подбрить виски и шею.
У Степана Израйлевича была дочка Сонечка, примерно моя ровесница, которую он любил без памяти, всеми потрохами. И сколько раз меня ни стриг - рассказывал о ней без умолка, взахлеб, брызгая слюной от волнения, от желания выговориться до дна, без остатка.
И сколько у нее конопушек: ее даже показывали врачу. И как она удивительно смеется, закидывая голову. И как она немного шепелявит, потому что сломала зуб, когда каталась во дворе на велике. И как здорово она поет. И какие замечательные у нее глаза. И какой замечательный у нее нос. И какие замечательные у нее волосы (а я таки немножко разбираюсь в волосах, молодой человек!).
А еще - какой у Сонечки характер.
Степан Израйлевич восхищался ей не зря. Она и правда была очень необычной девочкой, судя по его рассказам. Доброй, веселой, умной, честной, отважной. А главное - она имела талант постоянно влипать в самые невероятные истории. В истории, которые моментально превращались в анекдоты и пересказывались потом годами всей Одессой.
Это она на хвастливый вопрос соседки, как сонечкиной маме нравятся длиннющие холеные соседкины ногти, закричала, опередив маму: "Еще как нравятся! Наверно, по деревьям лазить хорошо!".
Это она в трамвае на вопрос какой-то тетки с детским горшком в руках: "Девочка, ты тут не сходишь?" ответила: "Нет, я до дома потерплю", а на просьбу: "Передай на билет кондуктору" - удивилась: "Так он же бесплатно ездит!".
Это она на вопрос учительницы: "Как звали няню Пушкина?" ответила: "Голубка Дряхлая Моя".
Сонины остроты и приключения расходились так стремительно, что я даже частенько сначала узнавал про них в виде анекдота от друзей, а потом уже от парикмахера.
Я так и не познакомился с Соней, но обязательно узнал бы ее, встреть на улице - до того смачными и точными были рассказы мастера.
Потом детство кончилось, я вырос, сходил в армию, мы переехали, я учился, работал, завертелся, растерял многих старых знакомых - и Степана Израйлевича тоже.
А лет через десять вдруг встретил снова. Он был уже совсем дряхлым стариком, за восемьдесят. По-прежнему работал. Только в другой парикмахерской - на Тираспольской площади, прямо над "Золотым теленком".
Как ни странно, он отлично помнил меня.
Я снова стал заходить к старику. Он так же торжественно и колдунски "делал мне голову". Потом мы спускались в "Золотой теленок" и он разрешал угостить себя коньячком.
И пока он меня стриг, и пока мы с ним выпивали - болтал без умолку, брызгая слюнями. О Злате - родившейся у Сонечки дочке.
Степан Израйлевич ее просто боготворил. Он называл ее золотком и золотинкой. Он блаженно закатывал глаза. Хлопал себя по ляжкам. А иногда даже начинал раскачиваться, как на еврейской молитве.
Потом мы расходились. На прощанье Степан Израйлевич обязательно предупреждал, чтобы я не забыл приехать снова:
- Подумайте себе, или вы хочете ходить с несделанной головой?!
Больше всего Злата, по словам Степана Израйлевича, любила ириски. Но был самый разгар проклятых девяностых, в магазинах было шаром покати, почему-то начисто пропали и они.
Совершенно случайно я увидел ириски в Ужгороде - и торжественно вручил их Степану Израйлевичу, сидя с уже сделанной головой в "Золотом теленке".
- Для вашей Златы. Ее любимые.
Отреагировал он совершенно дико. Вцепился в кулек с конфетами, прижал его к себе и вдруг заплакал. По-настоящему заплакал. Прозрачными стариковскими слезами.
- Злата… золотинка…
И убежал - даже не попрощавшись.
А вечером позвонил мне из автомата (у него давно был мой телефон), и долго извинялся, благодарил и восхищенно рассказывал, как обрадовалась Злата этому немудрящему гостинцу.
Когда я в следующий раз пришел делать голову, девочки-парикмахерши сказали, что Степан Израйлевич пару дней назад умер.
Долго вызванивали заведующего. Наконец, он продиктовал домашний адрес старого мастера, и я поехал туда.
Жил он на Мельницах, где-то около Парашютной. Нашел я в полуразвалившемся дворе только в хлам нажравшегося дворника.
Выяснилось, что на поминки я опоздал: они были вчера. Родственники Степана Израйлевича не объявлялись (я подумал, что с Соней и Златой тоже могло случиться что-то плохое, надо скорей их найти).
Соседи затеяли поминки в почему-то не опечатанной комнате парикмахера. Помянули. Передрались. Танцевали под "Маяк". Снова передрались. И растащили весь небогатый скарб старика.
Дворник успел от греха припрятать у себя хотя бы портфель, набитый документами и письмами.
Я дал ему на бутылку, портфель отобрал и привез домой: наверняка, в нем окажется адрес Сони.
Там оказались адреса всех.
Отец Степана Израйлевича прошел всю войну, но был убит нацистом в самом начале 1946 года на Западной Украине при зачистке бандеровской погани, которая расползлась по схронам после нашей победы над их немецкими хозяевами.
Мать была расстреляна в оккупированной Одессе румынами, еще за пять лет до гибели отца: в октябре 1941 года. Вместе с ней были убиты двое из троих ее детей: София (Сонечка) и Голда (Злата).
Никаких других родственников у Степана Израйлевича нет и не было.
Я долго смотрел на выцветшие справки и выписки. Потом налил до краев стакан. Выпил. Посидел с закрытыми глазами, чувствуя, как паленая водка продирает себе путь.
И только сейчас осознал: умер единственный человек, кто умел делать голову.
В последний раз он со смешным присвистом продул расческу. Брякнул на стол ножницы. И ушел домой, прихватив с собой большой шмат Одессы. Ушел к своим сестрам: озорной конопатой Сонечке и трогательной стеснительной Злате-Золотинке.
А мы, - все, кто пока остался тут, - так и будем теперь до конца жизни ходить с несделанной головой.
Или мы этого хочем?
Александр Пащенко
|
|
213
Жена пилит мужа:
– Яша, ну, зачем ты купил новую расчёску, тебе что, уже некуда деньги девать ?
– Соня, я тебя умоляю, у старой расчёску поломался зуб
– И ты, из-за одного зуба купил себе новую расчёску?
– Соня, но ведь это был последний зуб!!!
|
|
215
Яша! Когда я умру... Обещай, шо ты приведёшь домой другую женщину... Соня, я тебя умоляю, ну, шо ты такое говоришь??? Нет, Яша! Обещай! Обещай! Обещаешь? Ну, таки, хорошо... Обещаю! И отдашь ей мою новую шубку! Обещай! Обещаешь? Обещаю... И отдашь ей мои новые сапожки! Обещаешь? Соня, они ей будут маленькие..
|
|
223
Обычная одесская коммунальная квартира.
Женщина моется в общей ванной, а сосед встал на табуретку в
коридоре и заглядывает через стеклянный верх двери. Она это
тут-же заметила:
- Ну и шо вы Моня на меня так уставились? Ви шо голой бабы
никогда не видели?
- Ой Роза, я вас умоляю! Я только наблюдаю, чьим вы мылом
моетесь!
|
|
228
На приеме: - Доктор, у меня нос заложен!!! - Я вас умоляю. У меня дача, машина и дом заложен и все нормально.
|
|
229
Шотландец проиграл за вечер сто фунтов стерлингов и жалобно обращается к своим партнерам по покеру:
— Ребята, помогите, умоляю вас! Если жена узнает, что я продул сто фунтов, она голову мне отвернет.
На глазах его появились слезы.
— Заклинаю вас! Верните мне эти деньги, иначе мне не жить!
Партнеры повздыхали, поворчали, но, сжалившись над беднягой, вернули ему деньги.
— Ребята, — продолжал неудачник — дайте мне еще пятьдесят фунтов, чтобы она подумала, что я выиграл.
|
|
230
Сидит алкаш на празднике, перед ним стакан водки. Выпивает половину и умирает. На небесах говорит Богу:
— Слушай, умоляю, преврати меня в жучка, паучка,
в кого угодно, только верни меня — водку допить надо, там же ещё полстакана осталось!
Бог согласился, превратил его в паука и алкаш оказался на потолке, прямо над стаканом.
— Так ведь я же не достану!
— А ты тужься, из тебя паутина полезет, ты к стакану и спустишься!
Тужится он, тужится, уже почти над стаканом,
и вдруг — стоп! Дальше никак!
— Ну что же делать, я тужусь, а никак дальше не спуститься!
— А ты сильнее тужься!
Тужится он сильнее, тужится, вдруг его кто-то по плечу стучит:
— Вась, проснись, ты обо…лся!
|
|
232
Давно это было. Или: Прохождение таможни
Стоял сначала - чтоб не нарываться:
Ведь я спиртного лишку загрузил, -
А впереди шмонали уругвайца,
Который контрабанду провозил
В.С. Высоцкий
Когда я вернулся домой из Сибири, то очень быстро попал в веселый, сплоченный коллектив, (немного повторяюсь: простите великодушно), состоявший из одноклассников и сокурсников, собранных нашим шефом (моим одноклассником). Не был знаком только с двумя, про одного уже писал, решил написать и про второго.
Кузнецов Леша. Единственный среди нас не одноклассник, не сокурсник и даже не политехник (как такое могло случиться?). В душе его навсегда поселились три страсти: футбол, рыбалка и борьба с зеленым змием (в свободное от работы время). Для лучшего понимания истории добавляю: характер не нордический и не выдержанный (в состоянии похмелья – особенно), поэтому иногда даже срывался и проявлял признаки недовольств голосом. Нет, не так: ГОЛОСОМ!!! Это был не крик, не рык, немного другое. Больше всего похоже на рев разъяренного зверя, но только я что-то не встречал зверей, забивающих своими вокальными данными звук проходящего поезда. Ну просто какой-то пушечный залп над ухом (Алексей мог бы петь ведущие партии в опере, и всех солистов просто смело бы со сцены ураганом его голоса, но маленький нюанс – музыкального слуха ровно ноль, солисты облегченно вздыхают). Но это в гневе, а так белый и пушистый (в буквальном смысле этих слов – огромная копна абсолютно белых волос) и даже слегка рассеянный.
В один прекрасный день в голове нашего знакомого появилась хорошая мысль о прекрасном теплом отдыхе в Египте, на Красном море понырять с аквалангами, да на песочке погреться, благо новогодние каникулы близко-близко. Первым об этом был оповещен лучший друг нашего героя – Серега Половинкин, с рабочим псевдонимом «Четверть».
Серега с интересом выслушал, задал наводящий вопрос:
- А жены?
Получил положительный ответ:
- Ну куда же без них.
Задали задачку боевым подругам, услышали:
- Да!, - но с поправками – покупались, нанырялись и на три дня в Израиль (Рождество на Святой земле и никак иначе, мы же православные!).
Дело в том, что жена Половинкина, Ольга, была истово верующей, все посты соблюдались, в Храм Божий, не только по праздникам, но по зову души и сердца (в этих строчках ни капли иронии), а тут такая возможность, и Оля внесла предложение, от которого невозможно отказаться: «Aut Ceasar, aut nihil». Поступило согласие (правда, со вздохом, троекратным). Купили путевки, приступили к сборам, причем госпожа Половинкина внесла коррективы и в форму одежды (для посещения Храма).
До выезда оставалось всего ничего, и в голову Ольги пулей влетела новая хорошая мысль: «Святая вода, да я наберу Святой воды в Иерусалимских храмах или источниках и привезу её в свой Храм». Душа запела, сердце забилось, пришло ощущение свершения подвига (даже мессианства). Одновременно закралось легкое сомнение - а набирать-то куда, а вдруг там ничего не будет, совсем? Ответ тоже нашелся легко: взять пустые банки с полиэтиленовыми крышками, проложить их чем-нибудь малоответственным и вот так совершить маленькое паломничество. Второе маленькое сомнение (что подумает муж по поводу пустой стеклотары в ручной клади) тоже решилось просто – эту сумку будет носить Лешка вместе с его беспримерным пофигизмом (бытовые мелочи его никогда не заботили), а вот муженек мог бы и допрос (с пристрастием) устроить.
Жена Алексея, Ирина, была не в восторге от замыслов мадам Половинкиной, но и особых возражений не проявила, тем более для Лешки лишняя сумка – слону дробинка.
Вылет из Адлера задерживался по метеоусловиям, и Леша-Сережа коварно улизнули в бар (или буфет) дабы скоротать время за рюмкой чая. Время скороталось очень хорошо (особенно для Кузнецова), и в качестве нанесения первого предупреждения Ирина отобрала у Лешки всю валюту.
К прохождению таможенного досмотра наш славный Алексей Александрович выглядит так:
- слегка выбрит;
- пьян (не слегка), но не бузит, на ногах стоит крепко, орлиный взгляд устремлен в пространство;
- в правой руке паспорт и билет, а в левой спортивная сумка с десятью пустыми полуторалитровыми банками (с полиэтиленовыми крышками), переложенными женской одеждой, женским бельем и предметами интимной гигиены (ну, чтобы банки не звякали), но про начинку Леша еще ничего не знает, на Ирку свою обижен, и, оторвавшись от коллектива, начинает проходить досмотр.
Паспорт открыт (и предъявлен), сумка едет на просветку, у таможенника и Алексея начинается душевный диалог:
- А валютная декларация где? (Таможенник)
- А у меня нет валюты.
- В смысле ? (Таможенник настаивает)
- Нет совсем, жена отняла.
- А где жена?
- А не знаю где, может в Волгоград возвращается (мы-то с Вами знаем, что Леша обижен на жену, и может быть даже очень сильно, а таможенник нет)
- То есть Вы летите на десять дней в Египет и Израиль без валюты?
- Да!!
- ???
- !!!
- Ну скажите, а сумка ваша? (настойчивый таможенник уже что-то заподозрил и готовится получить внеочередное звание или премию)
- Моя.
- Откройте!
Помните про внешний вид нашего героя? Отстраненно глядя в пространство Леша открывает сумку. Мне рассказывали, что у несчастного таможенника произошел разрыв шаблона, наступил когнитивный диссонанс с зависанием головного мозга – он увидел пустые банки и все остальное.
- А вы уверены, что она Ваша? - прошептал таможенник.
- Уверен!
- Точно уверены?
- Абсолютно!!!!
- Тогда ответьте мне, пожалуйста, умоляю, ответьте правдиво, зачем Вам пустые банки и явно женская одежда (ЛГБТ-сообщество и Леша – это несовместимо, то есть абсолютно, и эта несовместимость видна невооруженным взглядом), ну скажите, зачем????
Леша перевел глаза вниз и поглядел в сумку…
Говорят, что очередь на прохождение таможни разлетелась в разные стороны от этого звукового торнадо, сам таможенник лишился чувств, в аэропорту вылетело несколько стекол, а близстоящие самолетики трусливо поджимали шасси и падали на бетон. Сколько народу просто оглохло и получило травмы, история до меня не донесла, полагаю, очень много.
Леша стоял, глядя в сумку, и орал:
- ИРКА!!!!! СТЕРВА!!!!! УБЬЮЮЮ!!!!
P.S. Вся четверка в итоге отлично отдохнула. Ирина не пострадала (любовь - сильное чувство). Количество Святой воды, привезенной оттуда как-то забылось. Таможенник, правда, заикается до сих пор и досрочно вышел на пенсию. Вот так.
|
|
233
- Изя, если ты вышел из себя, это значит у тебя таки не все дома!
- Сара, я тебя умоляю, я таки вышел из себя, чтобы удобнее было взять себя в руки!
|
|
234
В метро некоторые мужички усаживаются на самое козырное, лобное место, широко расставляют ноги, как будто им вот-вот рожать, и хватаются рукой за него. Нет, не так - за НЕГО. Мужчины о НЁМ думают именно так - большими буквами.
В тот раз всё было типично: мужик сидел в вагоне по центру дивана, расставив ноги на ширину эго. Другие пассажиры скромно жались по краям. Мужик время от времени пробегал пальцами по своей трубе, скажем так. Вид у него при этом был озадаченный: с похожим выражением лица шарят по карманам в поисках пропавшего кошелька. Мужик музицировал слишком заметно. Мне в очередной раз стало жутко неловко: в вагоне было много женщин, причём пожилых. Некоторые из них отворачивались, стараясь смотреть в другую сторону.
Напротив этого паганини сидел старенький дедушка. Несколько деревенского вида, в кирзовых сапогах, с сумкой-тележкой, в которой он, видимо, ещё подвозил снаряды на передовую во время войны. Дедушка, как раз наоборот, внимательно наблюдал за солистом нашей местной филармонии. В глазах старичка засверкали задорные искорки.
Неужели дедок что-то ему ляпнет, подумал я. Ляпни, дедок, умоляю, ляпни, бормотал я про себя целую станцию.
И дедок ляпнул:
"Потерял чего, милок?"
Мужик вздрогнул и (я чуть не написал - выронил инструмент) отдёрнул руку.
Но было уже поздно.
Потому что дедушка громогласно закончил репризу:
"Хочешь, свой одолжу? Мне-то уж без надобности".
|
|
235
Навеяно модой на истории с курьезными фамилиями.
Нефертити.
Одним из украшений нашей кафедры был (и, надеюсь, есть, дай ему боги здоровья) профессор Степан Андреевич Штольц, чистокровнейший баварец, внезапно на Фестивале 1957 года влюбившийся в Москву - вернее, чего уж там, в москвичку - с таким треском и энергией, что в 1960-м он уже вел на ломаном русском теорию машин и механизмов в нашем прославленном вузе. Нерастворимый немецкий акцент, вкупе с царственной осанкой и огненным взором, и поныне придает его лекциям особенный аристократический шарм.
Защита диплома. Комиссия. Две студентки на группу. По традиции - дамы вперед. Первая, синий чулочек в свитере и хвостике, отбомбилась предсказуемо без сучка и задоринки и, после перерыва, на сцене появилась вторая. Льняная грива на полметра ниже юбки, каблучищи, визаж - ну в общем, вы поняли. Создание, постреливая глазками, порхает у досок с указкой и достаточно толково излагает сопроводительную.
В тишине звонко раздается щелчок языком и возглас:
- Нефертити!
Польщенная красавица удваивает шарм и неспешно, виляя талией, движется по теме.
- Ах, Нефертити!!!
Мне показалось, дипломантка даже смутилась и заколебалась на секунду, не совершить ли книксен. Но длина юбки... В общем, заминки считай не было.
- Никитина!!! - вскочил наконец герр Штольц. - Я фас нижайше умоляю! Пошалуйста, не фертите бедрами! Фы радикально отвлекаете нас всех (орлиный взор поверх академических лысин) от того, зачем мы сдесь фсе собрались.
Отер свою сверкающую маковку белоснежным платком и чинно уселся на место.
(c).sb.
|
|
236
- Изя, я тебя умоляю, шо это ты такое слушаешь?!
- Это рэп – еврейская народная музыка.
- Решил таки красиво пошутить? Думаешь я не знаю, шо рэп придумали негры?
- Послушай, Додик – вот ты нанимаешь девок, они поют-стараются, ты только под шумок вставляешь словечки и при этом считаешься солистом и лидером группы... И таки скажи честно, ты правда веришь, шо такую гениальную шнягу могли придумать какие-то там ниггеры?
|
|
237
Обычное утро коммунальной квартиры номер четыре
Автор: Александр Гутин
Мама, оно не хочет! Оно не влезает и не хочет!
-Мусечка, вы бы шоколад в мясорубку еще с фольгой засунули! И зачем вам мясорубка, когда есть терка?
-Розалия Моисеевна, вы такая умная, что у вас скоро мозг пойдет носом! И что вы все время смотрите в чужие стороны, когда у вас борщ? Варите свой борщ и я вас не спрашиваю.
-Муся, Розалия Моисеевна права, шоколад надо поломать на кончики, а потом тереть на терке, зачем тебе мясорубка?
-Ну, так я ей и говорю, зачем ей мясорубка, только ваша Муся это не Муся, а какой-то бендюжник, кричит и хамит пожилой женщине.
-Розалия Моисеевна, у вас борщ, идите его солить и не думайте, что вы самая умная, а вокруг мебель!
-Вот видите, она опять, ваша Муся! Приличные родители, надо же...
-Мама я хочу какать!
-Левочка, подожди, я тру шоколад, у меня грязные руки.
-Мама я хочу какать, я сейчас покакаю прямо на половик!
-Муся, идите усадите ребенка в уборную, вы что боитесь измазать шоколадом его дрек? Я только позавчера выбивала половик!
-Мама я хочу какать! Мама я хочу какать!
-Оу, Муся, иди уже усади Левочку, я потру твой шоколад!
-Семен Иммануилович, вы что опять в уборной? Выходите, тут ребенок хочет!
-А почему вы думаете, что я не хочу? Я только зашел!
-Так вы всегда хочите, а ребенок только иногда. И вы уже со вчерашнего дня там живете и не выключаете за собой свет!
-Мама я хочу какать!
-Семен Иммануилович, если Левочка покакает на половик, вы сами будете его нести в химчистку, выходите из уборной, я вас умоляю!
-Ша! Я уже выхожу! Я так не могу, тут не дают спокойно жить и умереть! Это же не возможно!
-Семен Иммануилович, тут после вас мухи летают мертвыми и не жужжат! Что вы такое кушали, Семен Иммануилович?
-Муся, когда вы будете ходить в уборную фиалками, я вам сразу сообщу, а пока не делайте мне беременной голову и усадите уже своего Левочку какать!
-Муся, тебе тереть весь шоколад или половину?!
Было обычное утро коммунальной квартиры номер четыре в доме по Зеленой. Муся Шнейдерман и ее мама Хана Абрамовна готовили шоколадный пирог, Розалия Моисеевна варила свой борщ, а Левочка, сын Муси и внук Ханы Абрамовны хотел какать.
Именно в это обычное утро коммунальной квартиры номер четыре, сын Розалии Моисеевны, Йося, вошел в парадной майке белого цвета и в синих тапках на ногах на кухню и сказал:
-Мама, вы как хотите, но я так больше не могу, мама!
-Ай, Йося, не делай мне голову, ты видишь я занята и варю борщ?
-Я так больше не могу, мама, и я хочу сказать, что я женюсь.
-В смысле ты так больше не могу и хочу сказать, что ты женюсь?
-Я, мама, женюсь, я хочу тебе это сказать и так больше не могу.
-В смысле, ты женюсь и хочешь мне сказать и так больше не могу?
-Мама, прекратите повторять моих слов! Я именно это и хочу вам сказать! Мне двадцать шесть лет и я имею право!
Розалия Моисеевна положила ложку на стол, выключила газовую конфорку и тяжело опустилась на табурет.
-То есть ты женишься?
-Да, мама, я женюсь.
-То есть ты вот так вот женишься на женщине?
-Да, мама, я решил. Я женюсь на женщине, потому что на мужчине никто не женится.
-Это еще как сказать- вклинилась в разговор Муся.
-Муся Шнейдерман, если ты не замолчишь свой рот, я сделаю тебе первую группу инвалидности вот этим борщом и мне не будет жалко полкило говядины, которые там плавают!-парировала Розалия Моисеевна- То есть ты, Йося, все решил?
-Да, я все решил, мама, и даже не спорьте.
-То есть ты все решил, Йося, а мама может уже ничего не решать? И кто эта шикса, что ты на ней решил?
-Ну, почему сразу шикса, мама? Она хорошая девушка с работы.
-Хорошие девушки не работают на трикотажной фабрике. Там работают шиксы, а хорошие девушки сидят дома и жду пока на них женится хорошие мальчики из приличных семьи.
-Но мама, она правда очень хорошая, мы ходили с ней в драмтеатр и в горпарк кататься на карусели и кониках! Ее зовут Танюша Гапоненко, она живет в общежитии, она …
-Ша! Вы слышали? Гапоненко! Ее зовут Гапоненко из общежития! Мы Фельдман, а она Гапоненко! Конечно, она хорошая, она очень хорошая! Она видит стоит неженатый мальчик из хорошей семьи, воспитанный и одетый в приличную рубашку, так она сразу охмурила и сделал себе личную жизнь!
-Мама, подожди...
-Так мало того, этому шлимазлу больше не нужна мама, которая всю жизнь только и делает, что его любит как свуою жизнь и здоровье, одевает как английского лорда, делает гефелтифиш, который не пробовал сам Леонид Ильич, так зачем ему любить такую маму, когда у него есть Гапоненко, гойка, которая ходит в драмтеатр и катается на кониках!
-Мама, ну хватит играть театр, ты же не в кино! Я женюсь и все!
-Значит я умру. Иди женись, делай что хочешь, на Гапоненке, на Шмапоненке, хоть на негритоске из колоний, мне все равно, я умру и у тебя не будет никакой мамы и тебе будет хорошо.
-Мама!-неожиданно твердо произнес Йося- Я женюсь. Все. До свидания.
На свадьбе Розалия Моисеевна не произнесла ни слова. Когда гости начали расходиться, она молча встала, и поджав губы удалилась в комнату, плотно прикрыв за собой дверь, поэтому так и не увидела, как молодожены уезжали в общежитие, где решили жить после свадьбы.
Несколько раз Йося с женой пытались утрясти конфликт, приходили в гости к Розалии Моисеевне, но она только молчала и не притрагивалась к принесенному торту.
Йося очень переживал, удивлялся неприступности мамы, а потом, с горечью констатировал факт того, что она сдавать позиций не собирается и визиты прекратил.
-Муся, вы бы поговорили с Розалией Моисеевной, это же надо устраивать такую трагедию из Гамлета, Йося так переживает, так переживает, что даже похудел и плохо кушает- говорила Зина Хаскина.
-А что я могу сделать? Это же не женщина, а железный Феликс. Можно подумать у нее не один сын, а целая футбольная команда «Динамо»...
С Розалией Моисеевной о сыне никто заговаривать не решался, обходя деликатную тему, а сама она при упоминании его имени мрачнела и принималась нарочито громко звенеть тарелками.
Прошел почти год. Был теплый майский вечер. Возле гаражей играли в домино Зелик Абрамович, Боря Лифшиц и Вася Калюжный. Мальчишки галдели, сидя на пожарной лестнице. Зина Хаскина громко рассказывала что-то по большому секрету жене доктора Шварца Гите Самуиловне, а сам доктор Шварц читал газету на балконе и слушал как дудит репетицию Шуберта на трубе за стеной Сема Зильберман.
Но вдруг двор словно накрыло ватой. Звуки стихли. Костяшка домино застыла в воздухе, зажатая в ладони Васи Калюжного, мальчишки, как по команде перестали галдеть и замерли, раскрыв рот, Зина Хаскина споткнулась на полуслове, а доктор Шварц прекратил шелестеть своей газетой. Даже труба Семы Зильберманы что-то невнятно продудела и замолчала.
Розалия Моисеевна, вешавшая на веревку пододеяльник, удивленно оглянулась и увидела в арке дома своего сына с женой. В руках Йося держал большой сверток, перевязанный голубой лентой.
Под гробовое молчание, переминаясь, Йося нерешительно приблизился к маме:
-Вот, мама. Я так больше не могу и хочу сказать. Хоть ты и может этого не хочешь, но это твой внук Миша, который мой сын. Просто Таня говорит, что ты должна на это посмотреть и познакомиться, потому что вы родственники.
Розалия Моисеевна молча взяла сверток из рук Йоси и заглянула в него.
-Миша?
-Миша. Но если ты не хочешь знакомиться, то он не виноват.
Розалия Моисеевна плакала.
-Мама, прекратите плакать, мама почему вы плачите?
-Идите в квартиру, я напеку оладушки, что вы проглотите язык и все зубы....
-Мама, оно не хочет! Оно не влезает и не хочет!
-Танюша, так порубайте мосол, кто же ложит в мясорубку мясо с мослами, я вас умоляю!
-Муся, смотрите в свою сторону, вас забыли спросить!
-Так Муся права, Таня, мясо надо порубать- сказала Розалия Моисеевна и сняла с плиты кастрюлю с компотом.
-Мама, я хочу какать!
-Подожли, Левочка, у меня руки грязные! Это не ребенок, это цорес майне грейсе!
Было обычное утро коммунальной квартиры номер четыре в доме по Зеленой.
|
|
244
КОНТРОЛЬНЫЙ В ГОЛОВУ
Даже если бы я был злобным маньяком-терминатором, то все равно не решился бы напасть на женщину с ребенком. Потому что страшно. Ведь нет такого коварства на которое не способна женщина находящаяся при потомстве. Вот на огромного «качка» напасть – милое дело. Кстати, большие мужики – аргентинозавры, совсем не ожидают нападения, они как правило не готовы к нему. Вот, мол, какой я огромный. Чего бояться?
Так что в трудную минуту, очень даже могут растеряться и спасовать.
Но не будем отвлекаться на психологические проблемы крупных мужиков, а вернемся к субтильным женщинам, защищающим свое потомство…
Заглянула к нам в гости Тамара - соседка по даче. И не одна а с дочкой Сашей, лет пяти.
Пока Тамара с моей тещей делились в огороде ценнейшим цветочным опытом, я позвал Сашу в дом и налил ей компоту.
Саша, с кружкой в обнимку, деловито села за стол и стала рассказывать очень странную историю:
- …А вчера мы с мамой поехали к тете Гале на день рождения и заблудились. Заехали не в ту деревню и там на нас напали бандиты, тоже на машине. Они нас остановили, потом стучали по стеклам и по крыше. Кричали: «Выходи! Выходи!» И с матом тоже. А мама открыла окно и как «пшикнула» им из баллончика. Бандиты схватились за головы и стали кричать еще больше, а мама им сказала: - «Простите меня, ребята, я не хотела вас обидеть! Ой, что я наделала! Вот вам молоко, вода и салфетки, быстро вытирайте глаза, а то ослепнете…»
В этот момент в комнату вошла Тамара и строго сказала:
- Саша, выпила компоту? Скажи - "спасибо" и иди на улицу, посмотри какие там в пруду головастики.
Девчонка убежала на свидание с головастиками, а я спросил Тамару:
- Что за жуткая история с вами вчера приключилась?
- Ой, до сих пор всю трясет. Не буду долго рассказывать, короче, заехали мы черти куда, а уже вечерело. За нами «Нива» увязалась. Увидели что женщина, одна, на хорошей машине, видимо ограбить решили. Дорога узкая, я несусь как могу, но там такие колдобины, что больше сорока не выходит. А «Нива» извернулась, срезала по траве, обогнала меня и прижала к кустам. Они выскочили и ко мне. Двое их было. А вокруг никого, поле и лес.
В общем, улучила я момент, приоткрыла окно, исхитрилась и полила их из баллончика.
Не очень хорошо, правда, попала, но все равно они отскочили, схватились за рожи и заорали как резаные, а потом…
- Подождите, Тамара, Саша сказала, что вы им молоко, воду и салфетки предлагали. Какая вода? Какие салфетки? Вы с ума сошли! Тут уж не до сантиментов, нужно было сразу рвать оттуда когти. Вы что?
- Да какие, в задницу, сантименты? Я вас умоляю. Все как раз наоборот: они воют, морды трут, а я испугалась, что вот-вот эффект пройдет и тогда нам с Сашкой наступит алес капут. Вот я на автомате и стала пищать: - «Ребята, простите меня, дуру, я не хотела. Давайте я вам на руки молока полью, потом салфетками глаза вытру. Скорее сюда! Парни, давайте, давайте, ниже, ниже, подставляйте руки!»
Они как зомби, пришли на голос, опустили от голов руки и стали нашаривать в воздухе откуда польется молоко, вот тут я весь баллончик в них и добила. На этот раз попала как надо, прямо в открытые рты.
Развернулись мы и спокойно уехали. Слава Богу, Саша испугаться толком не успела…
Ну, нам пора уже, спасибо, до свидания.
Мне даже показалось, что я невольно отступил назад, когда прощался с Тамарой…
|
|
245
Проводник поезда Костя, - демон продаж. Это больше чем факт, это так и есть. Он напоминает недопечённый колобок с очаровательной улыбкой и глазами, которые прячутся где-то там, между широко расставленными ушами - он мгновенно втирается в доверие и с ним комфортно. Пассажир, подходящий к нему оценивается и ему присваивается статус. Статус определяет степень риска, его, Костиных, будущих, манипулятивных действий, а также платежеспособность подошедшего. Наверняка есть и другие параметры, но они не сильно меня интересуют относительно демона продаж Константина. "Мне чай" - говорит пассажир. "Ха!" - думает Костя и достаёт огромный пакет, где, собственно, чай и много чего ещё, что к чаю. Далее развитий ситуаций может быть много, но все они сводятся к тому, что чай и "прицеп" из печенек, конфеток, рулетиков ("Возьми - так чай лучше раскрывает свой вкус.. к тому же это не дорого" - железно аргументирует Костя) оказывается а руках пассажира. А есть ещё вот что: "Слуушай, разводит Костя руками - у меня сдачи нет... я тебе на сдачу 5 пакетиков сахара могу предложить, или потом подойди, ещё чаю возьми, тебе ж далеко ещё ехать?" И упаси вас бог предложить оплату пятьюстами рублями или, много хуже - дать тысячу! Печеньки будут стремиться в обратный путь за отсутствием места в вашем животике :) да-да, животик непременно появится от такого количества печенек, рулетиков и проч. А казалось бы: просто чаю пошёл купить. И ни в коем случае не подходите к нему с ребёнком: пока на вторых этажах вам продают печеньки к чаю, левой рукой Константин мечет на стол брелки, раскраски, карандаши, фломастеры и что-то ещё ядовито-яркое в маленьких, сморщенных, шуршащих пакетиках. В партере мгновенно возникает желание взять всё сразу, т.к. на фоне вагона 80-х годов выпуска все эти вещи кажутся верхом совершенства... и вот сверху вам объясняют за печеньки (во всех нас просыпаются спящие до этого одесситы с привоза: "Скажите мне, как можно пить этот чай просто с горячей водой? Я вас умоляю!!!", "Костя, а горячая вода в использованный пакетик уже бесплатно?" "Шо, ваша мама вас так учит? - ужасается Костя) ну а снизу начинается: "Пааааап (или маааам)". И знаете что? Я прекрасно понимаю детей в этой ситуации, потому как сам, в своём детстве, в антураже вагона 80-х сталкивался с чудом в виде, например, жвачки Доналд Дак... прежде чем открыть, я внимательно ее осматривал, открыв, бережно сохранял вкладыш и жевал жвачку пару недель. У нас, у пацанов, было поверье: если пожевать, а затем посушить, слегка (только не пересушивать!) - вкус жвачки возвращается... жевали, пока она не распадалась на атомы :))) Я к чему всё это веду? Костя прекрасно разбирается в психологии и продажах, поэтому пассажир с ребёнком это не просто пассажир - это возможность выполнить план в непринужденной обстановке - ребёнок сделает всё сам: аргументирует, убедит, купит. Костя - демон продаж. Я с ним, в качестве эксперимента, тоже поменялся деньгами на чай и печеньки.., и ведь он расстроился, что я только до Микуня. Видимо, мне был присвоен какой-то положительно-неопасный статус пассажира, например 10-го уровня. Ах да, зовут-то его не Костя.., да и какая, в общем-то, разница.
|
|
246
"Я был мальчиком, а вы уже гремели!"
Из воспоминаний одесского эстрадного и театрального администратора Г.Г.Тагена...
На гастроли в Одессу приехала известная в своё время примадонна оперетты Клара Юнг.* Надо признаться, что популярная актриса была уже в очень почтенном возрасте, но искусный грим и большое мастерство оправдывали старость, и бывшая опереточная звезда доставляла ещё радость зрителям и делала большие сборы.
Артистические комнаты Одесского Зелёного театра устроены в отдельном флигеле, с выходом в парк за театром. Гастролёрша засветло приехала в театр и, закрывшись в комнате, стала гримироваться, попросив до спектакля никого к ней не пускать. Проинструктированный сторож никого не пускает в аллею, ведущую к артистическому флигелю.
Сквозь толпу любопытных энергично пробивается аккуратно одетый старичок в твёрдом белом воротничке, украшенном ярким галстуком. В руках старичка - маленький букетик бархатных незабудок.
Изучив обстановку, старик обращается к сторожу:
- Мне срочно нужно видеть Клару Марковну.
- Пустить не могу. Запрещено, - спокойно говорит сторож.
- Поймите, это очень важно и срочно, - пытаясь обойти сторожа, шумит старик.
- Гражданин, не рвитесь, не пущу! - преграждает ему путь сторож.
- Это крайне нужно! Она будет счастлива, - упорствует старик.
Но никакие уговоры не помогают, сторож непоколебим.
Старик нервничает, тычась во все стороны аллеи. Его букетик и яркий галстук мелькают перед глазами сторожа. как мотыльки. Но бдительный страж порядка удерживает на месте шустрого и не в меру назойливого старика.
- Где администратор, директор?! Позовите всех! Они срочно мне нужны, и никаких разговоров!
В это время я прохожу мимо столпившихся в аллее.
- Вот директор, - говорит сторож.
- Товарищ Таген! - бросается ко мне старичок с букетом. - Очень прошу разрешить мне пройти к Кларе Марковне.
- Не могу, голубчик. Она категорически запретила до выступления кого-либо к ней пускать. В антракте - милости прошу.
- Это невозможно! Вы понимаете, она настроится, она будет счастлива, - мелет старичок.
- Ладно, подождите. Я спрошу.
Клара Юнг сидит у зеркала, в светлом халатике и отдыхает. Лицо уже "сделано".
- Клара Марковна! Там какой-то старик с цветами буквально рвётся к вам. Мы его не пускаем, но он категорически настаивает.
- Я вас прошу никого ко мне не пускать. Я устала и должна отдохнуть перед выступлением.
- Хорошо, я так ему и скажу, - говорю я и выхожу в сад.
Старик, увидев меня, рвётся из рук сторожа.
- К сожалению, ничего не могу для вас сделать. Она устала и просит никого к ней не пускать.
- Она не знает! - кричит старик. - Умоляю вас, скажите, здесь Омарский Лев Борисович! Она разрешит, она обрадуется. Прошу вас, не откажите, - старик чуть не плачет, и я возвращаюсь.
- Клара Марковна, там старик прямо плачет. Омарский. Вы ему срочно нужны. Впустите старика .
- Омарский? - пожимает плечами примадонна. - Ладно, пусть зайдёт ко мне на минутку.
С порога флигеля я даю знак сторожу пропустить старика, который мчится по аллее со скоростью бегуна.
- Сердечно вас благодарю, - шепчет старик и входит в артистическую комнату.
Заинтересовавшись предстоящей встречей, я стою у раскрытой двери.
- Здравствуйте, дорогая Клара Марковна, - улыбается старик, целуя жилистую руку артистки. - Вот скромный букетик в знак новой встречи.
- Спасибо! - благодарит Юнг, кладя цветы на гримировочный столик. - Простите, но я вас не помню.
- Конечно, столько лет, столько лет... Вы мне своей игрой доставляли столько радости! Столько наслаждения!
- Наверное, - учтиво соглашается актриса.
- Как вы, милая Клара Марковна, сохранились. Я помню, был ещё мальчиком, а вы уже гремели.
- Вы были мальчиком?
- Да, совсем ещё мальчишкой бегал на спектакли знаменитой Клары Юнг.
- Сколько же вам лет? - с испугом спрашивает актриса.
- Семьдесят восемь, милая.
- А я, значит, гремела?! Убирайтесь! - кричит знаменитость. - Вон!!!
Я быстро выпроваживаю старика.
Актриса, падая в кресло, кричит:
- Воды! Валерьянки! Доктора!
С трудом мы приводим в чувство гастролёршу и спасаем спектакль с участием прекрасной актрисы, которой, по подсчётам старика, минимум лет сто!
* Клара Марковна Юнг, настоящее имя Хая-Рися Марковна Шпиколицер (1883-1951)
|
|
248
ВОПРОС ЖИЗНИ И СМЕРТИ
Дело было в Сальских степях. Снимался фильм о гражданской войне. Лето, жара под сорок, сухая степь, убийственное солнце. Сложная батальная сцена - белые атакуют, их косят из пулемета. Директор фильма, как было заведено в те времена, договорился с ближайшей военной частью, и еще на рассвете на площадку привезли роту солдат. Часа три их одевали, гримировали, вооружали. Потом ассистенты расставляли "беляков" в цепь, объясняли, как правильно падать, и что ни в коем случае нельзя смотреть в камеру.
Когда солнце начало припекать, прибыл режиссер. С удовольствием оглядел готовую к бою массовку и задал ритуальный вопрос бригадиру пиротехников:
- Ну что, Коля, можно начинать?
- Нет, конечно! - охладил его творческий пыл пиротехник. - Презервативов же нет!
Оказывается, главный "боеприпас" кинематографической войны состоит из резинового "изделия N2", в которое заливается красная краска и опускается маленький пластиковый электродетонатор с тонкими проводками. Затем презерватив завязывается узлом и приклеивается пластырем к фанерке, которая, в свою очередь, приклеивается еще более широким пластырем на тело "белогвардейца" под гимнастерку. В нужный момент нажимается кнопка, грамм пороха в пластиковом детонаторе взрывается, и сквозь свежую дыру в обмундировании красиво летят кровавые ошметки, а иногда даже дым и пламя.
- Я сколь раз говорил дирекции, чтоб купили презервативы, а они не чешутся! У меня же все готово, - завершил просветительскую речь пиротехник, указав на штабель фанерок, мотки проводов и бадью алой "крови".
Режиссер мгновенно вскипел и покрыл директора картины вместе с его администраторами массой слов, которые в те времена считались непечатными. Завершив все это обещанием немыслимых кар, он дал срок на доставку презервативов - десять минут.
Администраторша Марина, девица двух метров ростом и весом за восемь пудов, которая отвечала за подобный реквизит, мгновенно оказалась в студийном "уазике". "Уазик" сорвался с места и помчался в облаке белесой пыли к ближайшему городку. Не успел притормозить возле единственной аптеки, как Марина уже взлетела на крыльцо. Очередь старушек оторопела, когда в торговое помещение ворвалась гренадерского роста массивная девушка - распаренная, красная, запыхавшаяся, словно бегом бежала эти несколько километров, на потном лице разводы серой пыли.
- Вопрос жизни и смерти!.. - воскликнула девушка, задыхаясь. - Я вас умоляю!.. Срочно... Пропустите, без очереди...
Бабушки испуганно расступились. Марина просунула голову в окошечко:
- Я вас умоляю... Вопрос жизни и смерти... Срочно... Сто штук презервативов!
Пожилая аптекарша, напуганная криками о жизни и смерти больше других, впала в ступор. Механически, как робот, она извлекла из нижнего отделения шкафа картонную коробку и принялась заторможенно выкладывать на прилавок пакетики, считая их по одному.
- Женщина! - возопила в отчаянии Марина. - Я вас умоляю! Считайте быстрее! Меня там рота солдат ждет!
|
|