Сидит генерал с удочкой на берегу речки, ловит рыбу. Генерал
при полном параде: китель, штаны с лампасами, фуражка. Стоит
невыносимая жара, с генерала капает пот, он каждую минуту достает
платок, вытирает лысину и отмахивается от мух. С самого утра
ни одной поклевки, и генерал грустно смотрит на неподвижный
поплавок. Вдруг с небес раздается голос: "А ведь х$й прикажешь!"
Аналог Notcoin - TapSwap Получай Бесплатные Монеты с Телефона
|
| Источник: vysokovskiy.ru от 2009-10-20 |
История эту читал в конце времён перестройки в газете "Труд". Запомнилась довольно подробно из-за своей не шаблонности. Когда тогда вспоминали времена Брежнева то обычно тарахтели о коррупционности верхов, о противостоянии Андропова и Щёлокова. При этом жуют одни и те же истории: "брульянты" для жены министра МВД, как на станции метро милиционеры-отморозки убили сотрудника КГБ, ну и так далее. Иного ничего на ум не приходит знатокам, потому выкладываю нестандарт о том как МВД умыли КГБ во всех смыслах.
В те годы на Колыме помимо госпредприятий по добыче золота, были старательские артели - эдакие не то пережитки капитализма, не то форма кооперации (разновидность колхоза). Смысл прост - оформляются мужики с ломанной судьбой в такую вроде бы негосударственную структуру, моют золотишко, но в отличие от америкосного Клондайка золото обязаны были сдавать только государству по фиксированной цене, разумеется ниже той что была на чёрном рынке среди теневиков, соответственно желание продать дороже, но для этого надо вывезти золото на "большую землю", а это только на самолёте, а там проверки. Разумеется всячески исхитрялись (см. комедии "Вальс золотых тельцов", "По ком тюрьма плачет"), курьеры вывозили самородки, передавали скупщикам. Но был один нюанс: формально преступлением считалась только продажа этого золотишка, при чём по факту - вот курьер, вот золото, вот покупатель, вот деньги. Брать одного курьера с золотом было бесперспективно: система отработана была на 100%. Вяжут такого, а он: за что волки позорные? Золото моё, сам намыл - вот справка я работник артели, по закону сдавать обязан государству, вот и везу в Москву сдавать в КГБ, они мужики правильные, а вы наскрозь гнилые, имею право. В законе место сдачи точно не указано, местные чинуши моё золотишко притиснут, а в Москве оно на социалистическое строительство пойдёт. Всё, абзац, много бла-бла: ну там ишшо попадёшьси, много бумаг-протоколов, толку ноль. Золото изъяли, куда вёз-кому не узнали, кто отправитель в реальности - только подозрения.
И вот однажды привалила радость: взяли разом и курьера и покупателя, на передаче золото - деньги, все колются всю цепочку сдают. Победа по всем направлениям + партия была каких-то бешеных масштабов: самородки крупные и много. Щёлоков разумеется похвалился в Политбюро: вот как работать умеем, стране народное добро вернули, преступную сеть с корнем выдрали. Политбюро заинтересовалось и возжелало лично лицезреть вокруг чего такая радость. К следователю который на Петровке вёл это дело нарисовался генерал КГБ из охраны верхушки слуг народа и ультимативно потребовал: открывай сейф, давай чё там у тебя - мне приказано доставить твои цацки на Старую площадь, может тебе за твой труд чё и обломится, если я за тебя похлопочу. Шевелись, большие люди ждут.
Щассс. Следак в отказ - у меня своё начальство, это раз, золото - вещдок, это два, висит на мне, это три, согласовывайте. Вопли, да ты с кем, да я тебя! Но согласования начались, до самого верха. От Щёлокова приказ - оформлять передачу официально, по акту, с подробным указанием: количество самородков, вес каждого, общий вес, сдал - принял, звания, подписи. Не нравится кому советский закон, так в Политбюро и доложим. Генерал повопил, но процедуру стерпел, расписался и кипя гневом умотал. Через несколько часов возвращается. бухает пакет назад следаку, презрительно: держи ссыкун своё добро, ни х... с ним не сталось. Момент, а теперь обратная процедура, для начала общий вес - опа, недостача стока-то грамм, смотрим по акту - соответствует весу самородка №.., где оный? Генерал заикаться начал: не могёт быть, да я глазки протёр глядучи, да я только на столике в самом Политбюро из рук выпустил, да как же это.... Опять звонок на верх что делать? Щёлоков - генерала опросить, запротоколировать, а я к Брежневу еду, советоваться.
- Леонид Ильич, тут такое..., что теперь?
- Я чё-то не понял, ты у нас кто?
- Министр МВД.
- О! Министр милицейский! А чего должна милиция делать если чего-то украли?
- Дело заводить, следственно-процессуальные действия проводить...
- Ну так и заводи, проводи, закон что ли поменяли?
- Членов Политбюро надо допрашивать, кто самородки осматривал.
- Ну так и допрашивай, для них закон что ли другой, вот с меня и начинай. Хоть под протокол, хоть так...
После этого Щёлоков заглянул ещё кое к кому из Политбюро, с кем отношения были хорошие, формально для опроса, а фактически сообщил, что дело будет и никто замазывать его не станет - слух по верхушке задвинул.
Через некоторое время к следаку приезжает опять тот же КГБ-генерал, только кислый-кислый, смущённый-смущённый. Выкладывает недостающий самородок: эта, не для протокола, ну сам понимаешь, там же старичьё, ну так один в карман себе сунул и забыл, давай звони своим на верх, по-тихому закрываем процедуру, они там на Старой площади сами своими силами клистир выпишут. Кто это? Да ты чё, хочешь что бы мне башку отвернули? Хотя и так могут, на всякий случай. Ладно, может и обойдётся, оформляй полную передачу всего в сохранности.
|
|
"Если у Вас нету дяди."
Я уже как то рассказывал о дяде моего отца (может кто читал истории про сестру Чойбалсана, Ландау, Германа Титова). Это был уникальный, добрейший, и выдающийся человек. Ушел на фронт в июне 1941-го вместе со всем своим курсом, служил фронтовым хирургом, дослужился до полковника и вышел в отставку. Потом почти 30 лет он проработал в ЦИТО и через его приемную и хирургический стол прошли десятки знаменитых Советских спортсменов, политиков, актеров, научных деятелей, итд. Кавалер разных орденов, лауреат всяческих премий, доктор наук, автор более 100 научных статей, нескольких монографий, с дюжины изобретений, итд, итп.
Как водится такие люди и дружат с людьми яркими и неординарными. Например он дружил с Ю.В. Никулиным (актер кино и цирка), c С.П. Капицей (учёный), и Е.А. Фёдоровым (врач 1-го отряда космонавтов). А ещё один его друг сыграл достаточно ключевую роль в истории моей семьи. Про него и речь пойдёт.
После института мой отец был призван дабы отдать 2 года на благо танковых войск CCCP в качестве комвзвода. Прошёл год, другой, до дембеля остались считаные недели и тут организовываются танковые учения. Наверное отец мог от них и отмазаться, ведь дембель на носу, но он человек очень ответственный, если Родина сказала надо, значит надо. Хоть это и было начало 70-х, он служил на Т-55. Тогда в их дивизии (кстати ей командовал Геннадий Маргелов - сын того самого Маргелова), все офицеры, от комвзвода то комбата должны были быть примером для призывников, так что ожидалось что все офицеры умеют отлично и водить танк и стрелять из танковой пушки.
Свои машины стояли на консервации, в коконах или полукоконах. А для учений пригнали танки из тех что гоняли на учения из полка в полк. И готовили их учениям не сами, а хрен знает кто. Танков было несколько и для учений сформировали группы из комвзводов, комрот, и комбатов для каждого танка. Отцу естественно не повезло и он попал в группу с своим комбатом, ротным и другим взводным. Каждый член группы должен был показать навыки как командир танка, механик-водитель, наводчик и заряжающий (т.е. после каждого "круга" все менялись местами и "должностью"). Задание простое - провести танк по местности, преодолеть какие-то препятствия и сделать несколько выстрелов из танковой пушки по мишеням. Учения начались, поехали.
Сначала отстрелялся комбат, потом ротный, потом очередь моего отца дошла. Тут он видит что тот кто готовил танк к учениям забыл поставить загородку которая блокирует откат пушки после выстрела (грубейшее нарушение безопасности). И главное этот танк кто-то допустил к учениям. Вот здесь получилась дилемма, кстати очень жизненная, если экстраполировать ситуацию. По правилам танк принимать в таком состоянии нельзя, но тогда надо останавливать учения, докладывать выше. А кому выше-то, комбат рядом. И главное и комбат и ротный уже приняли танк и отстрелялись. Получается что некий взводный, прямо перед дембелем, начинает права качать и выставлять вышестоящих нарушителями. Что он самый умный что-ли? То есть или надо идти на принцип, или просто тихонько принять танк и отстрелять свои несколько выстрелов. Он и выбрал последнее, за что и поплатился.
Сделал мой отец один выстрел, другой, и вот последний и последняя мишень. В пылу учений забыл он про неустановленную загородку и тут же был наказан. После выстрела пушка откатом ударила его в локоть правой руки. Пушка у Т-55 ого-го какая. И откат у неё тоже ого-го какой. И сносит пушка ему локоть напрочь. Вместо локтя месиво из жил, вен, костей, мяса, итд.
Что должен сделать человек? Наверное взвыть белугой, распихать всех и вся, и требовать чтобы его срочно везли в медсанбат. Что же делает он? Ему стыдно прекращать учения и он сжав зубы приткнулся к стенке. Тем более что при следующем круге ему надо быть командиром танка.
До сих пор не понимаю как он дотерпел до конца учений. И ещё больше не понимаю как он из танка вылез и даже виду не показал, руку как то лишь как то прикрыл. Вылез, но честь отдать может лишь левой рукой. Комполка "ты чего?" "Да там фурукнул вскрылся" отвечает. "Тю-тю какие мы нежные, ну иди до врача." Пошатываясь добрёл до врача, показал, тот в ужасе. Срочно вкатили обезболивающего и в машину, а там он и отрубился.
Привезли в медсанчасть. "Ни хера себе?" Как же тебя угораздило то?" Локоть орган очень непростой, оперировать его не каждый, даже опытный, хирург ортопед возьмётся, но армейских эскулапов это не смутило. Как то осколки костей вытащили, где могли зашили, где не могли бинт наложили, ну и всё "принимай Суоми красавица". Ну и койку в палате выделили естественно.
Операция прошла по принципу песни "слепили из того что было, а что было то и полюбишь." Что должен делать человек? Я бы "караул" кричал. Но отец просто пишет письмо домой левой рукой (он умеет) что "да дембель на носу, но я дома буду позже. Служба задерживает. Всё нормально."
"Всё нормально...???" Мать получает такое письмецо. Видит что писано левой рукой, дураков же нет. Она срывается и едет к нему в часть, благо это не далеко (900 км) и видит этот цирк. Вернее смотреть там особо не на что, большой бесформенный клубок. Она тут же сообщает что думает об отцовских чудачествах, о местных хирургах, требует снимки, отсылает их и звонит дяде в Москву. Тот заявляет "ситуация аховая, надо срочно ехать в ЦИТО, иначе может быть худо. На армейских "коновалов" надежды мало, им лягушку опасно доверить препарировать, не то что локоть. Как обычно лечат в армейских госпиталях он знает не понаслышке, недаром сам с 1941-го по конец 50-х погоны носил."
И тут мой отец начинает идти на принцип. "Это что такое, я сам виноват. Не доложил, принял танк, должен нести ответственность. И с чего это я, офицер СА, не должен доверять армейским врачам? Они что, клятву Гиппократа не давали? Плюс, ЦИТО это для гражданских, вот дембельнётся, тогда посмотрим." Мать на него орёт "ты что, не понимаешь, пока ты не восстановишься, хрен кто тебя на дембель отправит. А тут счёт на дни идёт, запустишь ситуацию - потеряешь правую руку. Кем ты будешь? Хочешь стать инвалидом в 24 года?" Но отец человек упрямый и принципиальный, переубедить очень тяжело. Мать о дилемме дяде сообщает и он успокаивает "Ах так, ждите звонка."
Прошло пару часов, время под вечер, кое кто из эскулапов уже начинает спиртик принимать, благо его много, да и любили они это дело. И тут звонок, слышится командный голос "Начальника госпиталя к телефону." А начальник военного госпиталя есть фигура неоднозначная. Ему сам чёрт не брат, помимо комдива его хрен кто "построить" может.
"Ну, и кто меня тут беспокоит в этот поздний час?" "С вами говорит Главный Хирург Советской Армии, генерал-полковник Александр Александрович Вишневский. Представьтесь по форме." Начальник госпиталя бы меньше охренел если бы в госпиталь прилетели марсиане и вымыли толчок. Он чуть не проглатывает трубку, падает со стула, потом встаёт, застёгивается на все пуговицы и рявкает "Здравия желаю товарищ Главный Хирург Советской Армии. Докладывает подполковник Х...." "Подполковник, у вас там лежит старший лейтенант Ш. Какого спрашивается чёрта не можете сделать нормальную операцию локтя. Если не умеете, так и скажите. Я в принципе готов сам вылететь с бригадой хирургов и показать как надо лечить Советских военнослужащих. Вам нужна помощь?"
Начальник госпиталя снова чуть не падает и единственное что он может вымолвить "Что вы товарищ генерал-полковник? Всё будет сделано в лучшем виде, я сам лично проконтролирую и буду оперировать." В ответ "Я буду регулярно звонить, будете давать мне лично отчёт."
У бедняги подполковника ступор. Можно пожалуй сравить если бы председателю захолустного колхоза позвонил лично товарищ Брежнев и предложил прибыть в качестве комбайнера и помочь при уборке ячменя, ибо без него не справляются. Он прибегает к отцу в палату и говорит "Мать честная, я только о такой должности как Главный Хирург Советской Армии краем уха слышал. А тут довелось лично пообщаться." Естественно отношение тут же меняeтся, врачи госпиталя собираются на консилиум и достают запыленные книги со студенческих времён. Всё что сделано распарывается, разбивается, снимается, и операцию переделывают заново. Ну а А.А. Вишневский (пусть земля будет ему пухом) периодически названивает и ему идут бодрые отчёты.
Но далее идёт всё как по знаменитому фельетону Жванецкого. "Оперируют они удачно, они выхаживать не могут." "Вы хотите что бы он оперировал хорошо, и ещё выхаживал ночами?" "Я хочу что бы он жил." "Так скажите спасибо что он оперирует хорошо." "За что спасибо, если я его хороню?" Ну а более конкретно, физиотерапия в Советской армии начала 70-х была почти не предусмотрена. И вообще на хрена без 5 минут гражданским человеком заморачиваться? Швы конечно почти зажили, но рука высохла и локоть всё равно комок. Рука практически бездействует.
Идyт предложения - "товарищ старлей, а давайте мы вам оформим группу инвалидности, пенсию, и вперед на гражданку. А дальше вы как нибудь сами." Отец опять идёт на принцип. Раз, я сам виноват. Два, никаких инвалидностей - сам придумаю терапию, для начала привяжите мне просто к руке гирю. Я придумаю упражнения. Ну и в гробу я видал вашу пенсию, у меня гражданская специальность есть. Оклад только выплатите что положено за звание и должность. И на дембель хочу, итак чуть ли не полгода лишних в СА." Такого расклада уж точно никто не ожидал, уволили на гражданку с превеликим удовольствием.
Отец действительно придумал себе упражнения. Сначала с килограмовой гирей, потом с 2, 3, 5 кг. Привязал намертво, с ней ходил, ел, спал, итд. И миллиметр за миллиметром вытягивал локоть и накачивал мышцы. Через год конечность стала похожей на руку. Через 2 уже её было не узнать, накачал её а ля Сталлоне. Ну а из всего опыта почерпнул полную бескомпромисную принципальность ко всему что касается техники безопасности. Так что окончилось всё можно сказать благополучно.
Всё это хорошо конечно. Даже замечательно. Но меня всё мучают вопросы. А что было бы если бы не А.А. Вишневский? А как же остальные сотни и тысячи обычных граждан и военнослужащих, у которых не было правильного "дяди"? Бесплатная медицина это вещь хорошая в теории, а вот на практике может быть потребитель имеет ровно то за что платит?
|
|
Почитал новости про то как турецкий Эрдоган повязал црушного мятежника Гюлена, расстрелял его гвардию, вобщем сделал все положенное с майданом и я сам не заметил как вспомнилась история из моего армейского прошлого.
Кто в армии придумал устраивать "потешки" история умалчивает. Кто-то говорил, что сам царь Петр, но их одергивал наш старшина прапорщик Иванов и говорил, что только мудаки такое могли придумать - давать срочникам оружие и отправлять полк дебилов против полка даунов. Но генерал, чью фамилию я не помню, с ним был не согласен и поэтому в нашей дивизии два раз в год проводились военные учения. Полк на полк, где офицеры оттачивали свое командирское мастерство, а солдаты получали законную возможность откосить от хозработ и плаца, ну и конечно по мере возможности не проебать оружие.
Я уже дважды участвовал в таких играх и более менее что-то в них начал понимать. С каждым разом они мне рядовому срочнику нравились все меньше. Но в этот раз с самого начала всё пошло вообще не так. Во-первых роль разведчиков-диверсантов, по жребию, проведенному в присутствии комполка, досталась нашему отделению. Оно же во-вторых и в третьих. Как кратко и ёмко, почесав затылок, резюмировал наш ротный - "всё приплыли, пиздец ослику". Осликом был наш замполит. В смысле фамилия у него была Перевозчиков. У него и так за все наши косяки была походка буратино потому что ходить посаженному на кол очень неудобно.
Дали нашему отделению два цинка холостых патронов и трех офицеров: двух из нашего полка и советника. Поставили задачу привести "языка" с целью выведать где в окрестных лесах расположился штаб "синих". Собственно это был секрет полишинеля потому что они всегда располагались в одном и том же месте - на островке окруженном болотами. И в этом был весь юмор. Взять их было нельзя. Без вертолета. Да и с вертолетом было нельзя потому что вертолеты были в полку "синих", а в нашем их не было.
Гениальный замысел наших офицеров был прост как и во все предыдущие годы. Следуя их плану нам следовало расположиться вблизи болот и ожидать шального солдатика из соседнего полка с целью его скрутить и доставить в наш штаб. Откуда должен взяться этот блуждающий солдат и какого лешего он потерял в этом непроходимом болоте потомки Суворова умалчивали.
Замысел удался лишь на половину. В том смысле, что пока наша группа войдя в лес перетягивала и сушила портянки, офицеры пошли советоваться. И судя по обнаруженным потом знакам, советовались они на минном поле. Что и отметил контрольный офицер из штаба учений в чине капитана - оба офицера убиты, дальше группа действует самостоятельно. Офицеры обреченно взглянули на нашу группу и понуро потопали в сторону ближайшей дороги.
Хорошо когда нет командиров. Рядовой Мамбетов сразу предложил сгонять в сельпо, но коллектив косясь на контрольного офицера, эту мысль отогнал и предложил пожрать. Когда солдат не знает что делать, то он ест, а поскольку он часто не уверен своих действиях, то и еды ему нужно много. Вобщем опомнились мы только когда съели весь, выданный на двое суток, запас тушенки.
Первым что-то нехорошее почувствовал советник. С возгласом "я скоро" он атаковал ближайший кустарник. Судя по доносившимся из кустов звукам, тушенка была из медвежатины. Солдат существо неприхотливое и к жизненным проблемам привычное, поэтому мы смирено поступили проще и открыв клапана присели, как и положено по уставу. В один ряд, прямо на берегу лягушачьего рая. Через полчаса к нам вышел бледный офицер выдал "я всё, в медсанчасть, а вы дальше сами."
Дальше мы были сами. Любой небрезгливый враг зажав нос мог бы найти нас по следам. Тушенка как вы поняли была отравлена врагами. Но возвращаться в казарму имея честное право гулять еще двое суток никто не собирался.
К вечеру нам стало намного лучше.То ли запах березы подейстовал, то ли притащенная рядовым Мамбетовым из ближайшего сельпо бутылка водки или может даже две. Жизнь налаживалась. Вспомнили, что здесь рядом есть деревенька, а в километре на отшибе от неё чудный яблочный садик. Куда по обмену в прошлом году ездили на дачу командира соседнего полка работать кротами. В то время как бойцы его полка чинили наш автопарк.
Уговаривать дважды никого не пришлось. Садик оказался небольшим на 20 гектар. Посреди этого плодового рая стояла полковничья цитадель из красного кирпича, орошенная слезами дембельских аккордов.
Дальнейшее я помню как в тумане явно из-за дурманящего запаха спелых яблок. На многие вопросы у меня нет ответов и сегодня. Зачем Серега, призванный в армию с третьего курса филфака английской литературы, взял в плен в дупель пьяного местного сторожа и почему пытался говорить с ним и его собакой по-английски. Зачем мы пытались разбудить сторожа выстрелами и почему затащили его тело в дом полковника. Откуда в кармане сторожа оказался кетчуп и почему он разлился.
Зато похоже ответы были у семьи полковника, удачно заглянувшего с учений на ужин в семейном кругу. Семья полковника, за обеденным столом на веранде поняла все буквально - англичане в маскхалатах убили сторожа и сейчас будут всех пытать. Полковник из нацменьшинств, отмечавший с семьей какое-то свое событие, попытался покончить с собой подавившись бутербродом с икрой. Но его откачали, "шайзе билять" вопил Мамбетов и бил полковника по спине. Я помню как переводил Серегин бред и в результате мы потребовали вертолет и карты.
Полковник, по телефону под угрозой расстрела, позвонил в свой штаб и приказал прислать вертолет и карты. В нашей армии не принято переспрашивать поэтому через пятнадцать минут два заместителя командира, не уточнив какие именно нужны карты, лично привезли и карты с учений и еще какие-то явно неправильные о чем намекал гриф "секретно".
Утром мы сдали все полученное и какого-то неизвестного пьяного майора в наш штаб. Почему офицер был пьян и как оказался с нами в кузове грузовика с яблоками я не помню. Так честно в объяснительных мы все и написали. Даже рядовой Мамбетов, получивший 15 суток отпуска за грамотное выполнение боевой задачи.
|
|
Курсантские будни 7. Поправка на ветер.
Военное училище 1992 год. Лето. Конец 3-го курса.
Надо сказать, что мне и моим сокурсникам сильно повезло. СССР уже приказал долго жить, цены росли ежедневно, денег не было нигде, но несмотря на все это наше обеспечение и самое главное - боевая подготовка оставалась на высоте. Мы исправно ездили на 10-ти дневные полевые выходы два раза в год, помимо того еженедельно два-три раза в неделю выезжали в учебный центр на полевые занятия с привлечением кучи техники. Два раза в месяц стрельбы из основных видов мотострелкового вооружения, раз в неделю стрельбы в тире из ПМ. Молодой и перспективный генерал Белов М.И. возглавлявший наше училище, умудрялся правдами и не правдами выбивать деньги. Спасибо ему за это!
Дело было на очередном полевом выходе. Точнее в самом его конце. По программе, в конце каждого полевого выхода, проводились двухсуточные учения с подъемом по тревоге, выходом в район сосредоточения, боевым развертыванием и прочими военными прелестями. В районе учений, активно действовала назначенная диверсионная группа, которая устраивала большие и маленькие пакости своим сослуживцам, приближая так сказать условия максимально к боевым.
Меня, как отличника (преподаватели считали что я все что нужно и так знаю и нечего отвлекать тех кто еще не освоил военную науку) и заместителя командира взвода, всегда привлекали в качестве командира диверсионной группы. В тот раз задача была предельно проста. В указанной руководителем учений точке в заданное время, мы должны были немного пошуметь имитируя параллельный бой. Покидать дымовых шашек, немного повзрывать и пострелять, оставить сюрприз (имитировать закладку мины направленного действия), и тихо с достоинством уйти в другой район для подрыва понтонного моста (не самого конечно, а его имитации).
- здесь шуметь будешь! Карандаш преподавателя полковника оставил малозаметную точку на карте.
- товарищ полковник, разрешите уточнить задачу?
- уточняй сержант
- в 12:00 у разрушенного строения в квадрате **** организовать имитацию параллельного боя. К 12:05 произвести закладку МОН на развилке дорог южнее 50 метров разрушенного строения в квадрате****. Не позднее 12:40 выйти в квадрат **** для подрыва понтонного моста.
- правильно сержант. выполняй!
-есть! разрешите привлечь БРДМ для передвижения?
- обнаглел ты сержант. Бегом нужно передвигаться. И тебе и всей твоей орде. Но учитывая что отмахать тебе нужно 7 км за 30 минут с оборудованием и снаряжением, разрешаю. Я сегодня добрый.
- есть! Спасибо товарищ полковник.
- выполнять!!!
Меня сдуло ветром. Погрузившись в БРДМ я кинул Лехе карту. Леха был то же отличником (а только отличников диверсантами и назначали) и прекрасно ориентировался на местности и по карте.
- квадрат **** и точку на карте видишь?
- вижу.
- через 30 минут мы должны быть там. Мой взвод только что с ночных стрельб, а до этого я был дежурным по лагерю. Я не сплю уже вторые сутки. Доведи группу до точки, я пока покемарю.
- не вопрос
- карту верни. по своей поведешь
- понял
Вы пробовали когда-нибудь спать в транспорте, который несется по лесному бездорожью? Лично я уснул. Молодость все-таки берет свое. Это когда нет бессонницы и задавшись целью уснуть, отрубаешься даже вися вниз головой над разведенным костром.
Разбудили меня, когда мы уже были на месте. Небольшая полянка метров 200 на 300, в конце полянки разрушенный сарайчик. Значит приехали правильно. Время 11:50. Начинаем подготовку у шуму. Расставив ИМы (имитатор мины. бабахает будь здоров) начали готовить дымовые шашки. Вытряхнув из вещмешка РДГ (ручная дымовая граната, не путать с РГД- ручной гранатой дистанционной) я обнаружил, что старшина выдал нам "волшебный" дым вместо обычного черного или белого. Волшебный, это по тому что дым с хлорпикрином, попросту говоря со слезоточивым газом. Ну что ж, веселее будет наступающей группе :)))
- Группа газы!
Мои диверсанты привычными и быстрыми движениями облачились в противогазы.
В назначенное время, подорвали первый ряд ИМов, запалили "волшебные" и накидали их в несколько кучек. Дав несколько очередей холостыми, подорвали второй ряд ИМов и "мирно" отошли к поджидавшему нас в кустах БРДМу. Леха установил закладку МОН и присоединился к нам.
- что то наших не слышно.Через противогазовую маску донесся приглушенный голос Лехи.
- наверно блуданули немного. Ох и задаст им сейчас ротный марш-бросок
Постояв минуты три, мы увидели что дым рассеивается, а у разрушенного строения появилась группа людей.
- о! а вот и наши... Но даже в противогазе у Лехи был удивленный взгляд. И было от чего удивляться. У разрушенного сарая стояла группа довольно грозного вида мужиков с колами и вилами. Мужики щурились, громко матерились и пытались вытереть слезы и сопли от хлорпикрина. Тем не менее их боевой настрой был на высоте.
- Вы кто такие???? Что вы суда приперлись???? Чем вы тут надымили???? А ну валите от сюда пока живы!!!
и много много чего нецензурного в наш адрес...
Хотя нас пятеро и их пятеро, шансов у них не много. Но! Они гражданские. Вступать с ними в драку не имело никакого смысла. Результат как всегда предсказуем - вояки опять обидели местное население. Разбирательство, отчисление из училища и прочие прелести.... Оно нам надо?
- валим.
Моя короткая команда не заставила ожидать ее реализации. В считанные секунды мы были в БРДМе который увозил нас сквозь лесную чащу.
- Леха, ты куда нас гад привел?
- в заданную точку! Вот смотри! Леха ткнул в свою карту.
- Леха, ты дебил!!? Как наши учения могут проходить на окраине населенного пункта??? Ты квадратом аж на 15 км ошибся!!! Я ж тебе координаты давал и карту свою показывал! ты точку перерисовал?
- перерисовал, но уже в движении. Наверно когда тряхнуло, не там поставил. С поправкой на ветер, так сказать...
В тот раз мы отделались довольно легко. Двойки, которые изначально нам влепили (и заслуженно надо сказать) за срыв задачи мы исправили, местные после короткой бузы приняв от нас пол ящика водки, согласились не жаловаться начальнику училища.
|
|
Не моё.
ПОТРЯСАЮЩАЯ ИСТОРИЯ
Это серое, ничем не примечательное здание на Старой площади в Москве редко привлекало внимание проезжающих мимо. Настоящее зрелище ожидало их после поворотов направо и трех минут езды – собор Василия Блаженного, Красная площадь и, конечно же, величественный и легендарный Кремль. Все знали – одна шестая часть земной суши, именуемая СССР, управлялась именно отсюда.
Все немного ошибались.
Нет, конечно же, высокие кабинеты были и в Кремле, но, по-настоящему рулили Советской империей те, кто помещался в том самом сером здании на Старой площади – в двух поворотах и трех минутах езды.
И именно здесь помещался самый главный кабинет страны, кабинет генерального секретаря ЦК КПСС, и в данный исторический момент, а именно ранней весной 1966 года, в нем хозяйничал Леонид Брежнев.
Сегодня в коридорах этого серого здания царила непривычная суета. Можно даже сказать – переполох. Понукаемая нетерпеливыми окриками генсека, партийно-чиновничья рать пыталась выполнить одно-единственное, но срочное задание.
Найти гражданина СССР Армада Мишеля.
Всё началось с утра. Генсеку позвонил взволнованный министр иностранных дел и в преддверии визита в СССР президента Французской Республики генерала Шарля де Голля доложил следующее. Все службы к встрече готовы. Все мероприятия определены. Час назад поступил последний документ – от протокольной службы президента Франции, и это тоже часть ритуала, вполне рутинный момент. Но один, третий по счету, пункт протокола вызвал проблему. Дело в том, что высокий гость выразил пожелания, чтобы среди встречающих его в Москве, причем непосредственно у трапа, находился его ДРУГ и СОРАТНИК (именно так) Армад Мишель (смотри приложенную фотографию), проживающий в СССР.
- Ну и что? – спокойно спросил генсек. – В чем проблема-то?
- Нет такого гражданина в СССР, - упавшим голосом ответствовал министр. – Не нашли, Леонид Ильич.
- Значит, плохо искали, - вынес приговор Брежнев.
После чего бросил трубку, нажал какую-то кнопку и велел поискать хорошо.
В первые полчаса Армада Мишеля искали единицы, во вторые полчаса – десятки.
Спустя еще три часа его искали уже тысячи. Во многих похожих зданиях. В республиках, краях и областях.
И вскоре стало ясно: Армад Мишель – фантом.
Ну не было, не было в СССР человека с таким именем и фамилией. Уж если весь КГБ стоит на ушах и не находит человека, значит его просто нет. Те, кто успел пожить в СССР, понимают – о чем я.
Решились на беспрецедентное – позвонили в Париж и попросили повторить 3-й пункт протокола.
Бесстрастная лента дипломатической связи любезно повторила – АРМАД МИШЕЛЬ.
Забегая вперед, замечу – разумеется, французский лидер не мог не знать, под какими именно именем и фамилией проживает в СССР его друг и соратник. Он вполне намеренно спровоцировал эти затруднения. Это была маленькая месть генерала. Не за себя, конечно. А за своего друга и соратника.
А на Старой площади тем временем назревал скандал. И во многих других адресах бескрайнего СССР – тоже.
И тут мелькнула надежда. Одна из машинисток серого здания не без колебаний сообщила, что года три назад ей, вроде, пришлось ОДИН раз напечатать эти два слова, и что тот документ предназначался лично Никите Хрущеву – а именно он правил СССР в означенном 1963-м году.
Сегодня нажали бы на несколько кнопок компьютера и получили бы результат.
В 66-м году десятки пар рук принялись шерстить архивы, но результата не получили.
Параллельно с машинисткой поработали два узко профильных специалиста. И она вспомнила очень существенное – кто именно из Помощников Хрущева поручал ей печатать тот документ. (Это была очень высокая должность, поэтому Помощники генсеков писались с большой буквы).
По игре случая этот самый Помощник именно сегодня отрабатывал свой последний рабочий день в этой должности.
Пришедший к власти полтора года назад Брежнев выводил хрущевские кадры из игры постепенно, и очередь этого Помощника наступила именно сегодня.
Ринулись к помощнику, который ходил по кабинету и собирал свои вещи. Помощник хмуро пояснил, что не работал по этому документу, а лишь выполнял поручение Хрущева, и только тот может внести в это дело какую-то ясность. Помощнику предложили срочно поехать к Хрущеву, который безвыездно жил на отведенной ему даче. Помощник категорически отказался, но ему позвонил сам генсек и намекнул, что его служебная карьера вполне может претерпеть еще один очень даже интересный вираж.
Спустя два часа Помощник сидел в очень неудобной позе, на корточках, перед бывшим главой компартии, который что-то высаживал на огородной грядке. Вокруг ходили плечистые молодые люди, которые Хрущева не столько охраняли, сколько сторожили.
72-летний Хрущев вспомнил сразу. Ну, был такой чудак. Из Азербайджана. Во время войны у французов служил, в партизанах ихних. Так вот эти ветераны французские возьми и пошли ему аж сто тысяч доллАров. (Ударение Хрущева – авт.). А этот чудак возьми и откажись. Ну, я и велел его доставить прямо ко мне. И прямо так, по партийному ему сказал: нравится, мол, мне, что ты подачки заморские не принимаешь. Но, с другой стороны, возвращать этим капиталистам деньги обидно как-то. А не хочешь ли ты, брат, эту сумму в наш Фонд Мира внести? Вот это будет по-нашему, по-советски!
- И он внес? – спросил Помощник.
- Даже кумекать не стал, - торжествующе сказал Хрущев. – Умел я все ж таки убеждать. Не то, что нынешние. Короче, составили мы ему заявление, обедом я его знатным угостил, за это время нужные документы из Фонда Мира привезли, он их подписал и вся недолга. Расцеловал я его. Потому как, хоть и чудак, но сознательный.
Помощник взглянул на часы и приступил к выполнению основной задачи.
- Так это ж кличка его партизанская была, - укоризненно пояснил Хрущев. – А настоящее имя и фамилия у него были – без поллитра не то, что не запомнишь – не выговоришь даже.
Помощник выразил сожаление.
А Хрущев побагровел и крякнул от досады.
- А чего я тебе про Фонд Мира талдычу? Финансовые документы-то не на кличку ведь составляли! – Он взглянул на своего бывшего Помощника и не удержался. – А ты, я смотрю, как был мудак мудаком, так и остался.
Спустя четверть часа в Фонде Мира подняли финансовую отчетность.
Затем пошли звонки в столицу советского Азербайджана – Баку.
В Баку срочно организовали кортеж из нескольких черных автомобилей марки «Волга» и отрядили его на север республики – в город Шеки. Там к нему присоединились авто местного начальства. Скоро машины съехали с трассы и по ухабистой узкой дороге направились к конечной цели – маленькому селу под названием Охуд.
Жители села повели себя по-разному по отношению к этой автомобильной экспансии. Те, что постарше, безотчетно испугались, а те, что помладше, побежали рядом, сверкая голыми пятками.
Время было уже вечернее, поэтому кортеж подъехал к небольшому скромному домику на окраине села – ведь теперь все приехавшие знали, кого именно искать.
Он вышел на крыльцо. Сельский агроном (рядовая должность в сельскохозяйственных структурах – авт.) сорока семи лет от роду, небольшого роста и, что довольно необычно для этих мест, русоволосый и голубоглазый.
Он вышел и абсолютно ничему и никому не удивился. Когда мы его узнаем поближе, мы поймем, что он вообще никогда и ничему не удивляется – такая черта натуры.
Его обступили чиновники самого разного ранга и торжественно объявили, что агроном должен срочно ехать в Баку, а оттуда лететь в Москву, к самому товарищу Брежневу. На лице агронома не дрогнул ни один мускул, и он ответил, что не видит никакой связи между собой и товарищем Брежневым, а вот на работе – куча дел, и он не может их игнорировать. Все обомлели, вокруг стали собираться осмелевшие сельчане, а агроном вознамерился вернуться в дом. Он уже был на пороге, когда один из визитеров поумнее или поинформированнее остальных, вбросил в свою реплику имя де Голля и связно изложил суть дела.
Агроном повернулся и попросил его поклясться.
Тот поклялся своими детьми.
Этой же ночью сельский агроном Ахмедия Джабраилов (именно так его звали в миру), он же один из самых заметных героев французского Сопротивления Армад Мишель вылетел в Москву.
С трапа его увезли в гостиницу «Москва», поселили в двухкомнатном номере, дали на сон пару часов, а утром увезли в ГУМ, в двухсотую секцию, которая обслуживала только высшее руководство страны, и там подобрали ему несколько костюмов, сорочек, галстуков, обувь, носки, запонки, нижнее белье, плащ, демисезонное пальто и даже зонтик от дождя. А затем все-таки повезли к Брежневу.
Генсек встретил его, как родного, облобызал, долго тряс руку, сказал несколько общих фраз, а затем, перепоручив его двум «товарищам», посоветовал Ахмедии к ним прислушаться.
«Товарищи» препроводили его в комнату с креслами и диванами, уселись напротив и предложили сельскому агроному следующее. Завтра утром прибывает де Голль. В программу его пребывания входит поездка по стране.
Маршрут согласован, но может так случиться, что генерал захочет посетить малую родину своего друга и соратника – село Охуд. В данный момент туда проводится асфальтовая дорога, а дополнительно предлагается вот что (на стол перед Ахмедией легла безупречно составленная карта той части села, где находился его домик). Вот эти вот соседские дома (5 или 6) в течение двух суток будут сравнены с землей. Живущих в них переселят и поселят в более благоустроенные дома. Дом агронома наоборот – поднимут в два этажа, окольцуют верандой, добавят две пристройки, а также хлев, конюшню, просторный курятник, а также пару гаражей – для личного трактора и тоже личного автомобиля. Всю эту территорию огородят добротным забором и оформят как собственность семьи Джабраиловых. А Ахмедие нужно забыть о том, что он агроном и скромно сообщить другу, что он стал одним из первых советских фермеров. Все это может быть переделано за трое суток, если будет соблюдена одна сущая мелочь (на этом настоял Леонид Ильич), а именно – если Ахмедия даст на оное свое согласие.
Агроном их выслушал, не перебивая, а потом, без всякой паузы, на чистом русском языке сказал:
- Я ничего не услышал. А знаете – почему?
- Почему? – почти хором спросили «товарищи».
- Потому что вы ничего не сказали, - сказал Ахмедия.
«Товарищи» стали осознавать сказанное, а он встал и вышел из комнаты.
Встречающие высокого гостя, допущенные на летное поле Внуково-2, были поделены на две группы. Одна – высокопоставленная, те, которым гость должен пожать руки, а другая «помельче», она должна была располагаться в стороне от трапа и махать гостю руками. Именно сюда и задвинули Ахмедию, и он встал – с самого дальнего края. Одетый с иголочки, он никакой физической неловкости не ощущал, потому что одинаково свободно мог носить любой род одежды – от военного мундира до смокинга и фрачной пары, хотя последние пятнадцать лет носил совершенно другое.
Когда высокая, ни с какой другой несравнимая, фигура де Голля появилась на верхней площадке трапа, лицо Ахмедии стало покрываться пунцовыми пятнами, что с ним бывало лишь в мгновения сильного душевного волнения – мы еще несколько раз встретимся с этим свойством его физиологии.
Генерал сбежал по трапу не по возрасту легко. Теплое рукопожатие с Брежневым, за спинами обоих выросли переводчики, несколько общих фраз, взаимные улыбки, поворот генсека к свите, сейчас он должен провести гостя вдоль живого ряда встречающих, представить их, но что это? Де Голль наклоняется к Брежневу, на лице генерала что-то вроде извинения, переводчик понимает, что нарушается протокол, но исправно переводит, но положение спасает Брежнев. Он вновь оборачивается к гостю и указывает ему рукой в сторону Ахмедии, через мгновение туда смотрят уже абсолютно все, а де Голль начинает стремительное движение к другу, и тот тоже – бросается к нему. Они обнимаются и застывают, сравнимые по габаритам с доном Кихотом и Санчо Панса. А все остальные, - или почти все, - пораженно смотрят на них.
Ахмедию прямо из аэропорта увезут в отведенную де Голлю резиденцию – так пожелает сам генерал. Де Голль проведет все протокольные мероприятия, а вечернюю программу попросит либо отменить либо перенести, ибо ему не терпится пообщаться со своим другом.
Де Голль приедет в резиденцию еще засветло, они проведут вместе долгий весенний вечер.
Именно эта встреча и станет «базовой» для драматургии будущего сценария. Именно отсюда мы будем уходить в воспоминания, но непременно будем возвращаться обратно.
Два друга будут гулять по зимнему саду, сидеть в уютном холле, ужинать при свечах, расстегнув постепенно верхние пуговицы сорочек, ослабив узлы галстука, избавившись от пиджаков, прохаживаться по аллеям резиденции, накинув на плечи два одинаковых пледа и при этом беседовать и вспоминать.
Воспоминания будут разные, - и субъективные, и авторские, - но основной событийный ряд сценария составят именно они.
Возможно, мы будем строго придерживаться хронологии, а может быть и нет. Возможно, они будут выдержаны в едином стилистическом ключе, а может быть и нет. Всё покажет будущая работа.
А пока я вам просто и вкратце перечислю основные вехи одной человеческой судьбы. Если она вызовет у вас интерес, а может и более того – удивление, то я сочту задачу данной заявки выполненной.
Итак, судите сами.
Повторяю, перед вами – основный событийный ряд сценария.
Вы уже знаете, где именно родился и вырос наш герой. В детстве и отрочестве он ничем кроме своей внешности, не выделялся. Закончил сельхозтехникум, но поработать не успел, потому что началась война.
Записался в добровольцы, а попав на фронт, сразу же попросился в разведку.
- Почему? – спросили его.
- Потому что я ничего не боюсь, – ответил он, излучая своими голубыми глазами абсолютную искренность.
Его осмеяли прямо перед строем.
Из первого же боя он вернулся позже всех, но приволок «языка» - солдата на голову выше и в полтора раза тяжелее себя.
За это его примерно наказали – тем более, что рядовой немецкой армии никакими военными секретами не обладал.
От законных солдатских ста грамм перед боем он отказался.
- Ты что – вообще не пьешь? - поинтересовались у него.
- Пью, – ответил он. – Если повод есть.
Любви окружающих это ему не прибавило.
Однажды его застали за углубленным изучением русско-немецкого словаря.
Реакция была своеобразная:
- В плен, что ли, собрался?
- Разведчик должен знать язык врага, – пояснил он.
- Но ты же не разведчик.
- Пока, – сказал он.
Как-то он пересекся с полковым переводчиком и попросил того объяснить ему некоторые тонкости немецкого словосложения, причем просьбу изложил на языке врага. Переводчик поразился его произношению, просьбу удовлетворил, но затем сходил в штаб и поделился с нужными товарищами своими сомнениями. Биографию нашего героя тщательно перелопатили, но немецких «следов» не обнаружили. Но, на всякий случай, вычеркнули его фамилию из списка представленных к медали.
В мае 1942 года в результате безграмотно спланированной военной операции, батальон, в котором служил наш герой, почти полностью полег на поле боя. Но его не убило. В бессознательном состоянии он был взят в плен и вскоре оказался во Франции, в концлагере Монгобан. Знание немецкого он скрыл, справедливо полагая, что может оказаться «шестеркой» у немцев.
Почти сразу же он приглянулся уборщице концлагеря француженке Жанетт. Ей удалось уговорить начальство лагеря определить этого ничем не примечательного узника себе в помощники. Он стал таскать за ней мусор, а заодно попросил её научить его французскому языку.
- Зачем это тебе? – спросила она.
- Разведчик должен знать язык союзников, – пояснил он.
- Хорошо, – сказала она. – Каждый день я буду учить тебя пяти новым словам.
- Двадцать пяти, – сказал он.
- Не запомнишь. – засмеялась она.
Он устремил на неё ясный взгляд своих голубых глаз.
- Если забуду хотя бы одно – будешь учить по-своему.
Он ни разу не забыл, ни одного слова. Затем пошла грамматика, времена, артикли, коих во французском языке великое множество, и через пару месяцев ученик бегло болтал по-французски с вполне уловимым для знатоков марсельским выговором (именно оттуда была родом его наставница Жанетт).
Однажды он исправил одну её стилистическую ошибку, и она даже заплакала от обиды, хотя могла бы испытать чувство гордости за ученика – с женщинами всего мира иногда случается такое, что ставит в тупик нас, мужчин.
А потом он придумал план – простой, но настолько дерзкий, что его удалось осуществить.
Жанетт вывезла его за пределы лагеря – вместе с мусором. И с помощью своего племянника отправила в лес, к «маки» (французским партизанам – авт.)
Своим будущим французским друзьям он соврал лишь один – единственный раз. На вопрос, кем он служил в советской армии, он ответил, не моргнув ни одним голубым глазом:
- Командиром разведотряда.
Ему поверили и определили в разведчики – в рядовые, правда. Через четыре ходки на задания его назначили командиром разведгруппы. Ещё спустя месяц, когда он спустил под откос товарняк с немецким оружием, его представили к первой французской награде. Чуть позже ему вручили записку, собственноручно написанную самоназначенным лидером всех свободных французов Шарлем де Голлем. Она была предельно краткой: «Дорогой Армад Мишель! От имени сражающейся Франции благодарю за службу. Ваш Шарль де Голль». И подпись, разумеется.
Кстати, о псевдонимах. Имя Армад он выбрал сам, а Мишель – французский вариант имени его отца (Микаил).
Эти два имени стали его основным псевдонимом Но законы разведслужбы и конспирации обязывали иногда менять даже ненастоящие имена.
История сохранила почти все его остальные псевдонимы – Фражи, Кураже, Харго и даже Рюс Ахмед.
Всё это время наш герой продолжал совершенствоваться в немецком языке, обязав к этому и своих разведчиков. Это было нелегко, ибо французы органически не переваривали немецкий. Но ещё сильнее он не переваривал, когда не исполнялись его приказы.
И вскоре он стал практиковать походы в тыл врага – малыми и большими группами, в формах немецких офицеров и солдат. Особое внимание уделял немецким документам – они должны были быть без сучка и задоринки. Задания получал от своих командиров, но планировал их сам. И за всю войну не было ни одного случая, чтобы он сорвал или не выполнил поставленной задачи.
Однажды в расположение «маки» привезли награды. И он получил свой первый орден – Крест за добровольную службу.
Через два дня в форме немецкого капитана он повел небольшую группу разведчиков и диверсантов на сложное задание – остановить эшелон с 500 французскими детьми, отправляемыми в Германию, уничтожить охрану поезда и вывести детей в лес. Задание артистично и с блеском было выполнено, но себя он не уберег – несколько осколочных ранений и потеря сознания. Он пролежал неподалеку от железнодорожного полотна почти сутки. В кармане покоились безупречно выполненные немецкие документы, а также фото женщины с двумя русоволосыми детьми, на обороте которого была надпись: «Моему дорогому Хайнцу от любящей Марики и детей». Армад Мишель любил такие правдоподобные детали. Он пришел в себя, когда понял, что найден немцами и обыскивается ими.
- Он жив, – сказал кто –то.
Тогда он изобразил бред умирающего и прошептал что–то крайне сентиментальное типа:
- Дорогая Марика, ухожу из этой жизни с мыслью о тебе, детях, дяде Карле и великой Германии.
В дальнейшем рассказ об этом эпизоде станет одним из самых любимых в среде партизан и остальных участников Сопротивления. А спустя два года, прилюдно, во время дружеского застолья де Голль поинтересуется у нашего героя:
- Послушай, всё время забываю тебя спросить – почему ты в тот момент приплел какого–то дядю Карла?
Армад Мишель ответил фразой, вызвавшей гомерический хохот и тоже ставшей крылатой.
- Вообще–то, - невозмутимо сказал он, - я имел в виду Карла Маркса, но немцы не поняли.
Но это было потом, а в тот момент нашего героя погрузили на транспорт и отправили в немецкий офицерский госпиталь. Там он быстро пошел на поправку и стал, без всякого преувеличения, любимцем всего своего нового окружения. Правда, его лицо чаще обычного покрывалось пунцовыми пятнами, но только его истинные друзья поняли бы настоящую причину этого.
Ну а дальше произошло невероятное. Капитана немецкой армии Хайнца – Макса Ляйтгеба назначили ни много, ни мало – комендантом оккупированного французского города Альби. (Ни здесь, ни до, ни после этого никаких драматургических вывертов я себе не позволяю, так что это – очередной исторический факт – авт.)
Наш герой приступил к выполнению своих новых обязанностей. Связь со своими «маки» он наладил спустя неделю. Результатом его неусыпных трудов во славу рейха стали регулярные крушения немецких поездов, массовые побеги военнопленных, - преимущественно, советских, - и масса других диверсионных актов. Новый комендант был любезен с начальством и женщинами и абсолютно свиреп с подчиненными, наказывая их за самые малейшие провинности. Спустя полгода он был представлен к одной из немецких воинских наград, но получить её не успел, ибо ещё через два месяца обеспокоенный его судьбой де Голль (генерал понимал, что сколько веревочке не виться…) приказал герру Ляйтгебу ретироваться.
И Армад Мишель снова ушел в лес, прихватив с собой заодно «языка» в высоком чине и всю наличность комендатуры.
А дальше пошли новые подвиги, личное знакомство с де Голлем, и – победный марш по улицам Парижа. Кстати, во время этого знаменитого прохода Армад Мишель шел в третьем от генерала ряду. Войну он закончил в ранге национального Героя Франции, Кавалера Креста за добровольную службу, обладателя Высшей Военной Медали Франции, Кавалера высшего Ордена Почетного Легиона. Венчал всё это великолепие Военный Крест – высшая из высших воинских наград Французской Республики.
Вручая ему эту награду, де Голль сказал:
- Теперь ты имеешь право на военных парадах Франции идти впереди Президента страны.
- Если им не станете вы, мой генерал, - ответил Армад Мишель, намекая на то, что у де Голля тоже имелась такая же награда.
- Кстати, нам пора перейти на «ты», – сказал де Голль.
К 1951-му году Армад Мишель был гражданином Франции, имел жену-француженку и двух сыновей, имел в Дижоне подаренное ему властями автохозяйство (небольшой завод, по сути) и ответственную должность в канцелярии Президента Шарля де Голля.
И именно в этом самом 1951-м году он вдруг вознамерился вернуться на Родину, в Азербайджан. (читай – в СССР).
Для тех, кто знал советские порядки, это выглядело, как безумие.
Те, кто знали Армада Мишеля, понимали, что переубеждать его – тоже равносильно безумию.
Де Голль вручил ему на прощание удостоверение почетного гражданина Франции с правом бесплатного проезда на всех видах транспорта. А спустя дней десять дижонское автопредприятие назвали именем Армада Мишеля.
В Москве нашего Героя основательно потрясло МГБ (Бывшее НКВД, предтеча КГБ - авт.) Почему сдался в плен, почему на фото в форме немецкого офицера, как сумел совершить побег из Концлагеря в одиночку и т.д. и т.п. Репрессировать в прямом смысле не стали, отправили в родное село Охуд и велели его не покидать. Все награды, письма, фото, даже право на бесплатный проезд отобрали.
В селе Охуд его определили пастухом. Спустя несколько лет смилостивились и назначили агрономом.
В 1963-м году вдруг вывезли в Москву. Пресловутые сто тысяч, беседа и обед с Хрущевым, отказ от перевода в пользу Фонда мира. Хрущев распорядился вернуть ему все личные документы и награды.
Все, кроме самой главной – Военного Креста. Он давно был экспонатом Музея боевой Славы. Ибо в СССР лишь два человека имели подобную награду – главный Творец Советской Победы Маршал Жуков и недавний сельский пастух Ахмедия Джабраилов.
Он привез эти награды в село и аккуратно сложил их на дно старого фамильного сундука.
А потом наступил 66-й год, и мы вернулись к началу нашего сценария.
Точнее, к той весенней дате, когда двое старых друзей проговорили друг с другом весь вечер и всю ночь.
Руководитель одной из крупных европейский держав и провинциальный сельский агроном.
Наш герой не стал пользоваться услугами «товарищей». Он сам уехал в аэропорт, купил билет и отбыл на родину.
Горничная гостиницы «Москва», зашедшая в двухкомнатный «полулюкс», который наш герой занимал чуть менее двух суток, была поражена. Постоялец уехал, а вещи почему-то оставил. Несколько костюмов, сорочек, галстуков, две пары обуви. Даже нижнее белье. Даже заколки. Даже зонт для дождя.
Спустя несколько дней, агронома «повысят» до должности бригадира в колхозе.
А через недели две к его сельскому домику вновь подъедут автомобили, в этот раз – всего два. Из них выйдут какие–то люди, но на крыльцо поднимется лишь один из них, мужчина лет пятидесяти, в диковинной военный форме, которую в этих краях никогда не видели.
Что и можно понять, потому что в село Охуд никогда не приезжал один из руководителей министерства обороны Франции, да ещё в звании бригадного генерала, да ещё когда–то близкий друг и подчиненный местного колхозного бригадира.
Но мы с вами его узнаем. Мы уже встречались с ним на страницах нашего сценария (когда он будет полностью написан, разумеется).
Они долго будут обниматься, и хлопать друг друга по плечам. Затем войдут в дом. Но прежде чем сесть за стол, генерал выполнит свою официальную миссию. Он вручит своему соратнику официальное письмо президента Франции с напоминанием, что гражданин СССР Ахмедия Микаил оглу (сын Микаила – авт.) Джабраилов имеет право посещать Францию любое количество раз и на любые сроки, причем за счет французского правительства.
А затем генерал, - нет, не вручит, а вернет, - Армаду Мишелю Военный Крест, законную наградную собственность героя Французского Сопротивления.
Ну и в конце концов они сделают то, что и положено делать в подобных случаях – запоют «Марсельезу».
В стареньком домике. На окраине маленького азербайджанского села.
Если бы автор смог бы только лишь на эти финальные мгновения стать режиссером фильма, то он поступил бы предельно просто – в сопровождении «Марсельезы» покинул бы этот домик через окно, держа всё время в поле зрения два силуэта в рамке этого окна и постепенно впуская в кадр изумительную природу Шекинского района – луга, леса, горы, - а когда отдалился бы на очень-очень большое расстояние, вновь стал бы автором и снабдил бы это изображение надписями примерно такого содержания:
Армад Мишель стал полным кавалером всех высших воинских наград Франции.
Ахмедия Джабраилов не получил ни одной воинской награды своей родины – СССР.
В 1970-м году с него был снят ярлык «невыездного», он получил возможность ездить во Францию и принимать дома своих французских друзей.
Прошагать на военных парадах Франции ему ни разу не довелось.
В 1994-м году, переходя дорогу, он был насмерть сбит легковым автомобилем, водитель которого находился в состоянии легкого опьянения. Во всяком случае, так было указано в составленном на месте происшествия милицейском протоколе.
|
|
Вася Пупкин, назовем его так, был потомственным украинцем. Не хохлом, а именно украинцем, у которого и прадеды и деды и родители долбали уголек на благо остального народонаселения самой большой страны. И когда после армейской службы Вася неожиданно для всех отправился не на шахту, а скажем так в органы самой большой страны, то соседи и близкие восприняли это как удар по их престижу. Это сейчас в этом городке каждый знает, как именно НАШ Вася Пупкин поставил в позу речного жителя саму Маргарет Тетчер, но в те не очень дальние времена все было скорбно и обидно для многочисленной родни Васи. Как составляющая часть этих самых важных органов Вася был смышлен, неговорлив и даже во многом артистичен. Это позволило ему сделать прекрасную карьеру и занять пост в свите одного нашего члена правительства. Он бы поднялся и выше, если бы не один недостаток - очень любил Вася родную украинскую кухню. Сало, пампушки, ватрушки, борщи и прочие закуски к горилке очень были ему близки. Жена его, землячка естественно, очень переживала, если гости не могли зараз съисть тазик борщика, дюжину котлеток, немножко поросятины запеченой с капусткой и прочую вкуснятину. Так что карьера Васи неожиданно для его талантов затормозилась вследствие неконтролируемого роста объема живота и попы Васи по отношению к его совсем не выдающемуся росту. Резко скакнула карьера вверх лишь после того, как к его министру не приехала в гости сама Маргарет Тетчер. Как я уже говорил, Вася был человеком не говорливым. Стоял молча рядышком с министром, блестя умными глазками покачивался с пятки на носок. И все понимали, что дядечка сей весьма не прост и что слушает он и понимает все, что говорят рядом на любом языке без переводчика. И начала Маргарита Великобританская переговоры с министром российским по очень важной тематике околпачивания. Но почему-то, глядя на Васю, она вдруг начинала заикаться, теряться, волноваться, вытирать пот со лба да и вообще, пытаясь оттащить нашего министра подальше от Васи - споткнулась, упала на четвереньки, где ей и бросился на подмогу наш Вася, оказавшийся запечатленным в той самой знаменитой позе собственной службой протокола. Конечно фото подъема Васей Маргарет Тэтчер в печать не попало, зато оказалось в портмоне самого Васи, как доказательство его статуса и величия. Причины волнения Маргарет Тетчер прояснились на следующий день, когда помощник премьер-министра обратился к нашим представителям с просьбой больше не включать Васю в сопровождение нашего министра. Министр вежливо послал и Маргарет уехала домой с так и не выполненной миссией. Что привело в дальнейшем к неожиданно значимым уступкам нашей стране со стороны НАТО. Не догадываетесь почему? Так слушайте. Я, скажем так, забыл Вам рассказать, что любовь Васи к украинским закускам привела не только к сильной округлости его в талии, но и изрядно округлило еще и его лицо и щеки. До такой степени, что вместо глаз образовались у Васи щелочки. Не знаю какие такие были ассоциации у британской железной леди, но она почему-то приняла Васю за китайского генерала, чему очень способствовало молчаливое покачивание Васи на своих пятках. То, что вдруг на стороне России оказался на переговорах китайский генерал, привело Маргарет в такое сильное волнение, что и спровоцировало ее падение, помощь Васи и дальнейший карьерный скачок его в невидимые ныне дали. Вот она геополитическая сила украинской еды.
|
|
Один генерал попал в военный госпиталь. и должен был там пробыть около недели. С самого первого дня его там начало раздражать буквально все: то, что его положили не в отдельную палату, а в общую на 6 коек, то, что ему подавали еду или холодную, или такую, которую есть вообще невозможно, то, что другие больные не соблюдали тишину по ночам и т.п. Короче, всех конкретно достал.
На третий день его пребывания в палату входит медсестра и говорит ему:
- Вам нужно измерить ректальную температуру, господин генерал.
Ворча, генерал все же становится на четвереньки кверху задницей таким образом, чтобы медсестра смогла ввести ему термометр. Она вводит и говорит:
- Пожалуйста, не шевелитесь, я вернусь через 5 минут.
И уходит. Через час в палату входит уже другая медсестра и видит генерала в такой пикантной позе. Она с удивлением спрашивает:
- Что здесь происходит?
Генерал ворчит:
- Вы что, никогда не видели, как измеряют температуру?
- Конечно, видела, господин генерал, но только это делается ректальным термометром, а не ромашкой.
|
|
ДОПИТЬСЯ ДО СЛОНОВ
- Скока тайму? Что-о!? и ты меня, гад, в такую рань…? Уйди с глаз моих!
Женька по частям, как складная плотницкая линейка, поднялся с дивана, помотал головой, сморщился и потрогал оплывшую физиономию.
Фотографу рекламного агентства «Гламур-Кам» нужно было сейчас не моё сочувствие. Ему нужен был огуречный рассол с его кальцием, магнием и прочими микроэлементами, так необходимыми иссушенному этанолом и его производными организму. Женька с урчанием, как испорченный слив раковины, всосал в себя полбанки, ещё раз, более энергично, потряс головой; потом, осоловело улыбаясь, подломился в коленях и снова приземлился на своё лежбище, намереваясь оттянуться ещё минут на триста. Ага, щас! Я дёрнул его за ногу.
- Подъём! У тебя кастинг, соискательницы звания «Мисс Камчатка» двери студии обписали…
Он брыкнулся, не попал, со стоном сел, запустил руки в шевелюру, со скрипом почесал голову и с безнадёжной тоской спросил:
- Что там, на улице?
- Зима.- кратко ответил я.
- Ненавижу зиму!- с чувством сказал Женька.- Нужно быть чукчей, чтобы любить зиму.… А представь: - он мечтательно закатил глаза, - тепло, даже жарко, над асфальтом водный мираж, в котором отражаются встречные машины, тёплый ветерок влетает в приспущенное окно…
- И бутылочка пива приятно холодит руку…безалкогольного пива, дурак!- заорал я увёртываясь от подушки.
- Сам дурак.- Женька был грустен и отрешён.- Это мне вспомнился случай, после которого я два года спиртного в рот не брал. Как отрезало. И мой генерал тоже.
- Какой генерал?! – мне показалось, что у приятеля поехала крыша, и я даже отодвинулся вместе со стулом.
- Мон женераль – если по-французски тебе понятнее. Я тогда служил в Хабаровске и был личным водилой одного из замов командующего округом. Ну, что такое шофёр начальства – знаешь сам. Из той же когорты, что писари при штабах, ротные художники и прочая шушера. Армейские придурки, одним словом. Только у меня ступенька была повыше, со всеми вытекающими отсюда.… И вот как раз намедни окружной генералитет проводил в Москву комиссию из Генштаба, которая проверяла боеготовность округа. С проверкой-то всё было нормально, мы с генералом помотались на УАЗике четверо суток, урывая на сон часа по три-четыре ; а вот когда всё кончилось, у господ был банкет с баней, тёлками и стрельбой из всех видов оружия. Разве что межконтинентальные не запускали, а то бы пришлось потом в Ленинской комнате Америку с карты ластиком стирать… Во-от… В общем, после отъезда проверяющих мой генерал добавил ещё, мне тоже кое-что перепало, еле выспался, утром пересели с УАЗа на «Чайку» и попилили на его дачу, что в километрах двадцати от Хабаровска.
Ну, ландшафты дальневосточные ты сам знаешь – лепота! Начало сентября, тайга по сторонам трассы расцвечена во все цвета от красного до яркой зелени, небо синее, как Гжель и облачка нарисованные. Дорога ныряет из распадка в распадок, подъёмы и спуски длинные и пологие, и если бы не наше общее похмелье…
Женька оборвал свой рассказ и прошлёпал на кухню, загремел посудой в мойке – видно, выискивал чистую чашку или стакан. Потом подозрительно затих. Я тихонько миновал арку «хрущобы» и заглянул к нему.
Кокетливые, с оборочками, какие-то несерьёзные дамские шторы были раздёрнуты, и позднее зимнее солнце навылет простреливало кухню, обнажая и вырисовывая царивший там бардак. В центре стола криво торчала из подсвечника оплывшая оранжевая свеча. На бокалах с остатками вина и на окурках пламенели следы яркой помады – ночью приятель оттягивался по полной программе. Женька сидел, сдвинув локтями посуду и утвердив голову на сжатых кулаках. С подоконника на эту жанровую сцену – «Утро свободного фотографа»,- пялился огромный лиловый глаз дорогого цифровика. Широкий ремень с фирменным логотипом «Никон» свисал безвольной змеёй до самого пола.
- Дальше-то что было?
- А?..- он бессмысленно посмотрел на меня, страдальчески сморщился, но тут же просветлел лицом.- А-а! Ну, едем… Генерал, вижу, пару раз приложился к фляжке…да не к какой-то там пошлой посеребрённой, а к обычной солдатской…а у него там, между прочим, первосортный коньячок! Этакая армейская эстетика. Мне, естественно, не положено, хотя чем один мужской организм отличается от другого мужского организма с похмелья – непонятно. «Чайка» переваливает ещё один подъём, и тут мон женераль давится коньяком, краснеет, кашляет, выпучивает глаза и тычет вперёд пальцем. Я смотрю туда, куда он указывает… и тут моя нога сама нажимает педаль тормоза. Потому что впереди, в ровном распадке, под осенним солнышком российского Дальнего Востока пасётся слон.
Обыкновенный слоняра – ушастый, хоботастый, мышиного цвета, со складчатой кожей, с несерьёзным мышиным хвостиком. Хлопает ушами, отпугивая комаров и слепней, ломает хоботом ветки берёзок и меланхолично суёт их в пасть. Типично русская такая картина, представляешь?
Я напрягся, пытаясь остаться серьёзным, но на лицо, помимо воли, наползла скептическая ухмылка.
- Вот-вот,- горестно покивал Женька, - я бы тоже такую морду скривил, только первая мысль была о глюках, о «белочке». А потом думаю: «Что, у генерала тоже? Только он-то что видит?» А он тут мне и говорит:
- Боец, что там внизу, в распадке?
И так опасливо на меня смотрит, боясь услышать подтверждение своих похмельных видений. Ну, я ему честно отвечаю: «Слон,- дескать,- товарищ генерал-лейтенант!» У генерала тут же краснота с лица спала, позеленел, бедный. Посидел немного, перевёл дух, но ничего – крепкий мужик оказался…наверное, звание и профессия обязывали. Распахнул он заднюю дверцу и вылез наружу. Ну и я за ним.
Стоим, значит. От нас до животины оставалось метров двадцать, и теперь все его перемещения стали не только отчётливо видны, но и слышны. А для полноты картины у обочины дымилась впечатляющих размеров кучка слоновьего навоза. Свеженького. Так что гипотеза об абстинентном синдроме у нас отпала сразу и дружно. Генерал покрутил носом, посопел, притопнул каблуками ботинок, сделал мне этак ручкой – и полез обратно в машину.
Поехали мы. А за следующим подъёмом, в очередном распадке увидели поддомкраченый КамАЗ с длиннющим трейлером. На трейлере стояла стальная клетка с толстенными прутьями. Внутри было пусто, если не считать растрёпанной соломы и лохани с водой. В мозгах у нас обоих что-то забрезжило, и генерал скомандовал остановиться. Я аккуратно объехал автопоезд и припарковался перед самой мордой КамАЗа.
Водила менял передний скат, и цветисто, с множеством русских матерных определённых артиклей, рассказывал нам, как «этот дирижабль захотел жрать, стал трубить, распугивая встречные машины, раскачивать клетку». Как у машины разбортировался на ходу слабо подкачанный скат, и как домкрат не поднимал всю эту махину, и пришлось выпустить слона попастись на волю – благо погода и подножный корм позволяли. Конечная остановка у них была в Хабаре, где в это время гастролировал то ли цирк, то ли зверинец, ну, а они, стало быть, подзадержались, хе-хе… «Да Вы не беспокойтесь, товарищ генерал, скотинка меня знает, мы с ним давние приятели, так что в клетку я его загоню без проблем. Ему сейчас главное – нажраться от пуза, и он станет как шёлковый».
И как бы в подтверждение его слов с той стороны, откуда мы приехали, раздался не лишённый музыкальности трубный рёв, и над взгорком показалась махина головы с подпрыгивающими на ходу ушами. Зрелище было нереальное, фантастическое, как восход серой луны. Слон взошёл над горизонтом и стал виден во всей красе. И снова появилось ощущение галлюцинации.
Генерал мой, думаю, почувствовал то же самое. Он быстренько влез в машину и, подождав, когда я устроюсь за рулём, буркнул: «Поехали!» И мы поехали. К нему на дачу. Там мой патрон вылил на землю из фляжки коньяк и пошёл спать. Молча. И у меня с тех пор как отрезало. Видеть спиртное два года не мог. А ты говоришь…
- Россия – родина слонов.- Изрёк я, чтобы хоть что-то сказать.
А что тут ещё скажешь?
|
|
СПЕЦНАЗ, НЕ ЗНАЮЩИЙ ПОБЕД
Никакой ошибки в заголовке статьи нет. Cамый дорогостоящий, самый претенциозный отряд войск спецназначения в мире, американские "Дельта форс" - "Силы Дельта" - одновременно является самым безуспешным и бесславным.
- Пошло всё к чёрту, - выругался президент США Джимми Картер и бросил трубку. Его можно понять: он только что получил доклад, что санкционированная им операция спецназа на территории суверенной зарубежной страны окончилась провалом. И теперь ему самому грозил провал на очередных президентских выборах.
Все началось 4 ноября 1979 г. Группа студентов тегеранского университета, возмущенных противоправными действиями Вашингтона, заняла посольство США в Тегеране, взяв в заложники 53 его сотрудника. В обмен на свободу заложников студенты потребовали от президента Картера выдачи беглого иранского шаха и возврата награбленных шахом богатств. Когда американское правительство убедилось, что меры дипломатического урегулирования (т. е. угрозы и шантаж) на Тегеран никакого воздействия не оказывают, было решено пустить в ход кулаки.
Проучить иранцев доверили суперэлите вооруженных сил США - спецподразделению "Дельта" под командованием полковника Чарльза Беквита, "крутого парня", словно сошедшего с кинокадров голливудского боевика про Рэмбо. Ветеран Вьетнама, "зеленый берет", увешанный медалями от шеи до пояса, Беквит своими руками создал и подготовил "Дельту" в пику коллегам-соперникам, английским спецназовцам из 22 полка Специальной авиадесантной службы - 22SAS, легендарного отряда, имеющего на своем счету множество блестящих побед.
- Чарли, - мягко заметил бригадир Калверт, командир 22SAS, побывав в гостях у "Дельты", - боюсь, у твоих парней слишком много мускулов... Как бы это не сказалось на голове.
Беквит предпочел не услышать подначку Калверта (ну как же, янки круче всех!), а зря.
... Операция "Орлиный коготь" началась 24 апреля 1980 г. 8 транспортно-десантных вертолетов СН-53 "Жеребец" и столько же ударных АН-6 стартовали с палубы авианосца "Форрестол", крейсировавшего в Персидском заливе, и взяли курс на точку "пустыня-1" - заброшенный английский аэродром на полпути к Тегерану. Вскоре к ним присоединились 8 транспортных самолетов С-130 "Геркулес" с десантниками и дополнительным запасом топлива на борту, взлетевших с аэродрома о. Масира (Оман). Поскольку радиус действия вертолетов был недостаточен, в "пустыне-1" им надлежало дозаправиться с "геркулесов" и принять на борт десантников. Далее вертолеты перелетали в точку "пустыня-2" - старые соляные копи в 80 км от Тегерана. По плану операции, в ночь на 26 апреля спецназ при огневой поддержке АН-6 должен был взять посольство штурмом, освободить заложников и вместе с ними отступить к тегеранскому стадиону, откуда всю компанию забрали бы "жеребцы".
- 50 на 50 - если техника и люди будут работать, как надо, - оценил план помянутый выше бригадир Калверт.
Не сработали.
Для начала один "Жеребец" рухнул в воду прямо у борта авианосца. Второй заблудился в темноте и предпочел вернуться. Третий сел на вынужденную в пустыне. Т. о., без единого выстрела группа транспортных вертолетов сократилась до опасного предела: для того, чтобы вывезти всех заложников и десантников, Беквиту требовалось минимум 4 CH-53, и это с учетом возможных потерь от зенитного огня. А накладки тем временем продолжали громоздиться одна на другую...
Разведка клялась и божилась, что "пустыня-1" - это действительно пустыня, т. е. совершенно безлюдное место. В реальности оказалось, что поблизости проходит оживленное шоссе! Нервы у "суперменов", по-видимому, уже начали сдавать, поскольку дельтовцы не придумали ничего умнее, как расстрелять проезжавший мимо бензовоз с целью заблокировать дорогу. Поднявшийся столб пламени был виден с расстояния в 70 км! Если окрестные иранские гарнизоны до этого момента и спали сном праведников, то разожженный американцами костер точно сорвал их с коек. Тем более, что водитель бензовоза умудрился-таки удрать на проезжавшей мимо легковушке. Дельтовцы погнались за ним на мопедах, но не догнали, обстреляли, но не попали. Реальность все меньше и меньше походила на рекламный голливудский боевик...
Между тем на аэродроме кипела работа. При дозаправке вертолетов выяснилось, что шланги коротковаты, а поскольку тягачей в распоряжении отряда, естественно, не было, вертолетам пришлось подруливать к самолетам-заправщикам своим ходом. При этом один из "жеребцов" лопастями своего винта рубанул по топливному баку "Геркулеса"...
Теперь пламя было видно, наверное, даже из Тегерана! Обе машины сгорели дотла вместе с экипажами (8 погибших), 4 десантника получили тяжелые ожоги. Для тонкой нервной системы американских рэмбо это оказалось каплей, переполнившей чашу. Перед глазами "самых крутых парней в мире" уже вставала картина пылящих к аэродрому бронемашин, а драться лицом к лицу с закованной в броню иранской мотопехотой, имеющей за плечами шестилетний опыт тяжелейшей войны, дельтовцам ну никак не улыбалось - это же не по студентам стрелять. Скрежетнув зубами, полковник Беквит приказал бросить вертолеты и сматывать удочки.
Сказано - сделано. Мандраж у янки к этому моменту явно перерос в настоящую панику, поскольку при поспешном бегстве никто даже не позаботился сжечь исправные вертолеты! Так они и достались иранской армии - с оружием, сверхсекретными приборами и столь же секретными документами операции "Орлиный коготь" - на потеху всему свету. Так что, повторимся, президента Картера можно понять...
Беквита за эту неудачу досрочно отправили на пенсию, но везения "Дельте" это не прибавило. Вновь и вновь, с удивительным постоянством питомцы Беквита умудрялись проваливать поставленные перед ними задачи. Их били в Азии, Африке и Латинской Америке; в Европе не били только потому, что там "Дельту" не задействовали. После очередного провала на Гренаде американский командующий, генерал Норман Шварцкопф, прилюдно поклялся, что больше ни за какие коврижки не согласится задействовать "Дельту" в руководимых им операциях! Однако, когда пришло время вторгаться в Ирак, генерала таки уломали подключить "Дельту" к поиску иракских баллистических ракет, надо полагать, с целью реабилитации многажды опростоволосившихся спецназовцев. Скрепя сердце, Шварцкопф согласился - и дельтовцы блестяще подтвердили его правоту: единственный рейд с их участием окончился очередным поражением...
И до сего дня "Дельта форс" остается единственным в мире спецподразделением крупной державы, не имеющим в своем активе хоть сколько-нибудь заметных достижений. Парадокс?
В свое время автор этих строк командовал разведгруппой морского спецназа - водолазы-диверсанты, или, обтекаемо, "боевые пловцы". В разгар "перестройки" в нашу часть с неофициальным дружественным визитом прибыли наши противники-коллеги - американские боевые пловцы из многократно разрекламированной группы спецназа ВМС США SEAL, "морские котики". Программой визита предусматривалось проведение, так сказать, товарищеского матча - состязаний по стрельбе, спортивному ориентированию и преодолению полосы препятствий. И ничего не получилось!
Нормативы по стрелковой подготовке наших гостей оказались настолько низкими, что состязаться с ними нашим бойцам-срочникам было просто неловко: маленьких обижать нехорошо. Наш боец из короткорылого пистолета Макарова должен класть пулю в пулю с дистанции 25 м, а профессионал-янки из длинноствольной "беретты" обязан просто попасть в мишень (неважно, куда) с 10 м. Поэтому стрелковую "дуэль" пришлось тихо отложить в сторону. Наша полоса препятствий, а я бы не назвал ее особо сложной, вызвала у гостей неподдельный ужас: как можно! Ведь тут солдат может получить травму, ему придется страховку выплачивать (я не шучу. Так они готовят своих Рэмбо). В общем, полосу препятствий тоже пришлось отложить в сторону.
Но самое смешное произошло на ориентировании. Ребята приехали к нам со своими приборчиками GPS, а по условиям состязания каждому отряду - нашему и американскому - полагались только карта и компас. Оба отряда десантировались с вертолетов в заранее неизвестной для них точке; им предстояло, сличив карту и местность, определить свое местонахождение и выполнить марш-бросок в точку встречи. В нашем отряде такие задания были набившей всем оскомину бодягой; дело настолько нехитрое, что я на тренировках доверял определение на местности рядовым бойцам - самому мне эта игра давно надоела, все равно, что старую книжку на десятый раз перечитывать. Так вот, "котики" умудрились немедленно потеряться. И вместо движения по маршруту нашей группе пришлось искать этих горе-суперменов в приморской тайге, чтобы они, не дай Бог, не загнулись от голода или не попались на глаза бойцам Внутренних войск МВД или пограничникам - и те, и другие народ особый, остро заточенный на схватку и стреляют без рефлексии. И правильно делают.
Когда мы нашли "котиков", вид у них был, мягко говоря, виноватый. Программу визита пришлось скомкать и быстренько завершить простейшим способом - совместной выпивкой. Когда "супермены" покидали нашу базу, мой боец-связист подвёл итог:
- М-да, а крутизна-то слетает с них вместе со снарягой!
- Когда у спецназовца слишком много мышц и снаряжения, - прокомментировал американский конфуз наш командир роты капитан Зорин, - он, незаметно для самого себя, начинает считать себя всемогущим. А это чревато потерей чувства реальности: такой "бык" не в состоянии правильно оценить степень опасности и принять адекватное решение. За что и будет непременно бит. Самые главные мышцы диверсанта - это разум и воля! А с этим у ребят, похоже, серьезные проблемы...
Сергей ДУНАЕВ
|
|
Армия вспомнилась.
Начало 70-х. Погранвойска. Учебка. Сегодня учебное гранатометание. Проводит начальник штаба отряда - подполковник. В те времена это был такой высокий начальник! Командовал всеми погранвойсками генерал-лейтенант. Так что в переводе на нынешнию ситуацию, если генерал-полковник или маршал будет проводить занятия на полигоне.
Итак: полигон, окоп в полный рост, в окопе отделение - 10 человек. Очередной выбирается из окопа и строго выполняя команды, берет гранату, подходит к стенке, по команде выдергивает чеку, бросает гранату и тут же прячется за стенку, ждет взрыв и спускается в окоп. Так все и было пока не пришла моя очередь.
Вот я стою с гранатой. С левой стороны у меня защитная стенка, прямо на открытой местности стоит слегка подуставший подполковник. Человек 50 уже метнули и еще не менее 200 ждут.
Граната в правой руке. Команда "Приготовиться": левой рукой отгибаю усики у чеки.
"Выдернуть чеку" - выдергиваю. Далее должна быть команда бросать, но офицер слегка замешкался. Я смотрю на гранату и вдруг понимаю, что лежит она не так как учили! Скоба должна быть на ладони, а у меня прижата пальцами! Я плотно прижимаю скобу левой рукой и поворачиваю гранату как положено. Офигевший подполковник смотрит на мои манипуляции.
- Ты что делаешь?
Я объясняю, мол увидел что гранату взял неверно, вот исправил.
- А как у тебя было?
Я опять поворачиваю гранату.
(Чтобы вы поняли офицера, нужно учесть, что все это я проделываю с боевой гранатой с выдернутой чекой! Если бы я ее уронил, то ему только телом закрывать, иначе тюрьма на веки.)
- БРОСАЙ НАХРЕН!!!!!!!!!! - орет он. Я выхожу на свободное место, кидаю гранату в мишень, и прячусь за стенкой. Только чуть каску высунул - интересно посмотреть: попал - не попал!
Подполковник оказывается один в чистом поле, путь за стенку прикрываю я!
Он упирается двумя руками мне в каску и заталкивает меня в окоп (я еще и сопротивлялся!), сам падает за стенку и тут раздается взрыв. Я поднялся в окопе и оказался с ним лицом к лицу.
- Фамилия! - я представился
- Ты почему не спрятался?
- Так хотел посмотреть куда попал!
- А если бы осколок схлопотал?
- Граната наступательная, радиус поражения 15 метров, а я кидаю 30!
Подполковник помолчал. Потом скомандовал, что все отменяется. Так что в нашей учебке я был последним кто кидал гранату.
Но зато до самого конца службы начштаба здоровался со мной за руку и лично провожал на поезд. Зауважал однако!
|
|
Рассказывают, что жил на свете Хуан Перон. Работал он президентом
Аргентины, хотя некоторые недоброжелатели иногда называли его
"диктатором". Работа была утомительная и опасная: враги постоянно
готовили покушения, во всяком случае, Перон так считал. Особенно он
боялся быть отравленным (это старая традиция местных аристократов).
Никому из своих подчинённых Перон не доверял. Кроме одного. Это был его
старый денщик, прошедший с ним огонь, воду и медные трубы. Преданный как
собака, но с кривыми руками (нет в мире совершенства). Только этому
старому солдату Перон доверял готовить себе пищу. Но умения преданного
слуги не простирались далее, чем "мясо жареное" и "каша пшённая".
Время от времени Хуан Домингович, устав давиться солдатскими харчами,
восклицал: «Чёрт возьми, Президент я или не Президент! Могу я в этой
стране нормально пожрать?» И велел готовить машину. Некоторое время он
колесил по Буэнос-Айресу и пригородам, а затем, согласно генератору
случайных чисел, выбирал заведение общественного питания, стараясь в
своём выборе не повторяться. Где он сегодня появится, чтобы поужинать,
не знал никто до последнего момента. Для ресторана, кафе или простой
забегаловки появление президента страны всегда было неожиданностью.
Несколько раз генерал Перон таки отравился. Но не вследствие покушений,
а из-за дурного качества продуктов и неумелости поваров. Если еда или
обслуживание оказывались некачественными, весь персонал заведения ждали
неприятности; Перона кое-кто именовал "кровавым диктатором", и к этому,
возможно, имелись основания... Подробностей репрессий против работников
общепита история не сохранила, но в годы правления генерала качество
блюд в Буэнос-Айресе и окрестностях поднялось на высочайшую вершину.
Потому что ни одно заведение, даже самое мелкое не было застраховано от
внезапного визита Самого – голодного, строгого и справедливого. Не знаю,
как насчёт политических свершений, но за кулинарные все жители были ему
признательны.
|
|
Дню ракетных войск и артиллерии посвящается!
Ми-8 плавно садился на футбольное поле части. Командир полка, в последний
раз поправив портупею, пошел на доклад.
- Товарищ генерал-лейтенант! В вверенной мне части происшествий не
случилось… - бодрым командирским голосом доложил наш полковник Макаров.
Винты вертолета еще вращались, из его чрева на зеленое поле высыпало
человек семь комиссии. К нам приехала «внезапная» проверка из штаба
армии. «Внезапная» - потому что о ней знал весь наш ракетный полк еще
неделю назад. Естественно в этот день в нарядах стояли самые толковые,
вся трава стала зеленой, а бордюры белыми.
- Так-с, с чего начнем? - спросил генерал-лейтенант. И дружно всей
комиссией пошли в расположение части.
- Смир-р-р-рна!!! Товарищ генерал-лейтенант, за время моего дежурства
происшествий не случилось. Дежурный по роте старший сержант Седов.
- Вольно! - ответил генерал.
- Вольна!!! - продублировал сержант.
Седову до дембеля оставалось всего ничего, и в этот ответственный наряд
его поставили как самого опытного, знали, что он не зарубится, как
говорили в части.
- Сколько служить осталось, сержант?
- Четыре месяца, трищ генерал-лейтенант!
- Понятно.
Глава комиссии был не первый год в армии и прекрасно понял, что Макарова
предупредили о проверке, раз в наряде у него «деды».
- Так… Ну раз тут у тебя все в порядке, давай посмотрим что на хоздворе, –
обратился он к командиру полка.
Хоздвор стоял немного на отшибе. За плацем, за столовой. Это был
обыкновенный свинарник, голов на тридцать. Кое-что из той свинины, что
здесь выращивалась, попадало не только в офицерскую столовую, но и на
солдатский стол. И главным на хоздворе был рядовой Загоруйко. Он
прослужил здесь уже полтора года, сам он был выходцем из Западной
Украины, но парнем был городским и до своей службы в армии о свиньях
знал только, что они источник сала. А еще у него дома осталась немецкая
овчарка, по кличке Ника, которую ему подарил дед на четырнадцатилетие.
Но сейчас не об этом. Будучи не первый день в армии, Загоруйко тоже
привел в порядок и свинарник и себя. Подворотничок сиял, бляха блестела,
- все как положено. В свинарнике тоже было относительно чисто, свежая
солома, чистые поилки… Хотя ему сказали, что вряд ли Он к тебе зайдет,
но все же… Ты смотри если что.
А генерал-лейтенант, поняв, что в части недостатков ему не найти, решил
докопаться хоть до чего-нибудь. Где самое грязное место? Правильно –
хоздвор. Еще на подходе к свинарнику было слышно как тридцать свиных
голов хрюкают и повизгивают, - шум стоял такой, что мама не горюй! И
запах! Запах!!! Вообще, запахом это назвать нельзя. Вонь, она и есть
вонь.
Дверь в свинарник открылась и на пороге показалась высокая, статная
фигура проверяющего.
- Смир-р-рна-а!!! - вскочил Загоруйко, и сделав четыре строевых шага
подошел к генералу на расстояние вытянутой руки. В этот момент в
свинарнике произошло нечто неимоверное! Все свиньи, услышав команду
своего свинаря, как одна замерли, и стояли не шелохнувшись, не произнося
ни звука!
- За время несения службы во вверенном мне подразделении происшествий не
случилось, старший по хоздвору рядовой Загоруйко!
- Вольно! – ответил генерал. Было слышно как муха на другом конце
свинарника бьется о стекло.
- Вольна-а-а!!! – продублировал Загоруйко, сделав шаг в сторону и назад,
как и положено по Уставу, давая проверяющему возможность пройти вперед.
После второй команды «вольно» свиньи опять начали двигаться и постепенно
все громче и громче издавать свои свинячьи звуки.
Генерал-лейтенант посмотрел на рядового, с тоской окинул взглядом
свинарник, молча развернулся и вышел. Выйдя из свинарника, он все также
молча направился к вертолету. Уже там, в вертолете, когда они были на
пути в штаб, его заместитель набрался храбрости и спросил:
- Товарищ генерал-лейтенант, почему комиссия покинула полк?
- Понимаешь, у них даже свиньи честь отдают…
На следующий день мы узнали, что наш полк получил оценку «отлично» по
боевой и политической подготовке, а рядовой Загоруйко – отпуск домой на
десять суток без учета проезда туда и обратно.
|
|
Закончился смотр строевой подготовки батальона. После этого, как
положено, командиры отходят в сторону, а инспектирующий генерал обходит
строй солдат на предмет выявления жалоб. Один солдат поднимает руку.
- Слушаю вас.
- Рядовой Геращенко. Меня прапорщик все время будкой называет, а у
самого - посмотрите - будка еще больше, чем даже у вас, товарищ генерал.
|
|
Закончился смотр строевой подготовки батальона. После этого, как положено,
командиры отходят в сторону, а инспектирующий генерал обходит строй солдат на
предмет выявления жалоб. Один солдат поднимает руку.
- Слушаю вас.
- Рядовой Геращенко. Меня прапорщик все время будкой называет, а у самого -
посмотрите - будка еще больше, чем даже у вас, товарищ генерал.
|
|