Результатов: 159

51

Война в Хуторовке

(Рассказал Александр Васильевич Курилкин 1935 года рождения)

Вы за мной записываете, чтобы люди прочли. Так я прошу – сделайте посвящение всем детям, которые застали войну. Они голодали, сиротствовали, многие погибли, а другие просто прожили эти годы вместе со всей страной. Этот рассказ или статья пусть им посвящается – я вас прошу!

Как мы остались без коровы перед войной, и как война пришла, я вам в прошлый раз рассказал. Теперь – как мы жили. Сразу скажу, что работал в колхозе с 1943 года. Но тружеником тыла не являюсь, потому что доказать, что с 8 лет работал в кузнице, на току, на полях - не представляется возможным. Я не жалуюсь – мне жаловаться не на что – просто рассказываю о пережитом.

Как женщины и дети трудились в колхозе

Деревня наша Хуторовка была одной из девяти бригад колхоза им. Крупской в Муровлянском районе Рязанской области. В деревне было дворов пятьдесят. Мы обрабатывали порядка 150 га посевных площадей, а весь колхоз – примерно 2000 га черноземных земель. Все тягловые функции выполнялись лошадьми. До войны только-только началось обеспечение колхозов техникой. Отец это понял, оценил, как мы теперь скажем, тенденцию, и пошел тогда учиться на шофера. Но началась война, и вся техника пошла на фронт.
За первый месяц войны на фронт ушли все мужчины. Осталось человек 15 - кто старше 60 лет и инвалиды. Работали в колхозе все. Первые два военных года я не работал, а в 1943 уже приступил к работе в колхозе.
Летом мы все мальчишки работали на току. Молотили круглый год, бывало, что и ночами – при фонарях. Мальчишек назначали – вывозить мякину. Возили её на санях – на току всё соломой застелено-засыпано, потому сани и летом отлично идут. Лопатами в сани набиваем мякину, отвозим-разгружаем за пределами тока… Лугов в наших местах нет, нет и сена. Поэтому овсяная и просяная солома шла на корм лошадям. Ржаная солома жесткая – её брали печи топить. Всю тяжелую работу выполняли женщины.
В нашей деревне была одна жатка и одна лобогрейка. Это такие косилки на конной тяге. На лобогрейке стоит или сидит мужчина, а в войну, да и после войны – женщина, и вилами сбрасывает срезанные стебли с лотка. Работа не из легких, только успевай пот смахивать, потому – лобогрейка. Жатка сбрасывает сама, на ней работать легче. Жатка скашивает рожь или пшеницу. Следом женщины идут со свяслами (свясло – жгут из соломы) и вяжут снопы… Старушки в деревне заранее готовят свяслы обычно из зеленой незрелой ржи, которая помягче. Свяслы у вязальщиц заткнуты за пояс слева. Нарукавники у всех, чтобы руки не колоть стерней. В день собирали примерно по 80-90 снопов каждая. Копна – 56 снопов. Скашиваются зерновые культуры в период молочной спелости, а в копнах зерно дозревает до полной спелости. Потом копны перевозят на ток и складывают в скирды. Скирды у нас складывали до четырех метров высотой. Снопы в скирду кладутся колосьями внутрь.
Ток – место оборудованное для молотьбы. Посевных площадей много. И, чтобы не возить далеко снопы, в каждой деревне оборудуются токи.
При молотьбе на полок молотилки надо быстро подавать снопы. Это работа тяжелая, и сюда подбирались четыре женщины физически сильные. Здесь часто работала моя мама. Работали они попарно – двое подают снопы, двое отдыхают. Потом – меняются. Где зерно выходит из молотилки – ставят ящик. Зерно ссыпается в него. С зерном он весит килограмм 60-65. Ящик этот они носили по двое. Двое понесли полный ящик – следующая пара ставит свой. Те отнесли, ссыпали зерно, вернулись, второй ящик уже наполнился, снова ставят свой. Тоже тяжелая работа, и мою маму сюда тоже часто ставили.
После молотьбы зерно провеивали в ригах. Рига – длинный высокий сарай крытый соломой. Со сквозными воротами. В некоторые риги и полуторка могла заезжать. В ригах провеивали зерно и складывали солому. Провеивание – зерно с мусором сыпется в воздушный поток, который отделяет, относит полову, ость, шелуху, частички соломы… Веялку крутили вручную. Это вроде огромного вентилятора.
Зерно потом отвозили за 10 километров на станцию, сдавали в «Заготзерно». Там оно окончательно доводилось до кондиции – просушивалось.
В 10 лет мы уже пахали поля. В нашей бригаде – семь или девять двухлемешных плугов. В каждый впрягали пару лошадей. Бригадир приезжал – показывал, где пахать. Пройдешь поле… 10-летнему мальчишке поднять стрелку плуга, чтобы переехать на другой участок – не по силам. Зовешь кого-нибудь на помощь. Все лето пахали. Жаркая погода была. Пахали часов с шести до десяти, потом уезжали с лошадьми к речушке, там пережидали жару, и часа в три опять ехали пахать. Это время по часам я теперь называю. А тогда – часов не было ни у кого, смотрели на солнышко.

Работа в кузнице

Мой дед до революции был богатый. Мельница, маслобойка… В 1914 году ему, взамен призванных на войну работников, власти дали двух пленных австрийцев. В 17 году дед умер. Один австриец уехал на родину, а другой остался у нас и женился на сестре моего отца. И когда все ушли на фронт, этот Юзефан – фамилия у него уже наша была – был назначен бригадиром.
В 43-м, как мне восемь исполнилось, он пришел к нам. Говорит матери: «Давай парня – есть для него работа!» Мама говорит: «Забирай!»
Он определил меня в кузню – меха качать, чтобы горно разжигать. Уголь горит – надымишь, бывало. Самому-то дышать нечем. Кузнец был мужчина – вернулся с фронта по ранению. Классный был мастер! Ведь тогда не было ни сварки, ни слесарки, токарки… Все делалось в кузне.
Допустим - обручи к тележным колесам. Листовой металл у него был – привозили, значит. Колеса деревянные к телеге нестандартные. Обруч-шина изготавливался на конкретное колесо. Отрубит полосу нужной длины – обтянет колесо. Шатуны к жаткам нередко ломались. Варил их кузнечной сваркой. Я качаю меха - два куска металла разогреваются в горне докрасна, потом он накладывает один на другой, и молотком стучит. Так металл сваривается. Сегменты отлетали от ножей жатки и лобогрейки – клепал их, точил. Уж не знаю – какой там напильник у него был. Уже после войны привезли ему ручной наждак. А тут - привезут плуг - лемеха отвалились – ремонтирует. Тяжи к телегам… И крепеж делал - болты, гайки ковал, метчиками и лерками нарезал резьбы. Пруток какой-то железный был у него для болтов. А нет прутка подходящего – берет потолще, разогревает в горне, и молотком прогоняет через отверстие нужного диаметра – калибрует. Потом нарезает леркой резьбу. Так же и гайки делал – разогреет кусок металла, пробьет отверстие, нарезает в нем резьбу метчиком. Уникальный кузнец был! Насмотрелся я много на его работу. Давал он мне молоточком постучать для забавы, но моя работа была – качать меха.

Беженцы

В 41 году пришли к нам несколько семей беженцев из Смоленска - тоже вклад внесли в работу колхоза. Расселили их по домам – какие побольше. У нас домик маленький – к нам не подселили.
Некоторые из них так у нас и остались. Их и после войны продолжали звать беженцами. Можно было услышать – Анька-эвакуированная, Машка-эвакуированная… Но большая часть уехали, как только Смоленск освободили.

Зима 41-го и гнилая картошка

Все знают, особенно немцы, что эта зима была очень морозная. Даже колодцы замерзали. Кур держали дома в подпечке. А мы – дети, и бабушка фактически на печке жили. Зимой 41-го начался голод. Конечно, не такой голод, как в Ленинграде. Картошка была. Но хлеб пекли – пшеничной или ржаной муки не больше 50%. Добавляли чаще всего картошку. Помню – два ведра мама намоет картошки, и мы на терке трем. А она потом добавляет натертую картошку в тесто. И до 50-го года мы не пекли «чистый» хлеб. Только с наполнителем каким-то. Я в 50-м году поехал в Воскресенск в ремесленное поступать – с собой в дорогу взял такой же хлеб наполовину с картошкой.
Голодное время 42-го перешло с 41-го. И мы, и вся Россия запомнили с этого года лепешки из гнилого мороженого картофеля. Овощехранилищ, как сейчас, не было. Картошку хранили в погребах. А какая в погреб не помещалась - в ямах. Обычная яма в земле, засыпанная, сверху – шалашик. И семенную картошку тоже до весны засыпали в ямы. Но в необычно сильные морозы этой зимы картошка в ямах сверху померзла. По весне – погнила. Это и у нас в деревне, и сколько я поездил потом шофером по всей России – спрашивал иной раз – везде так. Эту гнилую картошку терли в крахмал и пекли лепешки.

Банды дезертиров

Новостей мы почти не знали – радио нет, газеты не доходят. Но в 42-м году народ как-то вдохновился. Притерпелись. Но тут появились дезертиры, стали безобразничать. Воровали у крестьян овец.
И вот через три дома от нас жил один дедушка – у него было ружьё. И с ним его взрослый сын – он на фронте не был, а был, видимо, в милиции. Помню, мы раз с мальчишками пришли к ним. А этот сын – Николай Иванович – сидел за столом, патрончики на столе стояли, баночка – с маслом, наверное. И он вот так крутил барабан нагана – мне запомнилось. И потом однажды дезертиры на них может даже специально пошли. Началась стрельба. Дезертиры снаружи, - эти из избы отстреливались. Отбились они.
Председателем сельсовета был пришедший с войны раненный офицер – Михаил Михайлович Абрамов. Дезертиры зажгли его двор. И в огонь заложили видимо, небольшие снаряды или минометные мины. Начало взрываться. Народ сбежался тушить – он разгонял, чтобы не побило осколками. Двор сгорел полностью.
Приехал начальник милиции. Двоих арестовал – видно знал, кого, и где находятся. Привел в сельсовет. А до района ехать километров 15-20 на лошади, дело к вечеру. Он их связал, посадил в угол. Он сидел за столом, на столе лампа керосиновая засвечена… А друзья тех дезертиров через окно его застрелили.
После этого пришла группа к нам в деревню – два милиционера, и еще несколько мужчин. И мой дядя к ним присоединился – он только-только пришел с фронта демобилизованный, был ранен в локоть, рука не разгибалась. Ручной пулемет у них был. Подошли к одному дому. Кто-то им сказал, что дезертиры там. Вызвали из дома девушку, что там жила, и её стариков. Они сказали, что дома больше никого нет. Прошили из пулемета соломенную крышу. Там действительно никого не оказалось. Но после этого о дезертирах у нас ничего не было слышно, и всё баловство прекратилось.

Новая корова

В 42 году получилась интересная вещь. Коровы-то у нас не было, как весной 41-го продали. И пришел к нам Василий Ильич – очень хороший старичок. Он нам много помогал. Лапти нам, да и всей деревне плел. Вся деревня в лаптях ходила. Мне двое лаптей сплел. Как пахать начали – где-то на месяц пары лаптей хватало. На пахоте – в лаптях лучше, чем в сапогах. Земля на каблуки не набивается.
И вот он пришел к нашей матери, говорит: «У тебя овцы есть? Есть! Давай трех ягнят – обменяем в соседней деревне на телочку. Через два года – с коровой будете!»
Спасибо, царствие теперь ему небесное! Ушел с ягнятами, вернулся с телочкой маленькой. Тарёнка её звали. Как мы на неё радовались! Он для нас была – как светлое будущее. А растили её – бегали к ней, со своего стола корочки и всякие очистки таскали. Любовались ею, холили, гладили – она, как кошка к нам ластилась. В 43-м огулялась, в 44-м отелилась, и мы – с молоком.

1943 год

В 43-м жизнь стала немножко улучшаться. Мы немножко подросли – стали матери помогать. Подросли – это мне восемь, младшим – шесть и четыре. Много работы было на личном огороде. 50 соток у нас было. Мы там сеяли рожь, просо, коноплю, сажали картошку, пололи огород, все делали.
Еще в 43 году мы увидели «студебеккеры». Две машины в наш колхоз прислали на уборочную – картошку возить.

Учеба и игры

У нас был сарай для хранения зерна. Всю войну он был пустой, и мы там с ребятней собирались – человек 15-20. И эвакуированные тоже. Играли там, озоровали. Сейчас дети в хоккей играют, а мы луночку выкопаем, и какую-нибудь банку консервную палками в эту лунку загоняем.
В школу пошел – дали один карандаш. Ни бумаги, ни тетради, ни книжки. Десять палочек для счета сам нарезал. Тяжелая учеба была. Мать раз где-то бумаги достала, помню. А так – на газетах писали. Торф сырой, топится плохо, - в варежках писали. Потом, когда стали чернилами писать – чернила замерзали в чернильнице. Непроливайки у нас были. Берёшь её в руку, зажмешь в кулаке, чтобы не замерзла, и пишешь.
Очень любил читать. К шестому классу прочел все книжки в школьной библиотеке, и во всей деревне – у кого были в доме книги, все прочитал.

Военнопленные и 44-й год

В 44-м году мимо Хуторовки газопровод копали «Саратов-Москва». Он до сих пор функционирует. Трубы клали 400 или 500 миллиметров. Работали там пленные прибалтийцы.
Уже взрослым я ездил-путешествовал, и побывал с экскурсиями в бывших концлагерях… В Кременчуге мы получали машины – КРАЗы. И там был мемориал - концлагерь, в котором погибли сто тысяч. Немцы не кормили. Не менее страшный - Саласпилс. Дети там погублены, взрослые… Двое воскресенских через него прошли – Тимофей Васильевич Кочуров – я с ним потом работал. И, говорят, что там же был Лев Аронович Дондыш. Они вернулись живыми. Но я видел стволы деревьев в Саласпилсе, снизу на уровне человеческого роста тоньше, чем вверху. Люди от голода грызли стволы деревьев.
А у нас недалеко от Хуторовки в 44-м году сделали лагерь военнопленных для строительства газопровода. Пригнали в него прибалтийцев. Они начали рыть траншеи, варить и укладывать трубы… Но их пускали гулять. Они приходили в деревню – меняли селедку из своих пайков на картошку и другие продукты. Просто просили покушать. Одного, помню, мама угостила пшенкой с тыквой. Он ещё спрашивал – с чем эта каша. Мама ему объясняла, что вот такая тыква у нас растет. Но дядя мой, и другие, кто вернулся с войны, ругали нас, что мы их кормим. Считали, что они не заслуживают жалости.
44 год – я уже большой, мне девять лет. Уже начал снопы возить. Поднять-то сноп я еще не могу. Мы запрягали лошадей, подъезжали к копне. Женщины нам снопы покладут – полторы копны, вроде бы, нам клали. Подвозим к скирду, здесь опять женщины вилами перекидывают на скирд.
А еще навоз вывозили с конного двора. Запрягаешь пару лошадей в большую тачку. На ней закреплен ящик-короб на оси. Ось – ниже центра тяжести. Женщины накладывают навоз – вывозим в поле. Там качнул короб, освободил путы фиксирующие. Короб поворачивается – навоз вывалился. Короб и пустой тяжелый – одному мальчишке не поднять. А то и вдвоем не поднимали. Возвращаемся – он по земле скребет. Такая работа была у мальчишек 9-10 лет.

Табак

Табаку очень много тогда сажали – табак нужен был. Отливали его, когда всходил – бочками возили воду. Только посадят – два раза в день надо поливать. Вырастет – собирали потом, сушили под потолком… Мать листву обирала, потом коренюшки резала, в ступе толкла. Через решето высевала пыль, перемешивала с мятой листвой, и мешка два-три этой махорки сдавала государству. И на станцию ходила – продавала стаканами. Махорку носила туда и семечки. А на Куйбышев санитарные поезда шли. Поезд останавливается, выходит медсестра, спрашивает: «Сколько в мешочке?» - «10 стаканов». Берет мешочек, уносит в вагон, там высыпает и возвращает мешочек и деньги – 100 рублей.

Сорок пятый и другие годы

45,46,47 годы – голод страшный. 46 год неурожайный. Картошка не уродилась. Хлеба тоже мало. Картошки нет – мать лебеду в хлеб подмешивала. Я раз наелся этой лебеды. Меня рвало этой зеленью… А отцу… мать снимала с потолка старые овечьи шкуры, опаливала их, резала мелко, как лапшу – там на коже ещё какие-то жирочки остаются – варила долго-долго в русской печке ему суп. И нам это не давала – только ему, потому что ему далеко ходить на работу. Но картошки все-таки немного было. И она нас спасала. В мундирчиках мать сварит – это второе. А воду, в которой эта картошка сварена – не выливает. Пару картофелин разомнет в ней, сметанки добавит – это супчик… Я до сих пор это люблю и иногда себе делаю.

Про одежду

Всю войну и после войны мы ходили в домотканой одежде. Растили коноплю, косили, трепали, сучили из неё нитки. Заносили в дом станок специальный, устанавливали на всю комнату. И ткали холстину - такая полоса ткани сантиметров 60 шириной. Из этого холста шили одежду. В ней и ходили. Купить готовую одежду было негде и не на что.
Осенью 45-го, помню, мать с отцом съездили в Моршанск, привезли мне обнову – резиновые сапоги. Взяли последнюю пару – оба на правую ногу. Такие, почему-то, остались в магазине, других не оказалось. Носил и радовался.

Без нытья и роптания!

И обязательно скажу – на протяжении всей войны, несмотря на голод, тяжелый труд, невероятно трудную жизнь, роптания у населения не было. Говорили только: «Когда этого фашиста убьют! Когда он там подохнет!» А жаловаться или обижаться на Советскую власть, на жизнь – такого не было. И воровства не было. Мать работала на току круглый год – за все время только раз пшеницы в кармане принесла – нам кашу сварить. Ну, тут не только сознательность, но и контроль. За килограмм зерна можно было получить три года. Сосед наш приехал с войны раненый – назначили бригадиром. Они втроем украли по шесть мешков – получили по семь лет.

Как уехал из деревни

А как я оказался в Воскресенске – кто-то из наших разнюхал про Воскресенское ремесленное училище. И с 1947 года наши ребята начали уезжать сюда. У нас в деревне ни надеть, ни обуть ничего нет. А они приезжают на каникулы в суконной форме, сатиновая рубашка голубенькая, в полуботиночках, рассказывают, как в городе в кино ходят!..
В 50-м году и я решил уехать в Воскресенск. Пришел к председателю колхоза за справкой, что отпускает. А он не дает! Но там оказался прежний председатель – Михаил Михайлович. Он этому говорит: «Твой сын уже закончил там ремесленное. Что же ты – своего отпустил, а этого не отпускаешь?»
Так в 1950 году я поступил в Воскресенское ремесленное училище.
А, как мы туда в лаптях приехали, как учился и работал потом в кислоте, как ушел в армию и служил под Ленинградом и что там узнал про бои и про блокаду, как работал всю жизнь шофёром – потом расскажу.

52

Войну мы встретили в Луге, где папа снял на лето дачу. Это 138 километров на юго-запад от Ленинграда, как раз в сторону немцев. Конечно же, войны мы не ожидали. Уехали мы туда в конце мая. 15 июня сестренке Лиле исполнился год, она уже ходила. Мне – семь. Я её водил за ручку. Было воскресенье. Утром мы с мамой отправились на базар. Возвращаемся – на перекрестке перед столбом с репродуктором толпа. Все слушают выступление Молотова.

Буквально через месяц мы эту войну «понюхали». Начались бомбежки, артобстрелы… На улице полно военных… У меня про это есть стихи. Прочту отрывок.

Летом сорок первого решили,
Что мы в Луге будем отдыхать.
Папа снял там дачу. Мы в ней жили…
Если б знать нам, если б только знать…
Рёв сирен, бомбёжки, артобстрелы, -
Вижу я, как будто наяву.
Лилечку пытаюсь неумело
Спрятать в щель, отрытую в саду.
Как от немцев вырваться успели
Ночью под бомбёжкой и стрельбой?
Вот вокзал «Варшавский». Неужели
Живы мы, приехали домой?

Из Луги в Ленинград мы уехали буквально на последнем поезде.

В Ленинграде мама сразу пошла работать в швейное ателье – тогда вышло постановление правительства, что все трудоспособные должны работать. В ателье они шили ватники, бушлаты, рукавицы – всё для фронта.

Папа работал на заводе заместителем начальника цеха. Август, наверное, был, когда его призвали. На фронт он ушел командиром пехотного взвода. В конце октября он получил первое ранение. Мама отправила меня к своей сестре, а сама каждый день после работы отправлялась к отцу в госпиталь. Лилечка была в круглосуточных яслях, и мы её не видели до весны.

Госпиталь вторым стал маме домом:
Муж – работа – муж, так и жила.
Сколько дней? Да две недели ровно
Жил тогда у тёти Сони я.

Второй раз его ранили весной 42-го. Мы жили на Васильевском острове. В «Меньшиковском дворце» был госпиталь – в семи минутах ходьбы от нашего дома. И мама меня туда повела.

Плохо помню эту встречу с папой.
Слезы, стоны крики, толкотня,
Кровь, бинты, на костылях солдаты,
Ругань, непечатные слова…

В 1 класс я пошел весной 42-го в Ленинграде. Всю зиму школы не работали – не было освещения, отопления, водоснабжения и канализации. А весной нас собрали в первом классе. Но я уже бегло читал, и мне было скучно, когда весь класс хором учил алфавит. Писать учиться – да – там начал. Потому что сам научился не столько писать, сколько рисовать печатные буквы. И запомнился мне томик Крылова.

«Крылов запомнился мне. Дело было в мае,
Я с книжкой вышел на «Большой» и сел читать
И вдруг мужчина подошёл и предлагает
Мне эту книжку интересную - продать.
Я молчу, растерян и не знаю,
Что ответить. Он же достаёт
Чёрствый хлеб. Кусок. И улыбаясь
Мне протягивает чуть не прямо в рот.
Дрогнул я, недолго упирался.
Он ушёл, а я меж двух огней:
Счастье - вкусом хлеба наслаждался,
Горе - жаль Крылова, хоть убей».

У мамы была рабочая карточка. С конца ноября её полагалось 250 граммов хлеба. И мои 125 граммов на детскую карточку.

Мама вечером приходила с работы – приносила паек. Я был доходягой. Но был поражен, когда одноклассник поделился радостью, что его мама умерла, а её хлебные карточки остались. Поступки и мысли людей, медленно умирающих от ужасающего голода нельзя оценивать обычными мерками. Но вот эту радость своего одноклассника я не смог принять и тогда.

Что там дальше было? Хватит стона!
К нам пришло спасение – весна!
Только снег сошёл – на всех газонах
Из земли проклюнулась трава.
Мама её как-то отбирала,
Стригла ножницами и – домой,
Жарила с касторкой. Мне давала.
И я ел. И запивал водой.

Лиля была в круглосуточных яслях. Их там кормили, если можно так сказать. Когда мы перед эвакуацией её забрали, она уже не могла ни ходить, ни говорить… Была – как плеть. Мы её забрали в последний день – сегодня вечером надо на поезд, и мы её взяли. Ещё бы чуть-чуть, и её саму бы съели. Это метафора, преувеличение, но, возможно, не слишком сильное преувеличение.

Сейчас опубликованы документальные свидетельства случаев канибализма в блокадном Ленинграде. А тогда об этом говорили, не слишком удивлялясь. Это сейчас мы поражаемся. А тогда… Голод отупляет.

В коммуналке нас было 12 семей. И вот представьте – ни воды, ни света, ни отопления… Печами-буржуйками обеспечили всех централизовано. Их изготавливали на заводе, может быть и не на одном заводе, и раздавали населению. Топили мебелью. Собирали деревяшки на улице, тащили что-то из разрушенных бомбежками и артобстрелами домов. Помню, как разбирали дома паркет и топили им «буржуйку».


Эвакуация

А летом 42 года нас эвакуировали. Единственный был узкий коридор к берегу Ладоги, простреливаемый, шириной два километра примерно. Привезли к берегу.

«На Ладоге штормит. Плывет корабль.
На палубе стоят зенитки в ряд.
А рядом чемоданы, дети, бабы.
Они все покидают Ленинград.
Как вдруг – беда! Откуда не возьмись
Далёкий гул фашистских самолётов.
Сирена заревела. В тот же миг
Команды зазвучали. Топот, крик.
И вот уже зенитные расчёты
Ведут огонь… А самолёт ревёт,
Свист бомб, разрывы, детский плач и рёв.
Недолго длился бой, минут пятнадцать.
Для пассажиров – вечность. Дикий страх
Сковал людей, им тут бы в землю вжаться,
Но лишь вода кругом. И на руках
Детишки малые. А рядом - взрывы.
Летят осколки, смерть неумолимо
Всё ближе, ближе. Немцы нас бомбят
И потопить корабль норовят.
…Фашистов отогнали. Тишина.
И мама принялась … будить меня.
Я крепко спал и ничего не видел.
Со слов её всё это написал.
А мама удивлялась: «Как ты спал?»

Потом – поезд. Целый месяц мы в теплушке ехали в Сибирь. Каждые 20-30 минут останавливались – пропускали встречные поезда на фронт. Обычно утром на станции к вагонам подавали горячую похлебку. Иногда это была фактически вода. Днем выдавали сухой паек. Но мы все страдали диареей – пищеварительная система после длительного голода плохо справлялась с пищей. Поэтому, как только остановка, благо они были частыми, мы все либо бежали в кусты, либо лезли под вагоны. Было не до приличий.


В Сибири

Приехали в Кемеровскую область. Три дня жили на станции Тяжин – ждали, когда нас заберут в назначенную нам для размещения деревню. Дорог – нет. Только просека. Приехали за нами на станцию подводы.

Деревня называлась Воскресенка.
Почти полсотни стареньких домов.
Была там школа, в ней библиотека,
Клуб, пара сотен баб и стариков.
Начальство: сельсовет и председатель -
Владимир Недосекин (кличка – «батя»),
Большая пасека, конюшни две,
Свинарник, птичник, ферма на реке.
Я не могу не вспомнить удивленья
У местных жителей, когда они
Узнали вдруг, что (Боже, сохрани!)
Приехали какие-то… евреи.
И посмотреть на них все к маме шли,
(Тем более, к портнихе). Ей несли
Любые тряпки, старые одежды,
Пальто и платья, нижнее бельё.
Всё рваное. Несли его с надеждой:
Починит мама, либо перешьёт.
Купить одежду было невозможно,
Но сшить чего-то – очень даже можно.

Вокруг деревни – тайга, поля… Речка Воскресенка. Ни телефона, ни электричества, ни радиоточки в деревне не было. Почту привозили со станции два раза в месяц. В Воскресенку я приехал доходягой. Примерно за месяц отъелся.

«Соседи удивлялись на меня,
Как целый котелок картошки
Съедал один…»

Мама была потомственная портниха. С собой она привезла швейную машинку Зингер. И на этой машинке обшивала весь колхоз. Нового-то ничего не шила – не с чего было. Ни у кого не было и неоткуда было взять отрез ткани. Перешивала, перелицовывала старые вещи. Приносили тряпки старые рваные. Мама из них выкраивала какие-то лоскуты, куски – что-то шила. Расплачивались с ней продуктами. Ниток мама много взяла с собой, а иголка была единственная, и этой иголкой она три года шила всё подряд. Когда обратно уезжали – машинку уже не повезли. Оставили там. А туда ехали – отлично помню, что восемь мест багажа у нас было, включая машинку. Чемоданы, мешки…

В Воскресенку мы приехали в августе, и меня снова приняли в первый класс. Но, поскольку я бегло читал, писать скоро научился, после первого класса перевели сразу в третий.

В то лето в Воскресенке поселились
Четыре ленинградские семьи.
И пятая позднее появилась -
Немецкая, с Поволжья. Только им
В отличие от нас, жилья не дали.
Они не то, что жили – выживали,
В сарае, на отшибе, без еды.
(Не дай нам Бог, хлебнуть такой беды.)
К тому же, мать детей – глава семейства
На русском языке – ни в зуб ногой.
И так случилось, с просьбою любой
Она шла к маме со своим немецким.
Ей мама помогала, как могла…
Всё бесполезно… Сгинула семья.
Не скрою, мне их очень жалко было…
Однажды немка к маме привела
Сыночка своего и попросила
Устроить в школу. Мама с ней пошла
К соседу Недосекину. Тот долго
Искал предлог, но, видя, нет предлога,
Что б немке отказать, он порешил:
«Скажи учителям, я разрешил».
И сын учился в том же первом классе,
В котором был и я. Но вдруг пропал.
Его никто, конечно, не искал.
Нашёлся сам… Конец их был ужасен…
От голода они лишились сил…
Зимой замёрзли. (Господи, прости!)…


Победа

Уже говорил, что связь с внешним миром у нас там была раз в две недели. Потому о Победе мы узнали с запозданием:

Немедленно всех в школу вызывают.
Зачем? И мы с друзьями все гадаем:
Какие ещё срочные дела?
«Что?», «Как?» Победа к нам пришла!
Нет, не пришла - ворвалась и взорвалась!
Учительница целовала нас
И строила по парам каждый класс,
Вот, наконец, со всеми разобралась,
«Ты – знамя понесёшь, ты – барабан,
Вперёд, за мной!» А где–то, уж баян
Наяривает. Бабы выбегают,
Смеются, плачут, песни голосят,
Друг друга все с победой поздравляют.
И - самогонку пьют! И поросят
Собрались резать. В клубе будет праздник!
Сегодня двадцать третье мая!... Разве
Девятого окончилась война!?
Как долго к нам в деревню почта шла...»

С Победой – сразу стали думать, как возвращаться домой. Нужно было, чтобы нас кто-то вызвал официально. Бумага от родственников - вызов – заверенный властью, райсоветом.

От маминого брата пришла из Ленинграда такая бумага. Нам разрешили ехать. На лошади мой друг и одноклассник отвез нас в Тяжин. Довез до станции, переночевал с нами на вокзале, и утром поехал обратно. Сейчас представить такое – 11-летний мальчик на телеге 30 километров один по тайге… А тогда – в порядке вещей… И я умел запрягать лошадь. Взять лошадь под уздцы, завести её в оглобли, упряжь надеть на неё… Только у меня не хватало сил стянуть супонью хомут.

А мы на станции ждали теплушку. Погрузились, и недели две, как не больше, ехали в Ленинград.

Вернулись – мама пошла работать в ателье. Жили мы небогато, прямо скажем, - голодно. Поэтому после 7 класса я пошел работать на часовой завод. Два года работал учеником, учился в вечерней школе. На третий год мне присвоили 4 разряд. Но впервые после Победы я досыта наелся только в армии, когда после окончания вечерней школы поступил в Артиллерийское военное техническое училище. Дальше – служба, военная академия, ещё служба, работа «на оборонку», развал страны… - но это уже другая история.

А стихи начал писать только лет в 50. Сестра попросила рассказать о своем и её детстве, о блокаде, о войне, о том, чего она не могла запомнить в силу малого возраста - ответил ей стихами.

***

Рассказал - Семен Беляев. Записал - Виктор Гладков. В текст включены фрагменты поэмы Семена Беляева "Ленинградская блокада".

53

Знакомая задала вопрос, который всех уже достал: "Какой антивирус лучше? ". Хотел сказать, что это отсутствие компьютера. Но потом полазил по форумам и нашел ответ, который меня порадовал, а ее удовлетворил. Касперский Пехотный батальон. Становится лагерем вокруг компьютера, роет окопы и противотанковые рвы, минирует все к чертовой матери, обматывает колючей проволокой в сорок рядов, распределяет сектора обстрела орудий и пулеметов. Получившуюся оборону можно прорвать лишь при пятикратном (как минимум) численном превосходстве и только после многочасовых бомбардировок. Преимущества: Враг сможет пройти лишь одним способом превратив компьютер в выжженную пустыню. Недостатки: Солдат надо кормить, а минные поля и окопы затрудняют перемещение гражданских, так что от ресурсов системы не остается почти ничего. аvаst Артиллерийская батарея. Эффективна против лобовой атаки врага, наступающего на нее с фронта, способна перемолоть практически в любых количествах, почти без потерь для себя. Однако для ударов c фланга и, тем более, против заброшенных в тыл диверсантов, весьма уязвима. Разумеется, после того, как орудия будут развернуты в нужном направлении, перемалываются и диверсанты, но на это требуется время. Преимущества: Артиллеристы кормят себя сами. Не спрашивайте, как не знаю. Но система остается почти незатронутой. Недостатки: Низкая оперативность. NOD32 Кавалерийский эскадрон. Оборону держать не обучен вовсе, при виде врага тут же бросается на него в атаку. Пытается взять нахрапом, обычно психической атакой с шашками наголо. Если это не удается с первого раза, рассеивается по оврагам, уходит в партизаны и ждет подходящего момента чтобы повторить процедуру. Преимущества: Лучшая оборона это нападение, так что подобная тактика срабатывает всегда, пусть и не с первого раза. Недостатки: Иногда приходится ждать очень долго. У местных красоток уже рождаются первые детки, похожие на солдат неприятеля, а эскадрон все еще партизанит по лесам и пускает под откос вражеские поезда с женскими подвязками. аVG. Батальон фольксштурма. Вооружен до зубов, но пользоваться оружием не умеет совершенно, периодически стреляя по своим и взрывая снаряды в глубоком тылу, нанося ущерб мирному населению. При появлении противника на горизонте начинает судорожно строиться в стройные колонны, не успевает, плюет на все и лупит по наползающим танкам из берданки, обычно без особого толку. Преимущества: фольксштурмовцы обходятся подножным кормом, так что ресурсы системы практически не страдают. Недостатки: беспорядочная пальба и куча вирусов на диске, постоянно хоть, правда, и безуспешно пытающихся запуститься и нагадить. Pаndа. Женский батальон, составленный из институток. При малейшем шорохе начинает истошно визжать и палить в небо. При серьезной атаке теряет сознание. Преимущества: не заметен. Недостатки: эффект тоже не заметен. Mcаfее. Танковая бригада. Рычат моторы, пахнет смазкой, чумазые танкисты хватают пробегающих мимо девушек за ягодные места и где-то за лесом идет пальба. Враг внутрь проникнуть не может хотя бы просто от страха. Преимущества: надежность. Недостатки: танковая смазка нынче очень дорога, не говоря уже о снарядах. Нортон. Вражеская оккупационная армия. Офицеры бесплатно пьют шнапс в роскошных ресторанах на правах победителя, а солдаты бегают по дворам и реквизируют съестное. Другой-то враг в страну, конечно, уже не пролезет, это да. Но и жизнь в условиях оккупации, знаете ли, тоже не сахар. Преимущества: граница на замке. Намертво. Недостаток: враг уже внутри.

54

Председатель колхоза на собрании: - А теперь, товарищи колхозники, приглашенный к нам синоптик из центра расскажет о погоде на завтра! Синоптик: - В условиях наступившего осеннего сезона изменение погоды на завтра обусловлено общей перестройкой барических полей в верхней атмосфере. В результате интенсивного переноса воздушных масс с запада на восток сформируется обширная по протяженности, резко градиентная фронтальная зона с формированием на стыке холодного и теплого секторов фронта оклюзии, под влиянием которого окажется и ваш район. В тылу циклонического вихря... Голос из зала: - Ты, бля, скажи мороз ночью ебанёт? - Нет! - Пошли, ребята!

55

Продолжается успешное наступление Русского Мира на планете. Особенно впечатляющих результатов удалось добиться на таких участках фронта цивилизационного противостояния с Западом, как Лондон, Майами, Лазурный берег Франции, Монако.

56

Миша вот раззудил меня на "медицинскую" историю. Точнее, не медицинскую, и даже не на историю, а на... впрочем, затрудняюсь с определением.

Моя искренняя благодарность пользователям RRaf и perevodchik за редактуру и моральную поддержку.

"Золото..."

Эпиграф:
"Это вроде мы снова в пехоте,
Это вроде мы снова - в штыки
Это душу отводят в охоте
Уцелевшие фронтовики..." (В.С. Высоцкий)

У моего отца был дядя. Я, собственно говоря, про него пару историй когда-то уже писал (вот например, если интересно, https://www.anekdot.ru/id/859462 или https://www.anekdot.ru/id/860702 ).

Я понимаю что последующие пару предложений будут выглядеть как хвастовство, но это и взаправду был весьма примечательный человек. Очень известный ортопед-онколог. Хирург, почти 30 лет проработавший в ЦИТО, фронтовик, полковник, автор более 150-ти научных работ, полудюжины монографий и с десятка изобретений, кавалер всяческих орденов, медалей и премий, и т.д.

Как я сказал выше, после отставки из армии он устроился в ЦИТО. И хоть работал он в Москве, но жильё ему выделили в Подмосковье. Это была половина небольшого домика, правда, на весьма солидном участке в т.н. "элитном" посёлке. Естественно, в конце 50-х или 60-х Советская элита весьма отличалась от нынешней. Сосед по дому, зам министра чего-то там, так же как и остальные плебеи, благополучно ходил в местный магазин за молоком и хлебом, в трениках полол грядки, не гнушался стучать в пинг-понг с окрестными пацанами, и ему совсем было не влом ездить в переполенном автобусе до ближайшей станции метро, хотя личный автомобиль у него был. Но это я отвлёкся.

Отцовские дядя и тётя были людьми очень компанейскими. Гости в их доме были явлением перманентным. Даже не представляю, как тётушка, несмотря на свою работу офтальмологом, успевала готовить разные деликатесы и разносолы, на кои она была большая мастерица, ибо частенько дядя приводил гостей с предупреждением всего за пару часов. Нередко гости вообще появлялись без приглашения, и им завсегда были рады. Можно сказать, что у них дома образовалась определённая тусовка. Изначально, учитывая их профессии, военно-медицинская, но после сильно разросшаяся.

Моему отцу повезло. Он провёл целое лето 1961-го и 1962-го у дяди с тётей. Да и после, уже будучи студентом МИСИСа, как минимум одни выходные в месяц проводил у них. Меня гложет белая зависть, ведь с какими личностями ему довелось повидаться! Дорого бы я дал, чтобы посидеть с ними за одним столом. Дядя дружил с Юрием Никулиным, Александром Александровичем Вишневским - главным хирургом Минобороны СССР (он ещё сыграл свою роль в жизни моего отца (https://www.anekdot.ru/id/911949 ), С.П. Капицей, Евгением Алексеевичем Фёдоровым (врач первого отряда космонавтов, и ещё многими другими интересными людьми. Плюс, гости, в свою очередь,часто приводили других "членов творческой интеллигенции."

Правда, в те юношеские годы моему отцу эти ныне легендарные личности просто казались обыкновенными весёлыми дядьками. Чинами, званиями, и орденами там не мерялись. Зато все любили в меру выпить хорошего коньяка или вина, вкусно поесть тётушкиной стряпни, спеть вместе душевную песню, и, конечно же, рассказать какую-нибудь занятную историю. А так как почти поголовно там собирались фронтовики (например с Е.А. Фёдоровым дядя учился вместе в институте, и вместе же ушли на фронт в июне 1941-го), то частенько разговоры шли про случаи на Войне.

Большинство историй мой отец пропускал мимо ушей, многие, к сожалению, подзабыл, но кое что запомнил и пересказал мне. Вот одна из них.

Год 1945-й. Уже разгромлена фашисткая Германия, но расслабляться рано, ведь осталось разгромить Японию. Дядя, в то время майор, был послан на Дальневосточный фронт в качестве начальника отделения полевого госпиталя. Это лишь звучит громко и солидно, а в реальности это очень тяжёлая должность. Хоть война с японцами длилась недолго, но была она весьма кровавой, и раненых было много. А это означает множество операций без перерыва на отдых и сон.

Более того, линия фронта двигалась очень быстро, а это значит, что и госпиталь тоже должен был перемещаться с почти той же скоростью. Казалось бы, вот только развернули госпиталь, ан нет, снова надо сворачиваться и переезжать. Тяжелораненых, конечно с собой не тащили, отправляли во фронтовые госпиталя, но взамен поступали новые. Огромная трудность была в том, что особо-то и госпитальных условий не было. Бывало, что оперировали и под навесом, и в палатках. Посему, как только была возможность, под госпиталь захватывали первое же более-менее целое приличное здание.

Впрочем, таких зданий было совсем немного. Обычно они принадлежали местным заправилам, которые, в свою очередь, отнюдь не жаждали очной встречи с наступающей РККА. А так как армия Советская двигалась очень быстро, то нередно бежали они, бросая всё, лишь бы спастись (между прочим, мой дед про войну с японцами рассказывал то же самое. Бывало, в Маньчжурии, они заходили в дома, где на кухнях ещё стояла тёплая еда).

Однажды, часть зашла в небольшой городок, и местный особняк был тут же определён под госпиталь. Дядя уже пару суток практически без сна. Нескончаеммые операции, одна за одной. Гной, кишки, хрипы, грязь, окровавленные бинты, запахи, он еле-еле на ногах. Чувствует, если хотя-бы несколько часов не поспит, то он просто не сможет оперировать. Благо, пока госпиталь разворачивается, можно урвать часок, много два.

Приказал помощнику, "через два часа меня обязательно разбудить." Нашёл укромную маленькую комнатку. Увидел кровать, и тут же рухнул, не раздеваясь и сразу забылся в глубоком сне. Казалось бы, только закрыл глаза, а уже в дверь стук:
- Товарищ майор, раненых подвезли. Операционная готова, мы вас ждём.

И снова сна как не бывало. Вскочил:
- Бегу, бегу. Одну минуту.
- Хорошо, - отвечают из за двери.

В углу умывальник, в нём вода. Небывалая роскошь. Ополоснул лицо и сил прибавилось. Направился к двери. Вдруг взгляд упал на кровать, где только что спал. Когда вскочил, она сдвинулась и из под неё виднеется ящичек. Ногой пнул, крышка слетела, и о чудо, он полный монет. Они переливаются заманчивым желтовато-матовым блеском и тянут к себе как магнит, а в мозгу зазвенело "золото, золото, золото."

Встряхнул головой, снова пнул ящик под кровать и побежал в операционную. Когда вернулся в комнатку через несколько часов, там уже ничего не было.
- Так Вы даже ящик не тронули? Даже ни одной монетки не взяли? Потом жалко не было? - прозвучали вопросы.
- Да как можно на это время терять? Раненые ждать не могут, - твёрдо ответил он.

57

**
Как-то жил во многоквартирном доме с общим внутренним двором. Там гуляли все животные жителей первого этажа, в том числе — белый, пушистый, холеный кот по имени Игнациус. По вечерам соседка голосисто звала его домой:
- Нацик, Нацик, Нацик!
**
- Привет, Дане! С чего ты начинал свою карьеру фуллстэк-девелопера — с бэка или с фронта?
- С девяти лет строгого режима.
**
Идем с Петером на экзит, чтобы прыгать с горы Монте Бренто. Темно. Заблудились. Я устало спрашиваю:
- Петер, мы вообще идем вверх [в гору] или вниз?
Он отвечает:
- Вверх — это частный случай движения вниз.
Петер — пианист и философ.
**
Тот же вечер. Темно — хоть глаз выколи. Если партнер отходит на два шага, его не видно. Я кричу:
- Петер, стой! Ты идешь быстрее, чем я вижу!
**
На Центральном кладбище Любляны есть моя любимая могила. Там покоится чета Шушпанчик (1926 — 1997).
**
В нашей местной онкологии, если пациент на терминальной стадии и в сильной боли, при нем громко *случайно* называют код для морфинового аппарата. Это — приглашение к эвтаназии.
**
В Словении за 2014 год было, например, 6 убийств, а в 2016 — 28 за январь (числа условные). Это — потому что поймали доктора, который делал как выше, но сам. Теперь так не делают никто.
**
У меня всё. Большое спасибо всем за помощь с русского языка! :-)

58

Ловите Лолиту! Лолиту ловите!
Спасайте элиту! Элиту спасите!
Вот на сцене как бывает:
Ловят бабу «с фронта», «с тыла» –
Мол, СОЗНАНИЕ теряет …
А у ней когда-то было?

21 марта вечером в Ростове-на-Дону состоялся концерт известной певицы Лолиты Милявской. 55-летняя артистка блистательно выступила на сцене театра Горького, но как только ушла за кулисы, стала терять сознание.

59

Чуть помедленнее, Фрося

НЕБОЛЬШОЕ ВСТУПЛЕНИЕ.

Сколько себя помню – каждое лето проводил в деревне, по мере сил помогая бабуле управляться с хозяйством. Интернета в те далёкие времена еще не придумали, поэтому свободное время проводил или на рыбалке, или в лесу, или в компании сверстников.

Наша диверсионно – разведывательная группа занималась… Проще сказать, чем мы только не занимались, за что периодически отгребали свежей березовой каши. Но даже наказания не могли затушить пионерские огни, полыхавшие в детских задницах.Классное было время. Весёлое и беззаботное.

В 1983 году, после окончания четвертого класса, когда я стоял на пороге одиннадцатилетия, друзья предложили немного подзаработать в совхозе на полевых работах. Называлось это «выходить на наряд».

С утра бригадир (Виктор) занимался распределением фронта работ среди взрослых, а затем подходил к нам. Если что-то было, то в сопровождении старшего наша команда отправлялась выполнять посильные задания.Первые два дня прорывали горох, выдергивая кормовой, выделявшийся среди белого ковра пищевого фиолетовыми лепестками, затем заготавливали черенки для лопат и вил.

ВОДИТЕЛЬ КОБЫЛЫ

На пятый день, убедившись, что ваш покорный слуга к делу относится серьёзно, бригадир торжественно объявил о повышении: мне было доверено перевозить мешки с комбикормом от склада до фермы.
- Ты с конём умеешь обращаться? – уточнил Виктор.
- Конечно, - преданно глядя в глаза, соврал я.

О том, что мой опыт ограничивался детской лошадью-каталкой, решил особо не распространяться. Да ладно, все будет хорошо, справлюсь.
С этими мыслями я и дотопал до фермы. Там уже томилась в ожидании задумчивая рыжая кобыла Фрося, которая со вселенским пофигизмом наблюдала за парой мух, совокуплявшихся на оглобле в позе растерянного астронавта.
- Она спокойная, не бойся, - подбодрил зоотехник (Сергей), - только не гони.

Спасибо за напутствие, а я-то думал сразу с места в карьер, чтобы пролететь до склада с гиканьем и свистом. Наверное, об этом очень красноречиво свидетельствовали мои выпученные от страха глаза и трясущиеся руки.
- Понятно, - вздохнул Сергей, - ладно, малой, смотри.

Следующие двадцать минут были посвящены основам: как управлять лошадью, как надеть узду и замечаниям по поводу того, что «если облажаешься, расскажу бригадиру».
- А теперь езжай, - добродушно кивнул зоотехник и закурил.
- Но, - пискнул я.

Вот это да, кобыла оторвалась от медитации и неторопливо двинулась в сторону склада! Чтобы понять обуревавшие меня в тот момент чувства, надо быть пацанёнком, который впервые в жизни управлял настоящей живой лошадью.
Километр до склада и обратно мы осилили примерно за полчаса.

- Да не бойся, - подбодрил Сергей, - ускорь её немного, а то бабы уже плешь проели, где комбикорм.
- Если чуть побыстрее, не устанешь? – обратился я к кобыле.
- Пофигу, - задумчиво фыркнула Фрося, глядя, как те же мухи спариваются уже в позе богомола – затейника.
- Тогда но.

Кобыла флегматично перешла на некоторое подобие медленной рыси.
- Но, - уже весело крикнул я после пятого рейса
- Но так но, - Фрося согласно припустила еще быстрее.
- Молодец, - через четыре часа улыбался зоотехник, - на обед домой пойдешь?
- Ага, - кивнул я.
- Пока доберешься, возвращаться придется, езжай, напоить только не забудь, - и, подмигнув, Сергей ушёл по своим делам.

Вот это да! Проехать через всю деревню! Для все-таки городского пацана это был не просто повод для гордости, это был миг наивысшего блаженства. Мне разрешили! Еще не веря своему счастью, я быстро прикинул маршрут следования. Их было два.

Первый – по так называемой Старой улице, второй – по Новой, появившейся уже в послевоенные годы. Она была хороша тем, что заканчивалась горкой метров шестьдесят высотой. Также вдоль неё располагались сельсовет, школа, место выдачи нарядов на работы, баня и магазин. То есть число зрителей будет максимальным.

Решено, едем по Новой. Маршрут был таким – километра два по улице, доезжаем до горки, далее, приняв левее, спускаемся, проезжаем перекресток деревенских улиц. Затем, через двести метров, выехав на довольно оживленную дорогу Барановичи – Молчадь, поворачиваем направо, и мы дома.

- Но пошла, - зычно крикнув, я шлепнул вожжами.
Тот день запомнился на всю жизнь. Меня просто распирало от гордости, ещё бы! Сам! Один! Казалось, что каждый встречный, думал:
- Вот этот да, молодец, такой маленький, а уже управляет лошадью.
- Кстати, Фрося, не быстро едем?
- Пофигу, - фыркнула кобыла, не прекращая медитации.
- Интересно, - подумалось мне, - её вообще что-нибудь может вывести из этого состояния?

Бойтесь мыслей своих, ибо они материальны! Не помню, кто из древних это ляпнул, да и времени на воспоминания не было, потому что лошадь неожиданно собралась взлетать.
Как? Просто. Метров за тридцать до горки нас с громким треском обогнал мотоцикл. И случилось чудо: Фрося вздрогнув, задрала хвост...
- Хана, - яркой молнией сверкнула мысль.
- Поехали! - громко отстрелив первую ступень, кобыла рванула в галоп.

Оказавшись в облаке едкого газового выхлопа, я на несколько секунд ослабил вожжи, пытаясь вытереть слезившиеся глаза. Этого было достаточно, чтобы Фрося, закусив удила, понеслась навстречу светлому будущему, которое заканчивалось обрывом, если вовремя не повернуть.
- Тпруууууу!
- Их-ха. Пофигу.
И как назло, вокруг ни человека! Обед же, куда все подевались? Свидетелями были только три собаки, смотревшие на меня с явным уважением.
- Тпруууууу!

Мы неслись так, что теплый воздух выдул некстати появившиеся сопли из носа . В другой ситуации мне было бы стыдно, но только не сейчас: до обрыва оставалось чуть больше двадцати метров.
- Тпруууууу!
Поняв, что остановить, кобылу не удастся, я из всех сил потянул на себя левую вожжу:
- Поворачивай!
- Их-ха! Пофигу!
- Отстреливай вторую ступень, разобьемся!
- Есть. И третью заодно!

Как я не задохнулся, не понимаю. Чем кормили Фросю, навсегда осталось тайной, но по силе и мощности выхлопа можно было предположить.…
- Ой, мама!
Знаете, что такое деревенское родео? Это когда газовавшая, как ракета-носитель, лошадь сделала резкий поворот. Телега в соответствии с законами физики стала заваливаться набок, я же изо всех сил держался за борта и ждал, когда ё.., простите, грохнусь уже чистым (спасибо галопу) носом об асфальт. Но пронесло.

Еще как пронесло! Выстрелив с таким звуком, что на секунду заглушил даже громыхавшую телегу, я сумел, не отпуская вожжи, перекреститься ресницами.
Кстати, описанную процедуру можно смело рекомендовать в качестве дополнительного стимулятора больным с ЖКТ. Гарантирую, продует насквозь!
- Повернули, чуть помедленнее, Фрося, чуть помедленнеее!
- Их-ха. Пофигу!

С какой скоростью несся с горы наш экипаж в составе двух отчаянно газовавших субъектов, не берусь судить. И если честно, было не до того.
- Тпруууууу!
Не знаю, что себе навоображала эта скотина, но она понеслась так, что в ушах засвистел ветер. Первого перекрестка мы даже не заметили. Зато удивили ехавшего на велике соседа. Его отвисшую челюсть я помню до сих пор.
- Тпруууууу!
До следующего перекрестка оставалось метров сто. Если эта сволочь не остановится, быть нам сбитыми, как сливки.
Семьдесят метров. Вожжи натянуты до предела, но Фросе, традиционно, пофигу.
- Тпруууууу!
Пятьдесят метров.
- Тпруууууу!

В критические моменты у человека просыпаются такие способности, о которых в обычной жизни он даже не догадывается. Вот и я никогда не думал, что смогу крикнуть:
- Тпруууууу, бл….!!!!!!
Да так, что где-то в деревне испуганно взлетела стая ворон, с окрестных яблонь посыпались груши, а у самого перекрестка остановились сразу два грузовика. Но самое главное: Фрося резко ударила по тормозам. Еще бы метров десять…
Просипев:
- Падла, - я в изнеможении рухнул на спину.
- Пофигу, - невозмутимо фыркнула кобыла и с интересом стала рассматривать мух, которые на оглобле (опять!) слились в позе скачущего давления.

Руки, натертые вожжами, горели, в ушах звенело, в носу щекотало, а в животе, простите, громко бурлили многообещающие процессы.
- Малой, ты в порядке? – водители обеих машин уже были рядом.
Один что-то поправлял в сбруе, другой встревожено смотрел мне в лицо:
- Что случилось?
- Понесла, - с трудом выдохнул я, - мотоцикл напугал.

В общем, к дому я привёл Фросю под уздцы и в сопровождении двух грузовиков.
- Смотри, малой, больше так не летай, - выйдя из кабин, водители осторожно пожали мою опухшую руку и, посигналив на прощание, быстро скрылись за перекрестком.
Спасибо вам, мужики, за помощь.

Навеселившейся и остывшей кобыле нужно было напиться, а мне - срочно уединиться в будке для медитаций. Поэтому следующие полчаса лошадь мелкими глотками утоляла жажду , а я познавал высший дзен и просветление.
О скачках решил никому не рассказывать, зачем будоражить народ. Ведь все хорошо, что хорошо заканчивается, правда?

Как оказалось, Фрося очень боялась машин и резких звуков. Но теперь, обладая бесценным опытом, я был спокоен. Главное – не пропустить подготовку к запуску.
Поэтому стоило только задраться хвосту, как через секунду перед лошадиной мордой красовался кусок хлеба:
- Угощайся, спокойно, спокойно. О, смотри, опять мухи, в новой позе закалённого сверла.

Так что и на второй день мы с Фросей неспешной рысью ехали на обед домой. Правда, уже по Старой улице, от греха подальше. А потом началась компания по заготовке сена, и стало не до совхоза.

За эти шесть дней я заработал десять рублей сорок копеек. Моя первая зарплата, по тем временам – вообще неслыханное богатство для одиннадцатилетнего пацана. Жалею только об одном – не сохранил тот расчётный листок, малой был, глупый.

Автор: Андрей Авдей

60

История на производственную тему (по рассказу моего отца, участника трудового фронта).
Послевоенное время. Ижевский машиностроительный завод. На завод прибыло оборудование, вывезенное из Германии по репарации после Великой отечественной войны. В один из цехов поступил высокоточный (прецизионный) станок, о котором руководство цеха и мечтать даже не могло. Не портило настроение даже то, что технической документации на станок не было. Станок сумели запустить, однако точность обработки технологов не устраивала. Вызвали ремонтную бригаду разобраться с причиной низкой точности. Разбирались, разбирались – без чертежей не смогли разобраться. Пригласили известного мастера-лекальщика из другого цеха. Мастер был уже в годах, дело своё знал и пообещал разобраться с проблемой. Сказал, что будет работать один и, чтобы ему не мешали, попросил закрыть станок брезентовым пологом. Через неделю он работу успешно сдал повеселевшему руководству цеха, получил премию и отбыл на своё прежнее рабочее место. Правда, вскоре загулял, совершил несколько прогулов, за что и был уволен с завода (тогда с этим было строго). Прошло время, про старика на заводе стали забывать. Немецкое детище, запущенное им, работало исправно. Но всему хорошему приходит плохой конец – забарахлил станок, стал гнать брак. Начальство в цехе стало беспокоиться о своём будущем. Вызвали бригаду ремонтников, которые без особого желания опять вынуждены были заняться срочным ремонтом каверзного оборудования. Начальник цеха со всей своей свитой толпились рядом, стараясь дельными советами помочь слесарям. Во время разборки станка обнаружилась какая-то длинная волнистая планка с зазубринами на одной из поверхностей, которая своим внешним видом никак не согласовывалась приятным видом остальных отшлифованных поверхностей. «Так вот в чём дело! Отшлифовать её нах…!» – поступило предложение от начальника цеха, которое незамедлительно было исполнено. После сборки выяснилось, что станок был угроблен окончательно. Пришлось вновь кланяться старому мастеру, который, слава богу, был ещё жив, и вновь сумел восстановить волнистый с зазубринами профиль планки. Да кто ж его знал, что эта злополучная планка являлась тепловым компенсатором прецизионного немца.

61

БОЕВОЙ ВЫХОД

Лет пять тому назад, летал я в Екатеринбург, в командировку. И мой московский приятель Вадим, слёзно попросил, если будет время и возможность, заехать к его маме, передать маленькую посылочку, а главное захватить там кое-какие важные справки, и доверенности.
Я не обещал, но постарался и у меня получилось. Дела все переделал, а до самолёта ещё семь часов. Взял такси и приехал.
Мама Вадима встретила меня как родного - накормила, напоила, про Вадюшу расспросила.
Спешить мне было некуда, мы мило беседовали у телевизора, допивая десятую чашку чая, как вдруг из соседней комнаты неожиданно раздался громкий голос, я даже дёрнулся, ведь был уверен, что в квартире кроме мамы Вадима нет никого.
Сразу и не понятно – голос мужской или женский:

- Наташа, а у нас кто-то есть?
- Да, папа, выходи, поздоровайся – это друг нашего Вадечки, из Москвы заехал.

Минуты через три, дверь комнаты медленно открылась и оттуда показалась несмелая палочка с резиновым набалдашником, а за ней - древний, сутулый дедушка в рубашке застёгнутой на все пуговицы.
Дед протянул мне руку, я встал и протянул ему обе свои.
Дед, не отпуская, потянул меня прямо под торшер, чтобы на свету получше рассмотреть гостя.
У стариков такое бывает, ну интересно ведь.
И только тогда я увидел его глаза. Очень больших усилий мне стоило, чтобы старик почти не заметил, как же я хотел отвести взгляд.
Один его глаз был маленький, прищуренный, цепкий, а на втором, широко-открытом, просто жуткое, белое бельмо.
Хозяйка познакомила нас и прибавила – это дедушка Вадима, он у нас ветеран войны, фронтовик.
Я никогда не мог пройти мимо живого ветерана, чтобы не поговорить и не порасспрашивать, тем более время позволяло.
И старик, как исправный дизельный двигатель, завёлся с полуоборота:

- Я воевал в разведке. И не просто - сбегай, глянь, не встало ли солнышко, а во взводе полковой разведки.
Ещё до войны я на заводе работал, ушёл в армию и комсомол направил меня в сержантскую школу.
Закончил с отличием, а тут война, понимаешь. Естественно, прошусь на фронт. А меня не пускают, посылают на курсы младшего офицерского состава. Короче сбежал я от туда, чуть под трибунал не угодил, но командование разобралось, плюнули, отпустили, ведь не домой же я прошусь, а на фронт. Прибыл на передовую, вначале хотели дать мне отделение и в бой, а потом посмотрели - стоп. Тут как раз полковые разведчики для себя людей выбирали. Поглядели, погоняли, а я ведь до войны борьбой занимался, прыжки с парашютом имел, да и вообще, толковый парень был, восемь классов за спиной как-никак. Вполне подошёл, взяли.
А ты знаешь, что в полковой разведке служить – это как космонавтом стать. Все хотят, но мало кого возьмут. Никто ниже майора на нас даже голос не повышал. Мы даже под ноль не стриглись, ходили с причёсками, как интеллигенты. Но и убивали, конечно же, нашего брата не в пример простому, окопному солдатику. В окопе у тебя хоть шанс есть уцелеть, да и свои кругом, а разведчик в боевом выходе - один против всей фашистской Германии.

Поначалу меня долго на задания не брали, а муштровали как цыганскую лошадь, учили всему: как за линию фронта ползать, как по карте ходить, как по звёздам ориентироваться, как убивать, как «языка» брать.
Месяца два гоняли и вот, наконец, как-то утром объявляют: - Высыпайся хорошенько, ночью твой первый боевой выход, пойдёшь за языком.
Только стемнело и мы пошли. Со мной друг мой - Боря Шляпников. Хотя, как со мной – это я с ним. Боря к тому времени уже опытным разведчиком был, с орденами. Целый взвод, наверное, немцев приволок.

Перешли линию фронта, доползаем до немецких позиций. Лежим, мёрзнем, тихо наблюдаем, ждём. Может кто проснётся, в уборную захочет, вылезет из блиндажа, подойдёт к нам поближе. Но, как назло никого, а место открытое, скоро утро, светать начнёт, тогда не получится, придётся возвращаться ни с чем.
Вдруг, смотрим, вышел. Здоровый такой, без оружия, идёт, качается, плохо со сна соображает. Справил нужду, закурил и повернулся к нам спиной, чтобы огонька не было видно с нашей стороны. Ситуация – лучше не придумаешь. Немец метров в пяти от нас. Лежим, уже готовые бросится. Моя задача - сходу рот ему зажать, чтобы не вскрикнул от неожиданности, а Боря должен был нож к морде приставить, напугать и тут же пустой вещмешок на голову надеть. От этого человек психологически ломается, он будет понимать, что его крик – это его смерть.
Боря шепчет: - Готов?
Я отвечаю: - Готов.
- Раз, два, пошли.
Мы, вскочили, рванулись к немцу, я даже уже за воротник его схватил и второй рукой до рта потянулся, вдруг Боря как завоет. И только тогда я понял, что произошло. Мы в темноте не заметили, что между нами и немцем тянулось заграждение из колючей проволоки. Так мы с Борей со всей дури, на колючки и насадились. Немец стоит в ступоре, руки поднял, крикнуть боится. Лицо у Бори всё в крови, про себя я и не понял даже. Боря направил на немца автомат, а сам схватил меня за воротник и потащил обратно.
Как немного оторвались, залегли, Боря нас обоих забинтовал, потом на себе меня тащил. Я несколько раз сознание терял по дороге. Но всё же, мы кое как до наших добрались. Только в санчасти я понял, что остался без глаза.
Потом госпиталь. Чуть не умер там от заражения крови. Выкарабкался. Просился обратно на фронт, но кривого не брали, комиссовали. Вернулся к себе в Свердловск, работал в заводе. Переписывался со своими ребятами разведчиками. Первым убили Борю, а через полгода уже не с кем было переписываться, погибли все, кого я знал.
Вот такой у меня получился первый и последний боевой выход.
Знаешь, я всю жизнь думал о том немце, которого за воротник подержал. Всегда мечтал его найти и прикончить, такая ненависть у мня к нему была, он даже снился мне не раз.
А теперь, что уж. Теперь, я уже думаю, что если бы встретил его сейчас… А что? В Германии у пенсионеров жизнь хорошая, он тоже мог бы, как и я, до девяноста дожить.
Если бы сегодня его встретил, то, наверное, простил бы ему свой проткнутый глаз, всё же – это меня от смерти, видимо, спасло, да и времени сколько прошло.
Я бы поговорил с ним. Даже, может, выпили бы.
А потом… а потом, всё-таки задушил…

62

В 50 с хвостиком мужчины делятся на 3 категории - те, у кого жизнь "состоялась" или "удалась", тех, у кого наоборот не состоялась и не удалась, и тех, у кого все в этой самой жизни серединка на половинку, или как говорят китайцы "мама хуху":)
Сергей Иванович, солидный на вид мужчина 54 лет, принадлежал с последней категории. В компании своих друзей детства он был самым молодым и перспективным. Комсомол, отличная карьера, влиятельная семья - база у него была по-настоящему хорошая. Да и сам Сергей был в детстве и юности на редкость целостным и перспективным парнем. Ранний по современным меркам, но остро необходимый для построения сверх успешной советской карьеры брак был первым гвоздем в гроб нашего молодого коммуниста:) Дальше в жизни было множество других гвоздей, самого разного размера и вида, но счастье Сергея Ивановича было в том, что в отличие от многих его одногодок гробовая доска его не только не закрыла, но и не пришибала до состояния "Грусть-печаль-тоска". Для своего возраста это был отлично сохранившийся разведенный мужчина с 2 взрослыми детьми. Попытки построения бизнеса в 90-х и 2000-х то давали результат, то вгоняли в долги, но в целом все было опять же серединка на половинку.
Одной из главных ценностей Сергея Ивановича было умение дружить. Даже нет, ДРУЖИТЬ. Искренне, честно, без доли фальши, лести и главное - без мысли о каких-то полезных знакомствах. Этот человек на предложение помочь своего одноклассника - банкира, знавшего о потребности бизнеса Сергея в средствах, отвечал "сам разберусь, давай просто так вдвоем на рыбалку махнем". Результатом такого подхода была частичная (ибо не все умеют ценить такие искрение чувства) взаимность со стороны друзей детства, одноклассников и одногруппников. И когда в середине 2000-х бизнес Сергея Ивановича отошел к бывшей супруге вместе с жильем (да, он поступил как истинный джентльмен, более того, ушел не к кому-то а просто потому что не был готов больше жить со ставшей ему уже совершенно чужим человеком женой), его взял к себе на работу один из бывших одноклассников. Должность была чем-то средним между замом, помощником, затыкателем дырок и универсальным решателем проблем. Главная причина по которой тот самый одноклассник уговорил пойти к себе Сергея заключалась в одной простой фразе "тебе одному я могу доверять на 100%, остальным, даже тем с кем по 15 лет бок о бок - на 99 максимум". И это была правда.
С работой своей Сергей Иванович справлялся хорошо, а главное - всегда мог сказать шефу правду, которой он не мог добиться от подчиненных. Одной из особенностей компании, в которой он работал, было традиционное поздравление с днем рождения всех без исключения немногочисленных сотрудников всем коллективом во главе с шефом, причем с перерывом в работе минут на 15. Действо это было сакральное и различия между секретарем и собственником компании в этом вопросе не было - в эти 15 минут все были равны и все поздравляли именинника, причем каждый традиционно готовился.
В день описываемых событий был день рождения у секретаря - Марии Викторовны. В связи со спецификой деятельности компании весь персонал получал очень хорошие даже по столичным меркам деньги, и должность секретаря занимала женщина под 40, умевшая общаться с редкими, но весьма влиятельными посетителями, на самом высоком уровне.
Мария Сергеевна обладала особой "привилегией" в коллективе - её было сложно подменить, а оставлять вход без представителя компании было чревато, поэтому в моменты поздравлений она удалялась со своего места на 2-3 минуты, поднимала бокал и сразу возвращалась на свое место. В случае редких болезней или форс-мажоров подменял ее наш Сергей Иванович. Главную проблему, с которой приходилось сталкиваться секретарю, представляли из себя различные жены ну очень больших шишек и прочие влиятельные лица, привыкшие к тому, что перед ними все стелятся ниц по щелчку пальцев. С такими людьми требовался не только особый психологический индивидуальный подход, но и глубокое знание всех бизнес-процессов. Поэтому Сергей Иванович был идеальной кандидатурой для замещения.
И вот, Мария Викторовна в шикарном платье, окруженная искренне любящими ее за профессионализм и просто как хорошего человека сотрудниками, принимала поздравления. По традиции, шеф всегда говорил последним, после Сергея Ивановича. Поэтому нашему герою было четко указано оставить свой пост ровно через 10 минут после начала торжества, сказать речь, послушать шефа и сразу бежать обратно. На всю операцию отводилось 5 минут максимум.
В момент начала торжества в приемной, которая находилась в отдалении от переговорной комнаты, где собственно и проходило торжество, никого не было. И тут... Сергей Иванович не пожалел, что сидел в этот момент в кресле - в дверь вошел Витька. Нет. Виктор Палыч Тимофеев, их с шефом - одноклассником старший товарищ, с которым было столько выпито и проговорено бессонных ночей их юности. Витя был самым успешным из всех одноклассников, да и наверное и вообще из всех знакомых Сергея - его карьере можно было искренне позавидовать, а в том, что называется "сколько ты сделал для Родины" он оставил всех вместе взятых знакомых в далеких голубых далях. На "дяде Вите" была парадная форма, фуражка и награды, а на лице улыбка – он приехал повидать старых друзей прямо из Кремля.
- Витя!
- Серега!
Крепкие объятия и приветствия были прерваны Сергеем Ивановичем, четко и быстро изложившим Виктору Палычу имеющуюся в моменте ситуацию. Минута дискуссии и решение было найдено – Виктор Палыч снимает фуражку с кителем, садится на кресло секретаря и прикрывает «линию фронта», Сергей Иваныч идет говорить тост, слушает шефа, а затем делает рокировку меняя Виктора Палыча на именинницу Марию Викторовну, и в итоге благодаря данной тактической операции трое друзей смогут всего через 5 минут объединиться в кабинете шефа за бутылочкой хорошего коньяка.
Войдя в переговорную и быстро сказав тост, Сергей не успел сообщить о приходе Виктора шефу, так как тот уже ждал своей очереди и сразу взял слово. В тот день случилось непредвиденное - на шефа нашла волна искренней любви к ближнему. Конечно у верного секретаря была круглая дата и это был крайне ценный и любимый сотрудник, но дифирамбы которые излагал шеф в её адрес, были верхом поэзии. В этом порыве его было не остановить – он даже встал на стул, а в воздухе повисла полная тишина.
Тем временем в приемную вошла очередная посетительница. И разумеется, по закону подлости – в крайне раздраженном состоянии. Светская львица, из-за особенностей стойки рецепции увидевшая только лысую голову сидящего за ней Виктора Палыча, начала с места в карьер, не дав ему вставить ни слова. По мере развития монолога сидящий за стойкой боец оказался виновен не только во всех возможных огрехах компании, но и вообще во всем на свете начиная от плохой погоды и заканчивая домашними проблемами «львицы». На аккуратные попытки «уточнить и разобраться» наша мадам взвыла и обрушилась на бедного Виктора Палыча с новой, доселе невиданной силой. В «бой» был пущен великий и могучий муж, описанный грозно, богато и всемогуще. Первое лицо страны по сравнению с этим человеком могло разве что подносить великой львице тапочки и пятясь выходить из спальни в ожидании неминуемой порки по пяткам в случае оплошности. Но на пике «бомбового удара», когда Виктор Палыч уже был готов взорваться, в приемную наконец вошли Сергей Иванович вместе с закончившим свою лучшую за все эти годы речь шефом. Светская львица повернувшись к ним начала свой монолог в новых красках, и указывая, но не глядя на одевающего китель с фуражкой Виктора Палыча проорала:
- И если вот этот холуй сию минуту не будет уволен, я….
Далее события развивались стремительно: львица переводит свои глаза на Виктора Палыча, шеф и Сергей Иванович сгибаются от приступа смеха, львица же делает глотательное движение как рыба, которую вынули из воды, пучит глаза и через мгновение падает в обморок на руки шефа.
…………………………………………………………………………………
- Эх, не зря мне ещё в учебке старый полковник - преподаватель говорил, что в отражении атаки главное - выдержка. Ну и случай удобный тоже важен. Не зря я к вам заглянул, Серега, эх, не зря! – говорил Виктор Палыч, сидя в кабинете шефа и приобщаясь к коньяку. Кстати, дайте как мне документы по объектам вот этой вот мадемуазели - я её кажется узнал…
P.S. Через неделю муж нашей львицы, полковник на генеральской должности с «высокой коррупционной составляющей» был отстранен от работы и отправлен в отставку, в его управлении началось активное расследование по различным злоупотреблениям и тп., а Сергей Иванович с шефом получили с фельдъегерем бутылку лучшего коньяку и маленькую карточку с припиской: «Всяк сверчок знай свой шесток! В.П.»

63

Месяца полтора-два тут была история про зоопарк в блокадном Ленинграде ( https://www.anekdot.ru/id/980438 ). Признаюсь, она не давала мне покоя. Дело в том, что в моей семье осталось ещё 3 ветерана. Двух я знаю еле-еле, да и живут они от меня далеко, в Израиле, а вот одного я знаю хорошо. Он мало того, что ветеран, он ещё и пробыл в Ленинградской блокаде до марта 1942. На День Благодарения, когда семья собралась, я улучил момент, поведал ему про бегемота и поинтересовался его мнением. В ответ я услышал то, чем хотел бы поделиться. Мне кажется, что его рассказ достаточно интереснен, ибо не думаю, что на сей день, осталось много блокадников-ветеранов.

Даже не знаю, как этот очерк назвать. Пускай так и будет:

"Рассказ в День Благодарения."

"Жили мы на Пушкинской улице, это самый что ни нa есть центр Ленинграда, до Кузнечного рынка рукой подать. На начало Войны мне было 15 лет, только 8-ой класс закончил. Я ведь, как и ты, декабрьский.

Отец с братом ушли в ополчение и сгинули осенью 1941-го, как и почти все ополченцы. Даже не знаю где они захоронены. И захоронены ли вообще. А мы с мамой остались в Ленинграде, об эвакуации даже и не думали.

Учиться осенью я уже не пошёл. Да и некуда идти было - школу нашу под госпиталь забрали. Впрочем, бездельничать времени не было, целыми днями искал пропитание и дрова.

В ноябре 1941-го стало очень плохо. Сильно похолодало, а главное резко уменьшили норму хлеба. Отныне моя доля была 125 грамм в день, а мамина - 250. Карточки были и на другие продукты, но их не отоваривали. Только хлеб можно было получить, и то надо было дикую очередь отстоять.

За ноябрь-декабрь всё, что только можно было, отнесли на Кузнечный. Там барахолка была, при везении, можно было обменять вещи на продукты. Хотя и не было у нас особо ничего, из приличных вещей лишь отцовская одежда, пальто, ботинки и т.д. А мебель и книжки нам самим нужны были, мы ими буржуйку топили.

А забыл, ещё часы каминные у нас были, бронзовые. Старинные, красивые, с наядами и лозами винограда. Их ещё до моего рождения, в начале 20-х, отец где-то достал. Они тяжеленные, но я умудрился, дотащил до рынка. Такие планы на них строил, думал обменяю на крупу или хлеб. Так целый день простоял, но на них никто и не позарился. Еле обратно отнёс, все руки оттянул. Мы, когда эвакуировались, в комнате их оставили. Когда мама вернулась в 1944-м, они так и стояли, никто не взял.

Я так скажу, кто бы там чего ни писал и ни говорил, на 125 грамм хлеба в день прожить невозможно. Все, кто выжил, имели ещё что-то. Или запасы старые, или вещи на обмен, или доступ к продуктам. Иначе они померли бы в декабре 1941-го, это без вариантов.

Нам повезло. У меня двоюродный брат был, на 14 лет меня старше. Его призвали и он служил в самом Ленинграде. Должность его уже и не припомню, но знаю, что в его части он заведовал раздачей продовольствия солдатам. Потери же у нас большие были, так бывало пайки выделялись, а солдат уже убит. Раз в дней 10-12 он навещал нас, и приносил немножко еды. Сухарей, реже крупы, сахар пару раз, банку консервов. Без него бы мы умерли однозначно.

А в начале января фартануло, и ещё как. Немцы в начале 1942-го бомбить стали меньше, но обстрелов было очень много. Так вот, раз на моих глазах убило лошадь. Да-да, были лошади в блокаду. Она ещё дух не испустила, как на неё набросились. Каждый пытался урвать кусок мяса, кто ножом, кто щепкой, кто просто руками. Я одним из первых добежал, удалось достать кусочек. Кусок мяса в январе 1942-го, огромное богатство.

В феврале 1942-го произошло самое страшное. Об этом не пишут и в фильмах не показывают, а я уж скажу, хоть и не к столу это. Примерно с конца осени - начала зимы, как морозы припустили, канализация перестала работать. А куда ходить, спрашивается? Только во двор. И в каждом дворе горы замёрзшего говна.

Так вот, в феврале прошёл приказ, мол: "Скоро весна, всё растает, будет эпидемия. Немедлено убрать." Привезли ломы, лопаты, тачки. Всем жителям приказали идти и чистить. И я пошёл, и мама моя.

На следующий день мы с ней слегли. До сих пор не знаю, что это было, или от голода сил не осталось, или перетрудились, или переостудились, или какую-то инфекцию подхватили. А может, и всё вместе.

Мы лежали плашмя в нашей комнатушке и встать не могли. Даже говорили еле-еле. Холодно, аж жуть. И так хочется есть.

Соседка по коммуналке зашла, мама ей прошептала, где карточки хлебные лежат. Попросила отоварить и нам хлеба принести. Хлеба-то соседка действительно принесла, но... карточки не вернула. Взглянула на нас, сказала жестко " вам всё равно умирать". Без карточек - и здоровому верная смерть, ведь до получения следующих ещё полторы недели. А мы больные, голодные, замерзающие.

Мы лежали с мамой, смотрели друг на друга и умирали. Хоть мне всего 16 было, я понял ясно, это всё, конец. Скорее всего, сегодня, максимум - завтра. Такое безразличие охватило, одна мысль - поскорее бы. А дальше... А дальше я лишь помню, что дверь хлопнула и пришёл Паша (двоюродный брат). Он принёс царские дары - мешочек риса и полбуханки хлеба.

После, как в бреду вспоминается. Где-то он нашёл доски, протопил буржуйку, каши нам сварил, с ложечки кормил. Вроде даже какого-то врача приводил. Спас он нас, выходил. Даже не знаю, сколько это всё длилось, время стало. Может - день, может - неделю. К началу марта с мамой мы уже были на ногах. Самое обыкновенное чудо, в 99 случаях из 100 при таком раскладе люди умирали.

Ну, а потом нам ещё раз повезло. У мамы брат был, на какой-то мелкой должности, вроде писаря, служил в штабе Ленинградского фронта. Продуктами он нам не помогал, но добавил в список для эвакуации. И по Дороге Жизни в марте 1942-го нас вывезли.

На станции много вагонов было, на одном былo написано краской "Пятигорск." То есть, планировалось, что он на Кавказ поедет. Мы туда и поехали, но по дороге на другой поезд пересели и добрались до Ташкента. А там снова пересели, и поехали в Самарканд. В декабре 1942-го, как только 17 исполнилось, меня призвали. Отправили в учебку в Термез, а потом на Степной Фронт, пока не ранило.

Что с Пашей произшло? Ничего. Так и прослужил всю войну в Ленинграде. Соседка? С ней тоже всё нормально, но муж у неё умер. В следующую зиму. После войны мы в той квартире не остались, переехали на Петроградку, в другую коммуналку.

Так бегемот выжил, говоришь? Хм... Очень интересно. А я и не знал...

64

О строительстве времен СССР и не только...
-------------------------------------------
Ситуация : новый 9-этажный дом сдан, очередники (а очереди на квартиру были тогда на десятки лет) вьезжают в новый дом. Дом, кстати сказать, не совсем простой, несколько квартир в нем отдано городскому начальству, отсюда и качество отделочных работ в доме чуть повыше ...
А надо сказать , отделочные работы в доме вели ... стройбаты , это еще одна реалия позднего СССР... Т.е, парни лет 19-ти , без какого то опыта, зато с судимостями ... Но, видимо, нашли стройбатов, что то умеющих и по рабочей специальности ...
Так вот, несмотря на стройбат, когда новоселы впервые смотрели свои квартиры, все было более менее в порядке, в реалиях того времени конечно: на кухнях электрические плиты, на стенах обои, и т.д. Завози мебель и живи ...
Но, когда начался переезд новоселов - выясняется что плиты и унитазы были в квартирах поставлены только чтоб дом сдать, а после сдачи их утащили на следующий объект , прораб разводил руками , я не при чем , вот,глядите,бумаги ... А в условиях тотального дефицита того времени что то купить по быстрому было нереально или же слишком дорого ...
На помощь пришел все тот же стройбат : прислали гонца, который и доложил жильцам, что снятую с их квартир сантехнику и плиты поставили через пару домов в доме работников обкома партии , тот дом тоже скоро сдается, где то уже меньше чем через месяц. Но, так как обкомовцы народ привередливый, они всю эту советскую сантехнику снимут и выкинут, и поставят югославскую, классом выше...
За скромное вознаграждение в размере : 5 бутылок водки плита, 3 бутылки водки унитаз - стройбатовец обязался все принести и установить обратно на место.
Оплата : половина вперед, половина - по факту установки. Одна из будущих новоселов, женщинна, товаровед, помогла приобрести требуемое количество водки по божеской цене ... Чтобы стройбаты жильцов не кинули, ящики с водкой сгрузили в пустую квартиру , навесили еще пару замков, и жильцы сторожили дверь снаружи по очереди. Вперед бойцам невидимого фронта ничего не дали, но продемонстрировали склад...
Через два дня, стройбатовец докладывает : план выполнен и ... перевыполнен, унитазы и плиты установлены, но , так как советские унитазы коммуняки уже успели выкинуть, то стройбаты оторвали от пола у партийцев их фирменные юговские унитазы и поставили нашим жильцам - именно их!
Цена вопроса : еще по 2 бутылки сверху. Итого, по 10 бутылок с квартиры. Никто из жильцов не возмущался.
Кстати, хочу пояснить, что тогда водка уже была не только средством напиться, но еще и очень крепкой валютой. На нее можно было выменять продукты, запчасти, бензин, да даже , к примеру, за 2 ящика водки солдат мог числиться сидящим на губе, а сам ехал в отпуск на 2 недели домой, с увольнительной и билетами.
А в нашем конкретно случае, бойцы грузят ящики с водкой в армейский грузовик с тентом, за рулем сидит офицер, - и отбывают в заданном неизвестном направлении.
А ведь еще за пару лет до этих событий, что то там спереть у комуняк из обком было просто немыслимо! Тень 37го года не дала бы и подумать об этом ...

Об этой истории узнал от одного из счастливых новоселов , с нашей работы, кстати, он еще тогда неожиданную мне вещь сказал "вот я ждал эту квартиру 27 лет, машину 12 лет ждал, а что то мне уже ничего и не хочется"

А я для себя из этой истории тогда сделал вывод: дни партии сочтены, мир изменился ...

65

Письмо отцу на фронт. Здравствуй папа! Вот и тебя, инвалида с ДЦП забрали в Армию. Плохо, что тебе тяжело воевать на костылях, но хорошо, что земля уже подмерзла и они не проваливаются в осеннюю грязь, когда ты ведешь свой батальон в атаку на вражеские дроны. Ты писал, что уже сбил два из них прямо на подлете к нашим позициям из своей новой рогатки. Я горжусь тобой, с такими как ты и твои боевые товарищи, Россия теперь может спать спокойно. Это хорошо. Плохо, что 129 стран наших противников тоже спят спокойно. Может быть стоит перевести нашу прессу на их варварские языки и распространить нашими героическими дельтапланеристами над их террирориями, чтобы они наконец узнали, в какую страшную войну ввергли их их безответственные однополые политики и тоже потеряли сон. Но злые языки говорят, что бумажная пресса у этих дикарей не в ходу и они воспринимают только информацию из какого-то Тырнета. (Я не знаю, что это, но те же злые языки шепчутся, что это навроде спрута, который распространял свои ядовитые щупальца на весь мир до тех пор, пока великий витязь Путин не обрубил эти мерзкие лапы и не выбросил их с нашей святой русской земли). Ты находишься в обстановке, когда все операции (даже удаление гланд) строго засекречены, но я понял, что вы применили против наменых полчищ противника веселящий убивающий газ, так как в последнем письме ты писал, что когда ты вывел свой батальон на штурм бетонной цитадели, где засел вражеский отряд "Миротворцев", они сдохли со смеху. Я так и вижу перед собой их искаженные злобой и хохотом отвратительные хари, с трудом хватающие ртом воздух, когда они, наглотавшись убийственного газа с ужасом наблюдали решительные и строгие лица наших бесстрашных воинов: впереди ты на костылях с триколором, примотанным к спине скотчем и своей боевой рогаткой, одесную дядя Витя, папа Параши и Елисея на инвалидном кресле с бесбольной битой, ошую безрукий Ахмет с ножом в зубах, пинающийся ногами в шипованных кросовках, сзади слепоглухонемой Лешка, ревущий на одной ноте и размахивающий своими огромными ручищами так, что за минуту разметал бы весь твой батальон, если бы вы его предварительно не связали и не перекатывали ногами, отчего его рев только становился еще страшнее. Да, вы безусловно герои, с риском для жизни отстаивающие все самое дорогое для русского человека: наших сиамских близнецов Вексельбергов, Песковых, Сечиных, Миллеров и Золотовых. Путин и Медведев, разумеется еще милее нашим сердцам и были бы еще дороже, но верховное божество и пророка его запрещено оценивать всуе, поэтому просто порадуемся тому, как в очередном кровопролитном сражении вы грудью и другими частями тел (что у кого осталось) отстояли великую миссию развала западного образования детьми вышеупомянутых миссий и жилого дворцового фонда и исторического наследия их боевыми подругами, которые не жалея сил засирают замки и виллы на территории противника, разводя в них клопов и тараканов, для деморализации мирного населения. Папа, скоро вас ждет мощное подкрепление в лице спецподразделений коматозников под предводительством дяди Саши, папы Феклы и Пафнутия, которого 4 года назад сбил на переходном переходе батюшка Фефилакт, не переставая пьющий и молящийся за нашу победу. Не выходя из комы весь боевой отряд дяди Саши будет выкачен на каталках под капельницами и аппаратами искусственного дыхания прямо на границу врага и свален там в боевом беспорядке. Это - мощная бомба под дышадую на ладан экономику гнилого Запада, который будет поставлен перед выбором: либо дать умереть нашим славным защитникам брошенными беспомощными, что покажет зверское нутро проклятых капиталистов, либо забрать их в свои клиники, подлечить и вывести из комы (многих для этого будет достаточно просто хорошо накормить), после чего эти славные герои немедленно организуют в тылу врага движение сопротивления и начнут наносить смертельные удары по туземным супермакетам, сметая всю еду вместе с упаковками, чем спровоцируют в странах врага голод и разруху. Но полностью деморализует дух противника "Забытый полк". Его формирование уже начато. Первые папы, начиная с погибших на пешеходных переходах, забитых в следственных изоляторах и умерших от голода и употребления боярышника уже выкопаны и только и ждут своего часа, чтобы быть катапультированными на все крупные европейские и американские города. Катапульта второй месяц строится на космодроме Восточный и уже собраны 45 миллиардов русских расовых долларов и юаней, чтобы продолжать этот проект. Боевые снаряды - папы "Забытого полка", пока размещаются по квартирам наших патриотов по два папы на комнату. Смею тебя уверить, деморализация духа противника гарантирована: русский дух пап уже полностью деморализовал нас всех, включая кота Хрюса и хомячков (Хрюс сбежал, а хомячки на второй день расквартирования "Забытого полка" присоединились к последнему.) Дорогой папа! (Если бы ты знал, как ты дорого нам обходишься, ведь налоги каждый день растут и уже не только мама и сестра Глафира, но я я сам вынуждены подрабатывать проституцией). Но мы не ропщем, так как для нашей победы мы готовы заражать СПИДом все большее количество врагов, как только они появятся на нашей территории. (Я забыл тебе похвалиться, папа, что вся наша семья в едином порыве уже заразилась СПИДом, сифилисом и чесоткой и готова, как пояс шахида взорвать и разрушить до основания весь западный мир.) Посылаю тебе проект новой пятирожковой рогатки, лука со стрелами, начиненными эксрементами и дручка осинового многофункционального, которые поступили в произодство лозоплетенческой артели "Все для фронта, все для победы". Прощай, папа, свидимся в Раю. Наши враги просто сдохнут, а мы уже получили адрес, по которому ты можешь отправлять свои молитвы: Рай, тупик правосудия, четвертый барак справа, второй ярус, нары 986-987. (для мамы и Глафиры одни нары, потому что они однополые). Люблю тебя и Россию, горжусь своей страной. Твой сын - Повсикакий.

66

Давненько я не писал на этом сайте. Всё как-то руки не доходили. А тут прочитал в повторных «лучших историях» довольно забавный рассказ Андрея Смолина от 13.09.2004 г. о блондинке Лене, «оминетившей» его друга Колю практически на глазах у собственного мужа (рекомендую прочитать!), и мне вспомнилась история из собственной переводческой практики приблизительно на эту же тему.

Где-то в конце 70-ых годов пришлось мне работать с группой тогда ещё советских специалистов из 5-6 человек и целую неделю ездить с ними по территории ГДР от одного объекта к другому. И вот вечером в пятницу встала очень серьёзная проблема поужинать. Проблема – потому что в те благословенные времена цены на пиво, шнапс и пищу в ГДР-овских «гастштеттах» (по-нашему – ресторанчики или трактирчики) были очень даже демократичные (что может подтвердить любой военнослужащий / вольнонаёмный, служивший / работавший тогда в ГСВГ). Практически в любом городе / посёлке / самой последней деревне были подобные заведения, где кормили – поили очень хорошо и совсем недорого. Но именно по этой причине попасть в них, особенно в пятницу-субботу, да ещё группой из 7-8 человек (считая переводчика и нашего шофера) было исключительно трудно.
После нескольких неудачных попыток по пути к месту нашей постоянной дислокации мы очутились в небольшом посёлке, в одном из таких крупных «гастштеттов». Его хозяин сразу же сказал мне, что свободных мест абсолютно нет и не предвидится, но я доходчиво объяснил ему насчёт группы советских специалистов, которые уже с утра ничего не ели (так получилось!), напомнил о Германо-Советской Дружбе и т.д. и т.п. Он засмеялся и организовал свободный стол «im Saal». Пояснение – при многих крупных «гастштеттах» ГДР, даже в деревнях, были так называемые «залы» – большие помещения, иногда даже со сценой, где при случае могла собираться вся деревня, и проводились крупные мероприятия.

В тот же день в «зале» проводилась грандиозная пьянка коллектива какой-то ГДР-овской фабрики, человек 80 – 100, даже с музыкой и танцами. Однако примерно 9/10 из «коллектива» были женщины, так что как раз с танцами у них имелись определённые трудности.
На нашу группу (все мужики, все при костюмах и галстуках – что у ГДР-овцев тогда было абсолютно не принято) сразу же обратили повышенное внимание. Мы сели, заказали поесть – попить, и были на удивление быстро и качественно обслужены. И тут же начались приставания уже довольно «накачавшихся» немок к «моим» специалистам с приглашениями на танцы. Да ради Бога – дело житейское!
Через какое-то время я обратил внимание на одного из специалистов – назовём его Володей (мужик высокий, представительный и симпатичный), который перед этим выходил из зала и теперь возвращался обратно совершенно бледный, на подкашивающихся ногах и буквально «по стеночке». «Набраться» до такого состояния за такой короткий промежуток времени он просто физически не мог, поэтому моя первая мысль – инфаркт или что-то в этом роде. Я усадил его на стул и стал допытываться, что случилось. Может быть, вызвать врача? Минут через 5 – 10, влив в него пару «шнапсов» и пив, я понял, что произошло. Его крайне сумбурный рассказ в очень сокращенной форме: после совместного танца одна их немок вывела его из «зала» во двор (дело было уже поздним вечером), без лишних разговоров быстренько расстегнула ему ширинку, опустилась перед ним на колени и ....! Вот именно с выяснением этого «и ...» и было больше всего трудностей.

Здесь я настоятельно обращаюсь к молодежи, которой не довелось жить сознательной жизнью в те, советские времена: прежде чем писать «шибко умные» комментарии (как к моей истории от 18.10.2016 г.), спросите у людей старшего поколения: что означало «выехать за границу» – даже в «братскую ГДР» – в те годы, когда множество комсомольских, профсоюзных, партийных и прочих комитетов перед выездом «в зарубежье» внушали советским гражданам, как нужно вести себя за границей. Помните? «Туристо совьетико - облико морале!». Или можно хотя бы послушать прекрасную песню В. Высоцкого «Перед выездом в загранку». Тогда (я цитирую) «Секса в СССР не было!», и обычный советский человек, за исключением, может быть, московских или ленинградских студентов, даже слова такого не знал – «минет». И тут вдруг ТАКОЕ!!!

Так вот, обратно к Володе, который жил и работал где-то «на периферии», был уже много лет женат и имел двоих детей: он, конечно же, слышал, что есть что-то очень-очень постыдное, связанное со словами «сосать ...» и «лизать ...», но даже и представить себе не мог, что это могут быть совершенно нормальные действия между мужчиной и женщиной в рамках нормальной половой жизни. Я подразумеваю здесь, конечно же, только обычную, с моей точки зрения, ситуацию. Есть и варианты. Он был уверен, что все эти явления имеются исключительно «на зонах» или же на самых нижних этажах проституции. Больше всего его потрясло то обстоятельство, что «... она ЭТО даже не выплюнула!».
Придя через 10 – 15 минут в себя, он всё на полном серьёзе порывался идти искать телефон и срочно звонить в советское посольство в Берлине, то есть «пойти с повинной». Когда же я попытался объяснить ему, что у советских бойцов дипломатического фронта, сейчас, поздним вечером пятницы, конечно же, нет других забот, как выслушивать, кто кому и где сделал минет, он спросил меня, что бы сделал я, будучи на его месте. В ответ я попросил его показать мне ту немку, из-за которой разгорелся весь «сыр-бор». Он показал мне очень-очень даже симпатичную и фигуристую немочку лет примерно 30 – 35. Так как он спросил меня о моём ЛИЧНОМ мнении, я с чистой совестью ответил ему, что я, будучи на его месте и попав на такую энтузиастку ЭТОГО ДЕЛА – а судя по его состоянию при возвращении в «зал» (см. выше!) исполнение было исключительно качественным, вывел бы её ещё разок и попробовал расколоть на повтор.

Чем дело кончилось, я не знаю. Из приличия я не стал задавать ему на следующий день никаких вопросов, а он, стараясь не встречаться со мной взглядом, тем более не возвращался к этой теме. От меня, конечно же, никто из его группы ничего не узнал. Кто знает...?

67

История знаменитой песни, которая родилась 27-ого ноября 1941 под Истрой.

Корреспонденты газеты Западного фронта "Красноармейская правда" прибыли в тот день с редакционным заданием в 9-ю гвардейскую стрелковую дивизию.

Миновав командный пункт дивизии, они проскочили на грузовике на КП 258-го (22-го гвардейского) стрелкового полка этой дивизии в деревне Кашино. Это было как раз в тот момент, когда немецкие танки, пройдя лощиной у деревни Дарны, отрезали командный пункт полка от батальонов.

Среди них, в этом внезапном окружении, оказался и военкор Алексей Сурков.
Далее от его лица:

Быстро темнело. Два наших танка, взметнув снежную пыль, ушли в сторону леса. Оставшиеся в деревне бойцы и командиры сбились в небольшом блиндаже, оборудованном где-то на задворках КП у командира полка подполковника Суханова.

Мы с фотокорреспондентом укрылись от плотного минометного и автоматного огня на ступеньках, ведущих в блиндаж - он хотел успеть сделать фотографии боя.
Потому что немцы были уже в деревне.
И засев в двух-трех уцелевших домах, стреляли по нас непрерывно.

- Ну а мы что, так и будем сидеть в блиндаже? - сказал начальник штаба полка капитан И.К. Величкин.
Переговорив о чем-то с командиром полка, он обратился ко всем, кто был в блиндаже: - А ну-ка, у кого есть "карманная артиллерия", давай!

Собрав десятка полтора ручных гранат, в том числе отобрав и у меня две мои заветные "лимонки", которые я берег на всякий случай, капитан, затянув потуже ремень на телогрейке, вышел из блиндажа.

- Прикрывайте! - коротко бросил он.

Мы тотчас же открыли огонь по гитлеровцам. Величкин пополз. Гранаты. Взрыв, еще взрыв, и в доме стало тихо. Капитан пополз к другому дому, затем - к третьему. Все повторилось, как по заранее составленному сценарию.
Вражеский огонь поредел, но немцы не унимались. Когда он вернулся к блиндажу, уже смеркалось.

Все организованно стали отходить к речке. По льду перебирались под минометным обстрелом. Гитлеровцы не оставили нас своей "милостью" и тогда, когда мы уже были на противоположном берегу. От разрывов мин мерзлая земля разлеталась во все стороны, больно била по каскам.

Когда вошли в новое селение, кажется Ульяново, остановились. Самое страшное обнаружилось здесь. Начальник инженерной службы вдруг говорит Суханову:
- Товарищ подполковник, а мы же с вами по нашему минному полю прошли!

И тут я увидел, что Суханов - человек, обычно не терявший присутствия духа ни на секунду, - побледнел как снег.
Он знал: если бы кто-то наступил на усик мины во время этого отхода, никто из нас не уцелел бы.

Потом, когда мы немного освоились на новом месте, начальник штаба полка капитан Величкин, тот, который закидал гранатами вражеских автоматчиков, сел есть суп. Две ложки съел и, смотрим, уронил ложку и заснул.
Человек не спал четыре дня.
И когда раздался телефонный звонок из штаба дивизии - к тому времени связь восстановили, - мы не могли разбудить капитана, как ни старались.

Под впечатлением пережитого за этот день под Истрой, я написал письмо жене.
Где набросал шестнадцать "домашних" стихотворных строк, которые не собирался публиковать, а тем более передавать кому-либо для написания музыки...

Стихи "Бьется в тесной печурке огонь" так бы и остались частью письма, если бы в феврале 1942 года не приехал в Москву из эвакуации, не пришел во фронтовую редакцию композитор Константин Листов и не стал просить "что-нибудь, на что можно написать песню".

И тут я, на счастье, вспомнил о стихах, написанных домой, разыскал их в блокноте и отдал Листову, будучи абсолютно уверенным в том, что свою совесть очистил, но песни из этого лирического стихотворения не выйдет.

Листов пробежал глазами по строчкам, промычал что-то неопределенное и ушел. Ушел, и все забылось. Но через неделю композитор вновь появился в редакции, взял у фоторепортера Михаила Савина гитару и спел свою новую песню, назвав ее "В землянке".
Все, свободные от работы "в номер", затаив дыхание, прослушали песню. Показалось, что песня получилась.

Вечером Миша Савин после ужина попросил у меня текст и, аккомпанируя на гитаре, исполнил песню. И сразу стало ясно, что песня "пойдет", если мелодия запомнилась с первого исполнения.

Песня действительно "пошла". По всем фронтам - от Севастополя до Ленинграда и Полярного. Некоторым блюстителям фронтовой нравственности показалось, что строки: "...до тебя мне дойти нелегко, а до смерти - четыре шага" - упаднические.
Советовали про смерть вычеркнуть или отодвинуть ее подальше от окопа.

Но мне жаль было менять слова. Они точно передавали то, что было пережито, перечувствовано там, в бою, да и портить песню было уже поздно, она "пошла".
А, как известно, из песни слова не выкинешь.

О том, что с песней "мудрят", дознались воюющие люди. В моем беспорядочном армейском архиве есть письмо, подписанное шестью гвардейцами-танкистами. Сказав доброе слово по адресу песни и ее авторов, танкисты пишут, что слышали, будто кому-то не нравится строчка "до смерти - четыре шага".

Гвардейцы высказали такое едкое пожелание: "Напишите вы для этих людей, что до смерти четыре тысячи английских миль, а нам оставьте так, как есть, - мы-то ведь знаем, сколько шагов до нее, до смерти".

Вот так, из событий одного тяжёлого боя в деревеньке Кашино и цепочки счастливых случайностей, и появилась легендарная песня.

68

Американский солдат возвращается с фронта и едет по Англии в поезде. Все сидячие места заняты, только в одном купе сидит англичанка, напротив нее на сидении — собачка, рядом — англичанин.
— Леди, разрешите мне присесть!
— Вы, американцы, все очень грубые! Вы что, не видите, тут сидит моя собачка!
— Но леди, я очень устал, я воевал три месяца на фронте, я хочу сесть!
— Вы, американцы, не только очень грубы! Вы еще и надоедливы!
— Леди! Я тоже люблю собак, у меня дома их аж две. Давайте я сяду и подержу вашу собачку на руках!
— Вы, американцы, не только очень грубы и надоедливы! Вы просто невыносимы!
После этих слов американский солдат берет собачку, выкидывает в окно и садится. Леди теряет дар речи.
Сидящий рядом англичанин говорит:
— Знаете, молодой человек! Я вовсе не согласен с ее определением американцев, но я позволю себе заметить, что вы, американцы, делаете многие
вещи не так. Вы ездите не по той стороне проезжей части, держите вилку не в той руке, а сейчас вы выбросили в окно не ту суку!

69

Эпиграф
«За каждым великим мужчиной стоит великая женщина»
«Ну да, за каждым великим мужчиной стоит женщина… и не одна… целая очередь»
Салонные афоризмы

Старшее поколение хорошо знает, что маршал Советского Союза Константин Константинович Рокоссовский был красивым, обаятельным и любвеобильным мужчиной, аристократически относящимся к женщинам. Не удивительно, что он пользовался у них большим успехом. С этой чертой его личности связано много анекдотов и историй. Вот одна из них.

Конец апреля 1945 года.
Утром на аэродроме под Берлином приземлился самолёт, который из Москвы прислала Ставка Верховного Главнокомандующего, чтобы забрать Рокоссовского на совещание по финальному разгрому фашистского логова.

Но не просто самолёт, а самолёт с сюрпризом в виде официальной жены Юлии Петровны. Поскольку командующий 2-м Белорусским фронтом был занят управлением войсками, Юлию Петровну встретил и сопровождал его адъютант.

В штабе фронта начался переполох. Многочисленные фронтовые жёны Рокоссовского – машинистки, переводчицы, связистки, врачихи – решили, что он решил исполнить своё давнее обещание показать им Москву, начали собирать свои вещи и заспешили к самолёту. Ну кто откажется впустить в салон женщину, уверенно заявляющую, что она жена командующего фронтом?

Со своей задачей – держать Юлию Петровну подальше от штаба – адъютант справился блестяще. Рокоссовский встретился с женой в столовой во время обеда, расцеловал, начал осыпать комплиментами. Подошло время отлёта, и они сели в джип.

Возле воздушного корабля, в котором сидело полтора десятка фронтовых красавиц, предвкушающих прогулки по столице со своим кумиром, их встретил лётчик в комбинезоне и шлемофоне и, вытянувшись в струнку, доложил:
- Товарищ командующий, лететь не можем, самолёт оббляденел.

- Как это может быть?

- Совсем оббляденел, товарищ маршал.

Кто-то другой, наверное, вышел бы из себя, начал орать, типа «что это за ерунда, льда уже месяц как нет и т.д.». Но Константин Константинович не такой человек. Он посмотрел на солнышко, пригревающее с неба, на буйно пробивающуюся траву, на первые одуванчики, и на минуту задумался. «Лётчик прошёл войну. Дослужился до работы у Жукова. Дослужился до майора. Значит, не дурак. Значит, хочет сообщить то, о чём сказать нельзя. Но что именно?».

Ещё раз посмотрел на солнышко, на травку, на жену, и всё понял.
- Товарищ майор, даю вам 30 минут, чтобы ликвидировать оббляденение.

И повез жену на «виллисе» на другой конец аэродрома, чтобы показать ей рощицу, где уже защёлкали соловьи. Рассказывал ей, что голосами птиц по ночам можно заслушаться, что недавно его бойцы освободили посёлок Фогельзанг, что в переводе с немецкого означает «птичья трель», короче, нёс всю ту милую чушь про пестики и тычинки, которая так нравится женщинам.

А летчики тем временем вызвали по рации из штаба грузовик и пять солдат из комендантской роты. Женщинам объявили, что они уже никуда не летят. Поднялся шум, гам, гвалт, возмущение, протесты. Но их кого добрым словом, а кого и сапогом под зад пересадили из Ли-2 в крытую машину и отвезли в расположение части.

Юлия Петровна вернулась в Москву в приподнятом настроении.
Семейную идиллию четы Рокоссовских удалось сохранить.

70

Этой семейной легенде лет 170-180, наверное, не меньше. Её рассказал моему отцу ещё мой прадед, почти 50 лет назад, за пару месяцев до того, как отец пошёл в армию. А сам прадед (он 1885 г.р.), слышал её ещё мальчиком от своего деда. Мой отец, недавно, поделился ею со мной, ну, а я уж с вами.

"Про что же эта история?" - подумал я перед тем как начал её писать. Долго сам не мог понять. А потом понял, она про любовь.

"Один из Двенадцати"

Эпиграф
1) "Плодитесь и размножайтесь." (Бытие).
2) "Если любишь сына своего - отправь его в путешествие." (Японская поговорка)
3) "Из десятка девять убей, а десятого представь." (В.А. Гиляровский, "Мои Скитания")

У моего прапрапрапрадеда было множество детей. Эка, скажете, удивил, в начале 19-го века огромные семьи были не редкость. В принципе, это было разумно, ведь детская смертность была очень высокой. Часто из четверых-пятерых отпрысков до взрослого возраста доживал один, хорошо если два. Но бывали и редкие исключения, когда выживали почти все.

Сколько дочерей было у моего четырежды прадеда, история до моих дней не донесла, а вот сыновей было аж целых 12 штук. Как он их всех кормил – диву даюсь, ибо, предполагаю, богачом он не был. Впрочем, столько детей –уже состояние, да и благословление Господне. Благословление благословлением, конечно, но и трудностей с такой оравой немало. Пожалуй, главная из них была - призыв.

В 1827-м году правительство Николая I подкинуло очередой "подарочек" еврейскому населению страны. Отныне, с каждой тысячи евреев-мужчин, призывали 10 человек в год (у христиан брали 7 рекрутов с каждой тысячи мужчин через год с 18 лет). Более того, начали забирать детей в кантонисты с 12 лет (это официально, а в действительности забирали и намного младших). Более того, часто ездили по местечкам "хапуны" и "ловчики" и еврейских детей просто напросто похищали (кому интересно, почитайте Гиляровского).

Служба в те годы длилась аж 25 лет, но проблема была не в сроке и, даже, не в тяготах, и, даже, не в ограничениях самой службы (например, евреи не могли выслужиться в офицеры, даже унтер-офицерское звание было, практически, недоступным). А главное, практически, всех еврейских рекрутов очень прессовали креститься. Закон о том, что детей до 14 лет нельзя крестить без разрешения родителей, был принят много позже, так что исследователи считают, что почти 90% выживших еврейских детей-кантонистов крестились. Оттуда и появилось столько Ивановых (например, сын кантониста, Н. Иванов - Главнокомандующий Юго-Западным фронтом), Алексеевых (другой пример, М.Алексеев - главнокомандующий армиями Западного фронта), Александровых, Петровых, Константиновых, Фёдоровых, и т.д., ведь фамилии часто давали по имени крёстного отца, обычно одного из солдат. Иногда давали и фамилии по тому в день какого святого происходило крещение (например день ахрангела Михаила). Конечно, процент крещения среди рекрутов старше 18 лет был ниже, но зашкаливал хорошо за 40%.

Перед предком моим стала проблема. Шансы на то, что сыновья (если не все, то хоть кто-то из них) попадут в рекруты были стопроцентные. Надо было что-то предпринимать, но вариантов было немного, ибо закон был суров и исполнялся чётко. Была лишь одна малюсенькая лазейка. В армию, в соотвествии с указом от 1736-го года, не брали единственного сына.

И тогда мой четырежды прадед придумал такую штуку. Он 11 сыновей своих... раздал. Да, да, да! Просто напросто раздал! Оказывается, было множество семей, где никто из детей не выживал, или где не было мальчиков. Без сына, наследника и помощника, в те времена в хозяйстве было очень туго. А тут, забесплатно, здоровый пацанчик. Так что разобрали мальчишек с пребольшим удовольствием, даже как-то бумаги на них выправили. Не знаю как, но думаю, без барашка в бумажке не обошлось.

Дед моего прадеда и был одним из тех одинадцати розданных. Попал в подмастерья и, по совместительству, в сыновья к кузнецу. Оттуда род мой и фамилия пошли. А свою историческую фамилию я не знаю и имя хитрого предка тоже не ведаю. И спросить не у кого.

С отцом я разговорился, и он меня спросил:
- Ты как думаешь, зачем он это сделал?
- Ну, от рекрутчины спасти. Хорошего в 25 летней службе мало.
- Не от службы он их спасал. Я мыслю, он хотел чтобы дети не потеряли сами себя. Во взрослом возрасте пускай каждый сам для себя решает, а вот ребёнок должен расти по родительскому канону. Посему на такой поступок он с женой и пошёл. Наверное, самую большую жертву, что могут принести родители, они принесли – навсегда отдали своих детей.

Я, вот, сижу и думаю. Про что же эта история? Наверное, она про любовь. Может вы со мной и не согласитесь, но я так думаю.

71

О самозванцах. Они всегда были, есть и будут. Пусть не такие масштабные, как серия Лжедмитриев или Емельян Пугачев, но все равно есть персонажи, которые желают приписать себе несвойственные им качества и заслуги.
В начале девяностых жил в нашем районе один пожилой мужчина. Числился ветераном ВОВ, имел даже несколько орденов и медалей. Цеплял их на пиджак по праздникам, даже рассказывал подрастающему поколению о своих боевых подвигах. Но, несмотря на количество лет, прошедших с 1945 года, неплохо сохранился. Мой отец, 1935 года рождения, например, выглядел несколько старше «ветерана». В отличие от «орденоносца» войну он видел еще ребенком – их деревня несколько месяцев была занята немцами, одного из его братьев застрелили просто за то, что взял кусок сала - очень хотел кушать...
Будучи человеком любознательным, да, к тому же, депутатом районного совета депутатов, отец просто проверил паспортные данные нашего «бойца, не видевшего фронта», чему был несказанно удивлен: Гражданин П. родился в 1942 году, и единственный ущерб, который он мог нанести войскам Вермахта, мог заключаться в триппере, которым его мама «наградила» оккупанта в процессе зачатия «героя».
Миф был развенчан, «ветеран» - разоблачен и расстроен, справедливость восторжествовала. А осадок остался… У всех. Непонятно, только, зачем было пожилому человеку цеплять на себя «павлиньи перья»?

72

Почему я уважаю День Победы.
Сочинение.

Есть в Израиле праздник - День Памяти. Сразу оговорюсь - речь дальше пойдет вовсе не об Израиле. Ну, какой праздник - никто особено и не "празднует", но ровно в полдень в этот день воет сирена, и люди по всей стране останавливаются чтобы они ни делали и куда ни шли, и стоят прямо и молча одну минуту - в знак уважения к памяти погибших 6 миллионов евреев во Вторую Мировую Войну.

Мой дед ушел на фронт в 1941 году. На его первой фотографии с фронта он еще с двумя прямоугольниками в петлицах и со змеей в чашке - Воен. Вет. Врач Третьего Ранга - во какие диковинные звания были в Армии в начале войны! Следующая его фотография - уже летом 1944-го - он в форме капитана, с новеньким орденом Красной Звезды за храбрость в бою - глаза уже очень уставшего и постаревшего человека. Моему отцу было полтора года когда началась война и его отец ушел на фронт. Когда мой дед вернулся домой зимой 1945-го, мой отец совершенно его не помнил. Это заняло время привыкнуть к забытому отцу и осознать что произошло. Из деревень их района на Поволжье из каждых 10 ушедших мужиков вернулись с войны только каждые двое. И его отец вернулся не просто в звании майора, и с орденом Красной Звезды, а вернулся живой! Что может быть важнее для будущей жизни 7-и летнего пацана, чем живой папка?! Это не просто как выиграть в лотерею миллион, да что там миллион, спроси у тех пацанов, чтобы они выбрали, миллион, или что бы их отцы вернулись с войны живыми? Это было настоящее счастье, это и была Победа!

И в этот день я радуюсь за своего отца, благодарен своему деду - и за то что вернулся, и за то что победил. А главное - радуюсь за тех, кто не дошел ни до какого парада - ни в 1945-м, ни в любом году позже. Те, которые погибли в первые дни войны лишь для того чтобы задержать продвижение врага на несколько часов, но те, кто заслужили ту же радость и победы, и жизни после победы.

Поэтому, когда 9 Мая играют гимн, я встаю, в память к павшим. И пусть нарезаная ветчина и сыр сохнут. Спасибо за внимание.

73

В догонку к русскому языку в вузах в СССР.

В 1980-х к нам в институт приезжает Большой Куратор аж из Москвы.
Я соизволил бухнуть статейку на сторону, научрук подмахнул, в Минсредмаше секретчик возбудился аки Феникс над Гарудой, и к нам прискакал б-ц.невидимого фронта.

В процессе участвовали одни латыши (руководство кафедрой, умнейшие и приятнейшие люди, кстати), и я, как "виновник" торжества.
В конце Разноса Фундаментального мусковит-секретчик лупит убийственное - ...да вы все занимаетечсь тут блудом!!!...
И с лёгким торжеством-испугом осматривает лица прсутствующих - это же заход в козыри,как среагируют...

И тут я, единственный русский,ну кроме москвича, понимаю, что уважаемое командование никогда не слышало или не понимает слово "блуд". При этом все говорят на совершенно перфектном русском языке, СССР же.

Через пару секунд наш завкафедрой важно произносит "блуд - зто нормальное состояние творческого коллектива".

Имея ввиду разумеется творческие блуждания и заблуждения.

На вокзал я Первый отдел провожал.
Чемодан тащил.
Довольно тяжёлый

75

И снова о необычных судебных процессах и забавных исторических казусах в США. Предупреждаю, будет очень много букафф.

Вместо предисловия:

История возникновения, развития, и экспансии территории США весьма сложна и запутанна. Сейчас это одна страна состоящая из 46 штатов, 4-х содружеств всеобщего благосостояния (commonwealths), 16-ти территорий, и округа Колумбия, а когда-то это был целый компот из колоний, провинций, и владений Великобритании, Франции, Голландии, Швеции, Испании, России, и индейских земель. Были на территории нынешнего США и независимые признанные государства например Республика Техас, Республика Вермонт, и Королевство Гавайи. Были и непризнанные, но достаточно крупные образования что при определённых обстоятельствах могли бы стать странами сами по себе, например Республика Рио Гранде, Республика Западной Флориды, и Республика Калифорния. Бывали образования и совсем маленькими, но с большими амбициями например Республика Мадаваска или Республика Индейского Ручья. История знавала и совсем экзотические примеры вроде Королевства на Бобровом Острове, Республику Кинни или, моего личного фаворита, Великую Республику Грубых и Готовых (Great Republic of Rough and Ready).

Отношения между различными штатами, государствами, и территориями были очень сложными. Иногда удавалось решать проблемы мирно, но случались и кровавые стычки иногда перерастающие в войны. Ну а чаще всего разногласия решались в судебных процессах которые могли тянуться веками.

"Пядь Земли"

Историческая справка:
Остров Эллис - основной пункт приёма иммигрантов в США в 1892-1954 гг. через который прошло более 12 миллионов человек. С 1976 г. музей и национальный парк. Расположен в штатах Нью Джерси (НД) и Нью Йорк (НЙ).

Эпиграф
1) "Чужой Земли мы не хотим ни пяди, но и своей вершка не отдадим." (Борис Ласкин, Марш Советских Танкистов).
2) "Это нога, у того у кого надо нога." (из к/ф "Берегись Автомобиля").

Жил да был один мужик по имени Терри Коллинз. На работу он ходил, на английском говорил, и вообщем вел мирное и малопримечательное существование. А вот работал он не абы где и не абы кем. Был он парк ренджером на острове Эллис. Несмотря на звучную должность особых звёзд Терри с неба не хватал, даже пожалуй напротив, функционал у него был весьма прост, уборщик-мусорщик.

Один раз в 1992-м году получил он простое задание, избавиться от очередной кучи мусора (с острова отходы не вывозились, их зарывали в отведённом могильнике). Вот уж совсем не понятно как, но факт штука упрямая, в рабочем рвении наш герой умудрился оттяпать себе ногу. Казалось бы - тьфу нога, тоже мне диво. Парков национальных в США много, а ренджеров в них тьма-тьмущая. А конечностей у ренджеров вообще без счёту. Но это нога оказалось очень и очень не простой, даже роковой в некотором смысле.

Бравый парень Терри рассудил просто, ногу мне отрезала машина, значит она и виновата. Но машина вещь железная и бессловесная, её к ответу привлечь очень даже тяжело, а вот компания что её производит как раз ответственность может нести и посему денежку должна выплатить немалую. Он недолго думая подал в суд на компанию Promark Products, ту самую фирму что машину предоставила.

А вот компания рассуждала совсем по иному и тоже, по своему, здраво. "Мы денежки не печатаем. Ежели мы этому бойцу мусорного фронта компенсацию выплатим то оболтусы со всех сторон начнут ноги себе резать. Эдак никаких средств не напасёшься. А коли ещё и до рук дело дойдёт, то вообще кранты. Тогда легче компанию просто закрыть, на всех денег не хватит. Тут глубже смотреть надо. Вины тут нашей никакой нет, просто дают работать на технике разным долбоёжикам. Не обучают их, а нам отдувайся. Фигушки вам деньги просто так платить, баба Яга против." И Promark Products тоже поступила логично, подала в суд на федеральное правительство что управляет парком, мол не обучили своего сотрудника как следует.

Вот тут-то и загвоздка произошла. Оказывается что законы от штата к штату разнятся и очень сильно. Например НД подобные иски не разрешает (т.е. иски которые как бы перекладывают отвественность), а штат НЙ говорит "пожалуйста". И федеральные чиновники, со своей колокольни, также рассудили здраво, и сказали "Только нам ещё одного иска для полного счастья не хватало. Вы уж извините-подвиньтесь, но судилка у вас не выросла. Ногу мистер Коллинз потерял в НД, так что решайте вопрос как нибудь без нас." Засим оставим несчастного Терри и его ногу и окунёмся в историю.

С начала 17-го века территория около реки Гудзон принадлежала Нидерландам (колония так и называлась, Новые Нидерланды), но в 1664-м году Англия благополучно эту территорию отобрала. Потом на пару лет голландцы смогли её вернуть, но удержать её от алчных англичан было невозможно. В 1674-м Англия захватила эти земли окончательно, а король, Карл Второй, подарил их своему брату (будущему королю Якову Второму). Яков же раздал земли своим фаворитам которые и основали колонии Нью Йорк и Нью Джерси. Казалось бы всё как всегда, весьма даже традиционно, в духе 17-ого века.

Печаль в том что границы между колониями определили весьма условно и неоднозначно. Стараясь привлечь колонистов, знатные вельможи из далёкой Англии раздавали наделы один за другим, даже толком не вникая в тонкости какую землю и кому они выдают. Очень часто на один и тот же участок могли выписать бумаги управленцы обоих колоний. Это привело к неразберихе и массе судебных исков. Но суд был далеко, в Старом Свете, так что от аргументов в правовом поле поселенцы вскоре перешли к практическим действиям и разгорелась самая настоящая война, т.н. Ньюджерсийская Пограничная Война (NJ Border War).

Мало того что граница на суше была спорной, не менее спорной она была и по реке Гудзону. Какой то мудрец в далёком 1664-м году (когда впервые отобрали территорию у Нидерландов) заявил "границу проложим по берегу реки со стороны Нью Джерси", а не по середине как это было обычно принято. Причина проста, вельможа кто получал колонию НЙ имел больший вес при дворе и таким образом приобрел контроль над основной водной артерией и над устричными отмелями на речных островах. Итак остров Эллис (и другие) благополучно оказались у НЙ, хотя по расстоянию они куда ближе к НД.

С усердием заслуживающим лучшего применения колонисты уничтожали друг друга более 60 лет, почти вплоть до Войны за Независимость. Потом они взяли передышку ибо было ещё с кем повоевать. Когда колонии наконец обрели независимость надо было отдышаться, уж слишком много стало погибших. Затихший было конфликт в 1801-м оживил один из отцов-основателей США, сам Александр Гамильтон, построив пирс на Ньюджерсийском берегу реки Гудзон.

- "Отличненько." потёрли потные ладошки Никербокеры (прозвище ньюйоркцев), нашей землицы прибыло. Раз он выступает с берега на территорию реки, значит он принадлежит нашему штату. А посему вся коммерческая деятельность с него будет облагаться нашими налогами. Спасибо, дорогой Шурик."
-"Грабють, без ножа режуть. Ратуйте люди добрые." заорали ньюджерсийцы. "Давно не воевали? Так мы вам устроим сладкую жизнь."

Но для начала они подали в суд дабы пересмотреть границу по реке, тем более что коммерческих судов на реке стало больше и ситуация где весь доход шёл в НЙ была явно несправедливой. Да и торговля устрицами была бы неплохим финансовым подспорьем для небогатого штата. Почти 33 года штаты судили друг друга, но в конце концов ситуация всем приелась и в 1834-м году был заключён компромисный договор.
-"Так уж и быть, уговорили," сказал НЙ, "Мы согласны на границу посередине реки."
- "Ладно." подвинулся и НД. " Пускай остров Эллис и ещё несколько остануться за вами."
- "Отлично. Так и запишем, вся территория островов (то бишь суша) будет у НЙ, а всё что под водой у штата НД. А что бы совсем никому не было обидно, на островах мы построим форты и будут они под нашим управлением и надзором." сказало федеральное правительство.
На том все порешили и успокоились.

Прошло почти 60 лет и на острове Эллис был устроен пункт приёма иммигрантов. Так как остров был маленький (примерно 1.3 гектара) то завезли землю и насыпали ешё примерно 12 гектаров, тем самым его увеличив. Построили бараки, приёмный пункт, пирс, кухню, небольшую электростанцию, госпиталь, и даже несколько домов для сотрудников. И всё было тихо мирно почти 100 лет пока хрупкое равновесие не было опрокинуто отрезанной ногой Терри Коллинза.

Правительство заявило, "ногу отрезало не на острове что был изначально, а на насыпной территории. А так насыпи не было во времена договора 1834-го года, то значит она принадлежит Нью Джерси." Но Федеральный Суд, чьё отделение находится в Манхеттане (т.е. в Нью Йорке), не согласился и заявил "договор ясен как день, читайте на английском по белому вся суша - НЙ, вся подводная часть - НД. А сколько было гектаров в давние времина, это дело десятое и забытое."

Думаете НД съело эту пилюлю молча? Да как бы не так.
- "Жулики." завопило НД. "Так и знали. Стоило всего на 160 лет отвернуться и здрасте, я ваша тётя. Беспардонно отжали недвижку."
- "Мошенники." взвыл обиженный НЙ. "Нет, вы видели эти босяков без шнурков. Договор для них уже не договор."
- "Грабители с большой дороги. Мало того что у них территории в разы больше, так они ещё и последний грош у сиротки отбирают." плакало НД.
- "Прохиндеи и бессовестные хапуги." взбесился НЙ. "Земля была, есть и будет наша. Ясно сказано, ваша территория под водой, вот там и живите. Самое кстати для вас место."
- "Ах так, да мы на вас в суд подадим." пригрозило Нью Джерси.
- "Ой, нам уже таки страшно. Испугали ежа голой задницей. Да у нас в штате юристов и адвокатов десятки тысяч, а у вас лишь одни свалки токсичных отходов." усмехнулся НЙ.
- "Это лишь потому что когда каждый штат получал свою порцию дерьма, мы выбирали свою раньше вас. Будет больно, пеняйте на себя." И подали в суд.

Инстанция за инстанцией и иск быстро добрался до Верховного Суда.
- "Уважаемые Судьи" вкрадчиво начал НЙ. "Вы посмотрите на этих бесстыжих поцев. Они притворяются Кларой Целкин, но вы то знаете за мокрое и за сухое. Суша она и в Африке суша, а вода она и в Китае вода. В договоре всё ясно, суша наша. А на водное пространство мы и не претендуем."
- "Тьфу в ваши бесстыжие глаза. Нам таки стыдно ходить с этим НЙ по одному США. Вы же разумные люди. А что если эти шлемазлы захотят и осушат всю реку? Это что, получится им тепло и мягко, а нам снова кушать кугл? Мы за это не согласны." аргументировало НД.
- "Граждане судьи. Ну посмотрите сами. Неужто вы думаете что хоть кто-либо кто ехал через остов Эллис пёрся в эту ньюджерсийскую дыру. Что бы да, так нет. Когда подплывали корабли все видели перед собой Нью Йорк. И плыли они именно к нам." убеждал НЙ.
- "Ха, а вы их спрашивали? У нас от возмущения стынут волосы. Вы же видите, они просто заговаривают вам зубы." возмутилось НД.

Суд пошёл совещаться.
- "Может пошлём их всех в жопу?" предложил один либеральный судья.
- "Да нет, это место уже занято. Мы же уже обещали туда послать защитников прав лиц нетрадиционной ориентации." напомнил консервативный судья.
- "Блин, как хочется всё решить, ничего не решая." возмечтал третий судья.
- "О, а это идея." подхватил Глава Верховного Суда. "Зовите сюда этих балбесов."

- "Вы делаете нам нервы. Предлагаем ша." сказал Верховный Суд. "Купите себе кота."
- "Зачем кота?" удивились штаты.
- "Затем что ему вы будете крутить бейцы, а нам не надо. Слушать вас одно удовольствие, а не слушать совсем другое. Итак, мы назначаем вам арбитра, умный мальчик из хорошей семьи, его зовут Пол Веркиль. Пускай он предлагает решение. А теперь все вон отсюда."

- "Снова нас разведут как кроликов. Мы слышали за этого Пола. Кто не знает этого унглика из Нью Йорка. Ну что умного он может сказать?" опечалилось НД.
- "Павлуша, наш парень. С ним будет всё чётко." радовался НЙ.

Пол Веркиль действительно старался. Он всех выслушал и предложил так "По понятиям, конечно землю надо отдать НД. Но, тогда эти 1.3 гектара что принадлежат НЙ будут окружены землёй другого штата, а это не комильфо. Посему предлагаю честный пацанский пополам. Из новых 12 гектар, 10 идут НД, а 2 НЙ, дабы у него был выход к воде. Ну как?"

Возмущению обоих штатов не было предела. Впервые они объединились в неприятии предложения.
- "И это называется решение? И это говорит он, наш Павлик, которого мы вскормили и вспоили. Да за такое решение его нужно на той же свалке закопать. И 2-х гектаров нам для этого не понадобится, уж будьте уверены. Вся земля наша и точка." взъярился Нью Йорк.
- "Ну что мы говорили, правды искать у профессионального балабола. Да любой шнорер из Камдена предложил бы что-то получше. Может этого шлемазла просто утопить? Или хотя бы ногу отрезать? Вся новая земля наша, до последнего дюйма." возмущался НД.

Резонанс получился большой и в итоге оба штата отвергли решение арбитра и развернулась газетная шумиха.
- "Может вообще, передать остров какому-нибудь другому штату, ну например Коннектикуту." поступило предложение в Нью Йорк Таймс.
- "Ха, а с этого момента два раза и медленно. Мы кстати совсем не против." обрадовался Коннектикут.
- "Пшёл вон пока цел. Эта наша корова и доить её мы будем сами." опять проявили единство штаты. И снова подали иск в Верховный Суд.

Опять прозвучали те же аргументы что и ранее. Каждый штат тянул несчастный остров на себя и обвинял другого во всех смертных грехах. Наконец Верховный Суд проголосовал и со счётом 6:3, судьи решили отдать всю землю что была добавлена к острову после 1834 года Нью Джерси. А 1.3 гектара ньюйоркской земли оказались окружены со всех сторон. Теперь у НЙ осталось лишь несколько зданий, а границу между штатами пролегла прямо через иммиграционный центр.

У Нью Джерси был праздник. Наконец, после почти 330 лет, земля вернулась в родной штат. Правительство тут же выделило своему новому приобретению почтовый индех, налоговый номер, указало на картах, и под музыку при большом скоплении народа в День Независимости подняло свой флаг на острове. А губернатор напоказ несколько дней щеголяла в новой футболке где жирными буквами было написано, "Остров Эллис, Нью Джерси."

А что же реально получило Нью Джерси как компенсацию за миллиионы долларов потраченных на юристов? Ведь земля как и была так и осталась в федеральном владении. Если исключить несколько тысяч долларов налоговых сборов с продажи сувениров из музейного магазина, то по сути ничего. Кроме конечно чувства глубокого морального удолетворения, что долларами не измерить. Ведь говорили в старину умные люди "понты дороже денег."

76

г. Москва. Рабинович вызван в Наркомат Обороны.
— Товарищ Рабинович! Помогите стране! Нужно распространить за линией фронта листовок. Будьте осторожны и бдительны! Через неделю входит Рабинович:
— Все распространил…
— Неужели все распространили?
— Да. Прошу расписку. Вот деньги.

77

Американский солдат возвращается с фронта и едет по Англии в поезде. Все сидячие места заняты, только в одном купе сидит англичанка, напротив нее на сидении - собачка, рядом - англичанин. - Леди, разрешите мне присесть! - Вы, американцы, все очень грубые! Вы что, не видите, тут сидит моя собачка! - Но, леди, я очень устал, я воевал три месяца на фронте, я хочу сесть! - Вы, американцы, не только очень грубы! Вы еще и надоедливы! - Леди! Я тоже люблю собак, у меня дома их аж две. Давайте я сяду и подержу вашу собачку на руках! - Вы, американцы, не только очень грубы и надоедливы! Вы просто невыносимы! После этих слов американский солдат берёт собачку, выкидывает в окно и садится. Леди теряет дар речи. Сидящий рядом англичанин говорит: - Знаете, молодой человек... Я вовсе не согласен с её определением американцев, но я позволю себе заметить, что вы, американцы, делаете многие вещи не так. Вы ездите не по той стороне проезжей части, держите вилку не в той руке, а сейчас вы выбросили в окно не ту суку!

78

Идет война русских с фрицами. Встает красный командир, кричит «Вперед, за Родину» — все срываются в атаку. Фрицы с той стороны фронта:
— Ну все блин, капут, тикать надо.
А старый многоопытный фриц и говорит:
— Да погодите вы тикать, — достает пулемет — тра-та-та-та.
Русские легли. Проходит минут пять, наш командир опять встает:
— За Сталина! Ураааааа!
Все опять в атаку. Немцы — ну теперь точно капут, тикать надо. Старый фриц:
— Да погодите вы, — берет автомат и опять свое тра-та-та-та.
Ну наши опять легли. Проходит еще время. Встает командир:
— За Ленина, вперед!
Наши опять в атаку. Ну, молодежь немецкая опять в панику. Старый фриц за свое. Нашим пришлось опять лечь. Через 5 минут встает наш красный командир. Морда в дерьме, весь в дерьме, и говорит:
— Б/я, да я не понял!
Фриц старый:
— Вот теперь пора тикать!

79

не Гончаровой-Ир...и К* - бойцам непризнанного фронта:

Я бесов изгоню из Вас,
Святою окроплю водичкой,
Ветхозаветный есть девайс,
Маразму в помощь методичка.
В заначке есть совет полезный,
Пора "туда " тебе "болезный"

Затих, когда-то стройный хор,
Фальшивит старый фа-мажор,
Всему виною нота- ФА:
На сайте бродит-Анти-фа.

80

Часто попадаются завиральные истории про лётчиков, а реальность бывает интереснее.

Как вам история, когда бегут из плена на самолёте люди, которые от истощения не могут держать штурвал?
Штурвалом самолёта управляли сразу 3 человека - узники были настолько истощены, что Михаилу Девятаеву не хватало сил удерживать в одиночку тяжелую машину в горизонтальном полёте...

"О том как проходил этот полёт можно писать долго, тут было всё - и погоня за беглецами немецкого истребителя FW-190, получившего приказ любой ценой уничтожить этот "Хейнкель-111", и длительный полёт в облаках, которые скрывали беглецов, и обстрел "Хейнкеля" своими же зенитчиками при перелёте линии фронта (стреляли довольно метко - уже на земле в самолёте было обнаружено 9 пробоин от зенитных снарядов), и посадка тяжёлой машины на вспаханном поле рядом с батареей наших зенитчиков, первыми подбежавшими к машине...

Ограничимся главным - 8 февраля 1945 года немецкий тяжёлый бомбардировщик He-111 (бортовой номер "13013"), с 10 бывшими узниками на борту, приземлился на нашей земле. Девятаев доставил командованию стратегически важные сведения о засекреченном Узедоне, где производилось и испытывалось ракетное оружие Третьего Рейха."

Можно конечно закончить фразой "этот народ не победить", но она банальна и туповата.

81

Народный врач Дегтярев
О его мастерстве хирурга, универсальности врача, рассказывали легенды, которые оказывались реальностью, и реальные истории, похожие на легенды.
Прокопий Филиппович Дегтярёв возглавлял Барановскую больницу три исторические эпохи – довоенный период, послевоенный и развитого социализма. С 1935 по 1974 год, с перерывами на Финскую и Великую Отечественную войну исполнял он обязанности главного врача.
Предоставим слово людям, его знавшим.
Анна Григорьевна Романова 1927 года рождения. Медсестра операционного блока Барановской больницы с 1945 по 1989 год.
В июне 45 года после окончания Егорьевского медицинского техникума меня распределили в Барановскую больницу. Прокопий Филиппович ещё с фронта не вернулся. И первую зиму мы без него были. Всю больницу отопить не могли – дров не хватало. Мы сами привозили дрова из леса на санках. Подтапливали титан в хирургии, чтобы больные погрелись. К вечеру натопим, больных спать уложим – поверх одеял ещё матрацами накрываем.
Потом Прокопий Филиппович с армии вернулся – начал больницей заниматься. Сделал операционный блок совместно с родильным отделением. Отремонтировал двери-окна, чтобы тепло было. Купил лошадь, и дрова мы стали сами завозить, чтобы топить постоянно. Когда всё наладил – начал оперировать.
Сейчас ортопедия называется – он оперировал, внутриполостная хирургия – оперировал, травмы любые… Помню, - к нему очень много людей приезжало из Тульской области. Там у него брат жил, направлял, значит. После войны у многих были язвы желудка. И к Прокопию Филипповичу приезжали из Тулы на резекцию желудка. После операции больным три дня пить нельзя было. А кормили мы их специальной смесью, по рецепту Прокопия Филипповича. Помню, - в составе были яйца сырые, молоко, ещё что-то…
Позднее стали привозить детей с Урала. Диагноз точно не скажу, но у них было одно плечо сильно выше другого. Привезли сначала одного ребёнка. Прокопий Филиппович соперировал и плечи стали нормальные. Там на Урале рассказали, значит, и за 5-6 лет ещё двое таких мальчиков привозили. Последнего такого мальчика семилетнего в 65 году с Урала привозили. Уезжали они от нас все ровные.
Он был очень требовательный к нам и заботливый к больным. Соперирует – за ночь раз, еще раз, и ещё придёт, проверит – как больной себя чувствует.
Сейчас ожогами в ожоговый центр везут, а тогда всё к Прокопию Филипповичу. Зеленова девочка прыгала через костер и в него упала. Поступила с сильнейшими ожогами. Делали каркасы, лежала под светом, летом он выносил её на солнышко и девочка поправилась.
В моё дежурство Настю Широкову привезли. Баловались они в домотдыхе. Кто-то пихнул с берега. И у неё голеностопный сустав весь оторвался. Висела ступня на сухожилиях. Прокопий Филиппович её посмотрел, говорит: «Ампутировать всегда успеем. Попробуем спасти». Четыре с половиной часа он делал операцию. В моё дежурство было. Потом гипс наложили – и нога-то срослась. Долго девочка у нас лежала. Вышла с палочкой, но своими ногами. Даже фамилии таких больных помнишь. Из Кладьково мальчик был – не мог ходить от рождения. Прокопий Филиппович соперировал сустав – мальчик пошел. Вырос потом, - работал конюхом. Даже оперировал «волчья пасть» и «заячья губа». Заячья-то губа несложно. А волчья пасть – нёба «нету» у ребенка. И он оперировал. Какую-то делал пересадку.
Порядок требовал от нас, чистоту… Сколько полостных операций – никогда никаких осложнений!
Гинеколога не было сначала. Всё принимал он. Какое осложнение – бегут за ним в любое время. Сколько внематочных беременностей оперировал…
Уходит гулять – сейчас зайдёт к дежурной сестре: «Я пошёл гулять по белой дороге. Прибежите, если что».
…Сейчас легко работать – анестезиолог есть. Тогда мы – медсестры - анестезию давали. Маску больному надевали, хлороформ капали. И медсестра следила за больным всю операцию – пульс, дыхание, давление…
Надю Мальцеву машина в Медведево сшибла. У ней был перелом грудного, по-моему, отдела позвоночника. Сейчас куда-то отправили бы, а мы лечили. Тогда знаете, как лечили таких больных? – Положили на доски. Без подушки. На голову надели такой шлём. К нему подвесили кирпичи, и так вытягивали позвоночник. И Надя поправилась. Теперь кажется чудно, что кирпичами, а тогда лечили. Завешивали сперва их – сколько надо нагрузить. Один кирпич – сейчас не помню, - два килограмма, что ли, весил… И никогда никаких пролежней не было. Следили, обрабатывали. Он очень строгий был, чтобы следили за больными.
Каждый четверг – плановая операция. Если кого вдруг привезли – оперирует внепланово. Сейчас в тот центр везут, в другой центр, а тогда всех везли к нам, и он всё делал.
Много лет добивался газ для села. Если бы не умер в 77-ом, к 80-му у нас газ бы был. Он хлопотал, как главный врач, как депутат сельсовета, как заслуженный врач РСФСР…
А что он фронтовик, так тогда все были фронтовики. 9 мая знаете, сколько люду шло тогда от фабрики к памятнику через всё село… И все в орденах.
***
Елена Николаевна Петрова. Медсестра Барановской сельской больницы 06.12.1937 года рождения.
Я приехала из Астрахани после медучилища в 1946-ом. Направления у нас были Южный Сахалин, Каракалпакия, Прибалтика, Подмосковье. Тогда был ещё Виноградовский район. Я приехала в райздрав в Виноградово, и мне выписали направление в Барановскую больницу. 29 июля 56 года захожу в кабинет к нему – к Прокопию Филипповичу. Посмотрел диплом, направление. И сказал: «С завтрашнего дня вы у меня работаете». Так начался мой трудовой стаж с 30 июля 56 года и продолжался 52 года. С ним я проработала 21 год. Сначала он поставил меня в терапию. Потом перевёл старшей медсестрой в поликлинику. Тогда начались прививки АКДС (Адсорбированная коклюшно-дифтерийно-столбнячная вакцина - прим. автор).
У нас была больница на 75 коек. Терапия, хирургия, роддом, детское отделение, скорая. Рождаемость была больше полутора сотен малышей за год. В Барановской школе было три параллели. Классы а-б-в. 1200 учащихся. В каждой деревне была начальная школа – В Берендино, в Медведево, Леоново, Богатищево, Щербово – с 1 по 4 класс, и все дети привитые вовремя.
Люди сначала не понимали, - зачем прививки, препятствовали. Но с врачом Сержантовой Ириной Константиновной ходили по деревням, рассказывали – что это такое. Придём – немытый ребёнок. На керосинке воду разогреют, при нас вымоют, на этой же керосинке шприц стерилизуем, - вводим вакцину. Тогда от коклюша столько детей умирало!.. А как стали вакцинировать, про коклюш забыли совсем. Оспу делали, манту… Детская смертность пропала. Мы обслуживали Богатищево, Медведево, Леоново, Берендино, Щербово. С Ириной Константиновной проводили в поликлинике приём больных, а потом уходили по деревням. Никакой машины тогда не было. Хорошо если попутка подберёт, или возчик посадит в сани или в телегу. А то – пешком. Придём в дом – одиннадцать детей, в другой – семь детей. СЭС контролировала нашу работу по вакцинированию и прививкам, чтобы АКДС трёхкратно все дети были привиты, как положено. Недавно показали по телевизору – женщина 35 или 37 лет умерла от коклюша. А у нас ни одного случая не было, потому что Прокопий Филиппович так поставил работу. Он такое положение сделал - в каждой деревне – десятидворка. Нас распределил – на 10 дворов одна медсестра. Педикулёз проверяли, аскаридоз… Носили лекарства по дворам, разъясняли – как принимать, как это важно. У нас даже ни одного отказа не было от прививок. Потом пошёл полиомиелит. Сначала делали в уколах. Потом в каплях. Единственный случай был полиомиелита – мама с ребёнком поехала в Брянск, там мальчик заразился.
Вы понимаете, - что такое хирург, прошедший фронт?! Он был универсал. Оперировал внематочную беременность, роды принимал, несчастные случаи какие, травмы – он всегда был при больнице. Кто-то попал в пилораму, куда бежит – к нам? Ребенок засунул в нос горошину или что-то – сейчас к лору, а тогда – к Прокопию Филипповичу. Сельская местность. Привозят в больницу с переломом – бегут за врачом, а медсестра уже готовит больного. Я сама лежала в роддоме – нас трое было. Я и ещё одна легко разрешились, а у Зверевой трудные роды были. Прокопий Филиппович её спас и мальчика спас. И вон – Олег Зверев – живёт. Прокопий Филиппович и жил при больнице с семьёй. Жена его Головихина Мария Фёдоровна терапевт, он – хирург.
Раз в две недели, через четверг, он проводил занятия с медсестрами – как наложить повязку, гипс, как остановить кровотечение, как кровь перелить, - всему нас учил. Мы и прямое переливание крови использовали. А что делать, если среди ночи внематочная… Кого бы ни привезли – с переломом, с травмами… К нему и из Сибири я помню приезжали. Он всё знал.
Квалификация медсестёр и врачей – все были универсалы. Медсестра – зондирование. Он учил, чтобы мы были лучшими по зондированию. Нет ли там лемблиоза. Мы всеми знаниями обладали – он так учил. На операции нас приглашал смотреть. Он тогда суставы всё оперировал. Помню – врожденный дефект голеностопного сустава оперировал. Медсестёр собрал и врачей на операцию. Мальчик не мог ходить. Он его соперировал - мальчик пошёл.
…На столе у него всегда лежал планшет «Заслуженный врач РСФСР» и он выписывал на нем рецепты, назначения…
Какой день запомнился ещё – 12 апреля 1961 года. У нас через вторник проходила общая пятиминутка. Медсёстры докладывали все по отделениям, по участкам… И он вбегает в фойе больницы и прямо кричит: «Юрий Алексеевич Гагарин в космосе!» Он так нам преподнёс – все так обрадовались. И пятиминутки-то не получилось. Как раз все в сборе были. Большой коллектив! Одних медсестер 50 человек.
40 лет будет, как его не стало. Хоронили его все – барановские, Цюрупы, воскресенские, бронницкие, виноградовские… Такой человек! Мы сейчас говорим – почему мемориальной доски нет? Нас не станет – кто о нем расскажет. Нельзя забывать! Столько людей спас - они уже детей и внуков растят… Дети его разъехались, нечасто могут приехать, но люди за могилкой смотрят. Помнят его. И нельзя забывать!
***
Виталий Прокопьевич Дегтярев. Доктор медицинских наук, профессор Московского медико-стоматологического университета, Заслуженный работник высшей школы
Отец родился в Оренбургской области в крестьянской семье. Он и два его брата – Степан Филиппович и Иван Филиппович линией жизни избрали медицину. Отец учился в Оренбурге в фельдшерско-акушерской школе. Потом закончил Омский мединститут. В 1935 году он был назначен главным врачом Барановской больницы, в которой служил до конца, практически, своих дней.
Был участником финской и Великой Отечественной войн. На Великую Отечественную отец был призван в 42-ом. Это понятно, что в сорок первом Барановская больница могла стать прифронтовым госпиталем, и главный врач, хирург, был необходим на своём месте. А в 42, как немцев отбросили от Москвы, отца призвали в действующую армию, и он стал ведущим хирургом полевого подвижного госпиталя. Это госпиталь, который самостоятельно перемещается вслед за войсками и принимает весь поток раненых с поля боя. Отец рассказывал, что было довольно трудно в период активных боевых действий. По двое-трое суток хирурги не отходили от операционных столов. За годы службы в армии он провел более 20 тысяч операций. День Победы отец встретил в Кёнигсберге. Он был награжден Орденом Красной Звезды, медалью «За победу над Германией», юбилейными наградами, а ещё, уже в послевоенные годы, - Орденом Трудового Красного Знамени. Ему было присвоено почетное звание Заслуженного врача РСФСР.
После возвращения с фронта отец был увлечен ортопедией. Он оперировал детей и взрослых с дефектами верхних и нижних конечностей, плечевого пояса и вообще с любой патологией суставов. Долгое время он хранил фотографии пациентов, сделанные до операции, например, с Х-образными конечностями или с искривлённым положением стопы, и после операции – с нормальным положением конечностей. А в 60-х годах он больше сосредоточился на полостной хирургии.
Он был истинный земский врач, который хорошо знает местное население, их проблемы, беды и старается им помочь. Земский хирург – оперировал пациентов с любой патологией. Травмы, ранения, врожденные или приобретённые патологии…. Все срочные случаи – постоянно бежали за ним, благо недалеко – жил тут же. По сути дела, у него было бесконечное дежурство врача. На свои операции отец собирал свободных медсестер и врачей – это естественное действие хирурга, думающего о перспективе своей работы и о тех людях, которые с ним работают. И я у него такую школу проходил, когда приезжал на каникулы из института.
Он заботился о том, чтобы расширить помощь населению, старался оживить работу различных отделений и открыть новые. Было открыто родильное отделение. Оно сначала располагалось в большом корпусе. А потом был отремонтирован соседний корпус, и родильное перевели в него. Позже открыли ещё и инфекционное отделение. Долгое время было полуразрушенным здание поликлиники. Отец потратил много времени и сил на ремонт этого здания. Поликлинику в нём открыли.
Отец очень хорошо знал население, истории болезней практически всех семей, проживающих в округе. Когда я проходил практику в Барановской больнице, после приёма пациентов случалось советоваться с ним по каким-либо сложным случаям. Обычно он пояснял, что именно для этой семьи характерно наличие такого-то заболевания… И то, что вызвало моё недоумение, по всей вероятности является следствием именно этого заболевания.
Отца избрали депутатом местного Совета. И он занимался вопросами газификации села Барановское. Много сил отдал разработке, продвижению этого проекта…
Своей долгой и самоотверженной работой он заслужил уважение и признательность жителей округи. На гражданскую панихиду, которая была организована в клубе, пришли жители многих окрестных сел, а после нее гроб из клуба до самого кладбища люди несли на руках.
Он был настоящий народный врач.
***
Главе Воскресенского района Олегу Сухарю поступило обращение жителей села Барановское с просьбой установить мемориальную доску на здании Барановской больницы, в память о П.Ф. Дегтярёве. Ещё жители просили, чтобы в районной газете «Наше слово» была опубликована статья о Прокопии Филипповиче.
Доску глава заказал, место для неё определили, статью поручил написать мне, и в сегодняшнем номере газеты она опубликована. Текст вот этот самый, который вы прочли. В Барановском газету ждут.
Добавлю ещё, что когда приезжал в Барановское сфотографировать эту самую дореволюционной постройки больницу, разговаривал ещё с людьми, и каждый что-то о Прокопии Филипповиче хотел рассказать.
И ещё оказалось, что такие уникальные врачи разных специальностей и в разных больницах района ещё были. Мне их назвал наш уважаемый почетный и заслуженный главный врач станции переливания Станислав Андреевич Исполинов.
Но, получается, - в нашем районе минимум четверо, и в других районах должно быть так примерно. Писать о них надо. Рассказывать.

82

История медицинская, сексуально-трагическая.
В моём поколении будущие врачи в большинстве своём работали во время учебы младшим и средним медперсоналом, проще - санитарами и медсёстрами/медбратьями.
Много полезного было в этой практике - мы действительно углублялись в реальную медицину и быстро накапливали необходимые навыки и знания.
Накопился и фольклор, забавные и не очень байки про необычные ситуации в медицине.
Одну из таких баек я вам и поведаю, коли охота...
Оговорюсь - я в ней не участвовал, рассказ очевидцев, таких же медбратьев как и я.
Итак, в одном уважаемом медицинском учреждении появился больной - сравнительно молодой мужик, внешне здоровый, на пациента смахивающий очень немного.
Проблема его, тем не менее, была серьёзная...
У молодого мужика член очень хорошо исполнял команду "лежать" и отказывался отзываться на команду "в атаку!"
При этом мужик интереса к этому делу не потерял и потерпев неудачу в нескольких атаках, обратился к врачам.
Нихрена они ему не помогли, урология наша, того времени, была не готова к лечению подобных ситуаций.
Помыкавшись по врачам, бедолага вышел на единственного специалиста в республике, владевшего навыками протезирования залёгших солдат полового фронта.
Идея, простая по смыслу, была совсем нелегка в исполнении.
Протезы делали на известном стеклозаводе, по индивидуальным заказам очень уважаемого медицинского деятеля республики.
Путь к нему был непрост, но наш герой превозмог все препоны и пробился к светиле.
Светила проверил его и установил, что у мужика всё в порядке с гормонами и гидравликой, не хватает только напряжения в сети.
Как раз то, чем светила был знаменит в кругах советских импотентов-отказников, протезированием.
Метод был в перманентном устранении состояния нестояния путём вживления в член элемента упругости - протез из , вроде, стекла или стекловолокна, точно не скажу, не помню.
После операции прописывался строгий режим воздержания - никакого секса, включая мастурбацию. Месяц, лучше два - для полного вживления и рубцевания.
Всё это несколько раз объяснили пациенту, день операции, всё прошло штатно, пациент приземлился в своей палате приходить в себя после наркоза.
На следующий день пациент начал ходить, сначала до туалета, потом вокруг отделения, а потом и вовсе по больнице, смелея день ото дня и осваиваясь с ощущением вечной готовности к бою.
Так он добрёл до отделения травматологии, где среди пациентов томилась скукой и воздержанием некая особа другого пола, решившая скрасить своё нудное пребывание в больнице знакомством с таким видным мужиком как наш герой.
Роман развивался бурно, чувства были взаимные и вполне определённые, однако развязка романа оказалась нестандартной...
Наплевав на запреты врачей, наш вечноготовый герой вступил на тропу любви.
Она, любовь, оказалась, недолгой: стеклянный протез не был ещё готов к таким нагрузкам, оторвался от причала и стал плавать в противофазе от причала порта приписки. А потом и вовсе оборвал якорь и вышел на оперативный простор, покинув тело хозяина в поисках лучшей доли в теле хозяйки...
В тот вечер дежурные хирурги не могли пожаловаться на безделье, оба похотливых пациента приземлились в операционной, где сводный отряд гинекологов и урологов выудили протез и зашили множественные разрывы...
Мужика, бедолагу, с позором выписали из больницы, женщина осталась залечивать старый перелом и свежие разрывы, летучая присказка "Дали дураку стеклянный хер" прочно вошла в местный фольклор нашего поколения медиков.
Мораль?
Да какая там мораль...
Просто следуйте советам врачей - хотя бы в серьёзных случаях.
И не болейте, пожалуйста!

83

Сегодня встречали День Победы. День с работы взял, деда забрал к себе. Целый день он рассказывал истории, вот одной поделюсь с Вами.

День "Победы" 9ого Мая 1945 и некоторые особенности железнодорожного транспорта.

Вот мы говорим День Победы. 9ое Мая. Праздник. Всё это так конечно, но почему-то большинство благополучно забывает что ещё была война с Японией. Были ещё десятки сражнений, тысячи погибших, и десятки тысяч раненных Советских солдат и офицеров. Мне кажется что было бы много правильней справлять День Победы в сентябре, а то как то получается что праздник праздником, но он не совсем полный.

Дед встретил 9ое мая в Новосибирске. Эшелон за эшелоном шли на восток, на ещё не объявленную, но уже запланированную войну. Настроение в эшелоне было с одной стороны приподнятое, а с другой стороны неважное. Да и как оно могло быть иначе? Солдаты и офицеры которые за 4 года повидали тысячи смертей и чудом уцелели, ехали опять воевать с очень опасным и жестоким врагом.

У деда настроение было именно такое, уцелел в Крыму 41м, на Кавказе 42м, под Смоленском в 43м, в Беларусии и Польше в 44, в Восточной Пруссии в начале 45ого. Очень хочется пожить после войны, а вот удастся ли? Хотя быть Ванькой-взводным тогда, а теперь командиром переправочного парка (это примерно как комбат) две большие разницы. Но ведь и комбаты тоже не заколдованные, их тоже убивают.

Эшелон идёт долго, там скучно. И естественно офицеры (да и солдаты иногда) нарочно отставали. Например, эшелон пришёл в Свердловск, отстал от эшелона, навестил сестру. Потом на следующий день на станции спросил, куда ушёл эшелон номер такой-то. А какой поезд туда идёт? Вот товарняк, вот пассажирский. Так и догонял.

А в Новосибирске с раннего утра, 9ого Мая пошла весть о Победе. И народ ломанул из эшелона праздновать. И он с другом опять отстал. Весь Новосибирск на улицы вышел, незнакомые целовались, обнимались, все фронтовиков тянули к себе домой. На столы ставили скромные припасы которых не было вкусней и самогон которого не было пьяней. Его с друзьяи затащили к себе старушки. "Старушки" смеётся он. "Мне, 23х летнему пацану они тогда они казались, старушками. А теперь то я понимаю что им может еле-еле 40 лет исполнилось." Вареные яйца, хлеб, горячая картошка и самогон. Весь день гуляли и было чувство огромного счастья. А эшелон естественно тем временем тю-тю на Восток.

Надо опять догонять. Товарняком медленно, предпочитали пассажирским. Запрыгнули в один вагон. Обычно проводники были нормальными, видят что офицеры едут. Ну спросят куда едешь? Ну отвечали, с японцами воевать. Те место находили, чаю давали, байки травили. А тут нарвались. Толи проводник принципиальный был, толи проверка какая, но весь поезд шерстили и набрали с дюжину таких офицеров, которые на пассажирском свои эшелоны догоняли. "Ах вы без билета, сволочи всех в коммендатуру сдадим. Трибунал вам будет" грозят.

Согнали их в тамбур, заперли. Мужики приуныли. Конечно дальше фронта не пошлют, меньше взвода не дадут, но чем чёрт не шутит. Лишь дед мой не унывал. У него был один маленький секрет. Удивительное дело, но менялись цари, генсеки, режимы, названия городов, и лишь одно оставалось неизменным (может даже и по сей день), это замки в поездах. Все замки открываются одним стандартным ключом. И моему деду, мой прадед, который был кузнецом, сделал такой ключ отмычку.

Дед всех и успокоил, распологайтесь, хоть и тесновато, но попытайтесь поспать. Прибыли на станцию, он дверь открыл, все офицеры вышли спокойно, он дверь обратно закрыл. Они весёлой толпой спрятались за соседним составом и видят шоу. Приходит проводник, начальник поезда, какие-то ещё строгие дядьки, открывают дверь и видят пустой тамбур. Проводник вопит, "как же, я их тут сам закрывал."

И тут дед с товарищами не выдержали, они высунулись между вагонами и дружно захохотали и показали языки. Грозные дядьки обернулись и 21-летние взводные, 22-летние ротные, и 23х-летние комбаты звеня орденами и медалями со смехом разбежались и помчались искать свои эшелоны. Ищите ветра в поле.

А до окончательного Дня Победы оставалось ещё долгих 4 месяца.

84

Автомобилисты иногда сравнивают свои машины с живыми существами. Они уверяют, что каждому автомобилю присущ свой характер – послушный, строптивый или капризный. Иногда же они ведут себя так, словно мстят кому-то за случившееся с их хозяевами.
Обычно точкой отсчета загадочным происшествиям становится насильственная гибель первого автовладельца. Всем известно, что Первая мировая война началась с убийства австрийского эрцгерцога Фердинанда в Сараево 28 июня 1914 года. Тогда он, проезжая по улицам этого города был застрелен вместе с женой боснийскими террористами. Именно после этого происшествия и началась самостоятельная жизнь этой машины.
В начале войны автомобиль "Мерседес" эрцгерцога попал в руки австрийского военачальника генерала Патевека. Ни одного сражения руководимая им кавалерия не выиграла, и его автомобиль, использовавшийся в качестве штабной машины, постоянно привозил дурные вести с фронта. После разгрома войск генерала при Вальево Патевек вынужден был уйти в отставку. Он удалился в свое имение, где вскоре сошел с ума и скоропостижно скончался. В это время на роскошный лимузин положил глаз один капитан, который в 1915 году врезался на нем в военный грузовик. При аварии погибли водитель, сам капитан и два его ординарца.
После окончания войны злополучный автомобиль переходит в руки военного коменданта Югославии. В 1919 году машина, перевернувшись в очередной раз, убивает водителя, а комендант лишился правой руки. На этом военная служба рокового автомобиля закончилась, и в 1923 году он был продан с аукциона одному преуспевающему врачу.
Однако не прошло и двух лет, как машина попадает в очередную аварию – на совершенно ровной дороге она вдруг перевернулась, и врач погиб. При этом были покалечены двое крестьян, шедших по обочине.
Кровавый след за проклятым автомобилем протянулся и дальше. После трагической гибели эскулапа он поменял еще четырех владельцев, трое из которых также нашли свою смерть в аварии, а четвертый покончил жизнь самоубийством. В дальнейшем под колесами этой машины гибли пешеходы, а также один автослесарь, проверявший ее после очередного ремонта. Последний ее владелец, Тибор Хиршфилд, возвращаясь со свадьбы вместе с невестой и четырьмя своими друзьями, на полном ходу столкнулся с автобусом. Погибли все.
Общее число жертв автомобиля-убийцы было просто ужасным – 22 человека! Сейчас эта машина, после реконструкции, находится в музее города Вены.

85

Как я однажды чуть не убил одного известного барда.

А дело было так.
Была какая-то подмосковная бардовская тусовка, я там случайно оказался, меня ребята из Нижнего затащили. Год был, не соврать бы, восемьдесят восьмой или восемьдесят девятый, я смутно помню, потому что пить начали ещё в дороге, а уже там на месте развернулись я те дам. Проходило всё это мероприятие где-то в глухом подмосковном лесу, шли по маркерам, московские бродяги такие дела всегда шифровали со страшной силой, народу было немного, чисто свои, человек может двести, причем половина потерялась по дороге, потому что с маркерами кто-то сильно накосячил.

Но это всё так, к слову. Короче, народ там подобрался разный, преимущественно весьма душевный. И вот уже ночью, когда все концерты закончились, и народ разбрёлся по кострам, сидели мы такой небольшой уютной компанией. И был в этой компании один известный бард, назовём его для простоты Кукушкин. А кроме этого известного барда Кукушкина был там же ещё один тоже весьма известный в этой среде дуэт, назовём его участников для простоты Саша и Лёша. И вот сидим мы, тары-бары, и тут один из участников этого дуэта, который Лёша, говорит:
- Пойду прогуляюсь.
Ну, типа побродить там по кострам, знакомых навестить, знакомых же море, за неделю всех не перепьёшь. А поскольку мы сидели рядом, он говорит:
- Братан, пригляди за инструментом, чтоб не спиздили.
И гитару свою так к дереву прислонил, и ушел. Ну а мне что, стоит гитара и стоит, кому она нужна, все ж свои.

И вот в какой-то момент встал я пописать. Сходил значит, пописал, обратно иду, а темень же, ночь, лес, там костры, тут костры, везде какие-то нетопыри с фонариками шарашатся, палатки эти везде, в палатках явным непотребством занимаются, растяжки эти ёбаные, сам черт ногу сломит, идёшь как по минному полю. И какому-то мудаку, прости господи, пока я ходил, пришло в голову эту гитару переставить. Я к костру подхожу, и вдруг слышу под ногой - хрясь! Трескь блять! И ещё так - Брямц! И пиздец гитаре. Я так испугался, что с испуга аж подпрыгнул. Подпрыгнул, и приземлился на эту же гитару уже двумя ногами. Чтобы уж наверняка.

Короче - гитара в хлам. Ой мамочки блять! А гитара эта, чтоб было понятно, она у этого Лёши не просто так себе гитара была, а какая-то старинная, обшарпанная такая вся, видно что очень старая.

Ну, тут ясен пень все засуетились, крыльями захлопали, ой чо делать чо делать. Кто-то помню предложил даже гитару синей изолентой замотать, и на место поставить, типа мы тут не при делах. Говорю же, пьяные все уже были. Короче, такая беда. И вот сидим все такие, печальные, и тут бард этот известный, Кукушкин, говорит:
- Эх, жалко! Хорошая у Лёхи была гитара!
И давай рассказывать. Какая это была пиздец ценная гитара, чуть ли не прошлого века ручной работы известного мастера, ценнее скрипки страдевари на порядок, но главное не просто ценная, а для Лёхи особо ценная, потому что досталась ему по наследству от отца, а тому от деда, а дед её привёз с фронта, где эту гитару ему завещал погибший товарищ, который нашел её в блиндаже у немцев, когда они ходили за языком за линию фронта, и когда на обратном пути напоролись на немецкие патрули, и языка ранили, и его пришлось тащить на себе, то командир приказал гитару бросить, и тащить немца, а мужик этот сказал, что не бросит ни за что, лучше немца пристрелит, и командир сказал - под трибунал пойдёшь, сука, а мужик говорит - хуй с ним, трибунал так трибунал, но гитару не брошу, но потом всё закончилось хорошо, дотащили и языка и гитару, и всю группу представили к наградам, а мужика этого потом всё равно убили, и гитара как память досталась деду, а я как последний мудак на неё наступил, хотя в принципе конечно вины моей тут нет, а нехуй потому что такие ценные гитары по ночам где ни попадя разбрасывать. Успокоил, короче. Вот уж блять утешил так утешил! Загрузил так что пиздец, иди и вешайся.

Ну и сидим мы такие, в тоске, накатили конечно, за помин души инструмента, все в печали, не до песен уже, ни до чего, я себя вобще детоубийцей, которого застали за поеданием младенца чувствую, и тут возвращается этот Лёша.

Приходит короче, весёлый весь такой, громогласный, говорит:
- Ну, и чо вы сидите, такие скушные? Наливай!

Тут нас конечно совсем нахлобучило, человеку же надо сообщать о трагедии, а кто это делать будет? Переглянулись так все, разлили, и Саня, товарищ его по дуэту, как самый значит близкий, говорит:
- Алексей! Ты только не расстраивайся сейчас, и необдуманных поступков не совершай...
Тот такой:
- А чо случилось-то?!
Саша ему:
- Лёша! Гитаре твоей - пиздец!

И вот тут возникла такая мхатовская пауза. Все сидят, смотрят на Лёшу, а он сидит, стакан держит, и глазами хлопает. Не понимает. Ну, это знаете, как если кому-то сообщают о гибели самого близкого, самого дорогого человека, до него не сразу доходит. И он переспрашивает:
- Какой гитаре?
Саша ему, таким голосом умирающего марафонца:
- Твоей гитаре, Лёша!

Лёша так посмотрел на него, довольно странно, и говорит:
- Да и хуй с ней!
И стакан так - хлоп! Крякнул, и за закуской потянулся.

Саша ему:
- Лёша, что значит хуй с ней? Это же была твоя пиздец какая ценная гитара!

- Пиздец какая ценная гитара, - говорит Лёша, похрустывая огурцом, - у меня стоит дома. А это было обычное говно. Я что, идиот, таскать по хуй знает каким лесам нормальную гитару?

И тут все так сперва замерли, потом выдохнули, и потом уже радостно облегченно заржали. Потому что отпустило.
Не смеялся только я.
Я сидел, и тихонечко думал, что когда все немножко успокоятся, я возьму струну от этой гитары, подкрадусь незаметно сзади к известному барду Кукушкину, и с удовольствием его этой струной придушу. К сожалению (для меня) и к счастью (для Кукушкина) плану этому не суждено было сбыться. Потому что на следующем стакане я сломался. Сказались стресс, душевное волненье, и те литра полтора, что плескались в моём пустом желудке. Короче, заботливые друзья оттащили меня в палатку. А сломанную гитару под радостные вопли, с песнями и танцами, сожгли в костре.

* * *
На следующее утро Лёшина гитара обнаружилась целой и невредимой, стоящей у того же дерева, только с другой стороны.
А чью гитару спалили ночью в костре, так и осталось загадкой. По крайней мере никто не хватился. А у меня ещё долго-долго потом валялись почерневшие, закопченные колки от этой гитары. Как память о том событии.

* * *
Подрастающее поколение школоты думает, что троллинг придумали они, как атрибут анонимности в интернете. Это оттого, что они с настоящим реальным троллингом не сталкивались. А я кстати так до сих пор и не знаю, был ли это экспромт, заранее продуманная акция, или просто-напросто случайность.

86

Про ВОВ и «фашистскую» блокаду Ленинграда.
Блокада Ленинграда, о чем в СССР политкорректно не вспоминали, осуществлялась преимущественно немецкими (национал-социалисты), финскими и испанскими (фашисты) войсками. Вот о фашистской части блокады и поговорим.
Испанская 250-я (так называемая Голубая или Синяя) дивизия была набрана из добровольцев. Мотивация к службе у добровольцев была различна. Прежде всего - отомстить за погибших в Гражданской войне (та, на которую, в свою очередь, СССР поставлял добровольцев - «испанских летчиков») от рук советских военнослужащих. Также были те, кто просто хотел «свалить из страны» с фашисткой диктатурой Франко. Впрочем, воевали и просто за деньги - деньги платили как испанские власти, так и немецкое командование, в сумме выходило очень неплохо.
Сама идея создания «Голубой дивизии» в Испании имела 2 основные причины. Во-первых, это позволило фашисткой Испании сохранить нейтралитет и не втянуться в «большую войну». Во-вторых, имел серьезное значение «фактор сдерживания». Его целью было показать немцам, что испанская армия достаточно боеспособная, и в случае, если они решатся на вторжение, легко оккупировать Испанию не получится. А такие планы у Гитлера были, поскольку перекрытие Гибралтара серьезно осложнило бы доставку войск и техники противника к Африканскому фронту.
В июле 1941 дивизия, насчитывавшая примерно 20 тыс. человек отбыла из Мадрида и была переведена в Германию для пятинедельной военной подготовки. Начиная с Польши, дивизия продвигалась на фронт пешим маршем.
В дивизии «хромала» дисциплина.
Еще в Польше несколько солдат ушло в самоволку в штатской одежде и они были задержаны гестапо (из-за своей внешности они были приняты за евреев.) Товарищи отбили задержанных в бою.
Когда в оккупированном Новгороде власти организовали выдачу молока беременным женщинам, в пункте выдачи каждое утро выстраивалась очередь, в которую потихоньку стали пристраиваться солдаты «Голубой дивизии». Они мирно стояли вперемешку с беременными женщинами, не требуя себе лишнего. Получали общую норму и чинно удалялись. Но бургомистр Морозов, возмущённый тем, что молока катастрофически не хватает, как-то пришёл в управу в состоянии алкогольного опьянения и «спустил одного из испанцев с лестницы». Упавший испанец вскочил и разрядил в городского голову магазин своего пистолета.
У Советского командования дивизия считалась слабым звеном. Однако во время операции «Полярная звезда» по освобождению Ленинградской области, которая проводилась на участке фронта под Красным Бором длиной почти в 60 километров, четыре советских дивизии (приблизительно 44 тысячи человек) и 2 танковых полка не смогли прорвать оборону испанцев и понесли на этом участке большие потери.
Немецкому генералу Гальдеру после этого боя приписывают следующие слова: «Если вы увидите немецкого солдата небритого, с расстёгнутой гимнастёркой и выпившего, не торопитесь его арестовывать — скорее всего, это испанский герой». Эта фраза до сих пор висит в клубе ветеранов 250й дивизии в Мадриде.

87

Решил я деда развлечь и с ан.ру лучшую сегодняшнюю (14 марта) историю ему прочитал, а потом спросил "расскажи что за самое лучшее вино что ты пил?" Он ответил, "Да не помню я, а вот самый лучший ужин и самый лучший чай я запомнил на всю жизнь".
Далее с его слов.
"В конце января 1944ого выписали меня из госпиталя. Ну ты знаешь, я в Свердловске после ранения лежал. Меня естественно на формирование отправляют, но я упросил что бы мне дали родителей навестить, и дали мне пару дней. Они примерно 250 км от Свердловска, около станции Лопатково, в эвакуации жили. Одна сестра на врача в Свердловске училась, а остальные сестры и родители там. Отец кузнецом работал, там мастерская была при колхозе, делали сани и лыжи для фронта. Работа тяжелая, а зарабатывал очень мало, но не жаловались.
Родителей не предупредил что приеду. Да и как предупредить то? Купил подарки на рынке, платки для сестер и матери, отцу шапку. И на поезде доехал, благо от Свердловска поезд шел, что бы день с ними провести.
Приехал и ужаснулся. Халупа, одна комнатушка, потолок головой задеваешь, они там вчетвером. Все ободранные, одежка - заплата на заплате, холодно (дрова экономили). А главное еды то почти совсем нет, лишь несколько картофелин, чуток крупы, и полбуханки хлеба. Карточек же еле-еле хватало на еду. И зачем я эти тряпки вёз, лучше хлеба бы купил.
Говорю, "я же вам как 40% от оклада (больше нельзя тогда было) отсылаю? А они мне, “так что на них купишь, цены знаешь какие. Ты присылаешь около 400 рублей, вот это стоимость буханки хлеба на рынке. Да и всё мы сестре твоей в Свердловск отсылаем, она студентка, ей нужней."
Я вижу отец места не находит. Кузнец, хозяйство всю жизнь вел, а тут даже сына что из госпиталя выписался накормить нечем. Вижу отец собирается, "ты куда?" "Сейчас вернусь." Ну положим вернулся он не сразу, а через час, но счастливый.
Говорит, я к председателю колхоза ходил. Сказал, "как же так, сын-орденоносец приехал, с фронта, с госпиталя. Что я на стол поставлю, чем кормить?" Председатель покряхтел и выписал мне аж 3 кило бураков (сахарная свекла).
Мать как засияла. Суп сварила, ну а хлеба полбуханки у нас было. Господи, какой же вкусный ужин был. А потом чай пили почти всю ночь, бураки вместо сахара, они же сладкие. А главное с семьей вместе, пол-дня и целую ночь, под одной крышей. С мамой, с папой, с сестрёнками. Это же надо какое счастье. Будто и войны нет.
А на утро я уехал. Мать, сказала "ты вернёшься." И я обещал, "вернусь" сказал. И вернулся, обещание сдержал. Правда увидел я их снова лишь уже в конце 1946ого.
Вот сколько с тех пор ужинов я съел, сколько чаев испил, a более вкусного так и не было. А ты говоришь вино..."

88

Память народа
В последнее время, престарелые родственники и знакомые обращаются с просьбой установить по документам, опубликованных на сайтах в Интернете (прежде всего, «Память народа»), судьбу близких на той войне… И все бывают очень рады, если удается установить судьбу, точную дату (для помина важно) и места захоронения отцов и дедов. Народ благодарен С.К.Шойгу, взявшемуся за это дело еще будучи губернатором МО, и ставят свечи в церкви за его здоровье.
Конечно, страшное горе для семьи – получить такое извещение. Одна надежда – может, это ошибка. Которые, кстати, действительно на войне случались.
Мой отец как-то рассказывал, что у них в селе был такой случай. В 1941 году пришло извещение на молодого соседского парня, младшего в семье – пропал без вести. Как положено, близкие отгоревали, отпели солдата. Осенью 1942 года новое приходит. Подумали - ошибка. Где-то через год присылают еще одну «похоронку» и снова на него. Поэтому не сильно удивились, получив через год посылку с фронта.
Но с тех пор больше ни слуху ни духу.
Пришел с войны дед, бывший старшиной батареи, и успокаивает (хотя, к тому времени уже и никто в селе не верил в смерть солдата), как он тоже вот так же ошибся…
Во время обстрела видел своими глазами как рядом с солдатом их батареи взорвался снаряд и тот упал… Вечером, подавая списки погибших в штаб, включил в него и этого казаха. Так получилось, что проверка личного состава была только через несколько дней, перед маршем. И дед увидел его живым и здоровым. Переспросил:
-Г.(фамилию не помню) - ты?
Солдат удивленно подтвердил.
Старшина:
-Тебя же убили!
- Когда?
-…я сам видел как снаряд рядом взорвался и ты упал…
- А, так я раньше упал…
Писарь, к сожалению, уже «похоронку» отправил. А дед конечно нагоняй от комбата получил и хотел написать письмо в аул опровержение. Но сам солдат не разрешил: «Суеверие у меня такое… Да и это не первое и , надеюсь, не последнее на меня бумага»
Глянул на сайтах, и нашел в списках награжденных и 2 извещения, но окончательная судьба пока не ясна. Может не все документы еще опубликованы… Знаю, что родные до смерти ждали его и надеялись хоть что-то узнать.
С Днем Победы!

89

Боец невидимого фронта

Шпион, почуяв в сердце жжение
(Что расценил - «Грозит провал!»),
Немедля, занырнув в подвал,
Всё уничтожил снаряжение…
(Есть в «той» профессии традиция –
На первом месте интуиция!)

В попытке обойти законы
Прибег и к помощи иконы:
Шифровка (жулика ж улика!)
В окладе спрятана у лика –
В надежде, что смолчит Святой,
Допрошен будь о тайне той.

И затопил (Закон, спи!) рацию,
И за то пил – за конспирацию!
Никак на дно залёг, иуда? –
Ну, что ж, достанем и оттуда!

90

Как бочка алкоголя разгромила огромную армию
Война 1787-1792 года между коалицией Австрии и России с одной стороны и Османской империей с другой, угрожала туркам войной на два фронта. Русские войска наступали в южном Причерноморье и на Кубани, а австрийцы начали прямое наступление на Стамбул через Белград. В этой обстановке османы сосредоточили основные силы против австрийцев, чтобы снять непосредственную угрозу для своей столицы. 19 сентября 1788 года в ходе этой войны произошло удивительное событие, получившее название «битва при Карансебеше» по названию города Карансебеш, который располагается на территории современной Румынии.
В безлунную ночь на 19 сентября 100 тысяч австрийцев шли на сближение с 70-тысячной турецкой армией с целью дать бой, который должен был определить судьбу войны. Рота гусар, шедшая в авангарде австрийцев, переправилась через небольшую речку Темеш, вблизи города Карансебеш. Однако после тщетных поисков османских войск австрийские гусары наткнулись на цыганский табор. Служивые устали и порядком промокли, поэтому, когда гостеприимные цыгане предложили им отведать шнапса, они не отказались. Пьянство военнослужащих этого рода войск вошло в поэзию и прозу. Как тут не вспомнить пушкинский «Выстрел» и слова его главного героя Сильвио, служившего в гусарах: «Мы хвастались пьянством». В общем, пир был в разгаре, когда через реку переправились части пехоты. Увидев веселящихся гусар, пехотинцы потребовали своей доли угощения. Началась перебранка между гусарами и пехотинцами, в ходе которой один кавалерист то ли нечаянно, то ли от злости выстрелил в солдата. Тот рухнул, после чего началась всеобщая свалка. В драку вмешались все гусары и все пехотинцы, находящиеся поблизости.
И перепившиеся гусары, и изнывающая от жажды пехота, разгоряченные мордобоем, не желали уступать. Наконец, одна из сторон взяла вверх – побежденные позорно бежали на свой берег, преследуемые ликующим противником. Кто был разбит? – история умалчивает, точнее, сведения противоречивы. Вполне возможно, в одних местах победу одержали гусары, а в других пехотинцы. Как бы то ни было, подходящие к переправе войска вдруг увидели испуганных бегущих солдат и гусар, измятых, с синяками, в крови… Сзади слышались победные крики преследователей. Между тем, гусарский полковник, пытаясь остановить своих бойцов, заорал по-немецки: “Halt! Halt!” Так как в рядах австрийской армии было много венгров, словаков, ломбардцев, плохо понимающих по-немецки, то некоторым солдатам послышалось «Аллах! Аллах!», и те, не разобравшись в ситуации стали кричать «Турци, турци!», после чего паника охватила всех. Запаниковавшие солдаты ничего толком не могли объяснить офицерам и те стали рапортовать вышестоящему начальству о том, что австрийский авангард неожиданно напоролся на турецкую армию. Добавили паники и гусарские лошади, которых пьяные гусары некрепко привязали и которые, услышав выстрелы, сорвались с перевязей и поскакали по направлению к австрийцам. Положение усугублялось и тем, что был вечер и наступали сумерки, в которых плохо было видно происходящее. Командир одного из австрийских корпусов решил, что турецкая кавалерия атакует австрийские войска на марше и, «спасая» армию развернул свою артиллерию и открыл огонь по лошадям и толпе бегущих солдат. Паника достигла апогея. Снаряды рвались в толпе обезумевших солдат. Пытавшиеся организовать сопротивление офицеры строили полки и бросали их в атаку на артиллерию, в полной уверенности, что воюют с турками... В конце концов в бегство обратились все. Император, тоже пребывающий в уверенности, что турецкая армия атаковала лагерь, пытался овладеть обстановкой, но бегущая толпа сбросила его с коня. Адъютант императора был затоптан насмерть. Сам Иосиф спасся, прыгнув в реку.
К утру все стихло. Пространство было усеяно трупами бойцов, ружьями, мертвыми лошадьми, седлами, провиантом, разбитыми снарядными ящиками и опрокинутыми пушками – одним словом, всем тем, что характеризует разбитую наголову армию. На поле самого странного сражения в истории человечества остались лежать ДЕСЯТЬ ТЫСЯЧ мертвых и искалеченных солдат. По числу жертв битва стоит в ряду крупнейших сражений человечества (в знаменитых битвах при Гастингсе, при Азенкуре, при Вальми, в Долине Авраама и многих других число погибших гораздо меньше). Австрийская армия перестала существовать, так как оставшиеся в живых в ужасе разбежались.
Подошедшая к месту инцидента османская армия под командованием Коджи Юсуф-паши с изумлением осматривала его. Юсуф-паша сначала не понял, что произошло, но когда до него дошло, что австрийская армия чудесным образом рассеялась, он захватил инициативу и легко занял сам город Карансебеш. После одержанных турками побед при Мегадии и Слатине Иосиф II согласился на трёхмесячное перемирие. Эта война вообще была не слишком удачной для австрийцев: успехи сменялись поражениями. Не сильно помогла и помощь союзников. Травмы, полученные в злополучной кампании 1788 года, не прошли бесследно для австрийского императора: он скончался в феврале 1790 года. Его преемник заключил с Османской империей сепаратный мир и уже никогда больше, до самого своего конца Австро-Венгрия не воевала с османами.

91

Молодая семья врачей из российской глубинки, уже более 20 лет назад, когда зарплаты перестало хватать на еду, перебралась на работу в немецкую глубинку, а точнее - в Саксонию, в Рудные Горы (Эрцгебирге по-немецки), в городок с длинным названием Аннаберг-Буххольц, где и родился их первенец. Потом обжились немного и купили домик (благо тогда это было не так дорого в бывшей ГДР) неподалёку в ещё более маленьком городке Ауэ, где благополучно родили ещё и дочку.

Долго ли, коротко ли, однако детки выросли и решили переехать на историческую Родину, в Россию. В процессе переезда, ходили они по инстанциям в родном городке родителей и заполняли разные формуляры. Естественно, была в формулярах и графа "место рождения".

И вот читает чиновница документы юноши.

ФИО: Сидоров Иван Петрович (имя другое, но оно вполне себе обычное)
Место Рождения: Аннаберг-Буххольц

Чиновница немного подвисает, затем строго интересуется:
- Это что такое?!
Молодой человек моргает глазами, явно не понимая, чего от него хотят:
- Город такой. В Эрцгебирге. В Саксонии.
Чиновница видит, что над ней издеваются, но каким именно образом ещё не поняла. Но решила на всякий случай включить защитно-наступательный режим:
- Ты чего мне бумагу испортил, шутник? - закипает работница бюрократического фронта, - Быстро переписал по-нормальному и в конец очереди! Тоже мне курфюрст саксонский нашёлся! Следующий! - тоном не допускающим возражений закончила чиновница.

Следующей, как не сложно догадаться, была его сестра.
- Ауз?... Аиз?... - чиновница снова подвисла, - Девушка, пишите разборчивее!
- Ауэ... А-У-Э, - робко поправила чиновницу девушка, произнеся второй раз название города по-буквам, и добавила, - Это тоже в Саксонии, - и ещё немного посомневавшись, указала на брата, - Это рядом с Аннаберг-Буххольцем...

Чиновница поняла, что либо сегодня в КВН день открытых дверей, либо эта-людка-стерва продолжает мстить ей за отбитого пятнадцать лет назад мужа, подослав к ней наёмных убийц.

Откуда-то из очереди перед чиновницей внезапно появился старичок и наклонился к ней через стойку:
- Аннаберг-Буххольц! Я там недалеко служил! С 1949 по 1952 годы. В Эренфридерсдорфе! В Гвардейской Краснознамённой Ордена...

Договорить старичку не удалось, потому что от упоминания ещё одного непривычного топонима речевые центры в мозгу чиновницы полностью блокировали слуховые. Поэтому она автоматически переключилась в режим "орать совсем громко" и не могла уже слышать объяснения молодых людей.

Сомнений у чиновницы уже не оставалось. Против неё действует хорошо организованная банда, возможно имеющая связь с зарубежными спецслужбами. И этот старичок у них явно главный, причём в звании не меньшем, чем группенфюрер.

На крики, из кабинета показался даже начальник учреждения. Посмотрел документы брата и сестры, вник в ситуацию. Затем громко заржал и снова в скрылся в кабинете. Однако сразу вернулся с толстой книгой в руках:
- На вот тебе, повышай культурный уровень, - положил он перед чиновницей атлас мира, - Не зря он у меня двадцать лет ножку тумбочки подпирает. Пригодился наконец.

После этого документы оформили относительно быстро. Никто не пострадал, если не считать одиноко бредущей домой женщины средних лет, непрерывно бормочущей себе под нос:
- Ауебухольцысаксонские... Аннабергиауешные... Понародятся сначала где ни попадя, а мне расхлёбывай... И этот дед ещё со своим Эхфридрих-фиг-пойми-каком-бурге... Или -дорфе... Тьфу...

92

История о свисте.
Вернувшись с фронта мой отец и его младший брат решили, что им нужен сигнал информирующий их- брат рядом.
Они выбрали очень короткий и звучный свист- несколько нот из старой известной советской песни.
Свист был выбран не случайно- музыкально- одарённый отец был виртуоз, мог насвистеть арию или классику какую, модные песни.
Мог свистнуть так, что хулиганы аж присели- очень громко, сам видел и слышал.
Мы с братом были посвящены в эту традицию, применяли её и в толпе и в лесу по грибы.
Приближаясь к дому, мы свистели- мы почти дома, встречайте.
Мама часто просила отца посвистеть нам, заигравшимся во дворе в футбол- пора ужинать.
Теперь я один обладаю этой привычкой- звать уже некого, увы...
Неожиданное развитие этой традиции случилось после похорон дяди- предпоследнего носителя секрета четырёх.
Обожавшие его внуки- боевые солдаты в Израиле- долго расспрашивали меня о деде, услышав о свисте- загорелись научиться, потом записали мой свист на свои мобильники.Так что если вы случайно услышите в Израиле пару нот "Москва моя.."- это мои ребятки, племянники.
Иногда, ностальгически, я насвистываю позывные- вспомнить детство и родных.
Никто не отзывается, я и не жду.
А если отзовётся- значит, я у ворот.
И рядом с привратником- мои мужики.

93

Некий молодой, а потому сентиментальный, эмигрант, живя за океаном связи с отчизной не терял.
В частности, звонил семье, поздравлял с праздниками.
В один прекрасный день видеофонит он дедушке, дабы старика поздравить с днём рождения. Дед к моменту звонка уже начал отмечать, и стало быть, был несколько нетрезв. Под влиянием Бахуса предок ударился в воспоминания.

Стандартное "я в твои годы" ушло несколько дальше - дед принялся вспоминать детство. И всё бы ничего, но был в этом детстве такой период как 1943 год.
В указанное время произошло следующее. Вернее, примерно следующее - точные слова деда герой истории скрывает и по сей день.

-------------
- Стояла, внучок, в нашей деревне, немецкая часть. А край у нас был партизанский, и умудрились партизаны командира части - генерала - пристрелить. Линии фронта тогда быстро менялись. Наши стремительно наступали, не было у немцев времени с телом начальника возиться. По-быстрому закопали и ушли. Закопали со всем, что было. А было при нём, как сейчас помню: пистолет именной, рукоятка из золота, рубины по краям; медаль большая, вся в алмазах...
--------------

Это сказал дед, или чего другое - не столь важно.
Важно следующее: узнал эмигрант, что на родной земле сокрыта мечта любого археолога, хоть "чёрного", хоть белого. Узнал и решил рискнуть. Ну а как иначе: молодой ведь, идеалист-романтик.
Попросил деда по топографии просветить. Дед просветил. Мол, от берёзы два шага на север, от сосны три шага влево, от речки пять саженей вверх...
Отправился наш герой к начальству: так и так, срочно нужен отпуск. Начальство талантливому специалисту пошло навстречу, дало три недели.

Долго ли коротко ли, оказался эмигрант в родном лесу (за прошедшие 60 лет от деревни ничего не осталось) с лопатой в руках.
Таки да - здесь есть слово "лопата".
Какие-то приметы, понятно, время не пощадило, но кое-что имелось до сих пор. Словом, нашёл юный кладоискатель примерное место и...
...И тут он встретил местных. Деревни к тому времени не осталось, зато появилось поблизости село. И спрашивают нашего героя сельчане, мол, кто таков, добрый молодец, с какого района?

Ну что тут скажешь? "Моя есть заокеанский гражданина, и это есть не ваш собачье дело, что моя тут делать, вы лучше сами сказать, что ваша тут делать"?
Э, нет. Проявил заморский гость, наоборот, учтивость:

- Мужики, да здесь мой дед жил, прадед жил, прапрадед жил... Короче, я приехал горсть родной земли набрать.
- Ай! - пустили слезу умиления сельчане, - а говорят, что молодёжь традиции не уважает. За это надо выпить!

И всё бы ничего. Ну выпил с сельчанами таинственный и загадочный samogon. Ну не хватило, пришлось идти в село за добавкой. Ну утром бы принялся за дело - что такого?
А "такого" было то, что в селе был праздник. У председателя сельсовета то ли сын из армии вернулся, то ли дочь замуж выходила. Пришлось присоединиться.
Вот тут наш кладоискатель и сдался обильному количеству зелёного змия. Говоря простым языком - перепил и по пьяни проболтался. Рассказал, кто он, откуда и зачем приехал. Сдал, как говорится, пароли и явки.

И потекла у нашего героя сплошная пьянка. Только из одного дома вышел, как в другой зовут. Тут день рождения, там золотая свадьба, здесь деверь пропавший без вести вернулся. Столько событий, и каждое надо отметить!
Но молодость всё выдержит. Запой оказался не тотальный, а с минутами просветления. И вот в одну из таких минут сообразил молодой специалист, что сам себе конкурентов создал, да ещё в коварную ловушку этих же конкурентов и угодил.
Собрался силами, подобрал свою лопату и был таков.

Помните легендарный "Остров сокровищ"? Момент, когда герои идут точно по карте, а выходят к пустой яме? Практически тоже самое и произошло с героем этой истории.

Вернулся кладоискатель за океан. По-прежнему звонит семье. Всё так же высоко ценится на работе. Ведёт, почему-то, исключительно трезвый образ жизни.

94

Я нес тебя на руках. (Семейная легенда)

Есть такая притча. Она старинная и длинная, перескажу коротко.
Как-то одному человеку было очень плохо. Потом стало полегше. Он оглянулся на пройденный путь, увидел на песке только одни следы и возопил: «Го-ди, когда мне было очень плохо, тебя не было со мной!». И был ему ответ: «Когда тебе было совсем плохо, я нес тебя на руках. Это был мой след.»
---------------------------

Служил у меня родственник в милиции, на небольших должностях, в Луганской области. В их маленьком городке, где все друг друга знают, он был на хорошем счету: грамоты, благодарности, поощрения. Но, когда пришел Янукович и везде стал устанавливать свои порядки и своих людей, прислали им нового начальника из с соседней Донецкой области. Что-то там у них совсем не заладилось по работе, и послал мой родыч нового начальника матом.

Тут нужна небольшая ремарка, для понимания ситуации. Отношения между Донецкой и Луганской областями всегда были эмоционально сложными. Во-первых, они очень разные по доходу (донецкая заметно богаче), да и по менталитету они отличаются. Между собой они никогда не жили дружно – вечно собачились. Они даже сейчас, на малюсенькой территории с как бы общими интересами, умудрились разделиться на 2 микрореспублики.

Начальник в ответ сказал: «Я тебе сделаю!». И как принято в этих структурах, через пару месяцев сделал подставу, и родственнику моему засветил суд и строк.

Такой поворот событий для нашей большой семьи очень нехарактерный. Ну нет у нас традиции общаться с пенитенциарными службами. Тетя моя, бабушка упомянутого родственника, душевный и верующий человек, очень переживала и много молилась, что бы ее племянника это судьба обошла стороной. А тетя у меня в этом смысле человек особый.

Как-то она рассказывала: «Лежу я ночью в постели, и будто сниться мне моя соседка. А я знаю, что она в больнице, тяжело болеет. И так мне стало ее жалко, что она женщина такая одинокая, с неустроенной судьбой, никого у нее нет. И я стала молиться за нее. Сильно-сильно молилось. А потом, через несколько недель, соседка вернулась больницы, зашла в гости и говорит: «Знаешь, а ведь я была умерла. А потом меня встретили, и сказали – за тебя сильно просила одна безгрешная душа, тебе еще рано, возвращайся. Так я думаю, что это была ты.».»

Но в этот раз молитвы бабушки, казалось, не помогли.

Когда был суд, судья дал очень много, 2 года. После этого началась просто фантастика. Местный прокурор обжаловал решение – неслыханное дело в маленьком городке, где все про всех знают. Никогда ни до того, ни после того такого в этом уездном суде не бывало. Ларчик открывался просто – прокурор, как оказалось, приходился кумом новому начальнику милиции. Он, собственно, и притащил своего другана в свой город на начальственную должность. Такой вот непотопляемый тандемчик образовался. Был повторный суд, и парню впаяли 7 лет. Наша семья была очень, очень расстроена.

Парня отправили в спецколонию, которая для милиционеров. Условия там, конечно, заметно погуманнее, чем в остальных аналогичных местах. Да и контингент покультурнее. Чуть позже, поскольку парень работящий, спокойный и толковый, и работа руками его никогда не пугала, его вообще перевили в режим поселенца. Мы также помогали им, как могли.
Вскорости после второго суда случился Майдан-2014, а за ним военные действия в упомянутых Донецкой и Луганской областях. Через тот самый уездный городишко прокатилась туда-сюда линия фронта. Всю мужскую молодежь бояре постарались поставить под ружье. И, конечно, служивых, т.е. милиционеров, в первую очередь и надолго. Некоторые из сослуживцев родыча погибли, многие живут с покалеченным телом или психикой. Специально не говорю о том, чьих бояр предпочли-бы видеть мои родственники или я. Поверьте, посмотрев в глаза выживших, вы понимаете, что это не важно. Важно то, что людям очень, очень хотелось жить и что бы все это как можно быстрее закончилось. Родственники мои, пока по городу катался фронт, вынуждены были спасаться сначала по подвалам, а потом бегством на полтора месяца. Было страшно. Тетя, пока по подвалам сидели, например, запретила родне собираться в одном месте и сказала: «Я это еще с войны помню. Всем вместе нельзя, хоть кто-то должен остаться в живых». К счастью, по возвращению их дома уцелели, хотя соседский разнесло полностью. А еще через какое-то время парень тоже вернулся домой, по амнистии. Что, в его случае, логично. Сейчас работает на другой работе, помогает семье.

И, оглядываясь назад, тетя однажды сказала родне по поводу внука: «Вы посмотрите, как удачно Го-дь распорядился. Мы то все так переживали. А ведь если бы не весь этот суд, его бы обязательно сразу загребли воевать или белые, или красные. В отличие от нас, он сбежать бы из города не смог бы. Он же был милиционер. И еще не известно, чем бы это для него закончилось. А так он перебыл это время хоть и не в очень хороших условиях, но там было тепло, сухо, кормили, и, главное, там не стреляли. Он по ночам спит спокойно, не вскакивает, как его друзяки».

Как уже было сказано не мной – «... я нес тебя на руках...».

95

Развивающая игра "Слоник".

Не так давно мимоходом упомянул об одном малозначительном уличном эпизоде.
http://www.anekdot.ru/an/an1601/o160120.html#5

Ну там где удалось махнуть свои увечья на Семины. Позабавила реакция читателей. Особенно на анекдот.ру. Люди, что ни разу не огребали, учили меня уличному политесу . Со всех сторон неслась какая то ересь и суворовщина. Мол сам погибай, а товарища выручай , блаженность отбитых яиц за други своея и прочий бред. Особенно доставило про необходимость защиты слабого. Я вот этой нужды никогда не ощущал. Да и не понимал. Вот объяснил бы мне кто- ЗАЧЕМ ЗАЩИЩАТЬ СЛАБОГО? А если он, к примеру,агрессивный отдышливый мудак? Дистрофичный хам? Или астматик-растлитель несовершеннолетних? Они тоже априорно нуждаются в деятельной защите? Что это за индульгенция такая по обратному отбору, в толк не возьму?
Мне сдается что этот бессмысленный постулат о необходимости защиты слабого продвигают в массы сами слабые. Как и лежачие грузят, что их не бьют. Ха! Еще как бьют!
Для меня лежачий- это упавший стоячий, не более. И никакие красные кресты, надписи "прекратить огонь" или тренера с полотенцами на канатах при виде валяющегося оппонента мне не мерещатся. Я лежачих добиваю всегда. А то встанет еще-опять его роняй. Двойная работа. Но это так:лирическое отступление автора.

Что меня веселило в этой дискуссии дилетантов- что по мне так сие событие (опиздюливание Семы) -это такая лайт-версия моих уличных проказ, что и говорить-то не о чем. Невинней детской игры в крысу. На моей несуществующей совести есть деяния и поярче.
Вообще меня крайне редко трогали за морду на улицах. Люберцы не берем-там в 80е "на чужом раене" ты как Шварцнеггер в "Бегущем человеке" . Положение разведчика за линией фронта. Но в Москве, как правило, скотская морда и габариты отваживали джентельменов удачи от моей персоны. Ежели и нападали-то коллективом.

Есть такая веселая уличная игра- "Слоником" зовется. Хотя слышал и другие названия.
Суть ее такова: к вам на улице подходит маленький мальчик и просит денюшку. Вы, предположим, даете. Мальчик поднимает тему малости мзды. Вы, допустим, святой угодник,-и добавляете . Мальчик требует еще. Райские птицы в вашей душе диктуют отсыпать луидоров сиротинке.
Мальчик матом корит вас за жадность. Тут и Франциск Асизсский послал бы мальца громогласно , распугав райских птичек, а не то что такой неврастеник и хам, как вы.
Тут же из-за угла к вам подваливают защитники слабых в составе 6-8 рыл и вопрошают строго- "Зачем, мол, ты, падло, малого обидел?" Пока вы блеете что-то невразумительное, милый кнаббе встает сзади вас на четвереньки, ближайшее рыло спереди толкает вас в грудь и вы кубарем летите на землю. На грешной земле вас отоваривают ногами и штрафуют на все наличные за грубость и жадность.
Все. Игра окончена.

Вангую,что сейчас мудачье ,считающее себя умнее всех(собирательный образ комментатора анекдот.ру), понесет околесину про "гордо молча пройти мимо" и проч. Конечно. Люди до вас так роту терпил опустили, а тут прям оторопеют, придавленные величием замысла. Ваше аристократическое презрение их, несомненно, заморозит. "Посылаю я их нахуй с этой просьбой несуразной и они уходят молча и меня не беспокоят".

В реале же малец пробьет вам пендаля-и тогда гордо удалиться уже не выйдет. Попробуете негордо-с трогательным отпечатком детского ботиночка на жопе- мальчонка грамотным футбольным подкатом (многодневные тренировки скажутся) сшибет вас с ног. Ну и далее, само собой, пиздюля и штраф.
Милиция вам тут не помощник. А то и враг. Чуть чего -и малец тиснет заяву, что вы его пытались охально огулять, тряся естеством перед детскими веснушками . А 8 рыл подпишутся как свидетели. С гопоты снять нечего, малец вообще неподсуден, а с вас, жирного карася, можно поиметь много вкуснятины. В лучшем случае не сядете, но говна нахлебаетесь досыта.
Итак. Воспримем условия игры как задачу. Что делать?
Бежать. Причем назад, поскольку спереди группа расставлена так, что вас сшибут через 5-6 шагов. Но шанс есть. Хотя, учтите, что место людьми выбрано заранее (они ж на работе) роли расписаны, на их стороне профессионализм и опыт, а вы им можете противопоставить только голое любительство испуганной лани.
Еще мысли есть?
Орать "караул!"? Петь акафистом, авось отпустят малохольного? Декламировать Малларме с аналогичной целью?
НИ-ЧЕ-ГО вы сделать не сможете. Повторяю по буквам - Николай Ирина Харитон Ульяна Яков.
А я смогу. Точнее, смог. Причина в неком паскудном опыте, сволочной натуре и понимании того простого факта, что враг не имеет пола и возраста.

...

90е.

"...Поздним летом
Это было, друг милый,
Уж давно не звучали
Соловьиные песни..."

На бегство у меня б всегда хватило мужества но-на руке повисла дама. Хрен бы с ней, с дамой этой, такого добра, как говна за баней, но бросить беззащитную девушку мешал ее папа-бандит и вопросы репутации. После такого эскейпа мне б ни одна баба не дала. А дала б- я б не взял. Нечем бы было, ибо папа оборвал бы мне все вторичные половые признаки заподлицо.
Пришлось применить давние наработки. Да, к этой ситуевине я был готов. Обдумывал как то модус операнди при подобном раскладе. Даже было несколько вариантов-на выбор.
Хватаю бедное дитя и без лишних слов вцепляюсь ему зубами в ухо.
Хрррусть.
От вопля поедаемого мальца заложило уши.
Гораздо эффектнее рывком вверх,и резко- вниз оторвать ухо (оно некрепко к черепу крепится) и засунуть его себе в рот. Вид упыря, что вкусно чавкая кровавой пастью , жрет ребенка как то не вяжется в сознании гопоты со сладким лохом.У них этот мазок вообще трудно в картину мироздания вписывается. Не готовы они обычно к встрече с инфернальным. Люди приземленные, практические, без воображения-не судите их строго.
Прыжок к первому гопнику-и толпа побежит, не разбирая дороги. Но. Слишком ненадежно. А вдруг ухо не оторвется? Выскользнет? Уроню на пол? Нет, чем проще-тем лучше. Потому кушать мальчика будем целиком, а не по кусочкам.

Хррусть.

Выбежавшая на подмогу группа поддержки застывает на месте. У переднего глаза-как блюдца. Еще бы. Он такого не то что сроду не видел, но и в сказках не читал. Неуч. Нет, чтоб дело Бейлиса полистать на досуге. Там же ясно написано в объебоне о употреблении нами крови християнских младенцев. Прочел бы-и не стал ,пожалуй, кровопийце очередного отрока Ющинского на прокорм и расправу отдавать.

Вслед за фальцетом мальца тишину разорвала ария подруги. Почему-то она орала басом.
Странно. А с виду такая нежная цаца. Я оторвался от еды, поднял башку-вся морда в кровавых слюнях. Оскалил зубы. Зарычал. Повращал выпученными очами для пущего эффекту. Облизнулся.

Шобла, дико вопя, бросилась врассыпную. Подруга-за ними. Я-за подругой.
Недоеденное дитя, визжащее пожарной сиреной, выкинул в канаву, как надкусанный несвежий беляш. Ну его. Невкусный он. Да и воняет как-то подозрительно.
Бежал за ней с километр. Не догнал. Стая гопников с подругой в авангарде уверенно увеличивала отрыв. Я выдохся. За подругу я особо не переживал-гопники не выглядели опасными. Им больше хотелось забиться маме под юбку, а не блатной славы. Показал я им Бабайку-всю удаль молодецкую растеряли.
Кряхтя и держась за бок, привалился к стене. Ффффу!
Из за угла, опираясь на палку, тяжело ковыляла старуха. Я посмотрел на бабку. Бабка посмотрела на меня. Вторая часть мерлезонского балету. Хуясе коряга спуртанула! Наверное, в юности ГТО сдавала на отлично. И зачем она палку таскает, не пойму. Не иначе, солидности себе добавляет.
Однако, пора себя в порядок привести. Кое-как, слюнями и листьями отмыл морду. И почапал к подругиному папе объясниться. А то он, неровен час,сейчас "густо сыплет пороху на полку" и заряжает серебром верный пистоль.
Не без внутренней дрожи звонил в дверь. На всякий случай отпрыгнул за угол. Нелишняя предосторожность. Папа вышел ко мне со Стечкиным в руке.
-Драсьте, Сергей Данилыч.
-Здоровей видали. Ну?
-Это "слоник" был.
-Что?
-Ну слоник. Вам Вера рассказала?
-Ничего она не рассказала. Прибежала, вопя ,меня отпихнула ,заперлась в комнате и воет оттуда. Я про тебя спросил-там вообще что то несусветное началось. Орет, что ты упырь. Что это за шуточки, Макс?
Более-менее внятно описываю папе ситуацию. В середине рассказа Данилыча скручивает. Ржет, аки конь. Успокаивается. Утирает слезы рукой с пистолетом. Прячет ствол и крепко жмет мне руку.
-Молорик, Макс. Заходи, если что. Как Верку замуж выдам-так и заходи. Выпьем.
-А?
-Хуйна. Не надо тебя Вере показывать. Удивил ты ее сильно. Впечатлил, не побоюсь этого слова. Запомнился. Ладно, пока. Мне еще с ее матерью нелегкий разговор предстоит. Удачи.
...
Вот почему так забавит меня критика небитого дурачья за невинные забавы. Пфа! Семе пару раз пробил в ливер. Тоже мне преступление! Я дитя без кетчупа и майонеза ел-а они мне какого то слегка попинутого дурака в вину ставят. Ну чисто дети.Нашли чем каннибала корить.
Причем, подкрепившись трудным ребенком из неполной семьи, чувствовал себя великолепно. Сон крепкий, аппетит отменный, настроение бодрое. И случись такая херня еще раз, не задумываясь, закушу дитем вновь. Наверное, поэтому меня гопота сторонится.

Упырь. Как есть-упырь, прости Господи.

96

Рассказывают, что после серьёзных осложнений в период советско-финляндской войны, Сталин мрачно заметил Жданову, члену Военного совета Северо-Западного фронта:
- Так, говоришь, всё идёт хорошо на финском фронте, да? Ну что же, когда финны подойдут к Бологому, дай мне знать!

97

Всем доброго времени суток!
История у меня не смешная, так, просто информация к размышлению. (Любители критиковать за "не смешное" - смотрите наверху сайта предупреждение "на сайте нет...предварительного отбора публикуемых материалов")
Моей покойной бабушке Шуре было 20 лет, когда началась Великая Отечественная война. Мужиков всех, понятное дело, мобилизовали, а в леспромхозе остались работать женщины. Шура окончила курсы шоферов и десять лет потом работала водителем грузовика ЗИС-5. Никаких гидроусилителей руля, никаких "дворников", никаких обогревателей в салоне. Бабушка вспоминала, как у нее искры из глаз летели, когда она грузила в кузов бочки (80 кг, по-моему) - помочь некому было, война, кладовщик - инвалид. Вспоминала, как с Горьковского автозавода перегоняли грузовики в Москву для фронта: ночью ехали со светомаскировкой (фары закрывались щитками и оставалась узенькая полоска света), мерзли в кабинах, командировки эти продолжались по месяцу и больше. Девчонки-шофера остригали волосы, потому что не было возможности каждый день расчесываться, и косы сваливались практически в войлок. Валенки, надетые в морозном февральском Горьком, намокали в мартовской сырой Москве и при просушке на ногах так "усыхали", что по возвращении домой их приходилось срезать ножницами. Понятное дело, что такая работа потом сильно аукнулась болями в надорванном организме.
Когда Шуре было 30 лет, она вышла замуж и родила сына. Муж вскоре умер, Шура осталась
с маленьким ребенком и старенькой матерью. Она опять работала до изнеможения, чтобы прокормить свою семью. Была кладовщицей. А сын Шуры (мой будущий отец) окончил восьмилетку в поселке, потом электромеханический техникум, потом университет (вечерний факультет, параллельно работал), потом аспирантуру в Москве. Защитить кандидатскую помешала перестройка - надо было деньги зарабатывать. Работал отец в НИИ, попал под сокращение в конце 90-х, нашел работу в маленькой фирме, потом его "ушли" на пенсию. Через пару лет он вернулся в родной НИИ, где работает и по сей день. Кстати, не случайно сокращенных в свое время старых работников охотно взяли назад в НИИ: молодые и ушлые хорошо умеют считать деньги, а вот с чертежами и изделиями дела плохи. Сослуживец отца, сегодняшний выпускник Казанского Университета, знает меньше, чем выпускник техникума тридцать лет назад.
У меня вопрос ко всем любителям покритиковать советское прошлое: скажите мне, какие на сегодня перспективы у сына одинокой полуграмотной сельской кладовщицы? Думаю, ответ понятен - почти никаких. Есть только опасность попасть в жернова ювенальной юстиции. Поэтому не надо все, что было, огульно охаивать. Даже в припадке демократизма.

98

Шли со шкетом в магазин, возле мусорных баков бегает щенок.
- Смотри, щенок!
- Ого! Ути-пути! Цып-цып-цып!
Однако щенок, заметив наше приближение, поджал хвост и спрятался в ближайших кустах.

На обратном пути он снова нам встретился, теперь чуть дальше, возле частного дома на углу. Щенок метался, то тычась мордой в доски ветхого забора, из-за которого раздавался собачий лай, то выскакивая на проезжую часть. Машины притормаживали, но попасть под колеса для него было делом времени.

Мы подошли к забору и заглянули поверх штакетника. По двору бегали две взрослые собаки, и несколько щенков. По виду - самые непосредственные родственники того, снаружи.

- Так вот он откуда взялся! - сообразили мы. - Вылез, а обратно дорогу найти не может.

И стали ловить щенка. Щенок в руки не шел, выворачивался, скулил, огрызался, и старался укусить. В очередной раз выскочив на проезжую часть, он едва не попал под колёса проезжавшей ауди. Водитель ауди остановился, включил аварийку, вышел из машины, и стал нам помогать.
- Ваш? - спросил он в процессе.
- Да не! - ответили мы, кивнув на забор. - Видно выскочил как-то. Мы просто мимо шли.

Втроём нам наконец удалось прижать щенка к забору, я взял его за шкирку, и насколько мог аккуратно забросил на территорию, где заходилась лаем собачья свора. Щенок плюхнулся на землю, вскочил, отряхнулся, и мгновенно затерялся среди точно таких же сородичей. Собаки во дворе встретили его, к счастью, как родного.

Мы облегченно вздохнули, и уже собрались идти каждый своей дорогой, как вдруг входная дверь в доме распахнулась, и на крыльце появилась тётка в халате. "Сейчас начнёт благодарить. - мелькнуло в голове. - Надо было сразу уходить"

Однако вместо благодарности тётка почему-то сделала зверское выражение лица, и истошно завопила:

- Вы что это делаете, сволочи?! А?!

- Да мы тут это... шли просто.... щенок бегает...

- Что, опять?! - раздался изнутри дома свирепый мужской голос.

- Ты представляешь?! - ответила баба возмущенно. - Четвёртого! Четвёртого щенка подбрасывают! Вот сволочи! Где они их только берут?! Нашли блять собачий питомник!!! Ну я им щас!...

Дальше мы не слышали. Только ветер свистел в ушах, как мы улепётывали с фронта борьбы добра со справедливостью.
Удалось ли выжить водителю ауди мы к сожалению не знаем.
Будем следить за новостями.

99

Видеоклипы последних лет о всяких разноцветных революциях и прочих майданах оживили в памяти картинки первой командировки в Африку.

Недели через полторы-две после нашего прибытия по назначению, в городе начался примерно такой же карнавал, который мы наблюдаем в репортажах с Ближнего Востока и незалежной. Только алжирские повстанцы - радикальные исламисты, кроме всего прочего, ещё выстраивали различные городошные фигуры из автомобильных покрышек и поджигали их, что в результате давало внеочередное полноценное солнечное затмение. Ну, и ещё разница была в том, что армия и полиция была на стороне светских властей, а не разбежались или безучастно наблюдали.
И вот в такой непростой общественно-политической ситуации у разлучённых с Родиной русских парней подошли к концу запасы Смирноффых и Джонни-пешеходов, закупленных во Freeшопе и нелегально ввезённых в жаркую мусульманскую страну.
Кстати, для того, чтобы обойти таможенные запреты и провезти что-то неположенное, применялась простенькая военная хитрость: при вскрытии чемодана, сумки или коробки таможенник сталкивался нос к носу с игрушечным Хрюшей, ну, или с фотографией чемпионки ВДНХ по закромам сала. Лицо Магомеда тут же изображало некий меланж брезгливости, отвращения и панического страха, как будто он вдруг увидел облёванного и обосранного с ног до головы Фредди Крюгера или Собчак с Малаховым, его руки начинали работать в режиме вентилятора (что было очень кстати при 40%-ом тепле), заодно указывающего на выход из аэропорта. Поэтому сначала у нас с собой было.
Но вернёмся к нашим русским парням, среди которых, кстати, были: два хохла, еврей, узбек, армянин и, то ли якут, то ли чукча. В сложившихся обстоятельствах, когда закуски было навалом, а всё что было «для аппетита» закончилось, невзирая на так некстати образовавшуюся чрезвычайную ситуацию, было принято мудрое решение послать гонца. В качестве такового единогласно был выбран «молодой боец», а если быть точнее, то «доверие» было оказано мне. Надо сказать, что в Алжире, хоть и с трудом, но можно было купить вино или пиво местного разлива, но различались эти мочеобразные напитки только цветом: от красного мутило и поносило, а от жёлтого наутро раскалывалась голова. Впрочем, она и от красного была тяжёлой. Но! Был один не предусмотренный антиалкогольной компанией нюанс: в аптеках города в мирное время свободно продавался чистый медицинский спирт. И совсем недорого. Вот эта самая субстанция, расфасованная в пластиковые пузырьки по 250 мл, или если по-нашему, то грамм, предназначенная для сугубо медицинских целей, и выступала в роли продукта первой необходимости российских контрактников. Помочь мне, ещё не освоившемуся в городе, добровольно вызвался Парфён. Он, будучи на втором году, явно сильнее других скучал по Родине и, соответственно, испытывал необходимость залить вялотекущую ностальгию шедевром алжирской фармакологии. К тому же, у него была машина.
В городе нас явно не ждали - всё горит, вокруг стреляют, слегка попахивает слезоточивым газом, с одной стороны баррикады и беснующаяся толпа, с другой - бронетехника и кордон из военных и полицейских. Все магазинчики, которые не успели разбить и разграбить, закрыты на решётки и ставни, но аптека, находившаяся через дорогу, как раз посередине между выясняющими отношения высокими сторонами, сука, открыта! Мы спешились и уверенной (кто бы сомневался?) походкой направились к цели. Рыжему мужику в штатском, представившемуся сотрудником службы безопасности и сносно говорившему по-французски, вместо документов мы предъявили русский дух с перегаром, а также предоставили к осмотру шорты и майки. Рыжий, как появился из толпы, так в ней и исчез. Страшно почему-то не было.
Аптекарь уже был в курсе, что русские ежедневно перед сном растираются спиртом и делают примочки, поэтому без лишних вопросов отпустил нам десять пузырьков и поспешил закрыть свою лавочку, а мы удовлетворённые удачным шопингом, направились к машине, оставленной в переулке. Когда из-за ближайшей баррикады какая-то гопота начала выражать нам необоснованное и к тому же непонятное недовольство и бросила в нашу сторону несколько камней, я наклонился и сделал вид, что тоже подбираю камень. Слышал, что собак такое движение отпугивает. Подействовало - недовольство спряталось за баррикадой. Больше претензий к нам у радикальных мусульманцев не было. Страшно не было.
На этом всё могло бы благополучно закончиться, но мы упустили из виду одну мелочь - в городе был объявлен комендантский час, и выходили мы в город до того, а возвращались уже после того. То есть после запретных 20-ти ноль-ноль. Здесь нелишне будет сказать, что солнце там не заходит и даже не закатывается, оно, провисев почти весь день в зените, вдруг в течение каких-то пяти минут буквально падает за горизонт. И вот оно упало. Из ночных светил остались только фонари. Помните: Ночь, улица, фонарь, аптека… Нет, не так. Сначала всё-таки была аптека, а значит: Аптека, улица, фонарь.
Так вот, под одним из таких фонарей, буквально в 500 метрах от накрытого стола, за которым, как мы тогда наивно полагали, не хватало только нас, на совершенно пустынной дороге, мы нарываемся на патруль. Три сына Аллаха, облачённые в военные мундиры, остановили машину и полюбопытствовали, не являемся ли мы зачинщиками беспорядков, провокаторами или, страшно подумать, иностранными шпионами. В качестве доказательства нашей неправоты и серьёзности их намерений нам были предъявлены два Калашникова и один гранатомёт, небрежно направленные в наши вспотевшие пупки. Где-то совсем рядом раздавались автоматные очереди и какие-то хлопки. Начало становиться страшно.
Продемонстрировав новым знакомым содержимое пакета и рассказав о древней русской традиции растирать перед сном пятки спиртом, мы принялись сбивчиво объяснять, что мы заблудились, и доказывать нашу лояльность правящему режиму и непричастность к беспорядкам.
Беседа протекала на арабо-французском языке, так как мы были слабы в арабском (я, например, успел запомнить только одну фразу, которая там слышалась на каждом шагу и поначалу, почему-то, резала слух: «Асма, хую» и означала «Слушай, брат»), а воины Аллаха свободно владели французским только на уровне начальной школы для умственно отсталых.
В процессе неравноправных переговоров мы, неожиданно для самих себя, вдруг живо осознали, что, оказывается, единогласно поддерживаем действующую власть и вместе со всем прогрессивным человечеством до глубины души возмущены действиями оппозиции и их приспешников. Для большей убедительности мы, с помощью мимики и жестов, изобразили полное осознание и раскаяние, а также поклялись родителями наших собеседников и всеми их родственниками, что больше так никогда не будем, что отныне будем хорошо учиться, слушаться маму, есть манную кашу и пить рыбий жир по утрам.
Внимательно выслушав наши пламенные речи и, вдоволь насладившись своим всемогуществом и властью над неверными, сыны Аллаха о чём-то между собой перетёрли и приказали нам следовать дальше, но никогда больше не нарушать законы их Великой Державы. Предложение Парфёна, который шёл, шагал по Земле вроде бы сносно, но соображал альтернативно, пойти с нами выпить за дружбу между народами было не понято, а посему со словами: «Ну и хуй с вами, не очень-то и хотелось», мы поспешили восвояси.
Зато в этих самых восвоясях нас, надышавшихся свежего воздуха с примесью гари и слезоточивого газа, но с трофеями, ждал сюрприз: оказывается пока мы шлялись чёрт знает где, в расположение прибыл ещё один товарищ и по такому случаю выставил на стол двух литровых Смирноффых, один из которых уже был алчно ополовинен и аппетитно закушен. Причём эти тыловые крысы божились, что пили исключительно за наше здоровье и благополучное возвращение из-за линии фронта и искренне желали нам «Если смерти, то мгновенной, если раны - небольшой». Ну а спирт, что спирт? Он потом был смешан в соотношении 1/1 с водой, перелит в осиротевшую стеклотару и оставлен в холодильнике до лучших времён, которые были не за горами. Да, когда я сказал, что запасы были полностью исчерпаны, я немного покривил душой. Все знали, что почти у каждого есть в запасе как минимум две бутылки – на Новый год и на день рождения. Впрочем, это был всего лишь красивый предлог для того, чтобы оттянуть их злоупотребление на пару-тройку недель.

P.S. Вот так я получил «боевое крещение», о котором сегодня вспоминается, конечно же, с улыбкой, неизменно сопровождаемой думой о том, какие же мы всё-таки были безбашенные дураки! © serge tardif ™