Результатов: 4

1

Темная ночь, тускло светят вдали фонари,
Там где сперли не все провода, и в цветмет их не сдали.
В темную ночь, прячут сало отважно хохлы,
Поливая скупою слезой, этот клад ароматный.

Как я люблю, сала с мяса прожилками шмат,
Как я вцепиться хочу в него зубами.
В темную ночь, сало пахнет приятней стократ,
Но встречаться желания нет, темной ночью с хохлами.

Верю в тебя, дорогая свинина моя,
Эта вера и в темную ночь, без вина согревает.
Радостно мне, затаился в укрытии я,
Ожидая ухода хохлов, косячок забиваю.

Вот, наконец, потихоньку уходят хохлы,
Я немножко еще подожду, ну а как же иначе?
Сало найду, не впервые мне в этом году,
И, довольный удачей своей, сам его перепрячу.

2

Из Википедии:

Ехидны живут настолько скрытно, что особенности их брачного поведения и размножения были опубликованы только в 2003 году, после 12 лет полевых наблюдений. Выяснилось, что в период ухаживания, который длится с мая по сентябрь (в разных частях ареала время его наступления разнится), эти млекопитающие держатся группами, состоящими из самки и нескольких самцов. И самки и самцы в это время испускают сильный мускусный запах, позволяющим им отыскивать друг друга. Группа вместе кормится и отдыхает; при переходах ехидны следуют гуськом, образуя «поезд» или караван. Впереди идёт самка, за ней — самцы, которых может быть 7—10. Ухаживания продолжаются до четырёх недель. Когда самка готова к спариванию, она ложится, а самцы начинают кружить вокруг неё, отбрасывая в сторону комки земли. Через некоторое время вокруг самки образуется настоящая траншея глубиной 18—25 см. Самцы яростно толкают друг друга, выталкивая из траншеи наружу, пока внутри кольца не остается один самец-победитель. Если самец был только один, траншея прямая. Спаривание (на боку) продолжается около часа.
Беременность длится 21—28 дней. Самка строит выводковую нору — теплую сухую камеру, часто выкопанную под пустым муравейником, термитником или даже под кучей садового мусора рядом с человеческим жильём. Обычно в кладке одно кожистое яйцо диаметром 13—17 мм и весом всего 1,5 г. Долгое время оставалось загадкой, как ехидна перемещает яйцо из клоаки в выводковую сумку — её рот для этого слишком мал, а лапы неуклюжи. Предположительно, откладывая его, ехидна ловко сворачивается клубком; при этом кожа на животе образует складку, выделяющую липкую жидкость. Застывая, она приклеивает выкатившееся на живот яйцо и заодно придает сумке форму.
Через 10 дней вылупляется крохотный детёныш — паггл: он длиной 15 мм и весит всего 0,4—0,5 г. При вылуплении паггл разрывает оболочку яйца при помощи роговой шишечки на носу, аналога яйцевого зуба птиц и пресмыкающихся. Глаза у новорождённой ехидны скрыты под кожей, а задние лапы практически не развиты. Зато передние лапы уже имеют хорошо выраженные пальцы. С их помощью новорождённый примерно за 4 ч. перебирается из задней части сумки в переднюю, где находится особый участок кожи, называемый млечным полем, или ареолой. На этом участке открывается 100—150 пор молочных желёз; каждая пора снабжена видоизменённым волоском. Когда детёныш ртом сжимает эти волоски, молоко поступает в его желудок. Высокое содержание железа придаёт молоку ехидны розовый цвет.
Растут молодые ехидны очень быстро, всего за два месяца увеличивая свой вес в 800—1000 раз, то есть, до 400 г. Детёныш остаётся в сумке матери 50—55 дней — до возраста, когда у него развиваются колючки. После этого мать оставляет его в укрытии и до возраста 5—6 месяцев приходит кормить раз в 5—10 дней. В общей сложности молочное вскармливание продолжается 200 дней. Между 180 и 240 днём жизни молодая ехидна покидает нору и начинает вести самостоятельную жизнь. Половая зрелость наступает в 2—3 года. Размножается ехидна только раз в два года или реже; по некоторым данным — раз в 3—7 лет. Но низкие темпы размножения компенсируются у неё большой продолжительностью жизни. В природе ехидна доживает до 16 лет; зафиксированный рекорд долгожительства в зоопарке — 45 лет.

3

Кругом война, а этот старенький,
Над ним смеялись все врачи:
- Куда дедок годится в валенках,
Ну, разве только в стукачи.
А что ему? Всё нипочём:
Ну, стукачом, так стукачом!

Пусть где-то там кровопролитие,
Свист пуль, гром канонад в ночи,
Сиди, дедок, себе в укрытии
И на товарищей "стучи".
А почему? Да потому,
Что так положено ему.

Но как-то раз явились "органы"
Из штаба этого полка,
Произнесли: "Вы арестованы"
И увели с собой дедка.
Ах, как же быть, хотел бы знать,
Кто за него начнёт "стучать"?

Не плачь, дружок, нам не положено,
Возможно, кто-то сгоряча
Ему в отместку, предположим мы,
Донёс на деда-стукача.
А ведь дедок, всё дело в том,
Был настоящим стукачом!

4

Уже не помню, откуда я знаю эту историю, но, думаю, она стоит того, чтобы её пересказать. Итак, однажды ветерана, прошедшего всю войну, спросили: когда и что было страшнее всего? И он ответил:

Представьте себе, весна 45-го года. Зелень расцветает, птички поют, война кончается и впереди целая жизнь. Они находятся на второстепенном направлении, никаких тебе "на острие главного удара". Немцы уже особо не сопротивляются, наши тоже воюют с ленцой. Танк выполняет ответственное боевое задание - вести с закрытой позиции беспокоящий огонь по противнику. Иначе, говоря по-русски, стоит в хорошо оборудованном укрытии и раз в несколько минут лениво пукает из поднятого ствола куда-то в сторону немцев. При такой боевой работе, понятное дело, слегка занят заряжающий, слегка занят наводчик, командир ими руководит, радист волей-неволей слушает наушник, вдруг будет какой приказ - а вот механику делать полностью и решительно нехрен. И по такому делу он вылез из танка и в десятке шагов за ним разлёгся на солнышке, радоваться хорошему деньку и почти уже мирному небу. Разлёгся, порадовался и так пригрелся, что, несмотря на продолжающуюся стрельбу, даже заснул.

Проснулся он от увесистого пинка сапогом в область печени и обнаружил, что над ним возвышается вдрызг пьяный офицер - причём не свой, танковый, а какой-то незнакомый, пехотный, и на русском матерном высказывает ему что-то вроде "оставил машину в бою... дезертир... стрелять таких надо... да я лучше без всякого трибунала сам тебя шлёпну". И без раздумий наводит пистолет на механика. А офицер хоть и вусмерть пьяный, но боевой - с предохранителя снял, рука не дрожит и выстрелит без малейшего промедления, пока скрюченный от боли танкист валяется на земле и вообще ничего не может сказать или сделать. Повезло - в танке услышали, что происходит что-то нехорошее, и наводчик прыгнул на того офицера прямо с брони. Но за всю войну - как сказал ветеран - именно в эти секунды ему было глубоко и по-настоящему страшно.