151
Сумасбродная юность
«Восьмидесятитысячный Воскресенск подарил миру немало прекрасных хоккеистов», - этой фразой начиналась статья в каком-то спортивном журнале о моём земляке – Игоре Ларионове.
Хоккей был очень популярен в нашем городе. Имелась сильная школа, но все это как-то прошло мимо меня. В хоккейной секции не занимался, играл только во дворе. Страстным болельщиком не был, на матчи не ходил.
После каждого матча нашего "Химика" со «Спартаком» ребята обсуждали «этих спартаковских фанатов», и как «наши пацаны здорово им навешали» до или после матча.
Я иной раз интересовался – за что навешали-то?
Мне отвечали:
- Да, ты чо?! Они же специально драться приезжают! Ещё такие наглые – все в своих фанатских шапках и шарфиках!
Однажды я решил принять участие в этом противостоянии. Испытать себя, что ли. Вот будут наши, вот – враги. Все ясно и понятно – кто хороший, кто плохой.
«Химик» должен был провести со «Спартаком» домашний матч.
Пришел к Лёхе – своему закадычному другу – и предложил:
- Пойдем на хоккей сегодня. Мамина подруга билетершей работает во дворце – она нас бесплатно пропустит. После матча, может, со спартаковцами подеремся…
Лёха поинтересовался:
- Я похож на больного? На хоккей пойду. Тем более бесплатно. А драться-то зачем?
Я удовлетворился этим ответом. Думаю: «Главное - туда придем. А там, когда мясня начнется, будет драться, никуда не денется».
Я впервые тогда попал на матч со «Спартаком». Его болельщики занимали целый сектор. Я видел, что это очень для них удобно и безопасно, но был в недоумении – как и кто это организовывает?
Милиционеры в форме и в штатском стояли на лестницах и в проходах между этим сектором и соседними. (79-й или 80-й год. У милиции ни дубинок, ни газовых баллончиков. Даже оружие на патрулирование не всем выдавали.)
Спартаковцы шумно и организованно «болели».
«Химик» проигрывал.
По рядам распространялись слухи, что «вот сейчас в туалете наши «надавали» спартаковцам, и что «после матча надо будет им устроить».
За десять минут до конца встречи, при счете 1:4, спартаковцы встали и направились к выходам.
Милиционеры сопровождали их.
На остальных трибунах поднимались разрозненные группы воскресенских парней и тоже выходили.
Я вскочил:
- Лёха, пойдем! Сейчас начнется! Пошли скорее! Опоздаем!
Лешка покрутил пальцем у виска и отвернулся.
Я побежал в вестибюль. Пусто.
Спустился в туалет.
Там стояли пятеро ребят моего возраста.
Один из них показался мне знакомым. Вроде когда-то в пионерлагере в одном отряде были. Он тоже узнал меня:
- Здорово! Мы идем спартаковцев бить. Ты с нами?
- Конечно! Я искал кого-нибудь, чтобы не одному идти.
Другой, патлатый – из под меховой шапки на плечи сосульками спускались давно немытые волосы – покручивая в руках клюшку, а тогда некоторые мальчишки, отправляясь смотреть хоккей, зачем-то брали с собой клюшки, подозрительно глядя на меня, спросил моего знакомого:
- А он сам-то не спартаковец?
Тот горячо возразил:
- Ты что?! Я его давно знаю!
- Ну, пошли тогда! Сейчас менты их из Дворца Спорта выведут, и отстанут. Вот тут наши и начнут.
Мы вышли из дворца и вскоре догнали и опередили спартаковцев.
Они шли колонной человек в триста по узкой улице Победы в направлении станции.
Впереди и позади колонны ехали милицейские уазики.
По обоим тротуарам эту колонну сопровождали группы воскресенцев.
При милиции никто не осмеливался на какие-то активные действия.
Мы стояли на перекрестке Победы и Советской, колонна людей в красно-белых шапках и шарфах текла мимо нас.
Вот они уже почти все прошли.
А один парень сделал пару шагов в мою сторону, протянул руку и крикнул что-то про «Химик». То ли он кулаком вертел, то ли фигу показывал – темно было, не разобрать.
Я быстро огляделся – позади меня стояла наша группа, за ними высился сплошной трехметровый деревянный забор, ментовской уазик куда-то делся, спартаковцы удалялись.
Сделав шаг навстречу этому спартаковцу, ударил его в грудину кулаком.
Сразу по лицу не мог как-то. Не с чего, вроде. И несильный-то удар получился. Но парень потерял равновесие и сделал несколько шагов назад.
И тут возле нас, скрипнув тормозами, останавливается милицейская машина.
Чудеса прямо!
Не было же её видно!
Я испугался. Полностью прочувствовал, что означает выражение - ноги стали ватные.
Острое желание – отступить назад, и смешаться с остальными.
Оглянулся – никого нет!
Направо и налево далеко тянется высокий забор, и нет никого. Куда делись?!
Хлопнули дверцы УАЗа, менты сноровисто запихнули в него спартаковца, и уехали.
Сзади раздался голос патлатого:
- Здорово ты его! Я же говорил – наши менты своих брать не будут. Пошли на станцию.
Я обернулся. Все снова были здесь, на тротуаре, возле меня. Мистика!
Дошли до станции.
Спартаковцы заполнили платформу.
Наши группы слонялись вокруг по путям.
Мы смешались с такой одной.
Один парень с жаром говорил:
- Вон на том перекрестке один наш только что спартаковцу навешал! Наш этот здоровый такой, – парень поднял руки и развел их в стороны, показывая ширину плеч неизвестного героя, - Он сейчас ребят собирает. Скоро должен привести. Вы не расходитесь!
Мой знакомец по пионерлагерю выступил вперёд и сказал, хлопнув меня по плечу:
- Так вот же он! С нами! На перекрестке возле цветочного рыночка? Вот он! Мы всё видели! Мы с ним были!
Он придвинулся ко мне поближе, греясь в лучах моей славы. Все, кто с ожиданием, кто с сомнением, смотрели на меня.
Я хмуро произнес:
- Ну, да, это я сейчас бегаю по городу и народ собираю.
Стоим в растерянности. И, главное – время уходит! Сейчас электричка подойдет, уедут эти пришельцы безнаказанными, а мы подвигов своих не совершим, и хвастаться нам завтра в школах и ПТУ будет нечем.
Кто-то предложил:
- Давай на платформу поднимемся, они нарвутся, мы начнем, и все наши подключатся.
Идем по платформе.
Спартаковцы есть помладше нас, есть одногодки, попадаются и мужики за тридцать. Эти, как правило, без атрибутики.
Улавливаю разрозненные фразы из их разговоров. Обсуждают хоккей, школьные и институтские дела, работу.
Мы втискиваемся в их группы, иной раз расталкиваем их плечами.
Расступаются.
Агрессии никто из них не проявляет.
И это не выглядит трусостью.
Игнорируют просто.
Вот, когда вы обходите кучку дерьма, ведь это вовсе не значит, что вы его боитесь.
Стоим на платформе. Рядом спартаковцы группой. И чуть в стороне, не с нами и не с ними, мужчина лет тридцати пяти в куртке «Аляска». Один стоит.
Подошла электричка.
Спартаковцы заходят в неё.
Я понимаю, что всё кончено, эпической битвы уже не будет, и в этот момент наш патлатый со всего размаха лупит последнего входящего в электричку парня крюком клюшки между лопаток.
Я же говорил вам, что патлатый с клюшкой был?
Вообще-то от поперечных ударов наш позвоночник защищен продольными мышцами спины и лопатками. Но этот удар был нанесен изгибом крюка точно в позвоночник.
У парня подкосились ноги. Он упал бы, но товарищи втащили его за руки в тамбур. Они заорали в наш адрес оскорбления и угрозы, но вдруг замолчали.
Тот мужчина в «Аляске», что стоял на платформе один, схватил патлатого за волосы, и крутил вокруг себя, приговаривая:
- Ты, что же, ублюдок, делаешь! Ты, что творишь, мерзавец!
Клюшка у нашего героя вылетела из рук, и со стуком заскользила по асфальту платформы.
Он жалобно-испуганно орал:
- Простите, дяденька! Я не буду, дяденька!
Мы опешили.
Никто не пришел своему соратнику на помощь. Тут все дело в поведении этого мужчины. Это выглядело так, что он делает то, что вправе делать. И как будто никто не вправе ему мешать.
Он отшвырнул от себя скулящего патлатого и шагнул в тамбур. Двери шипя, закрылись, электричка уехала.
Патлатый поднял клюшку, утер слезы, и мы пошли в город.
Кто-то сказал:
- Я этого мужика знаю. Это мент с Виноградово.
Его словами объяснялось наше бездействие – против мента же не попрешь!
Еще кто-то добавил:
- Сейчас Виноградовские и Белозерские, они же смотрели хоккей по телевизору, сядут в электричку, и наведут шороху.
Фальшивость этого утверждения была всем понятна, но мне было уже безразлично. Слишком подлым был этот удар клюшкой.
И ещё я думал: "Хорошо, что там оказался тот мужик в «Аляске»! Он показал этим наглым москвичам, что в Воскресенске есть не только тупые быдловатые гопники, но и смелые, благородные люди".
|