быть говном → Результатов: 16


1.

Вонь вояж.
Я тогда торговал. Вернее мы, вдвоем с Толяном. Конец девяностых. К тому времени мы, уже порядочно подуставшие от этого бизнеса, имели две-три торговые точки, магазинчик и возили парфюм и прочую шнягу в свой городишко из Владика и Хабары. Ездили всегда в ночь, чтобы к утру быть на месте и, загрузившись, вернуться назад к следующему вечеру. В очередной раз жду Толика дома к полуночи, он задерживается часа на полтора, я психую (сотовых не было) и наконец он появляется на нашем микрике, за рулем и подшофе. Я психую сильнее и, садясь за руль, обнаруживаю в темноте салона двух человеков. Спрашиваю вежливо Толю: - Че за хуйня, мол, Толя? Толя начинает бормотать про своих друзей, которым с нами почти по пути, до Владика. Ну и чтобы стало совсем по пути, нужно заехать в какую-то деревню, которая нам совсем не по пути и забрать с собой …свинью, …блядь:
- Че, БЛЯДЬ, забрать? Свинью, говорит, ночью во Владивосток по пути за парфюмом,…пообещал. Я оторопевший от неожиданности даже не орал, воткнул рычаг и медленно осознавая происходящее, молча порулил на выезд из города. Между тем мутные тени за спиной ожили и одна из них молвит:
– Здорово Леха! Это ж я, Паха!
- Какой Паха?
- Сосед твой сверху, бля. Над родителями твоими жили с мамкой, по Пушкинской, мы ж бля даже какие-то родственники!
Паху я конечно вспомнил, встречал его несколько раз в подъезде в окружении малолетних уркаганов, лет 20 назад, когда учился в школе. Ко мне они не цеплялись, видимо из-за Пахи, который помнил какое-то наше с ним родство и сдержано со мной здоровался. Примерно тогда Паху и загребли по малолетке и на долго. Ну и так случилось, что они были корешами детства с Толиком, моим теперешним компаньоном. Паха оказался разговорчивым. Бодрым прокуренным голосом он продублировал своего негромкого спутника, представив: – Абдулла! И рукой на развилке чуть в сторону перенаправил наш маршрут.
– Ща, Леха, шесть сек, свинью заберем.
Я повернул, еду. - Куда? - спрашиваю.
- Прямо.
Еду, еду, дома заканчиваются.
- Куда? - интересуюсь.
- В Донское.
….? (8 км по грунтовке и возвращаться…)
- Ну ты, Толя, блядь!
Ночь. Начинался дождь. Доехали. Полузабытая деревенька в стороне от проходных трасс. Поздняя осень. Темень. Две улочки с убогими лачугами, во всей деревушке горит одно окно. Наше. Открыли боковую дверь, просигналили, пахнуло навозом и промозглой сыростью. Колхозники не спали. Полученный накануне свиной аванс держал их в тонусе и добром расположении духа. В темноте слышались голоса, хлопала дверь. Я, пытаясь смириться с происходящим, поторопил. Паха с Абдуллой нырнули в темноту. Минут через пятнадцать открылась задняя дверь нашего грузо-пассажира, автобус закачался, голоса, возня, пронзительный визг свиньи, маты и тишина. Выгнанный мною на погрузку Толик вернулся в кабину.
- Че там?
- Сбежала.
- Заебись! А ты хули сидишь? Иди загон строй, а то она тебе на голову насрет!
Толик свалил, где-то нарыл кусок фанеры и кое-как, и не высоко, отгородил задний ряд сидений от грузового пространства. Где и как урки с колхозниками гоняли свинью скрывала темнота, а я философски себя успокоив, настроился на бесконечную ночь. Слабая надежда на свиную смекалку и вероятность ее удачного побега рассеялась, и вскоре беспокойная деревенская жизнь визгом и матом ввалилась мне прямо за спину. Осторожно трогаюсь, прислушиваясь к поведению автобуса. Не закрепленный центнер свиньи визжит и шароебится в корме, стараясь нас перевернуть. Паха за неимением кнута и пряника, перекинув руку через спинку сиденья, херачит со всей природной смекалки по подопечному загривку полторашкой «Ласточки» и на фене убалтывает свинью заткнуться.
Из сельского тупика не спеша въехал обратно в город и повернул в нужную сторону. На часах было около двух. Свинья поутихла, Паха отдышался и уже у самого выезда трогает меня за плечо:
- Лех, здесь еще налево, шесть сек!
- Нахуя?
- Да справку для ментов на свинью нужно взять у председателя, думали со свиньей отдадут, но кресты сказали, что в деревне он днем не появлялся и «гасится» в городе у своей проститутки.
Свернули в частный сектор, и немного проехав, остановились у просторного, чуть освещенного дворика с домом в глубине. Посигналили. Долго никто не появлялся, еще посигналили наконец зажегся свет и минут через десять с крылечка, опираясь на палку, спустилась довольно рослая старушенция.
- А вот и она!- гыкнул Паша.
- Может это его мать? – равнодушно предположил я.
- Неа, - о чем-то своем подумал Паша, - Праститутка.
Паха с проституткой зашли в дом, с ксивой все получилось и вскоре мы тронулись.
Минут сорок, до ближайшего поста ДПС, Паха развернуто и с плохо скрываемым энтузиазмом, отвечал на мой вежливый вопрос, о том чем все-таки вызвана необходимость такой затейливой миграции парнокопытного.
По Пахиному раскладу все оказывалось просто, как все гениальное. Обуреваемые жаждой наживы, Паша с Абдуллой пораскинули кто чем мог и припали своим пунктом быстрого питания к артемовскому аэропорту. Из ассортимента и цен представленной на мясных рынках свинины, так необходимой к столу скучающих трансконтинентальных пассажиров, они имели обоснованные претензии. Во-первых, цена на свинину была явно и необоснованно завышена, во-вторых, отсутствие на рынке некоторых жизненно важных свиных органов наталкивало на мысли о ритейлерском сговоре. Короче весь фокус их предприятия заключался в чрезвычайно глубокой переработке нашего пятого пассажира. Паха на пальцах легко накинул пятикратный подъем от стоимости живого веса, по ходу повествования пробежавшись по широкому ассортименту ожидаемо свиных деликатесов. Не забывая о воспитании подопечной и время от времени с треском просекая темноту салона пластиковой бутылкой, Паша балагурил все первые семьдесят километров. Чушку же радужные Пашины перспективы изрядно пугали. Воняло говном. Про элегантное решение по снижению себестоимости мяса за счет похеренных транспортных расходов, он вежливо упоминать не стал. Кто-то достал черпак, они пару раз пустили его по кругу, и вскоре ебанутая голова Толика начала болтаться.
Толстый мент с палкой наперевес замаячил в свете прожектора и прервал монотонное урчание дизеля. Торможу. Стандартно-неразборчивый бубнеж, и рука потянулась к моему окну за документами. Судя по тому как мент ухватил мои права, изучать документы прямо сейчас он явно не собирался, и поэтому я попытался пояснить:
- Это мои права, вот тех. паспорт, вот хозяин машины. Кивая на Толика: - А вот его паспорт.
- Разберемся, - прошамкал толстый. - Че везем?, и посмотрел в сторону тонированных автобусных стекол. Такого поворота я не ожидал. Скорее не так; за десяток лет еженедельных командировок с товаром и без, на этот вопрос я устал отвечать, но во-первых, не в каждой поездке нас останавливали, во-вторых не всегда задавали вопросы, и в последних ни разу на заданный вопрос я отвечал…
- Свинью, - говорю, как бы между делом. Мент переварил, картинно поднял очи и сделав шаг в сторону салона поднял перст.
- Откройте.
Охотиться на чужую свинью в ночном лесу мне не хотелось, и заднюю дверь я открывать не стал. Я словно театральный занавес сдвинул боковую и показал менту двух уркаганов. Аллюзия с чертом из табакерки к этому случаю - самое то, только с двумя. Служивый от неожиданности чуть присел, словно слегонца захотел по большому. Не детские лица антагонистов ввергли его в ступор. Я напомнил про свинью, махнув рукой в темноту за спинкой сиденья: - Вон там!
- Документы, - прошептал мент. Приняв протянутые паспорта, для вида быстро их пролистнул и возвращая владельцам, уже решительнее позвал за собой.
- Пройдемте.
- Всем? – поинтересовался я, он отозвался эхом. Подмывало уточнить про свинью.
В избушке было людно, большей частью маялись водилы, остановленных на посту фур. Придорожные менты в это время года промышляли чем могли. Пока не застынут таежные зимники, лес - основное богатство здешних мест, по гиблым летним дорогам из тайги почти не вывозят. Это с наступлением холодов они, словно клещи к венам, прилипают к лесовозным трассам, ведущим от отрогов Сихотэ-алиня к большим деньгам, обкладывая данью каждую лесную машину, и по сезону с ними могут сравниться, разве только давно охуевшие от шальных денег таможенники.
За огромным бюро деловито ерзал главный счетовод. Пухляк кинул наши документы на край стола и свалил. Кассир в погонах наметанным глазом просматривал накладные, путевые и прочие, и прикидывал по ходу чем можно поживиться. В голодные месяцы они не брезговали ни чем. Понятное дело, что выгодней было бы задержать партию «паленного» алкоголя, чем запоздалую свинью, но как водится «на безрыбье» однажды, с «нечего взять» у меня отмели даже запасную автомобильную камеру. Прикинув собственные риски, я ждал своей очереди достаточно спокойно. Если не считать пассажиров и подложенной Толиком свиньи, автобус был пустой. Вероятность же «попутного» мешка маньчжурского каннабиса, (пронеслось в мозгу) подложенного внезапными пассажирами стремилась к нулю, сезон давно закончился. Разве только попробуют отжать свинью?
От нечего делать я разглядел своих попутчиков. Абдулла окромя своего имени ничем особым не выделялся и являл полную противоположность известного персонажа и заклятого врага товарища Сухова. Невысокий, щуплый парень лет тридцати с приятной улыбкой и негромким мягким голосом. Паша в отличие от своего немногословного друга, был персонажем сам по себе. Среднего роста, поджарый, с черепом обтянутым кожей традиционных чифирных тонов, заметно уставшей в складках вокруг рта, и венчавшей его снизу выраженной челюстью набитой полудрагоценными металлами, он гипнотическим взглядом оглядывал милицейские декорации. Если мужчинам его подчеркнуто зековская внешность могла внушить только потенциальную опасность, женская психика, чему позднее я бывал свидетелем, на нее сокрушительно западала. А хуле, наверно думали они, такой - по любому выебет, даже если не за что.
Очередь застыла, я немного потоптавшись повернулся к его подошедшему компаньону:
- А Абдулла это погоняло? Он улыбнувшись, протянул паспорт. Я понял почему он улыбнулся когда его открыл. Да, имя Абдулла там было. Но то что было кроме, делало его имя таким же обыденным как например Виталий, и даже для русского. Там были фамилия и отчество. По понятным причинам, даже если бы я их записал или непостижимым образом сейчас вспомнил, то в моем письменном повествовании пришлось бы долго и безуспешно выдумывать немыслимые аналогии, чтобы постараться как-то передать нахлынувшую на меня бурю эмоций от этих нескольких слов. Ну как слов, хорошо известных и филигранно исковерканных матерных сочетаний. В общем, Ракова Стояна с Ебланом Ебланычем там не стояли даже рядом. Пытаясь сдержаться чтобы не заржать, я выронил паспорт в руку Абдуллы:
- Охуенно!
Абдулла это давно знал и уже улыбался вовсю. Вернулся толстый, и почему-то решив побыстрее разобраться с неординарным случаем, а может для того чтобы не мешались, пододвинул наши документы к старшему:
- Посмотри.
Тот, повертев мои права, прочитал фамилию:
- Кто?
- Я, - протиснулся я к бюро.
Он рассмотрел тех.паспорт:
- Доверенность?
- Я с хозяином, вон паспорт, - я показал на стол.
- Где хозяин?
Толик просунул сквозь очередь свою «косую» морду:
- Я.
Мент поднял глаза, сверил Толину голову с паспортом, поморщился - пьяных перевозить пока не запрещено. Он вопрошающе посмотрел на толстого, типа – и хуле?
- Там свинья, - неразборчиво прошептал толстый.
- Че? - старший снова поморщился.
- Свинья в автобусе, - сухо повторил толстый.
Блядь, как все серьезно подумал я. Старший на мгновение «завис». Ну как на мгновение, если бы речь шла о том, чтобы обыденно поинтересоваться документами на перевозимый груз, а не о способах разделки свиной туши хватило бы малой доли того мгновения. Он взял себя в руки:
- Документы на свинью есть?
Я повернулся к Пахе и мне на мгновение показалось, что дальше была его домашняя заготовка. Он мгновенно выхватил у скучающего Абдуллы свиную справку и с нарочито-серьезной мордой протиснувшись сквозь строй, оперся на ограждение.
- Вот! - протянул ее Паха.
Скучавший до этого народ, слегка оживился. Им явно не казалось тривиальным наше ночное путешествие.
Мент, зыркнув на Паху поверх очков, уткнулся в писаное.
- Вы хозяин? - поинтересовался он дочитав.
- Да, - как-то напыщенно кивнул Паха.
- Паспорт, - откинул ладошку мент.
Паха, порывшись в нагрудном кармане, протянул.
Мент внимательно пролистал паспорт до прописки, потом назад, зачем-то снова развернул справку:
- А кто такой?..., - медленно, по слогам мент начал зачитывать загадочное арабско-русское заклинание из справки, включая «Абдулла» и по тексту далее…, и в конце изо-всех сил стараясь не рассмеяться, матерясь при исполнении, наконец выдохнул:
- Где? - добавил он, забыв где было начало предложения.
Я отвернулся – народ улыбался уже во всю. Они, пожалуй, представляли дремучего чужеземного крестьянина в чалме и бурке, выжженный солнцем скалистый аул, отару свиней… или все-таки баранов…
- Я, - неожиданно, словно в сказке про старика Хоттабыча, и еле слышно пропело сзади. Толпа качнулась, и начиная хихихать вслух, повернулась на голос. Абдулла помахал менту рукой. Мент вытянул шею, затем сдерживаясь и стараясь сосредоточится повернул голову к Пахе:
- А вы…? - он медленно придумывал вопрос.
- Я нет, товарищ майор! – Паха заразительно гыгыкнул. Тоненькая ниточка в сознании майора связывающая меня со всем происходящим порвалась.
- Вы водитель? - он обращался к Пахе.
- Не угадали! - прорвало Пашу. Народ развеселился, я заплакал. Мент, ухватывая потерянную ниточку с надеждой посмотрел на Толика. Тому же вряд ли доходил весь смысл происходящего, он скорее платил взаимностью улыбающемуся менту, и как ребенок радовался вместе с ним. Я, привлекая взгляд майора, тыкнул себя в грудь, выдавив:
- Я водитель. Моя физиономия знакомой ему не показалась, скорее случилось дежавю из которого я его вывел показав пальцем на свои документы. Он что-то вспомнил и задумчиво собрав документы в кучу, протянул мне.
Из распахнутой двери автобуса пахнуло большими деньгами, и по кругу весело забулькал черпак. Мы тронулись и под утро добрались до места. Где-то в лабиринтах, накрытых утренним туманом кооперативных гаражей, я высадил пассажиров и наверстывая время, без остановки порулил дальше. А опухший Толик, на ходу постукивая головой по бортам, мокрой тряпкой размазывал по автобусу остатки чужого богатства.

4.

Моя карьера в гинекологии началась с одного интересного случая , о котором я , мои уважаемые читатели, и хочу вам поведать.
Был я тогда , в 1995 году, студентом четвертого курса в Первом Питерском ЛМИ. Моя мечта стать гинекологом рассыпалась на глазах - чтобы попасть на акушерско -гинекологический поток (субординатуру) надо было либо платить денежку кому надо, либо иметь такие знакомства с кем надо , чтобы одного телефонного звонка было достаточно для зачисления. Либо нужно было так понравиться профессору Новикову или доценту Яковлеву , чтобы они пропиарили тебя заведующему кафедрой , убедив его в том , что такое юное дарование как ты, просто необходимо кафедре, гинекологии и науке в целом.
Задача была совершенно невыполнимая. Денег и знакомств не было. Понравиться доценту Славе Яковлеву было еще труднее.
Он был бог оперативной гинекологии. Демон операционной и последняя инстанция в случаях , когда профессора и академики ,внезапно покрывшись мелкими капельками пота орали 'Слава! Мойся ! У нас кровотечение!' Слава мылся , неторопливо вразвалочку подходил к столу и решал проблему.
Худощавый , невысокий с пронзительным взглядом и бородкой клинышком он мне всегда напоминал Джонни Деппа , если последнему накинуть еще лет 15. В операционной он не делал ни одного лишнего движения и не произносил ни одного лишнего слова. Его неторопливая манера оперировать вызывала у меня абсолютно щенячий восторг. Это было состояние близкое к тому , когда я, будучи шестилетним мальчиком, утром первого января нашел под елкой настоящую игрушечную железную дорогу.
Каждое слово , тихо произнесенное им, весило примерно двести килограммов. Медсестры боготворили и боялись Славу Яковлева, все пациентки от 16-ти летних школьниц до 35 летних бизнес-леди и 60 летних заведующих овощебазами были тайно влюблены в Славу Яковлева. При слове 'Обход доцента Яковлева ' каждый вторник , в 10-00 все без исключения пациентки отделения лежали в кроватях, без трусов, в полном макияже и источали сильнейшие парфюмерные ароматы, варьировавшие от 'Диора' и 'Дживанши' до 'Красной Москвы' от смеси которых у анестезиолога Елены Иванны Сысоеой начиналась мигрень.
Интересно заметить, что в другие дни , когда обход делали другие доктора, включая профессора Новикова, ничего подобного не происходило. Жополизов он не выносил , блатных ужасно гнобил, любимчиков не терпел и подкатить к нему на хромой козе не представлялось возможным. Но ходили легенды , что если понравиться Славе Яковлеву , то он не только научит тебя божественно оперировать , но и возьмет на субспециализацию, что и было, собственно, пределом мечтаний.
Я устроился работать санитаром оперблока на отделение оперативной гинекологии.
Специально. Чтобы быть ближе к мечте. Мой оперблок блестел, как флагманский фрегат накануне императорского смотра. Я драил его с остервенением и маленькая надежда , что Божественный Слава Яковлев обратит на меня внимание не давала мне покоя. Однажды Слава Яковлев, проходя по оперблоку похвалил старшую операционную сестру за идеальную чистоту. 'Оперблок - гордость отделения ' - сказал он ей своими двухсоткилограммовыми словами. Та тут же состроила глазки и зардевшись, промурлыкала 'Стараемся, Владислав Геннадьевич !' Обидно было до слез. Но ничего не поделаешь.
И тут , в одно из ночных дежурств, произошло нечто , что сблизило меня с Великим И Ужасным навсегда.
К нам поступила женщина с острым животом и 30 недельной маточной беременностью. Ужасная боль в животе , рвота , электролитные нарушения, сдвиг лейкоцитов влево, ничего не понятно... ...
Позвали хирургов ... хирурги сказали - 'Резать к чортовой матери не дожидаясь перитонита!' Так как тетенька беременная , приняли решение оперировать в гинегологической операционной.
Тут я сделаю небольшое отступление. Есть 'чистые' операционные а есть 'грязные'. В 'чистых', как правило , не выполняются гнойные операции и операции связанные с разрезами кишки. Наша гинекологическая операционная была как раз 'Чистая' но так как случай был экстраординарный решили использовать именно ее.
Так вот , час ночи. Два хирурга оперируют женщину , Слава Яковлев в ослепительно белом операционном халате стоит наблюдает, готовый прийти на помощь хирургам. Я в не менее ослепительно-белом халате гордым санитаром , стою на подхвате на случай 'Дай-подай-принеси'
Вскрывают брюшную полость. Аппендикс в норме. Желчный пузырь не воспален. Огромная раздутая кишка , заполненная каловыми массами. Феноменальным количеством каловых масс. Кишечная непроходимость. Ни перекрута ни перегиба ни ущемления кишки так и не нашли. Хирурги переглядываются. Стало быть- функциональная непроходимость.
Значит, оперировать кишку не надо. Хирурги принимают решение эвакуировать каловые массы через прямую кишку. Живот зашивают.
Хирурги просят шланг и вакуумный отсос. Слава Яковлев обращается ко мне 'Молодой человек, принесите шланг и отсос'
Я срываюсь выполнять приказ , но оказалось, что в гинекологической операционной есть только шланги узкого диаметра. Я приношу шланг диаметром в 1 см. Шланг вставляют в попу - включают вакуукм. Первые два килограмма каловых масс поступают в контейнер.
Слава Яковлев явно раздражен - такого количества говна в этой 'Чистой' операционной еще не было!
Тем временем с хирургического отделения подогнали шланг большего калибра и эпопея с эвакуацией каловых масс продолжалась.
Внезапно процесс остановился. Произошла закупорка шланга. Доцент Яковлев вращая глазами поручает мне прочистить шланг. Я иду к крану , где моются инструменты , начинаю мыть шланг, пытаясь вытряхнуть из него говно.
Вдруг чую за спиной - САМ.
- Твою мать , что ты его трясешь !? Это же чистая операционная!
- Так больше негде , Владислав Геннадьевич!
- Знаю, что негде ! Дай я сам!
Яковлев берет шланг , ловким движением вставляет его в патрубок крана и нервно открывает воду. Происходит взрыв. Все вокруг в говне. Я, в ослепительно коричнево- белом халате , белые стены предоперационной в коричневую крапинку, доцент Яковлев - вообще весь в говне, включая бородку клинышком. То есть абсолютно все покрыто фрагментами говна.
Доцент Яковлев посмотрел на меня , на себя в зеркало. Зачем то спросил как меня зовут и скомандовал - 'В душ, бл@дь!'
После душа я и доцент Яковлев , вновь в ослепительно белом белье заняли исходные позиции.
После эвакуации еще 5 кг каловых масс возник дефицит тары. Все пять литровых контейнеров вакуумного отсоса были заполнены говном. Тары не хватало. Было принято решение использовать вакуум по открытому контуру с привлечением подручной посуды. Каловые массы складировались в тазики , кастрюльки и прочую посуду , найденную в оперблоке.
Вонь стояла невыносимая. Создавалось впечатление 'Говенного апокалипсиса'. Когда процесс эвакуации каловых масс закончился в операционной осталось совсем мало людей, да и те время от времени выходили 'подышать'.
Говно было везде. На полу , на стенах , на потолке. Чистая операционная , гордость отделения превратилась в пещеру из говна. А я был ее почетным Али-Бабой.
Пациентку увезли выздоравливать, хирурги, привычные к говну с флегматичным видом удалились восвояси. Остались двое : я и Слава Яковлев. Он - потому что заведующий отделением , а я - потому что кто то должен был убирать все это дерьмо.
'Денис , посыпь все хлоркой и иди спать' - сказал Слава Яковлев. Голос его дрожал. 'П#здец операционной! Все плановые операции на завтра отменить ! Завтра вызовем дезинфекцию'. На утро зайдя в операционную я обнаружил, что кучки говна засыпанные хлоркой превратилось в некие сталактиты. То есть окаменели.
Но это была уже не моя проблема. Дежурство закончилось.
С тех пор Слава Яковлев стал замечать меня. Он первым здоровался со мной в корридоре (на зависть интернам!)
Мы вместе ходили курить к нему в кабинет, где он рассказывал байки и однажды даже научил меня вязать хирургические узлы.
Позже ,через год, на экзамене по акушерству и гинекологии , который я сдал на 'отлично' он подмигнул мне и спросил , не хочу ли я продолжить обучение по специальности на кафедре.
Так я стал гинекологом. И учеником Славы Яковлева. Благодаря каловым массам, конечно же ...

© Денис Цепов

5.

Моя карьера в гинекологии началась с одного интересного случая , о котором я , мои уважаемые читатели, и хочу вам поведать.
Был я тогда , в 1995 году, студентом четвертого курса в Первом Питерском ЛМИ. Моя мечта стать гинекологом рассыпалась на глазах - чтобы попасть на акушерско -гинекологический поток (субординатуру) надо было либо платить денежку кому надо, либо иметь такие знакомства с кем надо , чтобы одного телефонного звонка было достаточно для зачисления. Либо нужно было так понравиться профессору Новикову или доценту Яковлеву , чтобы они пропиарили тебя заведующему кафедрой , убедив его в том , что такое юное дарование как ты, просто необходимо кафедре, гинекологии и науке в целом.
Задача была совершенно невыполнимая. Денег и знакомств не было. Понравиться доценту Славе Яковлеву было еще труднее.
Он был бог оперативной гинекологии. Демон операционной и последняя инстанция в случаях , когда профессора и академики ,внезапно покрывшись мелкими капельками пота орали 'Слава! Мойся ! У нас кровотечение!' Слава мылся , неторопливо вразвалочку подходил к столу и решал проблему.
Худощавый , невысокий с пронзительным взглядом и бородкой клинышком он мне всегда напоминал Джонни Деппа , если последнему накинуть еще лет 15. В операционной он не делал ни одного лишнего движения и не произносил ни одного лишнего слова. Его неторопливая манера оперировать вызывала у меня абсолютно щенячий восторг. Это было состояние близкое к тому , когда я, будучи шестилетним мальчиком, утром первого января нашел под елкой настоящую игрушечную железную дорогу.
Каждое слово , тихо произнесенное им, весило примерно двести килограммов. Медсестры боготворили и боялись Славу Яковлева, все пациентки от 16-ти летних школьниц до 35 летних бизнес-леди и 60 летних заведующих овощебазами были тайно влюблены в Славу Яковлева. При слове 'Обход доцента Яковлева ' каждый вторник , в 10-00 все без исключения пациентки отделения лежали в кроватях, без трусов, в полном макияже и источали сильнейшие парфюмерные ароматы, варьировавшие от 'Диора' и 'Дживанши' до 'Красной Москвы' от смеси которых у анестезиолога Елены Иванны Сысоеой начиналась мигрень.
Интересно заметить, что в другие дни , когда обход делали другие доктора, включая профессора Новикова, ничего подобного не происходило. Жополизов он не выносил , блатных ужасно гнобил, любимчиков не терпел и подкатить к нему на хромой козе не представлялось возможным. Но ходили легенды , что если понравиться Славе Яковлеву , то он не только научит тебя божественно оперировать , но и возьмет на субспециализацию, что и было, собственно, пределом мечтаний.
Я устроился работать санитаром оперблока на отделение оперативной гинекологии.
Специально. Чтобы быть ближе к мечте. Мой оперблок блестел, как флагманский фрегат накануне императорского смотра. Я драил его с остервенением и маленькая надежда , что Божественный Слава Яковлев обратит на меня внимание не давала мне покоя. Однажды Слава Яковлев, проходя по оперблоку похвалил старшую операционную сестру за идеальную чистоту. 'Оперблок - гордость отделения ' - сказал он ей своими двухсоткилограммовыми словами. Та тут же состроила глазки и зардевшись, промурлыкала 'Стараемся, Владислав Геннадьевич !' Обидно было до слез. Но ничего не поделаешь.
И тут , в одно из ночных дежурств, произошло нечто , что сблизило меня с Великим И Ужасным навсегда.
К нам поступила женщина с острым животом и 30 недельной маточной беременностью. Ужасная боль в животе , рвота , электролитные нарушения, сдвиг лейкоцитов влево, ничего не понятно... ...
Позвали хирургов ... хирурги сказали - 'Резать к чортовой матери не дожидаясь перитонита!' Так как тетенька беременная , приняли решение оперировать в гинегологической операционной.
Тут я сделаю небольшое отступление. Есть 'чистые' операционные а есть 'грязные'. В 'чистых', как правило , не выполняются гнойные операции и операции связанные с разрезами кишки. Наша гинекологическая операционная была как раз 'Чистая' но так как случай был экстраординарный решили использовать именно ее.
Так вот , час ночи. Два хирурга оперируют женщину , Слава Яковлев в ослепительно белом операционном халате стоит наблюдает, готовый прийти на помощь хирургам. Я в не менее ослепительно-белом халате гордым санитаром , стою на подхвате на случай 'Дай-подай-принеси'
Вскрывают брюшную полость. Аппендикс в норме. Желчный пузырь не воспален. Огромная раздутая кишка , заполненная каловыми массами. Феноменальным количеством каловых масс. Кишечная непроходимость. Ни перекрута ни перегиба ни ущемления кишки так и не нашли. Хирурги переглядываются. Стало быть- функциональная непроходимость.
Значит, оперировать кишку не надо. Хирурги принимают решение эвакуировать каловые массы через прямую кишку. Живот зашивают.
Хирурги просят шланг и вакуумный отсос. Слава Яковлев обращается ко мне 'Молодой человек, принесите шланг и отсос'
Я срываюсь выполнять приказ , но оказалось, что в гинекологической операционной есть только шланги узкого диаметра. Я приношу шланг диаметром в 1 см. Шланг вставляют в попу - включают вакуукм. Первые два килограмма каловых масс поступают в контейнер.
Слава Яковлев явно раздражен - такого количества говна в этой 'Чистой' операционной еще не было!
Тем временем с хирургического отделения подогнали шланг большего калибра и эпопея с эвакуацией каловых масс продолжалась.
Внезапно процесс остановился. Произошла закупорка шланга. Доцент Яковлев вращая глазами поручает мне прочистить шланг. Я иду к крану , где моются инструменты , начинаю мыть шланг, пытаясь вытряхнуть из него говно.
Вдруг чую за спиной - САМ.
- Твою мать , что ты его трясешь !? Это же чистая операционная!
- Так больше негде , Владислав Геннадьевич!
- Знаю, что негде ! Дай я сам!
Яковлев берет шланг , ловким движением вставляет его в патрубок крана и нервно открывает воду. Происходит взрыв. Все вокруг в говне. Я, в ослепительно коричнево- белом халате , белые стены предоперационной в коричневую крапинку, доцент Яковлев - вообще весь в говне, включая бородку клинышком. То есть абсолютно все покрыто фрагментами говна.
Доцент Яковлев посмотрел на меня , на себя в зеркало. Зачем то спросил как меня зовут и скомандовал - 'В душ, бл@дь!'
После душа я и доцент Яковлев , вновь в ослепительно белом белье заняли исходные позиции.
После эвакуации еще 5 кг каловых масс возник дефицит тары. Все пять литровых контейнеров вакуумного отсоса были заполнены говном. Тары не хватало. Было принято решение использовать вакуум по открытому контуру с привлечением подручной посуды. Каловые массы складировались в тазики , кастрюльки и прочую посуду , найденную в оперблоке.
Вонь стояла невыносимая. Создавалось впечатление 'Говенного апокалипсиса'. Когда процесс эвакуации каловых масс закончился в операционной осталось совсем мало людей, да и те время от времени выходили 'подышать'.
Говно было везде. На полу , на стенах , на потолке. Чистая операционная , гордость отделения превратилась в пещеру из говна. А я был ее почетным Али-Бабой.
Пациентку увезли выздоравливать, хирурги, привычные к говну с флегматичным видом удалились восвояси. Остались двое : я и Слава Яковлев. Он - потому что заведующий отделением , а я - потому что кто то должен был убирать все это дерьмо.
'Денис , посыпь все хлоркой и иди спать' - сказал Слава Яковлев. Голос его дрожал. 'П#здец операционной! Все плановые операции на завтра отменить ! Завтра вызовем дезинфекцию'. На утро зайдя в операционную я обнаружил, что кучки говна засыпанные хлоркой превратилось в некие сталактиты. То есть окаменели.
Но это была уже не моя проблема. Дежурство закончилось.
С тех пор Слава Яковлев стал замечать меня. Он первым здоровался со мной в корридоре (на зависть интернам!)
Мы вместе ходили курить к нему в кабинет, где он рассказывал байки и однажды даже научил меня вязать хирургические узлы.
Позже ,через год, на экзамене по акушерству и гинекологии , который я сдал на 'отлично' он подмигнул мне и спросил , не хочу ли я продолжить обучение по специальности на кафедре.
Так я стал гинекологом. И учеником Славы Яковлева. Благодаря каловым массам, конечно же ...

© Денис Цепов

6.

Моя карьера в гинекологии началась с одного интересного случая , о котором я , мои уважаемые читатели, и хочу вам поведать.
Был я тогда , в 1995 году, студентом четвертого курса в Первом Питерском ЛМИ. Моя мечта стать гинекологом рассыпалась на глазах - чтобы попасть на акушерско -гинекологический поток (субординатуру) надо было либо платить денежку кому надо, либо иметь такие знакомства с кем надо , чтобы одного телефонного звонка было достаточно для зачисления. Либо нужно было так понравиться профессору Новикову или доценту Яковлеву , чтобы они пропиарили тебя заведующему кафедрой , убедив его в том , что такое юное дарование как ты, просто необходимо кафедре, гинекологии и науке в целом.
Задача была совершенно невыполнимая. Денег и знакомств не было. Понравиться доценту Славе Яковлеву было еще труднее.
Он был бог оперативной гинекологии. Демон операционной и последняя инстанция в случаях , когда профессора и академики ,внезапно покрывшись мелкими капельками пота орали 'Слава! Мойся ! У нас кровотечение!' Слава мылся , неторопливо вразвалочку подходил к столу и решал проблему.
Худощавый , невысокий с пронзительным взглядом и бородкой клинышком он мне всегда напоминал Джонни Деппа , если последнему накинуть еще лет 15. В операционной он не делал ни одного лишнего движения и не произносил ни одного лишнего слова. Его неторопливая манера оперировать вызывала у меня абсолютно щенячий восторг. Это было состояние близкое к тому , когда я, будучи шестилетним мальчиком, утром первого января нашел под елкой настоящую игрушечную железную дорогу.
Каждое слово , тихо произнесенное им, весило примерно двести килограммов. Медсестры боготворили и боялись Славу Яковлева, все пациентки от 16-ти летних школьниц до 35 летних бизнес-леди и 60 летних заведующих овощебазами были тайно влюблены в Славу Яковлева. При слове 'Обход доцента Яковлева ' каждый вторник , в 10-00 все без исключения пациентки отделения лежали в кроватях, без трусов, в полном макияже и источали сильнейшие парфюмерные ароматы, варьировавшие от 'Диора' и 'Дживанши' до 'Красной Москвы' от смеси которых у анестезиолога Елены Иванны Сысоеой начиналась мигрень.
Интересно заметить, что в другие дни , когда обход делали другие доктора, включая профессора Новикова, ничего подобного не происходило. Жополизов он не выносил , блатных ужасно гнобил, любимчиков не терпел и подкатить к нему на хромой козе не представлялось возможным. Но ходили легенды , что если понравиться Славе Яковлеву , то он не только научит тебя божественно оперировать , но и возьмет на субспециализацию, что и было, собственно, пределом мечтаний.
Я устроился работать санитаром оперблока на отделение оперативной гинекологии.
Специально. Чтобы быть ближе к мечте. Мой оперблок блестел, как флагманский фрегат накануне императорского смотра. Я драил его с остервенением и маленькая надежда , что Божественный Слава Яковлев обратит на меня внимание не давала мне покоя. Однажды Слава Яковлев, проходя по оперблоку похвалил старшую операционную сестру за идеальную чистоту. 'Оперблок - гордость отделения ' - сказал он ей своими двухсоткилограммовыми словами. Та тут же состроила глазки и зардевшись, промурлыкала 'Стараемся, Владислав Геннадьевич !' Обидно было до слез. Но ничего не поделаешь.
И тут , в одно из ночных дежурств, произошло нечто , что сблизило меня с Великим И Ужасным навсегда.
К нам поступила женщина с острым животом и 30 недельной маточной беременностью. Ужасная боль в животе , рвота , электролитные нарушения, сдвиг лейкоцитов влево, ничего не понятно... ...
Позвали хирургов ... хирурги сказали - 'Резать к чортовой матери не дожидаясь перитонита!' Так как тетенька беременная , приняли решение оперировать в гинегологической операционной.
Тут я сделаю небольшое отступление. Есть 'чистые' операционные а есть 'грязные'. В 'чистых', как правило , не выполняются гнойные операции и операции связанные с разрезами кишки. Наша гинекологическая операционная была как раз 'Чистая' но так как случай был экстраординарный решили использовать именно ее.
Так вот , час ночи. Два хирурга оперируют женщину , Слава Яковлев в ослепительно белом операционном халате стоит наблюдает, готовый прийти на помощь хирургам. Я в не менее ослепительно-белом халате гордым санитаром , стою на подхвате на случай 'Дай-подай-принеси'
Вскрывают брюшную полость. Аппендикс в норме. Желчный пузырь не воспален. Огромная раздутая кишка , заполненная каловыми массами. Феноменальным количеством каловых масс. Кишечная непроходимость. Ни перекрута ни перегиба ни ущемления кишки так и не нашли. Хирурги переглядываются. Стало быть- функциональная непроходимость.
Значит, оперировать кишку не надо. Хирурги принимают решение эвакуировать каловые массы через прямую кишку. Живот зашивают.
Хирурги просят шланг и вакуумный отсос. Слава Яковлев обращается ко мне 'Молодой человек, принесите шланг и отсос'
Я срываюсь выполнять приказ , но оказалось, что в гинекологической операционной есть только шланги узкого диаметра. Я приношу шланг диаметром в 1 см. Шланг вставляют в попу - включают вакуукм. Первые два килограмма каловых масс поступают в контейнер.
Слава Яковлев явно раздражен - такого количества говна в этой 'Чистой' операционной еще не было!
Тем временем с хирургического отделения подогнали шланг большего калибра и эпопея с эвакуацией каловых масс продолжалась.
Внезапно процесс остановился. Произошла закупорка шланга. Доцент Яковлев вращая глазами поручает мне прочистить шланг. Я иду к крану , где моются инструменты , начинаю мыть шланг, пытаясь вытряхнуть из него говно.
Вдруг чую за спиной - САМ.
- Твою мать , что ты его трясешь !? Это же чистая операционная!
- Так больше негде , Владислав Геннадьевич!
- Знаю, что негде ! Дай я сам!
Яковлев берет шланг , ловким движением вставляет его в патрубок крана и нервно открывает воду. Происходит взрыв. Все вокруг в говне. Я, в ослепительно коричнево- белом халате , белые стены предоперационной в коричневую крапинку, доцент Яковлев - вообще весь в говне, включая бородку клинышком. То есть абсолютно все покрыто фрагментами говна.
Доцент Яковлев посмотрел на меня , на себя в зеркало. Зачем то спросил как меня зовут и скомандовал - 'В душ, бл@дь!'
После душа я и доцент Яковлев , вновь в ослепительно белом белье заняли исходные позиции.
После эвакуации еще 5 кг каловых масс возник дефицит тары. Все пять литровых контейнеров вакуумного отсоса были заполнены говном. Тары не хватало. Было принято решение использовать вакуум по открытому контуру с привлечением подручной посуды. Каловые массы складировались в тазики , кастрюльки и прочую посуду , найденную в оперблоке.
Вонь стояла невыносимая. Создавалось впечатление 'Говенного апокалипсиса'. Когда процесс эвакуации каловых масс закончился в операционной осталось совсем мало людей, да и те время от времени выходили 'подышать'.
Говно было везде. На полу , на стенах , на потолке. Чистая операционная , гордость отделения превратилась в пещеру из говна. А я был ее почетным Али-Бабой.
Пациентку увезли выздоравливать, хирурги, привычные к говну с флегматичным видом удалились восвояси. Остались двое : я и Слава Яковлев. Он - потому что заведующий отделением , а я - потому что кто то должен был убирать все это дерьмо.
'Денис , посыпь все хлоркой и иди спать' - сказал Слава Яковлев. Голос его дрожал. 'П#здец операционной! Все плановые операции на завтра отменить ! Завтра вызовем дезинфекцию'. На утро зайдя в операционную я обнаружил, что кучки говна засыпанные хлоркой превратилось в некие сталактиты. То есть окаменели.
Но это была уже не моя проблема. Дежурство закончилось.
С тех пор Слава Яковлев стал замечать меня. Он первым здоровался со мной в корридоре (на зависть интернам!)
Мы вместе ходили курить к нему в кабинет, где он рассказывал байки и однажды даже научил меня вязать хирургические узлы.
Позже ,через год, на экзамене по акушерству и гинекологии , который я сдал на 'отлично' он подмигнул мне и спросил , не хочу ли я продолжить обучение по специальности на кафедре.
Так я стал гинекологом. И учеником Славы Яковлева. Благодаря каловым массам, конечно же ...

© Денис Цепов

7.

Вот пуля пролетела и ага...

Приходит еж в паспортный стол и говорит:
- Я хотел бы фамилию сменить.
Его с большим удивлением спрашивают:
- А какая у вас фамилия?
Еж (гордо) : - Быстрый!
- А какую вы хотите?
Еж: - Вжжжжжжжжжжиииииик!...

С большой радостью читаю комментарии в соцсетях. Чуть какой пост о о войне и тьма народу скандирует о своей воинственности.
Мол, вот только позовет Родина и они сразу! Всем! Пиздюлей! В обе руки с горкой! И никто не уйдет обделенным! Пиндосам проклятым! Чуркам ебаным! Хоронить заебемся! Игил эту сучью(ее дом трубу шатал!) запретим на территории РФ и маму ее выебем! "Так громче музыка играй победу, мы победили и враг бежит,бежит,бежит!!!"
Один герой на полном серьезе написал, что готов разделить судьбу генерала Карбышева. То есть наглухо отморозится по зову Отчизны.
Облегченно вздыхаю я, начитавшись подобного. Есть все же в стране здоровые силы, готовые защитить мой спокойный сон! Это не может не радовать.
Правда, некие сомнения все же гложут.
Наполеон же говорил, что главное условие успеха- это практика. Ну то есть во всем нужна сноровка, закалка, тренировка.
Потому иногда интересуюсь у заходящихся в грозных криках соотечественниках- мол, в каком полку Измаил брали? Сколько зарубок на прикладе?
Ответы расплывчаты. Самые вежливые вспоминают про деда, остальные переходят на "ты" и про меня такое...
Сиквел Карбышева так вообще...Я всего-то спросил, последователь ли он Порфирия Иванова? Часто ль в прорубь ныряет и в холодильнике ночует? Так разгорячился в ответ пассионарий, что поливай его немцы водой на морозе-шипел бы и парил с час, не меньше.
Заметил, что голосов фронтовиков в общем уверенном хоре не слышно вовсе. Одни штафирки белобилетные или штабные, если и служил.
А вот у побывавших под обстрелом энтузиазму поменьше...

Я сам, к счастью, интернациональный долг никому не отдавал. Потому что не занимал. Пришлось, правда, сильно повертеться.
Но под обстрелом побывать довелось. Незабываемые впечатления.
Первый раз в меня пальнули по любви.
90е.
Чреслобесием влекомый, шлялся я тогда в бар ЦДХ, обильный самками. Интеллектуал, либерал и сибарит, эстет и сластолюбец.
Ходил в розовых шелковых костюмах. До сих пор стыдно. Униформа успешного сутенера средней руки, надо признать, мне весьма шла. Я это недавно понял, когда с фонариком под одеялом фотки тех лет рассматривал. А то жена засмеет же.
И вот выхожу я из машины, весь из себя томный такой, защитник угнетённых, истребитель несогласных, ставлю туфель из кожи питона на бренную землю, и тут над головой:
-ДА-ДАХ!!!! БДЗЫЫЫНЬ!
Пришел в себя уже на лету.Куда вся вальяжность подевалась? Внутренний сайгак расправил копыта и я вспорхнул. Буквально. Перепрыгнул с места через ВАЗ 2109.
И столкнулся нос к носу с киллером. Похоже, мне пиздец. И тут...
Блядь, он что ствол уронил?! Что за цирк?! Где такого альтернативно-одаренного душегуба мне наняли?
Пока убийца, сдавленно матерясь, ползал по асфальту в поисках орудия преступления, (кажется он еще приговаривал- "Погоди...минуточку...я сейчас") -я таки прислал ему ногой в чан. Раздался всхлип, ассасин повалился мордой на грунт.
Так, пистолет- ТТ -цап, пригодится, куда тушку тащить? В кусты? Что там в армии про разведдопрос в конспекты писал?...Пассатижи вроде есть в машине, леска тоже, сейчас разберемся кому это я в кашу наплевал...
Переворачиваю тело.
-Кеша, ты?
-Мумымуа...
В прострации сажусь на тушу забитого убивца. Ноги подкосило от изумления. Закуриваю. Кеша? С пистолетом? Этот толстый желеобразный интеллигентный очкастый еврейский кнур? Жертва любвеобильной бабушки и музыкальной школы ? Человек с лицом ослика Иа? Картина мира трещала по швам.
Тело слабо зашевелилось.
-Слышь, Каракозов, что за выходки?
-Ннннина...
-Чего нинадо? А меня браконьерить надо? У тебя лицензия на отстрел есть? В период гона? А?
-Ниина тебя любит сказала.
-Какая Нина?!
-Моя.
Начинаю припоминать эту Нину. Сисястая такая барышня, что вечно глядела на меня грустными глазами недоенной коровы. С немым укором.
-Ты идиот? Я ж с ней не знаком !
-А она сказала, что будет твоей!
Рассеянно пытаюсь засунуть сигарету в рот и обнаруживаю, что не докурил прежнюю. Люди пообразованней меня назвали бы это состояние когнитивным диссонансом. Без меня меня женили. И чуть не грохнули.
Что я сделал Кеше? Ни-че-го.
Встал и побрел в ЦДХ. Где молча и сурово цапнул роковую Нину за жопу и поволок в машину. Так же, не говоря лишнего слова, выполнил ее предсказания. Ничего особенного, как выяснилось. Сиськи, конечно, о-го-го, но похудеть бы не мешало. Я б за такую жизнь не отдал. Поторговался бы точно.
Выкинул судьбоносную из авто и поехал искать Бегемота. Мне нужно было срочно нажраться.
ТТ, кстати, ожидаемо оказался китайским говном. Собственно, ничего другого от этого опездола я и не ждал.Еле продал долларов за 500 какому-то идиоту.
...
Второй раз был суровее.
Опять 90е.
Еду по Ленинскому и вижу, что возле "Гаваны" два черта замешивают третьего ногами. В 90е довольно обыденная картина. Припарковываюсь. Люблю наблюдать за подобными сценами. Мнить себя стратегом, видя бой со стороны.
У опиздюливаемого оказывается довольно знакомая шевелюра. Длинный хаер, за который его таскают. Блядь, это ж Дэн!
Не сказать, что дружбан, но знакомы по преферансу в кофейне. Как-никак родная душа. Придется вписаться. Вынимаю бейсбольную биту, и неторопливо крадусь к живописной троице. Сзади.
Пробиваю первому битой по коленке. Готов. Черт воет на асфальте, нянча больную ножку. Сломал-не сломал, не знаю, но месяц точно от этого типа можно неприятностей не ждать. Поворачиваюсь ко второму и столбенею. Тот вытянул ствол. Калибр на слона,не меньше. Выстрел!
Не понял что произошло. Я как то дернулся, и у меня подмышкой пролетела красная яркая звезда. Но это я потом вспоминал. А в тот момент мозг выключился, включились ноги. Через полсекунды я уже уворачивался от машины на Ленинском. Через три- пуля меня б уже не догнала, наверное. Казака в поле -легко. А испуганного еврея-вряд ли. Родной район враз перестал быть знакомым. Я летел сквозь неведомый пейзаж.Ветер свистел в ушах. Картинки помню смазанно. Вот я с треском ломлюсь через кусты. Вот за мной увязалась стая собак, но быстро отстала. Выдохлись. Самая упрямая шавка вывесив язык хрипела рядом еще минуты две. На лай у нее дыхалки не хватило. Неожиданно навстречу вылетело метро. Новые Черемушки. Люди отпрыгивали с моей траектории, как кузнечики. Бабы заливисто визжали. За спиной, вдалеке, слышался печальный милицейский свист. В его тоне преобладали ноты безнадежности.
Вот старуха , запрыгнув на скамейку, вопит "Крест тебе, сатана!!!" и осеняет себя знамением.
Очнулся где-то во дворах между Варшавкой и Севастопольским. Долго блуждал. С удивлением обнаружил в руках бейсбольную биту.
Теперь понятно, чего от меня народ шарахался. Амбал на такой скорости, с битой, да с такими выразительными глазами...
Выйдя на свет обнаружил в кожаной куртке обугленную дыру. Сантиметра три в диаметре. Долго думал. Потом дошло,что в меня пальнули из сигнальной ракетницы. СПШ-44, вероятнее всего. Стало обидно. Он же однозарядный! То есть весь этот марафон был зря. Я мог совершенно безнаказанно сделать из стрелка отбивную. Но. Мозги включились только через 5 километров.
С досадой обнаружил, что порвал джинсы. Пополам. Очень быстро бежал, патамушта. Не думал, что это возможно.
Машина, к счастью, не пострадала. Еле доплелся до нее. Час шагал обратно, прикрывая мотню. А туда-минуты за три долетел, как мне показалось.
На следующий день встретил Дэна. Лицо его выражало посильное восхищение. Ну насколько вообще что-то может выражать лицо, которым били об асфальт.
-Ну ты дал, старичок! Мы с гопотой так и охуели. Тот, кому ты ногу сломал аж выть перестал. То ты тут, а то-хуяк! и нету.
Мелькнул на разделительной и исчез. Дематериализовался. Гопники так деморализованы были твоим уходом по-английски,что аж меня не тронули. Дождались "Скорой" и уехали. Но ты спуртанул! Я блябуду тебе в спринтеры надо идти. Честь родины на коротких дистанциях защищать.
-На коротких? Я до Болотниковской доскакал темпа не сбавляя!
-Да ты стаер! Тогда на средних.
-Ага. Если б на старте в спортсменов стреляли из ракетницы у нас бы такие результаты были... Без всякого допинга.
-Не говори!

К чему я это написал? К тому, что на диване сидит и пишет "Мы смело в бой пойдем!" один человек. А пальни у него над ухом-и поскачет наметом, помет роняя, совсем другой.
Но зря.
Тот кто был под обстрелом и так это знает. А тем, кто не был, но убежден в собственной храбрости ничего не объяснить словами.
А вот стволом-легко. С одного выстрела все поймут. Не приведи Господи.

8.

Был в Александринском театре замечательный актер Анатолий Павлович Нелидов (телезрители наверняка помнят его по фильму "Антон Иванович сердится" - он там играет профессора консерватории по вокалу и ссорится с Антоном Ивановичем). Так вот, Анатолий Павлович обожал разыгрывать Юрия Михайловича Юрьева - выдающегося актера, одного из патриархов императорской сцены и одного из первых народных артистов СССР. В мейерхольдовском "Маскараде" он играл Арбенина. Розыгрыши Нелидова всегда носили "скабрезный" характер. Юрьева коробило и переворачивало от всяких неэстетичных выражений. А уж если он образно представлял себе то, о чем говорил Нелидов, то мог и в обморок упасть. И вот однажды перед одной из последних репетиций "Леса" Островского (Юрьев играл Несчастливцева, Нелидов - Восьмибратова) Анатолий Павлович говорит:
- Да, Юра! Я сегодня какой-то странный сон видел. Может, ты скажешь, к чему бы это он мог быть?
Юрьев, догадываясь, что сейчас будет розыгрыш, тем не менее, поддается! (Ох уж эти актеры! Дети!):
- Какой сон?
- Так вот, будто идем мы с тобой, Юра, по лесу и навстречу нам - медведь. Огромный, бурый, страшный медведь! И говорит нам: "Вы что это тут в моем лесу расхаживаете? Вам мало своего "Леса" в Александринке?" Юра, мы с тобой - ни живы ни мертвы! "А ну, идите за мной!" Мы послушно идем. Идем, идем и доходим до полянки, на которой стоят две бочки. Одна, Юра, бочка - с говном... - Юрьева передернуло. - ...а другая - с медом. И говорит медведь тебе: "Ты, Юрьев, - народный артист, а потому полезай в мед. А ты, Нелидов, - заслуженный, так твое место в говне". Представляешь, Юра, мое состояние? И здесь несправедливость! Но что делать! Залезли мы с тобой в эти бочки, сидим. А медведь на наручные часы смотрит и правую лапу поднял - ну прямо как перед спортивным состязанием. Потом говорит: "Хватит! Вылезайте!" Мы вылезли: ты-то - в меде, а я, Юра - весь в говне... - У Юрьева уже предобморочное состояние. - "А теперь, - говорит медведь, - оближите один другого!"
У Юрьева началась рвота, он побледнел. Потом отошел, покачал головой:
- Мерзавец...

Петр Меркурьев

10.

Как мы с Вовкой победили туалетного монстра.

Каждое лето, нас с моим братом Вовкой, родители отправляли в деревню к бабке с дедом. Умотавшись с нами за всё остальное время, они устраивали себе отпуск, а деду с бабкой ежегодную встряску.
В это лето мне уже стукнуло 7, а Вовке 5 лет. Заводилой выступал всегда я, Вовка же, от неопытности своих лет, всегда легко подписывался на всю херню, которую я затевал. Пендюлей, однако, доставалось поровну, по братски. И вот, попав в очередную ссылку, мы с Вовкой как обычно страдали хернёй и искали клад в коровьих лепёшках. Точнее Вовка искал, а я с помощью прутика рогатиной, выявлял кладоносные. Я уже не помню, откуда мне пришла в голову эта идея, но помню, что я был уверен, что в коровьих лепёшках должно быть золото и драгоценные камни. Но далее речь не об этом.

В доме было два туалета. Один в доме, практически со всеми удобствами (отец в своё время туда привёз унитаз, но говно всё равно падало вниз на кучу соломы), а второй в огороде, в виде отдельно стоящего здания, метр на метр, с дверкой и окошком в ней, в виде сердечка. Так вот, именно к этому сооружению нам с Вовкой строго настрого было запрещено приближаться.
- Жоподрыщ там живёт, - страшала нас с Вовкой бабка, - Если близко подойдёте, утащит к себе и будете всю оставшуюся жизнь дерьмо в чане месить.
- А почему дед туда ходит? - интересовался я.
- Да потому что ваш дед хуев консерватор. Видите ли, унитаз его жопу морозит. И мать природа зовёт его к себе уже, вот он и общается там с Жоподрыщем на предмет перспективной работы, ну и кормит его заодно регулярно.
Из всего этого, я мало что понял, но понял, что этого Жопдрыща чем-то надо регулярно кормить.
- А зачем его кормить? - не унимался я, - Если он такой плохой.
- Ну, если его не кормить, то он вылезет и съест вашего деда вместе с говном - подвела итог бабка и сказала, чтобы не ебли ей мозг и шли бы поиграть.
Бабка вообще отличалась малой культурой и крыла матом при каждом удобном случае. После каждого лета, родители нас учили заново разговаривать. Но вернёмся обратно к Жоподрыщу. Такая перспектива, что его надо кормить, меня всегда интересовала. У нас дома были рыбки и я с нетерпением ждал, когда придёт время их кормить, чтобы взять баночку с вонючим дерьмом, достать щепотку корма и бросить в аквариум.

- У меня Вовка есть план, - заявил я своему мелкому братцу. Завтра мы идём кормить Жоподрыща!
- А чем? - заинтересовался Вовка.
- Да хер его знает, - ответил я, - Завтра придумаем...

Завтра наступило, и мы с Вовкой стали готовиться.
- Я предлагаю скормить ему кошку - (тут надо заметить, что большой любви к кошкам я никогда не испытывал, а в доме их было вообще дохерища), заявил я Вовке.
- А как мы подойдём? - выразил опасения Вовка, - Вдруг он нас утащит?
- Не сцы, - успокоил я брата, - У меня есть план. Мы тихонько подтащим лестницу и припрём дверь, а ещё закроем её на задвижку. Так что с тебя самое лёгкое, закрыть сначала задвижку, - выложил я свой план Вовке.
Вовка почуял подвох, но я ему объяснил, что пока он будет закрывать задвижку, я буду отвлекать Жоподрыща, стуча по задней стенке. Так что он даже не услышит, как будет закрываться задвижка. Тем более Вовка это должен сделать очень тихо. На том и порешили. Поймали первого попавшегося кота и, сунув его в мешок, мы пошли в огород. Я взял на себя самую тяжелую работу, тащить деревянную лестницу. И вот, когда мы уже были на точке. Я подмигнул Вовке, намекая - не сцы и вперёд. Сам же знаками показал, что я пошел обходить сзади. На самом деле, я притаился за соседним кустом (ну страшно мне было подходить близко, пока Вовка не закроет защёлку на двери). Вовка же с задачей справился исправно. Он как партизан, прополз до туалета, затем тихонько подкрался к нему и повернул вертушку, закрывая дверь. И тут же пустился наутёк назад. Я тоже поспешил обратно к лестнице.
- Там что-то шуршит!!! - Шептал он в ужасе мне. - Я чуть не обосцался!!!
- Теперь помоги мне подтащить лестницу, - указал я Вовке.
Мы взяли её с двух сторон и медленно потащили к туалету. В туалете слышалась какая-то возня.
- Он там!!! - шипел Вовка, выпучив глаза.
- Тихо!!! - показывал я ему мимикой.
Ещё немного и мы были почти на месте. Подняв лестницу вертикально, мы толкнули её вперёд, к туалету, так, что она с грохотом опрокинулась на дверь и намертво заблокировала её. Из туалета донеслось громогласное - БЛЯ!!! И ещё какие-то крики. Я схватил мешок с кошкой и вытащил её наружу. Пока тащил, эта сука цеплялась за всё подряд, орала и порядком исцарапала меня. Видимо в отличие от Вовки она не поверила в добропорядочность моих намерений. Но я схватил её за шкирку и бежал уже к туалету. Внутри меня смешался страх и отвага. Я почему-то представил себя пионером героем, который бежит с гранатой на фашистский дзот. И вот в таких возвышенных чувствах я практически влетаю, по лестнице к сердечку и прицельно запихиваю кошака в сердечко...
Видимо мысли, и фантазии мной настолько завладели, что я даже не обратил внимания на какие-то моменты. Единственное, что я запомнил в тот момент, так это огромные глаза Жоподрыща в сердечке... и его благой мат. И мы бежали с Вовкой из огорода, не оглядываясь до самого дома...

Ну, потом мы, конечно, целую неделю были без сладкого и гуляли только во дворе, за то, что мы пошли кормить Жоподрыща, но зато дед начал ходит в домашний туалет. Бабка сказала нам, что с Жоподрыщем покончено, а туалет чуть позже разобрали. Вот так мы с Вовкой победили этого страшного монстра. И пускай нас наказали за это, но мы чувствовали себя героями.

www.chetokakto.ru

Андрей Асковд (Чё то как то)

11.

Заходит новый русский(НР) в магазин, а впереди тетка набирает кучу
шоколадок и просит пять голубых " Баунти" и пять розовых.
НР спрашивает у продавца:" А чем отличается голубой Баунти от розового?"
Продавец ему отвечает:" Голубой Баунти с молочным шоколадом, а розовый
- с черным."
"Ну, ты гонишь, чувиха"- отвечает НР : " По понятиям правильных пацанов
все должно быть как раз наооборот, в натуре!"
-Почему?
- Да потому, дура, что голубые всегда пачкаюся сверху черным, блин,
говном, в натуре, а розовые,блин, кроме молока из себя выдавить,
конкретно,ничего не могут.