История №3 за 16 сентября 2023

Лето. Иду по набережной в Сочи - навстречу мне две женщины, возбужденно обсуждают видимо недавний визит к экстрасенсу: «Понимаешь, он мне сразу сказал: «Вы любите солнечный свет и прикосновение воды!» Ну как он мог знать что я это люблю?!»
Черт! Так и начнешь верить в экстрасенсов!

Аналог Notcoin - TapSwap Получай Бесплатные Монеты с Телефона

мог прикосновение солнечный свет знать воды начнешь

Источник: anekdot.ru от 2023-9-16

мог прикосновение → Результатов: 7


1.

"Что опьяняет сильнее вина? -
Лошади, женщины, власть и война!"
Р. Киплинг

Заметьте, Киплинг в своем стихотворении лошадей поставил впереди женщин... Ха-ха...

На ан.ру не так давно было несколько отличных историй про лошадей, свое вспомнилось, тоже решил отметиться.
Истории у меня традиционно длинные, кого это напрягает - листайте...

Из воспоминаний детства.
Летние каникулы я обычно проводил в сибирской деревне у бабушки. Дед работал скотником в совхозе. Стадо дойных коров голов 300-350, летний полевой выпас, сутки через двое. Утром и вечером привозили доярок для дойки, во главе с механиком, запускавшим дизель-генератор, а так остальное время вдвоем с напарником, пересменка во время вечерней дойки. Какая-то хитрая мотивация, зарплата напрямую зависящая от удоев, поэтому работали без дураков, стараясь использовать полностью световой день, выбирая и меняя для выпаса лучшие пастбища. В июне, например, удавалось поспать только порядка 3-х часов за полные сутки. Естественно, пасли на лошадях, по-другому не получилось бы, слишком большие расстояния и побегать бы пришлось, что в возрасте деда уже не так просто.

Мне 12 лет. С дедовой лошадью, достаточно старым мерином, отношения весьма сложные, меня, как хозяина, вообще не воспринимал. То не давал садиться на себя, то пытался укусить, да и в седле не особо слушался. Короче, я его откровенно опасался и считал коней: тупыми, злобными, неповоротливыми, непослушными и серьезно опасными животными. Да и в седле чувствовал себя весьма неуютно, и по-правде сказать, что ездить верхом и управляться с лошадью толком не умел. Ну, нет конечно, не совсем болван, и рысью, в такт бега приподнимаясь на стременах и галопом вполне, но чувствовал себя и наверняка со стороны смотрелся, скорее, мешком с отрубями, чем ловким наездником.

Но не было бы счастья... Дедов напарник серьезно покалечился, упав с крыши сеновала и дед остался один. Лето в совхозе, людей свободных нет, от слова совсем.
- Даже под кустик спокойно присесть-посрать некогда... - жаловался он бабушке, проработав одну смену в одиночку. Естественно, следующий раз я поехал вместе с ним. За сутки, сперва набегался, да так, что ноги еле двигал, а потом когда дед меня пожалел и поменявшись посадил на лошадь, то набил такие синяки на заднице и натер между ног, что вообще передвигался с трудом и в раскоряку. Бабушка ворчала, но дед был непреклонен:
- Я в этом возрасте за плугом по 16 часов пахал...

Оформил в совхозе, как подпаска (с серьезной зарплатой между прочим, не в сравнение конечно, с деревенскими пацанами, работающими летом помощниками комбайнеров), и выписал мне мерина 3-х летку со звучным именем "Прогресс".
- Давай знакомься, твой теперь... - заведя на поводу во двор. Я волновался, наверное сильнее, чем перед первым свиданием в последующем. Поэтому подготовился, заранее отрезал несколько толстых кусков хлеба и посыпал их крупной солью.
Ах, это прикосновение нежных лошадиных губ, сердце замерло, когда Прогресс, аккуратно взял подвижными губами с ладони хлеб - благодарно на меня посмотрел. Так прямо у нас любовь с первого взгляда случилась.
- Деда, я его Пронькой звать буду...
- Почему Пронькой, а не Прошкой, например?
- Да ты посмотри на него, какой он Прошка? Вылитый Проня! Гляди какой взгляд хитрый и пронырливый...
- Ладно, занимайся, в стойло определи, воды принеси и травы задай... Завтра поедешь сам, чтобы перековали, я договорился...
- Деда... Может вместе?
- Сам управишься, большой уже, тебя до свадьбы за ручку водить что-ли? И потом тоже подсказывать..., как вставлять... - дед довольно заржал.
- И еще завтра к Хохлу поедешь, Иван Михалыч тебя немного поучит. Говорит, что казак потомственный, брешет поди, но с лошадьми знатно управляется... А я не смогу, терпения не хватит... Я же не обматерить не смогу, а ты даже на "ерганный рот" обижаешься не по-детски...

Всё оказалось не так страшно, и перековали, и к Михалычу поехал, прихватив пузырь самогона и кусок копченной свинины, сунутый бабушкой.
- Пошли за околицу... - Михалыч, в моем тогдашнем понимании, глубокий старик, положил в безразмерный карман граненый стакан, луковицу, краюху хлеба, сунул за голенище сапога небольшой нож.
- Конем надо управлять только ногами...
- Это как?!
- Вот лыцари (так и говорил "лыцари"!) раньше... В одной руке щит, в другой копье или меч... Оне чо, хуем за узду дергали?
- Мы казаки, или где?

Пронька оказался очень понятливым, веселым и игривым, немного хитрым, но у нас с ним все получалось. И на свист уже прибегал и некоторые команды только голосом, выполнял, даже ложился набок, а я таскал по совету Михалыча постоянно с собой небольшой холщовый рюкзачок с мытой некрупной морковью и хлебом, фактически дрессируя его, как собаку. И сам уже в седло влетал ласточкой, вот только с управлением ногами оказалось сложнее, но после одного случая тоже поперло.

Мы на сутках, спали ночью в вагончике.
- Вставай быстрее, коровы ушли... Потрава, бля... - на улице еще темно, около 3-х ночи, только небо на востоке начало слегка светлеть. Коровы выломали символическую загородку из тонких жердей и всем стадом ушли в расположенное сзади поле с уже колосившимся овсом. Далеко ушли, дальние уже почти с километр и еще разбрелись широко. Седлать некогда, так поскакали.
Пронька воспринял такой уход стада как личную обиду, я им совсем не управлял. Он сам носился, петляя, как заяц, на поворотах наклоняясь так, что я почти касался ногами земли, кусал коров, выгоняя их с поля. При этом злорадно ржал с восторгом от собственной ловкости и свободы движения. Я вцепившись в гриву, пытался лишь просто не свалиться. Корова только в стаде ведет себя как глупое животное, почувствовав свободу, начинает проявлять недюжий интеллект. Бык-производитель, здоровый, как танк, по кличке "Гад", наклонив голову с широченным лбом и нехилыми рогами, глухо мыча, почти рыча, приготовился встретить несущегося на него Проню. А тот, как-то очень ловко вильнул перед мордой, и привстав на дыбы, неслабо двинул того копытом передней ноги в район правого уха. Всё, сопротивление сломлено, бык трусливо потрусил в сторону стойбища. Проня на мгновение остановился, я тут же спрыгнул, чтобы немного опомниться от такого ошеломительного ковбойского родео. А-а, хозяин, тебе не надо - мне значит тоже... - Пронька тут же остановился и наклонив голову, начал смачно хрумкать молодым овсом, больше не обращая внимания на коров.
- Ладно, засранец... - я полез обратно - Погнали...
- Ку-у-уда! - (громкий пастушеский крик, вполне понимаемый скотом), это я уже корове, повернувшей опять от загона.

Деда за потраву оштрафовали на нехилую сумму. Он долго возмущался:
- Чо теперь, не отдыхать совсем? - а я понял, какое конь быстрое и ловкое животное, и при том очень умное и смелое. И у нас после этого возникло полное взаимопонимание, я бы даже сказал - полное единение. Я, наконец то, без проблем научился ездить "охлюпкой" (без седла), переводя Проньку с места сразу в галоп, избегая тряской рыси. В телегу он запрягался неохотно, обижено на меня кося, но под седлом носился с удовольствием, иногда по-ребячески взбрыкивая от полноты сил и упоения от стремительного движения. Я пару раз улетал, но в детстве даже такие падения, кончаются обычно только синяками.

Дед со своим мерином управлялся трехэтажным и частенько кулаком и кнутом, а у меня Проня только лаской, в критических моментах лишь повышением голоса с осуждающей интонацией. Никогда никакого хлыста или кнута, не-е... вру, один раз пришлось все-таки одним ударом на место поставить, а вот дед свой почти из рук не выпускал. Надо отдать ему должное, управлялся он им очень ловко. Мерину в основном грозил, а коровам иногда прилетало. Хотя чаще он им просто "щелкал" (оглушительный хлопок при правильном поступательно-возвратном движении рукой). Я потом прочитал, что такой громкий звук получается, потому, что кончик кнута преодолевает звуковой барьер (скорость звука в воздухе 340 м/сек).

Про дедов кнут надо сказать отдельно. С точенной ручкой, из сыромятной кожи, длиной почти 6 метров, у деда иногда казался продолжением руки. Для меня же тогда слишком тяжелый. Несколько разных насадок для кончика, на рыболовной плетенке с карабинчиком для быстрой смены. Для щелканья кусочек распушенной на конце тонкой бечевки, для охоты - просверленный насквозь стальной шарик, чуть больше сантиметра в диаметре. Этой насадкой он рисуясь и играючи, к восторгу зрителей, колол куски доски двадцатки, прислоненные к вагончику.
- А эта тебе зачем? - спросил я, показывая насадку с тонкой стальной проволокой, примерно пяти-семи сантиметров длиной.
- Что-то курицы захотелось, поедем сегодня на смену через птицефабрику - увидишь...

Та птицефабрика разительно отличалась от современной, с птицей в тесных клетках. Та курица гуляла свободно по территории, огороженной не очень высоким забором из сетки-рабицы. Некоторые, особо активные забор перелетали, роясь в редком березовом лесочке, возвращаясь обратно только на кормление.
Едем мимо, дед воровато оглянулся, спрыгнул с телеги, крадучись подошел поближе. Короткий взмах рукой с кнутом, негромкий всвист и обезглавленная курица, пробежав несколько метров, забилась на взрытой земле, орошая ее яркой кровью. Выждав с полминуты, дед еще раз огляделся, быстро подобрал голову и тушку, сунул их в телегу под траву.
- Вечером приготовим по-полевому...

Стемнело, небо вызвездило, такого безмерного количества звезд в городе никогда не увидишь. Горит костер, в нем два кирпича положенных рядышком. Не убирая перо, дед курицу выпотрошил, сунул и растер внутри пригоршню соли, еще засунул вовнутрь очищенную луковицу и принялся тщательно, прямо по перу, обмазывать снаружи глиной, замоченной заранее в ведре. Обмазал толстым слоем, положил на кирпичи, нагреб сверху углей с горкой...
Застывшая, потрескавшаяся глина, с приготовленной курицы, снимается вместе с пропитанным ею пером... и вкуснее я птицы больше никогда не пробовал...

В магазине покупали только хлеб, с совхозной пекарни, раньше ездил на велосипеде (порядка 2 км. в одну сторону), теперь только на Проньке, красуясь по деревне. Крупной рысью, с прямой спиной, гордо поднятой головой, в такт еле заметно приподнимаясь на стременах, отчего посадка кажется влитой, небрежно левой рукой придерживаю провисшую уздечку. В правой "детский" кнут (примерно 3 метра), перехваченный метровой полупетлей указательным пальцем, чтобы не попал под задние копыта. Под восхищенными взглядами баб и девчонок, ждущих привоза хлеба, резко останавливаю, подняв на дыбы с разворотом, ловко спрыгиваю, небрежно перекидываю и привязываю уздечку к решетке.
- Ай, да прямо казак... Какого внука Василий воспитал... - делаю вид, что не слышу, и даже не смотрю в ту сторону, хотя внутри все поет от удовольствия.
- Эй, а чего у тебя конь не взнуздан?
- Он и так меня слушается... - теперь соизволил посмотреть и небрежно, как о пустяке ответить, взглядом зацепив красивую девчонку-ровесницу, во все лучащиеся, синие глаза на меня с восторгом смотревшую. Ну надо же, как это оказывается приятно...

За такую гордыню и самолюбование, наказание свыше не заставило себя долго ждать. В очередной раз поехал на Проне за хлебом. Высокое синее небо, с небольшими белоснежными облачками, легкий, теплый ветерок с полей, вкусно пахнущий цветением разнотравья, жаворонок поет... Настроение прекрасное. Вот бы та девчонка опять была...
Чувство полета, скорости, ощущение под собой послушного, откликающегося на малейшее твое желание сильного животного, собственной ловкости и умелости... Издалека разглядел у магазина знакомый цветастый сарафан и от удивительного состояния незамутненного счастья даже запел во все горло. Как сейчас помню - "Машину времени":
"Мы в такие шагали дали, что не очень то и дойдешь..."
Пока сумел выплюнуть, оса успела несколько раз укусить в язык и в губу изнутри...

Спрыгнул я сам или просто свалился - даже не понял. Упал на пыльную дорогу и от острой боли не сознавая, смог ли я эту жгучую гадость выплюнуть или все еще кусает, глаза застили слезы, язык по ощущениям горел и мгновенно распухал. Пронька подошел, несколько раз шумно меня понюхал, потом прихватил мягкими губами за ухо и тихонько потянул вверх, мол, ты чего хозяин?, вставай-давай...
От магазина на велосипедах подъехало несколько человек, видимо заметили мои кувыркания в пыли. А Пронька не подпускает, храпит, наступает на них боком, зубы скалит... Подтянулось еще несколько человек, в деревне развлечений то немного.
Сквозь слезы заметил знакомый сарафан, что сразу меня мобилизовало. Встал, вытер низом футболки грязное лицо, говорить уже не мог, поэтому жестами и мычанием показал про осу влетевшую в рот, и что эпизод исчерпан.
Я запрыгнул на Проню и поехал шагом домой, молча страдая, и морально, и физически. Язык опух, да так, что нелепо торчал наружу, нижняя губа напоминала багровую толстую сардельку, три дня с большим трудом пил только молоко, на четвертый смог съесть немного жидкой каши. Вот так, мгновенно из князя в грязи, переделывая известную поговорку. Но сейчас понимаю, что отделался больше испугом, мог и отек гортани с последующим удушьем получить.

На самом деле последний эпизод произошел уже следующим от начала повествования летом. Прошло несколько лет, я стараюсь приезжать как можно чаще и на подольше, в т.ч. зимой и осенью. Проня раздобрел, заматерел, но также с удовольствием носился со мною под седлом. Помню: давно не был, а сейчас его седлаю, и нас обоих прямо трясет от сладкого предвкушения безумных скачек по скошенным полям. Переобуваюсь на крыльце, а он в нетерпении прыгает с брыканием по скотному двору, загнав в угол испуганных овец.
Можно было бы рассказать еще несколько интересных случаев, например, про волчью нору, но чувствую - перебираю по объему, поэтому еще только один.

Мне 16 лет. Я приехал на выходные. Начало зимы, мы поехали с дедом на охоту. Я на Проньке, дед взял в совхозной конюшне молодого жеребца. Едем шагом по опушке "заячьего" леса, дед со своим раритетным кнутом, я с "детским". Он поближе к лесу, я от него метрах в десяти к полю, "на добивке". Заяц сидит до последнего, потом выскакивает буквально в паре метров и почему-то всегда в поле. Снегу еще немного, лошади идут легко, но жеребец выскакивающих зайцев пугается, дергается, дед промахивается раз-другой, а я даже близко так кнутом не владею, тоже мажу. Загонять зайца на лошади бесполезно, он петляет, да так, что его ловкая и гибкая рысь не всегда взять может, но зайцев много, третья попытка, четвертая. Дед уже строит семиэтажные, Проня тоже чувствую заметно злится, даже жеребца куснул. Наконец дед попал, заяц заверещал, как маленький раненый ребенок, так, что у меня всякое желание дальше охотиться пропало. Хорошо, что дед вторым ударом сразу его добил. Я хотел уже приотстать, но вдруг заметил далеко в поле рыжую искру.
- ЛИСА!! Но далеко... уйдет... - с сожалением дед.
- А это мы посмотрим... - Проня рванул, как мне показалось даже раньше команды. Ах, как же он пластался... я его вообще не подгонял, он словно заразился моим, всё возрастающим азартом.
- А-а-а! - Достаем!! До леса не уйдет, но в голове пусто, только первобытные инстинкты охотника, зашкаливающий азарт и хлещущий через край адреналин. Когда осталось меньше пяти метров, Проня плавно сдвинулся в сторону, словно открывая пространство для удара. Я с первого же взмаха попал шариком матерой лисе в лоб, чуть выше переносицы... Наповал.
Я обратно ехал шагом, медленно отходя от бешенной скачки и сумасшедшего сердцебиения. Вот это охота! Вот это я понимаю...
Для сравнения. Пригласили меня пару лет назад на охоту. Возложив свои пузаны на мощные снегоходы, трое охотников загнали по глубокому снегу небольшую косулю и остановившись, практически в упор расстреляли ее, изнеможенную и замершую, из крутых нарезных винтарей. Ее била крупная дрожь, обреченно смотрела, провалившись по грудь в снег, на подымавшиеся стволы, влажным черно-лиловым взглядом, пробиравшим до глубины души... А я думал: Вы, чего мужики... серьезно? Так и не снял с плеча, одолженную мне винтовку. В чем кайф то? Точно не из-за мяса, лицензия дорогая и бензина больше сожгли. Фу бля..., охотнички...

В дальнейшем я ушел в армию, а когда пришел, многое изменилось. Бабушка серьезно заболела, почти уже не вставала. Младшая дочь забрала их с дедом в город, продав дом в деревне.
- Как там Проня? - практически второй мой вопрос.
- А Проньку в совхоз обратно забрали, когда я в больницу с сердцем попал...
- Выдали его потом одному долбоёбу, тот не уследил, правое переднее копыто расковалось, охромел, на ногу наступить не мог, безуспешно лечить пытались... А потом сдали на мясокомбинат...
- Мамочка... - шепотом, у меня в душе все перевернулось, я стиснул зубы, а дед уже перешел на другую тему. Да не поняли бы меня родственнички, с их рационально-жестоким, деревенским прагматизмом, с их равнодушно-потребительским отношением к скотине. Я ушел в ванну, включил воду и разрыдался... Я - уже взрослый, двадцатилетний мужик, прошедший армию, видевший горы трупов в Ленинакане, заживо сожженных детей в Маргилане... - плакал взахлеб как маленький мальчик...
Умом понимал, что ничего изменить все равно не получилось бы. Ну, не в деревню же переезжать, бросив институт, но в душе так было гадко, словно предал или сам убил лучшего друга... Тех слез и сейчас ни капли не стесняюсь.

Много лет спустя и теперь уже давно, повез я своих детей в конно-спортивную школу. Дочке семь лет, сыну десять. Но не зашло... Вообще никакого желания, а насильно мил не будешь... Все понимаю: другое поколение - другие интересы, но мне их немного жаль. Не будет в их жизни никогда того сладкого упоения от быстрой скачки и не будет никогда такого Прони...
Как сказал Черчилль: "Ни один час жизни, проведенный в седле, не прожит зря." Прав был сэр Уинстон, прав на все сто.

2.

Как я зекам не дал себя ограбить или Смелость города берёт.

"И даже если разбойник приставил нож к твоему горлу - даже и в этом случае есть надежда", Талмуд
"От всех учителей моих я научился", Царь Давид

Рос я обычным домашним еврейским мальчиком. Единственное, чем я отличался от других еврейских мальчиков - это абсолютным и бесконечным нежеланием учиться. Я не любил ни одного предмета в школе, включая пение, физкультуру, труд, уже не говоря о математике и прочей физике. От скрипки, фортепиано и шахмат я отказался твёрдо, да так, что мои еврейские родители не стали настаивать. Единственное моё занятие было чтение книг. Я читал всё подряд: Купера, Фейхтвангера, Азимова, Стругацких... Моя всеядность доходила до того, что я, сильно охреневая, прочёл пару медицинских учебников, оставшихся у мамы после мединститута. Так я понял, что медицина - не моё.

А учёбу в школе я саботировал по-итальянски - приходил, но нихрена там не делал. Надо ли говорить, что я там слыл абсолютно необучаемым и учителя, заламывая руки, охали моей маме, что-то вроде: "У таких родителей, а такой сын...".

Правда, в 11-м классе я решил, что пора начинать учиться: сильно помогла экскурсия в ПТУ при судостроительном заводе на Подоле - я вдруг понял, что в ПТУ я не хочу вообще никак. За пару месяцев, с помощью репетиторов я нагнал всю школьную программу. До конца школы оставалось ещё несколько месяцев и мы с репетиторами по быстрому прошли институтскую программу по вышке и физике за первый курс техвузов. Учёба мне давалась легко - тут немаловажную роль сыграли сотни книг, которые я "проглотил". Кто знает, может, от многих поколений седобородых талмудистов, чья кровь течёт в моих жилах - мне тоже ума перепало.

В институт (КИСИ) я поступил легко и на первом курсе практически ничего нового не узнал, а после него мне пришлось спешно покидать Украину, по причинам, описанным в моих предидущих историях.

Ещё одно моё отличие от обычных домашних еврейских мальчиков было то, что я не боялся вступать в драку. Нет, я не любил драться и, если честно, всё-же боялся, но я знал чётко: струсишь один раз и тебе конец: пи*дить будут каждый день, а район у нас был сильно криминальным. Несколько раз я был бит, но всегда дрался до конца, уже будучи фактически поверженным - я знал: остановлюсь до того, как нас разборонят - значит зассал, а этого я себе позволить не мог.

И это заметили. Меня зауважали, в том числе и в тогда только зарождавшихся бандах. И хоть я оставался домашним еврейским мальчиком, драться научился прилично. Ещё в нескольких драках я одержал верх. И вот парадокс: чем лучше умеешь драться - тем меньше это нужно: со временем "на районе" меня уже никто не трогал. Но я не присоединился ни к одной банде (там ведь не читали книг (гы!), шутка, конечно - просто не моё).

Но самое главное, что я вынес из того периода: у меня выработался характер, что мне помогает до сих пор, хотя со школьной скамьи я ни на кого руки не поднял.

А однажды мой характер помог мне сохранить свою жизнь. Если бы я струсил - я мог бы без преувеличения уже почти 30 лет быть "на два метра под травой".

Моя тётя жила в другом районе Киева. Однажды, когда мы с мамой были у неё в гостях, тётя попросила у меня сходить в магазин за хлебом. Сходить за хлебом не в своём районе было чревато: можно было быть битым. При чём если в своём районе били один-на-один и до первой крови, то если забредёшь в чужой - бить могли жестоко, толпой и чем это закончится - нельзя было предсказать.

Всё-же, отказать тёте было неудобно, да и какой шанс, что в субботу утром меня тут кто-то вообще заметит? И я пошёл.

То, что произошло со мной через 10 минут превзошло все самые худшие опасения.

Улицы были пусты, до магазина было рукой подать. И тут на улице ко мне подошли два бывших зека. Помню, как сейчас: серая незапоминающаяся одежда и главное: у обоих все передние зубы были золотые. А их лица имели неизгладимую печать зоны. И вот эти двое подходят ко мне: один незаметным движением становится за мной, а другой, глядя мне в глаза жестким волчьим взглядом, говорит: "Малой, деньги есть?".

Почему зеки решили с подростка деньги трусить - я не знаю до сих пор, вроде не их уровень, хотя хрен знает - мож "трубы горели", денег взять в субботу утром больше негде было - понятия не имею.

И у меня сработала моя закалённость в уличных боях: я знал, как себя вести, хотя до этого никогда не пересекался с зеками.

Отвечаю, глядя в глаза зеку спокойно, но без "геройства" - пионеры-герои это не про меня: "Есть"

"Давай сюда."

И сзади мне приставили к рёбрам нож. Сейчас, по прошествии более 30-ти лет, я отлично помню прикосновение острия ножа к моей спине. На уровне инстинкта, я чувствовал реальную угрозу. Но я знал, что если просто отдать деньги - на этом разговор может не закончится: отдал деньги - значит испугался, а это может плохо кончится. Кроме того, я понимал, что не нужно ничего из себя строить: просто быть самим собой.

Отвечаю: "Не могу".

"Почему?"

"Меня тётя послала за хлебом. Если я сейчас вернусь домой и скажу, что у меня на улице забрали деньги, она мне не поверит и подумает, что эти деньги я себе присвоил и вру ей. Мне неудобно перед ней." Сказал и спокойно смотрю ему в глаза - без нажима, но и без подхалимажа - как будто и нет ножа у моих рёбер.

Зек смотрел мне в глаза ещё секунд десять, а может мне только показалось, что так долго. И тут, снова на уровне инстинкта, я вдруг понял: мне уже ничего не угрожает, хотя нож всё ещё был у моих рёбер.

Зек перевёл взгляд на своего товарища, стоящего за мной и тот убрал нож.

А мне он сказал только одно слово: "Ясно". И я был свободен.

"Романтика" тюремной жизни чужда мне. Меня не увлекают рассказы о жизни "на зоне" и прочий мусор. Но я знаю одно: когда люди долго живут в закрытых местах с другими людьми, где нет возможности уйти, а жизнь человека стоит немного - у этих людей вырабатывается способность очень ёмко и точно выражаться.

В простом слове "Ясно", которое мне сказал зек было вложено гораздо большее, чем смысл самого слова: это было уважение на равных к человеку, который не струсил и в экстремальной, по сути, опасной для жизни ситуации - не потерял своих "понятий".

И я спокойно пошёл в магазин: не оборачиваясь и не спеша.

Страх пришёл позже, когда я, принёс хлеб домой к тёте и сел на диван. Но страх был какой-то необычный: у меня заметно задрожали руки и колени, но голова была свободна и мысли были чисты и не затуманены страхом.

Надо ли говорить, что этот случай заметно добавил мне уверенности в себе.

3.

О писаре бедном замолвите слово

Из рассказов отставного офицера МВД

В 90-е в нашей родной милицией творилось сами помните что. Описывать и рассказывать можно долго и нудно, но сегодня не об этом.
В этот период во всем МВД в Москве был только 1 отдел, который работал с удивительно высокими результатами. Это был отдел МУРа по борьбе с карманниками. Причина этого была банальна - очень многие бывшие сотрудники этого отдела помогали своим действующим коллегам в сей нелегкой работе, причем на совершенно безвозмездной работе.
Сразу поясню - тут речь идет именно о профессиональных карманниках, "писарях" высокой квалификации, а не о огромном потоке наркоманов и делитантов. Их тоже массово ловили, но тут ничего интересного нет. Другое дело- профессионалы.

Для начала - 2 истории:

Сотрудники отдела перед работой проводят совещание: Что-то несколько дней Петровича не видно. Странно. До этого как часы работал. Надо бы узнать у агентуры что с ним - а то упустим.
Один из сотрудников на встрече с агентурой: А что с Петровичем? (имен не привожу, но это легенда среди "писарей") Почему его в городе не видно?
-Да беда с Петровичем случилась. И сказать кому- засмеют.
-А что так?
- Короче, Петрович клиента одного выпас. Клиент- просто пряник ванильный, такие даже в наши дни редкость. Без охраны, явно залетный, но бабок- просто вагон. Ну плюс часы и прочее. И ведет себя ну как полный лох. Такого обработаешь- год почивать на лаврах можно. Ну, момент улучшил, полез в карман - и тут как заорет! И руку в кровище выдергивает, а в палец крыса вцепилась! Клиент его сразу бить, благо хоть свой оказался- ментов вызывать не стал - говорит- ты и так наказан, работать пару месяцев не сможешь. И ведь как в воду глядел - мало того что пальцы пока нерабочие- так ещё жопа вся в уколах от бешенства!

В другой раз один из бывших сотрудников отдела, помогавший им в этом нелегком труде, пас молодого, но на редкость плодотворно трудящегося парнишку. Тут нужно сделать отступление -во-первых, времена тогда были далекие от сегодняшней толерантности. А во вторых, у каждого сотрудника, а бывших то особенно, были свои "фишки" в работе, позволявшие задерживать карманника с поличным и главное- иметь при этом железобетонную доказательную базу.
Ибо ключевая задача- закрыть его по максимуму, но пи этом честно.
Наш сотрудник, благородно выглядящий мужчина лет 60, обладал молниеносной реакцией и работал без технических средств типа рыболовных крючков в кармане.
В его заднем, "чужом" кармане, лежал туго набитый бумажник с суммой, достаточной для закрытия "писаря" ( в свое время ввели минимальную сумму и от этого очень страдали бабки, обкрадываемые на копейки - брать преступника, укравшего ниже минималки не было смысла).
Так же от него несколько пахло коньяком, который был растерт по шее и губам - сам сотрудник вообще не употреблял выпивку.
Проблемой было то, что на молодого человека был только фоторобот, и в лицо его сотрудник не видел. Но вот в "рабочей зоне" нарисовался кадр, уж больно смахивающий на фоторобот. Вел он себя не очень профессионально, но в целом работал явно по сценарию. После определенных манипуляций сотрудник наконец почувствовал сзади определенное прикосновение. Затем он снова почувствовал движение сзади. Но при этом он понимал, что бумажник находится все ещё на месте.
Через несколько секунд он почувствовал уже откровенные движения в области кармана - такое мог себе позволить только совсем уж неопытный воришка, но раз уж так- нужно брать то, что есть, решил сотрудник. Но бумажник то до сих пор в его кармане, а денег оттуда не вынимая не достать! (Купюры тоже все помеченные- профессионалы могу вынув деньги положить бумажник на место, особые эстеты берут только часть денег, вводя людей в состояние анабиоза и разборок с теми, кому платили последний раз доставая кошелек). В этот момент молодой человек внезапно приобнимает сотрудника и наклонившись к его уху шепчет: "Телефончик запишешь?"
Сотрудник, выйдя из ступора, даже не смог ничего сказать - просто трясся от хохота...
Нетрадиционал же явно растерявшись, ретировался.

А плодовитого на подвиги "писаря" мужик так выпас:)

4.

ХАНУКА
Как?! Из чего рождается этот еврейский юмор, этот слог, эта изящная двусмысленность?
Этим просто живут. Это элементарно, как дыхание. Это происходит рефлекторно, независимо от сознания.
А возможно, всё возникает от соприкосновения парадоксальности еврейской мысли и многозначности русского языка?
Я режиссировал однажды иудейский праздник огня «Ханука». Просматривая список номеров художественной самодеятельности, спросил у организаторов:
- В программе указано: «Хор волонтёров». Это что?
- Это члены нашего Общества. Что ещё вы хотите знать?
- Например, возраст и количество?
- Возраст - от семидесяти. А вот количество… зависит от погоды.

Мой приятель Саша, имевший контакты с верхушкой ростовской еврейской общины, предложил заработать немного денег с помощью организации одного из главных национальных праздников. Руководителям он представил меня, как самого известного в Ростове и эрудированного в вопросах иудаизма постановщика, который (и это главное!) берет за свою работу смешные деньги.
«Александр Михайлович, мы не будем плакать, когда выплатим ему гонорар за смешную работу? - Вы будете рыдать от умиления».

Несколько слов о моём друге. Он менял работу с периодичностью два раза в год. Успел поработать редактором женского журнала, менеджером по рекламе в деловом еженедельнике, курьером в телекомпании, книгоиздателем и массажистом.
В отличие от своих единоверцев, Саша был типичным русским разгильдяем. Он не любил работать. «Успеется…» Для него Шабат был каждый день. Его стойкое отвращение к труду наниматели терпели не более полугода, и Сашка снова искал новое место.
Обладая внешностью Александра Ширвиндта в молодости и его же обаянием, он часто и результативно любил ростовских девушек, о красоте которых слагают стихи. В свободное от общения с прекрасными девами время участвовал в играх КВН.
Раза три я принимал его на работу и столько же раз увольнял. Весь его рабочий день, как правило, состоял из непрерывных телефонных переговоров с очередными прелестницами. Он регулярно опаздывал на все встречи с клиентами, путал адреса и даты.
- Саня, ты не еврей, - сокрушался я. - Где твоя предприимчивость, напор, активная коммерческая позиция? Можно так опаздывать? Ну, в кого ты такой?
Когда он уезжал, как преследуемый за свою национальную принадлежность в Штаты, то спросил, не обижусь ли я, если он меня поставит в список гонителей?
- Почему нет? – ответил я.
Потом, перезвонив, Сашка порадовал:
- Зато ты на первом месте!
Это обстоятельство не помешало нам оставаться друзьями. Мы часто перезваниваемся, и он подробно рассказывает о своем существовании за океаном, пересыпая русскую речь американизмами.
- Саня, чем ты зарабатываешь на жизнь?
- Что ты называешь жизнью?..
Он подрабатывает массажистом. Больше всего его убивает необходимость делать массаж женщинам, накрыв их простынкой.
Он снимает квартиру, перебивается случайными заработками и страшно тоскует.
- Из армии я не хотел так вернуться в Ростов, как хочу этого сейчас.
- Стоило уезжать так далеко, чтобы это почувствовать?
- Who его знает…

Наша история произошла на излёте ХХ века, в тот период, когда Александр Михайлович работал водителем в Обществе «Хеседи Шолом Бер», квартировавшем в здании рядом с синагогой.
Ещё за две недели до события мои познания в еврейском вопросе ограничивались наличием раритетного издания «Тевье-Молочника»; осведомленностью, что в Мертвом море невозможно утонуть; и догадкой, что жаргонизм «маза», вероятно, произошел от слова «мазл» - счастье.

…Я засел в библиотеку и через несколько дней мог вполне успешно преподавать в еврейской гимназии историю этого древнего народа. Мы решили с Сашей: пора!
И поехали в Общество. Ростовская синагога находится на разбитой донельзя улице Тургеневской. Последователи иудаизма были уверены, что власть не ремонтируют улицу, дабы затруднить им прикосновение к истокам.

В библиотеке я выяснил, что Ростов-на-Дону является одним из центров еврейской духовности и культуры России. Здесь находится могила Пятого Любавичского Ребе Шолома Дов Бера Шнеерсона, которую часто посещают паломники. До революции 1917 года город находился в черте оседлости, и до 40% его населения составляли евреи.
Но мы отвлеклись.

Саша долго искал, кто будет общаться с режиссёром из организаторов, я же разглядывал оформление помещения. На входе нас встретила стенгазета с фотографиями и зловещим заголовком «ОНИ УЖЕ ТАМ!». Она повествовала о тех, кто эмигрировал в Израиль.
Рядом на стене висел рекламный плакат с незатейливой рифмой: «Курсы кройки и шитья! Приходите к нам, друзья».
В углу громоздились штабеля упаковок оливкового масла, коробок с мацой и игрушками. В ту пору существовало множество благотворительных фондов, оказывающих гуманитарную помощь российским евреям.

Наконец, вернулся мой компаньон и с грустью доложил:
- Красивой нет, будешь общаться с умной.
К нам вышла Роза Давидовна.
Сашка погрешил против истины, она должна быть гениальной.

Наша творческая группа обложилась перечнем номеров еврейской художественной самодеятельности, списком приглашенных официальных лиц, необходимого оборудования и стала выстраивать программу. Процесс пошел.
Я расставлял номера по своему режиссерскому разумению: несколько ярких и интересных для затравки в начале концерта, потом послабее и в конце для кульминации самые интересные и громкие. Я не подозревал, какая битва развернется вокруг программы в день праздника.

Итак, мы строили концерт…
Роза Давидовна описывала каждый номер, чтобы режиссёр мог зрительно его представить.
- В середине, я думаю, мы поставим танцевальный ансамбль. Это члены нашего Общества, - заметила она, - с номером «Зажги свечу». Замечательные ребята! Все утонут в слезах. Предпоследним номером - школьный ансамбль нашего Общества. И в финале.., - в её голосе зазвучала патетика, - выходит хор мальчиков!
Поймав мой вопросительный взгляд, она конкретизировала:
- Это маленькие члены нашего Общества.
Отрапортовав обо всех концертных номерах, Роза Давидовна вздохнула и добавила:
- Извините, что не смогла удовлетворить вас на 100%.
Я содрогнулся, представив.

Потом мы повстречались с представительницей какого-то фонда, оказывающего финансовую помощь ростовским евреям. Мне предстояло защищать бюджет праздника.
Мадам Штуцер, так я назвал её про себя, - мужеподобная тетка, как выяснилось, в недавнем прошлом офицер израильской армии. Она смотрела на меня тяжелым взглядом старослужащего на новобранца, говорила отрывисто, сопровождая свои тексты-команды рубящим движением руки.

По программе у неё практически не было замечаний. Но по вопросу выплат сторонним организациям и специалистам, она «имела большие сомнения» и крепко держала оборону. Мне даже показалось, мадам Штуцер воспроизводила типичные жесты рыбаков: вытянув левую руку и стуча по ней ребром ладони правой руки. Она, похоже, подозревала, что со своим русским расточительством режиссер заведёт весь еврейский народ на арабские минные поля.
- Так как это праздник огня, предлагаю завершить концерт большим фейерверком, - подытожил я.
- Насколько большим, господин рэжиссёр?
Я намек понял:
- Большим, но приемлемым по цене.
- И как они будут стрелять?- в ней проснулся профессионализм.
Мадам Штуцер прищурилась, представляя вражеские позиции и будто готовясь корректировать огонь.
- Сначала каскад огней, потом огненный фонтан и под конец - разноцветный салют.
- Сколько?
- Тысячу.
- ?..
- Тысячу баксов.
- Тысячу долларов? – всё-таки уточнила она.
- Точно.
Мадам Штуцер воздела руки к небу:
- Тысячу долларов?! В воздух?!!

Я позвонил фейерверкерам. Сошлись на девятистах.
Первый день закончился.

День второй. Репетиция

Утром я позвонил в театр, где было намечено проведение мероприятия, чтобы выяснить, какое у нас будет оборудование на сцене. Поднявшая трубку вахтерша крикнула кому-то:
- Костик, иди сюда. Евреи звонят за аппаратуру.
Выяснив все подробности, и услышав обещание за дополнительные деньги получить сверхчувствительные микрофоны, я направился в гимназию на репетицию. Сашка, который должен был меня подвезти, по своему обыкновению опоздал на час. Когда я, нацепив бэджик со своими данными, вбежал в актовый зал, несколько десятков карих глаз смотрели на меня напряженно-внимательно и очень насторожено.
Ко мне подошел, участвующий в концерте актер оперетты Хандак, постучал пальцем по пластиковой карточке на моей груди и вкрадчиво спросил:
- А скажи-и-те… Это фамилия?

В зале сидела толстая еврейская мама. Общаться с сыном ей сильно мешала репетиция.
- Миша, - громко сказала она, перекрывая голоса на сцене, - я принесла тебе лекарство от насморка.
- Мама, потом! - прогундосил со сцены сын.
- Когда – потом? Ты не доживешь до концерта, - она зашуршала аннотацией и стала читать вслух. - Побочные явления: тошнота, понос, головокружение, обморок.
- Мама, я выбираю насморк! - крикнул со сцены Миша.

- Что такое «шлимазл»? - спросил я Сашу после репетиции.
- Это не про тебя, - успокоил он.


День третий. Концерт

Я стоял у входа в концертный зал. Подошел хасид в черной шляпе. С акцентом спросил:
- Ви еврей?
- Нет, - пожал я плечами.
- Не повезло, - заключил он.
Что такое «не повезло», я понял уже минут через десять. Во время концерта за кулисы колонной пошли представители тех самых многочисленных фондов. Они брали меня за пуговицу и советовали, вместо одного концертного номера поставить другой, а то и два. И обязательно в начале. Ни в коем случае не выпускать перед Слуцким Фельдмана, а Зеленый должен обязательно следовать за Гринбергом. И раввину нужно таки дать слово ещё и в конце.
Я отказывался, они сверкали глазами и осыпали меня проклятиями. Закулисный галдеж с помощью чувствительных, как и обещал Костик, микрофонов был слышен в зале. Зрители незамедлительно приняли участие в вёрстке программы. Пошли поправки с мест. В зале начался гвалт.
Маккавеи против греческо - ассирийской армии! Азохнвей.
- Это конец света или начало?- спросил у меня актер Хандак, стоявший рядом.
Я обратился к старшему по званию. С госпожой Штуцер мы заняли круговую оборону. Когда обороняется израильский офицер, штатским ловить нечего.

…В общем, концерт прошел на высоком идеологическом и профессиональном уровне. Меня поблагодарили за терпение.

После фейерверка мы с Сашкой и Хандаком собрались в гримерке. Саша, как самый молодой, сгонял в магазин. По его классификации он вернулся почти мгновенно: через полчаса. Хотя ходу до магазина максимум минута, причем приставным шагом.
- Встретил бывшую подругу,- вальяжно объяснил он.
Мы пили русскую водку и закусывали пончиками. Мой друг рассказывал соответствующие событию анекдоты, актер пел дуэт Эдвина и Сильвы из «Королевы чардаша», а я уже готов был признаться, что на бэджике указан мой псевдоним.

На следующее утро мне позвонила госпожа Штуцер и в ультимативном тоне заявила, что через пару месяцев начинается подготовка к Пуриму и рэжиссёром назначен я.

"Если уж повезёт, так на рысях", - писал Шолом-Алейхем.
Мазл тов!


ЭПИЛОГ

12 августа 2012 года прошли памятные мероприятия к 70 -летию расстрела фашистами евреев в Ростове.
В тот день сорок второго года евреям приказали собраться в определенное время в специальных пунктах по районам города и далее группами по 200-300 человек пешком погнали по направлению к Змиёвской балке. Там у людей отбирали деньги и ценности, раздевали и выводили на расстрел.
Среди прочих жителей города погибла и знаменитый психотерапевт, ученица Зигмунта Фрейда и подруга Карла Юнга Сабина Шпильрейн.
Было расстреляно 27 тысяч ростовских евреев, практически полностью истреблен целый этнос крупного областного центра.
В этом году для участия в траурной церемонии приехали гости из 11 государств. Был проведен Международный форум памяти жертв Холокоста и фашизма.

Я тоже присутствовал на памятных мероприятиях, встретил там много знакомых, в том числе, и по тому самому ханукальному концерту. Вернувшись домой, решил связаться по скайпу с Алексом.
У Сашки, должен заметить, жизнь стабилизировалась: постоянная работа, хорошая квартира, сыновья подрастают. В свободное от работы время участвует в играх КВН северо-американской лиги.

- У тебя кто-нибудь там похоронен? – спросил я, имея в виду Змиёвку.
- Нет, но должен был дед.
- Что значит - "должен"?
- Не пришел вовремя на сборный пункт. Перепутал что-то… Короче, опоздал.

5.

"Наша полиция нас стережёт..."

Не пушкой единой жив мильцанер! У нас на борцухе один тренер рассказывал, как в молодости сам был ментом, часто участвовал в задержаниях. Уже тогда был борцом и не таскал на задержания оружие - за любое прикосновение к кобуре приходилось писать кучу объяснительных, а скрутить мент-борцуха мог любого и голыми руками. Зато в кобуре он таскал булочку, свой обед.
И как-то раз во время задержания преступник извернулся и пролез к этому ментоборцухе в кобуру, видать, рассчитывая свистнуть пушку и всех положить. Пролез, вынул булку и впал в ступор от удивления. И был скручен.

6.

Есть у меня одногруппник Расщупкин А., фамилия его и для произношения и
для написания сложна. Ездил он как-то в далекую Америку курсе эдак на
втором-третьем по студенческой программе. Уж не знаю, правда или нет, но
ребята, которые ездили вместе с ним в Москву, в посольство американское,
рассказывали такую историю.
Стоит он значит и разговаривает с американским представителем, который
решает - пущать его в штаты али не пущать, обо всем поговорили - и что
Рашен федерейшн из вери грейт кантри, и что фамили из вери импотант....
Обо всем короче поговорили. И тут его представитель американский
спрашивает стандартный вопрос:
- Вот из ё нейм? (как ваша фамилия?) На что мой одногруппник очень
медленно и внятно попытался ответить раз 10, но американец все его никак
не мог понять и просил "репит плиз" (повторите).
Тогда парень в сердцах крикнул:
- Вантач, блять, моя фамилия!!!

П. С. для несведущих в английском ВАН (один, единица) ТАЧ (трогать,
прикосновение, щупать)

7.

Начну с того, что когда ты в кого-нибудь влюблен, то не замечаешь или не
хочешь замечать явных знаков, что этот человек слегка имеет сдвиг по
фазе.
Вот и мне она не то, что понравилась, а понравилась даже очень. А если
честно, то типа влюбился я.
Первый знак, на который я должен был бы обратить внимание, это то, что
ей было 26 лет, а ее лучшая подруга, с которой она всюду тусовалась,
годилась ей в бабушки. Нет, конечно это не дурдомный материал, но
все-таки слегка просматривается какая-то неупорядочность в жизненном
выборе. Еще постоянно присутствующий в ее сознании бывший любовник или
как там его называть. Парень? Чуть ли ни в любой ситуации она каким-то
образом ввинчивала его имя.
Однажды ночью, находясь в глубочайшей спячке, я был разбужен резким
ударом в ребра. (Правда, позже мне было сказано, что то было лишь нежное
прикосновение. Но какая мне разница в 4 утра?) Во всяком случае, тогда
мне показалось, что нас кто-то атакует. Поэтому я вскочил с постели. Она
же, с широко открытыми глазами, мирно лежала на спине, скрестив руки на
груди, и мне сразу стало понятно, кто орудовал локтями.
Она сказала: "Мне сейчас приснилось, что ты признался, что больше меня
не любишь."
Я не знал, как отреагировать, а потому промямлил: "Ну и...?"
"Как ты мог?!" - спросила она и вдруг разреревелась.
Даже не могу вспомнить, сколько раз в моей голове прокрутилось "я же
ничего плохого не сделал!" Но в этот момент я отчетливо понял, что
должен немедленно с ней расстаться, потому что в одну прекрасную ночь
окажусь на неправильной стороне кровати и получу коленом в пах. Поэтому,
я крепко обнял ее и стал ласкать и целовать в слезы... так как я твердо
для себя решил, что это прощальная ночь. А ведь она была супержеланная
во всех отношениях девушка.