Результатов: 4

1

ПРЕСТИЖ

Заставу было не узнать. Все дембеля ходили с серьезными, озабоченными лицами. Они перестали заниматься воспитанием молодых солдат по ночам, перестали играть в дембельский поезд, большие гонки и другие увеселительные мероприятия, призванные скрасить дембелю оставшееся время до демобилизации. Дело было в том, что исчез дембельский престиж. Самый лакомый кусочек дембельского пирога состоял не в вышитой парадке, не в сапогах на двойных и тройных каблуках, не в дембельском альбоме. Все это давно уже было подготовлено, спрятано и ждало своего часа. Исчез последний дембельский кураж. Он заключался в совершении действия превосходящего по энергетике действия предыдущих дембелей, совершении невозможного, напряжения всех умственных и физических сил. Вишенкой на дембельском пироге прошлых лет была надпись краской на отвесной скале на высоте 10-15 метров над уровнем воды – ДМБ – и две последние цифры года. Скала была гранитной, находилась на турецком берегу горной реки, по которой и проходила граница. Откуда пошла традиция рисовать краской буквы ДМБ на скале история умалчивает, но первые буквы и цифры просматривались еще с 1965 года. Смыслом службы каждого солдата и сержанта заставы, высшей точкой сублимации его психической и физической энергии было оставление после себя на скале трех заветных букв и цифр последнего года службы. Увозя дембелей на станцию, шишига всегда останавливалась напротив скалы с заветными буквами и дембеля орали до хрипоты, фотографировались и пили брагу из местной алычи. В этом заключался высший смысл двухлетней службы на заставе, это был переход количественных изменений в качественные. Вся философия жизни отражалась в этих трех буквах, которые являли собой сакральный смысл бытия каждого дембеля. Невозможно было понять как на отвесной скале за одну ночь возникают громадные буквы. Ведь вчера их еще не было, а сегодня вот они – наглядно демонстрируют боевую и политическую подготовку советского пограничника! Как это возможно, без альпинистского снаряжения и соответствующей подготовки, думал каждый раз старшина. А может турки сами рисуют, для провокации, мелькали мысли у замполита. Командир заставы, произнося прощальную речь перед дембелями, густо замешанную на мате и угрозах, старательно прятал в усах улыбку Джоконды. Дошло до того, что офицеры заставы начали заключать пари между собой на то, появится ли надпись в этом году или нет.
Как не увещевал замполит, как не стращал старшина тюрьмой и дисбатом, надпись появлялась каждый год все выше и выше, пока не уперлась в вершину скалы. Все! Дальше было некуда! Приплыли! Финита ля комедия! Надо искать новый смысл жизни, менять систему ценностей, выстраивать новую парадигму. Этим и занимались дембеля весь последний месяц. Каждую ночь они запирались в каптерке и обсуждали возможные направления развития дембельского творчества. Старшина тихонько подходил к двери каптерки, прислушивался и через пять минут ловил себя на том, что начинает мысленно участвовать в обсуждении – это не пойдет, это не достойно, это слишком мелко, а вот это я бы попробовал. И вот ночные обсуждения прекратились! Но как ни силились отцы-командиры узнать - что решили дембеля, информация не поступала ни от стукачей, ни от комсорга, ни от каптерщика! Напряжение нарастало, день демобилизации приближался, в речи командира на утреннем разводе все больше и больше слышалось угроз и непечатных слов! Замполит каждый божий день проверял всю входящую и исходящую почту, читал солдатские письма, пытаясь найти косвенные следы задуманного. Старшина перебирал в памяти все варианты, которые он слышал и отрабатывал меры противодействия. Стукачи, мотивированные десятидневным отпуском, угощали дембелей сигаретами с фильтром и завлекали посидеть на кухне под жаренную картошечку. Каждое слово, произнесенное дембелем, тут же становилось известным замполиту и комиссионно рассматривалось под микроскопом. Но все было тщетно. Может ничего и не будет, все, баста, сдулись дембеля – мелькнула крамольная мысль у замполита.
Ночь, перед демобилизацией, выдалась неспокойная. Командир не отпустил офицеров к женам, заставляя их проводить внеплановые проверки несения дежурства нарядами. Старшина несколько раз пересчитывал спящих в казарме, причем не доверяя зрению, наклонялся к каждому и вслушивался в его дыхание, чтобы определить – спит или притворяется мерзавец. Утром, на последнем построении дембелей, командир увидел довольные и веселые лица не только дембелей, но и всего личного состава. Казалось, что все знают какую-то тайну и ждут, когда она проявится. Командиру доложили на ухо, что на скале новых надписей не появилось, ему тоже стало весело на душе и он с интересом стал ждать продолжения.
Для лучшего понимания последующих событий, надо несколько пояснить диспозицию советской и турецкой застав. Как мы уже поняли, их разделяла горная река, по которой и проходила граница. И советская и турецкая заставы находились на возвышениях, для контроля окружающей местности. Советская застава была несколько выше турецкой, и последняя хорошо просматривалась даже без бинокля. По долготе советская застава находилась западнее турецкой, которая к тому же была близко к горному хребту, поэтому утреннее солнце, появившись из-за горы сначала освещало советскую заставу, а лишь потом турецкую. На территории турецкой заставы находилась мечеть с четырьмя башнями. Как только солнце достигало минарета начинал петь мулла и начинался утренний намаз.
Построение освещенной солнцем заставы закончилось. Дежурный по заставе строевым чеканным шагом подошел к командиру и доложил о построении. Командир произнес речь, без обычных угроз последнего времени. Поздравил дембелей с окончанием службы и пожелал им достойной гражданской жизни. После речи командира, замполит дал знак оркестру – играть гимн Советского Союза. В это время утреннее солнце осветило верхушку минарета на турецкой стороне и мулла затянул свою утреннюю молитву. Командир поморщился, но тут сильные дембельские голоса начали петь гимн Советского Союза. Надо же, два года никак не мог заставить, а тут сами по своему желанию! Каких орлов я воспитал! Пронеслось в мозгу у командира. Стоя лицом к строю, он не видел турецкую заставу, а видел радостные лица своих солдат и офицеров, которые подхватили гимн Советского Союза. Пели все! В едином порыве! Их лица светились счастьем и вдохновением. Особенно старались дембеля. Некоторые были близки к экстазу! Вдруг, сзади командира, на турецкой заставе, мулла прервал молитву и отчетливо произнес русское слово с восточным акцентом – БЛИАТЬ, усиленное мегафоном, который он не выключил. Командир вздрогнул и повернулся! На освещенном солнцем минарете яркой красной краской сияла надпись – ДМБ – 90! Перед лицом командира пронеслась вся его жизнь от детского сада до сегодняшнего дня! Он повернулся лицом к строю и подхватил гимн Советского Союза зычным командирским голосом! До развала Советского Союза оставалось чуть больше года!

3

Эта история произошла с одним из моих коллег, военных медиков. И если бы действо не разворачивалось практически на моих глазах, я бы, скорее всего, в неё не поверил.
В юности один молодой человек, назовем его Саша, очень не хотел служить в армии. Он жил в небольшом районном городке и искренне считал, что служба – это потеря двух лет жизни, за которые он многое успеет. Пробовал косить – не получилось – здоров, как лось, пробовал найти продажного военкома – тоже как-то не срослось, то ли денег не было, то ли военкомы честные. Тогда Саша решил учиться. И обязательно в университете с военной кафедрой. В столичный медицинский он с первого раза не поступил, хоть и очень старался. Не хватило баллов.

Попробовал уговорить военкома – мол, дайте отсрочку всего один год, я хочу на подготовительное отделение.

- Подготовительное отделение – это не причина для отсрочки! – отрезал военком.

- Мне очень надо, - ныл Саша.

- А у меня план по призыву горит!

И не дал. Кроме того пригрозил:

- Будешь выпендриваться – я тебя в самые гнилые войска пошлю! Ты у меня из болота всю службу не вылезешь!

Саша бросился подавать документы в медучилище своего райцентра – куда там, все сроки давно прошли.

А тут и повестка в военкомат подоспела. Саша перечитал её с кислой физиономией и решил бежать. Бежал он не просто так. Саша уехал в столицу, подал документы на подготовительное отделение медицинского и стал прятаться.

Целый год Саша скитался по съемным комнатам и случайным знакомым, потому что для того, чтобы заселиться в общежитие, необходимо было стать на учет в местном военкомате. Вздрагивал при виде людей в форме и раз в месяц робко звонил домой. Мобильников тогда не было. Поэтому звонил из телефонов-автоматов и отделений почты. Чтоб не вычислили.

К слову, родители тоже были целиком на Сашиной стороне. Собрали вещи и слиняли с места прописки на другую квартиру. Поэтому всю бурю возмущения военкома принял на себя сосед Миша.

Про соседа Мишу надо рассказать отдельно. Это был, что называется свой человек и врожденный тролль. В свое время он отслужил в стройбате и возможности поприкалываться над офицером-военкомом не упустил.

В очередной раз Саша звонит соседу.

- Ну, как там обстановка?

- Не приезжай, - резко отвечает сосед.

- Почему? – пролепетал Саша.

- Сплю я, как белый человек. Полпервого ночи, между прочим. А тут звонок в дверь! Открываю. Стоит твой военком с каким-то ментом. Мол, Александр Убегайло по соседству проживает? Проживает – говорю. Как давно вы его видели? Полгода не видел. Уехал куда-то. Они давай к тебе в двери ломиться. А там никого нет. Твои тоже не живут, а ваши кактусы, которые я поливаю, вряд ли смогут дверь открыть. Короче, военком мне бумажку протягивает. Подпишите, что мы приходили. Я ему – не буду подписывать, я уже служил, опять в армию не пойду. Военком – это не повестка, это ваше обещание, что в случае, если этот Убегайло появится, вы мне позвоните. С превеликим удовольствием – говорю. Мне этот Саша сразу не понравился. Бледный он какой-то, худой. Наркоман, наверное. И тапочки из общего коридора пропадали все время. Военком ушел, а я разнервничался что-то, вышел на балкон покурить. Смотрю – под балконом ещё две темные тени дежурят. Это тебя ловили, если ты вдруг со второго этажа прыгать станешь. Так что – не приезжай.

Саша так испугался, что вгрызся в учебу, как мангуст в шею кобры. И на вступительных экзаменах получил только высшие оценки. Поступил, короче.

Приезжает со справкой из университета в родной город. На дрожащих ногах идет в военкомат. Так, мол, и так, поступил, вот бумажка. Его сразу – к военкому.

- Убегайло, мать твою! Ты где год шляся?!

- Товарищ майор, - плачущим голосом ноет Саша. – Я учился. Вот, поступил.

- ………. (непечатные выражения, которые нельзя использовать в литературных произведениях). Мы твое дело собирались в прокуратуру передавать. Да тебя посадят, суши сухари.

Поорал, поорал, влепил какой-то астрономический штраф, но Саша был очень рад, что его не посадили.

В процессе учебы в медуниверситете, Саша вдруг проникся армейской идеей. И к последнему курсу начал искать возможности попасть на службу в качестве военного врача. В Военно-медицинском управлении не стали препятствовать порыву юного патриота. После выпуска вручили Саше офицерские погоны, переправили в документах «лейтенант запаса» на «лейтенант медицинской службы» и отправили в часть.

Служит Саша уже почти год, никого не трогает. Старшего лейтенанта, получил, между прочим. Бойцов зеленкой мажет и анальгином от всего лечит. Командиром у него был известный на всю Беларусь полковник Семенов. Товарищ грозный, орущий и имеющий огромные связи в мире военной медицины и в армии страны вообще.

А тут звонит старшему лейтенанту Убегайло мама. Уже по мобильному, прогресс далеко шагнул.

- Сашенька, ты будешь смеяться.

- Я последнее время даже в цирке не смеюсь, - грозным офицерским голосом отвечает военврач.

- Тебе повестка пришла.

- Какая повестка?

- В военкомат. Хотят тебя в армию забрать.

Оказалось, что военком из Сашиного города ошибся на год с выпуском. И, посчитав, что уклонисту Убегайло до 27 лет ещё целый год, решил напомнить ему о долге перед Родиной. Заодно и позлорадствовать. Почему до военкома не дошло, где нынче обитает Саша – это только бардак в документообороте Вооруженных Сил объяснить может.

Саша идет к командиру.

- Товарищ полковник, разрешите два дня увольнительной, а то меня в армию забирают.

- Убегайло, ты что дебил? – удивляется полковник. – А ты сейчас по-твоему где находишься?

- Ничего не знаю – мне повестка.

- Так, - говорит полковник. – Даю тебе два дня, чтобы с этой ерундой разобраться. Если что – звони.

Саша к процессу подошел творчески. Нацепил парадную форму, все значки-регалии на грудь и сияющий, как министр обороны США, приехал в военкомат своего родного райцентра. Идет по коридорам и призывников пугает. Они думают, что это за ними приехали.

Вот и кабинет военкома. Саша стучится, чеканным шагом заходит в кабинет:

- Товарищ подполковник, старший лейтенант Убегайло для прохождения срочной службы явился!

И повестку военкому на стол – хрясь!

Военком смотрит на старлея, на повестку, снова на старлея, на повестку. На шеврон части, снова на повестку. Бледнея, понимает, что он действующего старшего лейтенанта в солдаты призвать хотел. Да ещё из ведомства страшного полковника.

- Ты Семенову уже сказал?

- А как бы я по-вашему сюда приехал. Полковник Семенов мне увольнительную подписывал.

- Твою мать! – хватается за голову военком.

- Давайте так, - предлагает Саша. – Вы мне все подписываете и я поехал. Я вас не видел и вы меня не видели.

Так Саша и не послужил солдатом. Зато когда я увольнялся из армии, он, будучи целым капитаном, обзывал меня дезертиром. Будем считать, что этим рассказом я ему отомстил.

4

Штирлиц шел по коридору РСХА. Чеканным шагом он подошел к бюсту Гитлера и метко
плюнул ему в глаз. Постояв совсем немного он вытянулся по стойке смирно и
вскинув руку сказал:
- Хайль Гитлер! Конспирация однако, подумал Штирлиц, и довольный собой пошел
дальше.