Результатов: 303

301

Работал я когда-то в одной компании, где начальник орал так, будто ему премию выдавали за громкость.
Задачи ставили на глазок, отчёты плодились как грибы после дождя, никто толком не знал, сколько что занимает.
Главное правило: если выглядишь бодро — значит, халтуришь.
Толковые сбежали, а я остался — надо было хотя бы год доработать, первую строку в резюме закрыть.
Так и жил среди философов на окладе, тренировался не сойти с ума.

Недавно встречаю Лену — она всё ещё там. Стоит у кофейни, улыбается, будто не из офиса, а с ретрита.
— Ты что, до сих пор там работаешь? — спрашиваю.
— Ага, — говорит, — у меня там духовная практика.

Я чуть кофе не пролил:
— В той конторе?
— А что, — улыбается, — там идеальные условия. Начальство орёт, задачи хаотичные, нервы на виду. Всё лишнее выходит, если правильно дышать.

И рассказывает.
После бывшего, говорит, думала, что тот её добил. Сидела, тряслась, не могла ни есть, ни спать.
Подруга посоветовала простое упражнение: «Дыши, смотри, где внутри тянет, не борись, просто отпускай».
Попробовала. Сначала стало хуже — слёзы, злость, всё клокотало. А потом, через несколько дней, будто воздух стал чище, внутри — тишина. Даже лучше, чем до него.
«Поняла, — говорит, — это не он мне сделал больно, это он из меня мусор вытряс. Я ж полжизни с этим таскалась».

Теперь Лена по тому же принципу живёт на работе.
— Работаю на минималках, — говорит. — Ровно столько, чтобы не уволили и не заметили, что я счастлива. Пока они носятся, я дышу, слушаю, где внутри шевелится, и отпускаю. Энергию экономлю — на чистку души идёт.
— И что, прокатывает?
— Конечно! У нас же эффективность по усталости. Выгляжу выжатой — значит, примерный сотрудник.

Я говорю:
— Но ведь это цинично.
А она смеётся:
— Цинизм — это жалеть их. Они сами построили такую систему. Я просто живу по их тарифам, но с пользой.

— И долго ты так?
— Пока есть что вытряхивать, — смеётся. — А потом посмотрим. Когда внутри уже нечего будет чистить, я для них стану слишком спокойной. У нас же там ценится усталость, а я стану выглядеть отдохнувшей. Вот тогда и уйду. Может, просто поживу спокойно — радость ведь тоже работа. Может, пойду учиться — с чистой головой всё схватывается быстрее. А может, встречу кого-то, кто почувствует этот покой и захочет быть рядом. Я-то теперь ценю не кошелёк, а душу.

И пошла себе дальше — лёгкая, спокойная, будто не после офиса, а после массажа.
Стою, смотрю ей вслед и думаю:
а что, так можно было, что ли?

302

Серёга и карательная медицина

В детском саду у меня было прозвище «Профессор». В краткой, бытовой версии. Полная же, официальная включала ещё и научную специальность – «…кислых щей». Впрочем, с одногруппниками я общался мало и в основном, что называется, по делу. Вот, например, как-то раз скооперировались мы с главным местным хулиганом Серёгой, сыном нашей медсестры. Решили прогулять утреннюю зарядку, что считалось почему-то серьёзным преступлением. Выбрали заранее удобную позицию за кустами. Улучив момент, сбежали с построения, короткими перебежками достигли своего убежища. И оттуда снисходительно наблюдали за тем, как одногруппников принуждают размахивать руками и приседать. А затем от скуки принялись их пародировать, глумясь и втихомолку ухохатываясь.

Если бы у нас было побольше мозгов, то мы легко сообразили бы, что наблюдательный пункт выбран так себе, не очень удачно. Прямо под окнами медицинского кабинета на втором этаже. Откуда Серёгиной маме прекрасно видны были и наше убежище в голых осенних кустах, и наши гнусные пантомимы. Вскоре нас, естественно, взяли с поличным и повели в этот самый кабинет, обещая болезненные уколы в воспитательных целях. Я уколы сильно не любил и слегка приуныл. Серёга же, наоборот, держался орлом, посмеивался, иронизировал и взывал к логике.

- Послушай, Профессор. – говорил он мне рассудительно. – Ну ты же вроде неглупый мужик. Где это видано, чтобы уколы в воспитательных целях ставили. Да быть такого не может. Уж ты поверь, я же сын медицинского работника, в таких делах-то разбираюсь как-нибудь. Укол – это, брат, штука серьёзная. Его у нас только по медицинским показаниям делают. Да и то в крайнем случае, если выбора нет... Так что это всё – голимые понты. Воспитывает нас мамаша, на пушку берёт. Напугать – это да, постараются. До конца будут фасон держать, чтоб мы обделались хорошенько. Но чтобы реально укол влепили – да ну, нет, хрень какая, быть такого просто не может.

Так, на кураже, лихо он и держался до самого финала. Похохатывал, когда нас завели в кабинет. Хмыкал, когда нас заставили снять штаны. Залихватски мне подмигивал, когда его мама набирала из ампул в шприцы аскорбинку. И даже когда подошла к нему со шприцем, цинично ухмылялся: зырь, мол, как старается, во марку держит, всё как по-настоящему, по-взрослому. Но мы-то понимаем, что недолго музыке играть, щас уже заднюю дадут, никуда не денутся, клоуны.

В итоге, когда шприц со щипучей злобной аскорбинкой всё-таки воткнулся в Серёгину задницу, тот оказался к этому абсолютно не готовым. В долю секунды его рожа жутко перекосилась, ехидная гримаса мгновенно сменилась выражением полнейшего изумления. И на весь детский садик разнёсся истошный, отчаянный вопль – не столько боли, сколько ужаса и недоумения. Привычная, стройная, выверенная картина мира у человека просто рухнула. Затем пришёл и мой черед…

В качестве родительского напутствия нам было рекомендовано общественных законов больше не нарушать. А уж если всё-таки решим нарушить, то не так, как сегодня, по-лоховски. Подготовиться к этому основательно, всё хорошенько продумать – и не попадаться.

303

Парик и цитата к месту

Один молодой актёр играл на выездном спектакле в областном доме офицеров совсем крохотную роль, младшего адъютанта императора Павла I. Спектакль был про Суворова и пришёлся в театре очень кстати...

Некоторое время назад, в этом же театре ставили пьесу Подпоручик Киже Юрия Тынянова. Для пьесы были пошиты натуральные Павловские мундиры и построены натуральные уставные парики тех времен. Но увы, Мельпомене иной раз мешает политика и из за того, что режиссёр постановщик и его жена, играющая в спектакле фрейлину подали документы на выезд в Израиль и спектакль сняли с репертуара прямо накануне генеральный репетиции, то дорогущие костюмы зависли на балансе театра и списать их ненадеванными не было никакой возможности ибо Ленин говорил что: «Ни одно изделие, ни один фунт хлеба не должен находиться вне учёта, ибо социализм — это прежде всего учёт».

И тут удачно подвернулась военная пьеса, где главному герою снится встреча Суворова с императором Павлом. Пьесу срочно поставили, костюмы пошли в дело и спектакль в порядке шефской помощи решили показать в Доме офицеров на 23 февраля.

И вот по сюжету, во время аудиенции Суворова у Павла, входит адъютант и докладывает о прибытии австрийского посла. А надо сказать, что нашего актёра абсолютно затерроризировал директор театра (бывший из отставников). Он упирал на то, что в партере будут сидеть генералы и посему строевая подготовка должна отскакивать от зубов. И особенно настаивал на "Гвардейском поклоне", то есть офицер должен щёлкнуть каблуками и боднуть при этом головой.

Ну и актёр боднул, причём боднул так, что парик слетел у него с головы и улетел в партер, прямо на колени начальника Главпура (оркестровой ямы в Доме офицеров не было в принципе).

Актёр понял, что ему и его театральной карьере конец и тут ему внезапно вспомнился эпизод из книжки читаемой в детстве и он повернувшись к застывшим и еле сдерживающим смех императору и генералиссимусу отбарабанил: «Пудра не порох, букли не пушка, коса не тесак, а я не немец, а настоящий русак» и добавил, что мол там австрийский посол пришёл. Щелкнул каблуками ещё раз боднул головой и удалился. Генералы аплодировали стоя. А актёра после спектакля позвали на банкет (обязательно в мундире и с париком) и после того, как в конце банкета всё генералы перемеряли этот парик, начальник Главпура пригласил его вести праздничный концерт, а это между прочим десять красных бумажек с профилем Старика Крупского, то есть почти месячная зарплата.

Коллеги слегка ему позавидовали и несколько раз подбрасывали ему парики. Особенно шутка удалась, когда парик оказался в корзине с пирожками у Красной шапочки, когда она хотела в процессе новой трактовки одноимённой сказки, угостить пирожками медведя, которого играл этот актёр. Но это уже будет, совсем другая история.