Результатов: 17

1

MYSTERY SHOPPING

Прохладным осенним днем 2007 года мой приятель Валера сидел в приемной комнате автосалона Порше на углу 11-й Авеню и Вест 51-й Стрит в Манхэттене и наслаждался крепким горячим кофе. В Старбаксе такой кофе стоил бы 4 доллара – роскошь, которую он позволить себе не мог. Шел десятый месяц, как Валера потерял работу, и к настоящему моменту он был основательно на мели. Жалких остатков личного суверенного фонда еще хватало, чтобы платить за квартиру и электричество, но со всем остальным был полный швах.

Что же он делал в автосалоне Порше, - спросите вы? И я вам отвечу: - Зарабатывал деньги. Как? А очень просто. В Соединенных Штатах есть множество компаний, которые организуют mystery shopping или секретные покупки, чтобы собирать информацию о различных продуктах и проверять качество обслуживания. Начать работать для такой компании не составляет никакого труда: создаешь счет на их вебсайте и получаешь доступ к списку работ на сегодня. Выбираешь задание, которое тебе нравится, запоминаешь сценарий, выполняешь задание, посылаешь отчет. Через две - три недели получаешь деньги. Задания бывают всякие. Например, пойти в зал для фитнеса, провести там пару часов, а потом ответить на вопросы о приветливости и профессиональности персонала. Деньги за входной билет вернут согласно квитанции, ну и заплатят долларов 20-25 за труды. Немного, конечно, но и фитнес не работа. Занимаются mystery shopping как правило домохозяйки, у которых много свободного времени. И скорее для развлечения, чем для денег.

Валера занимался секретными покупками, чтобы экономить на еде. С утра выхватывал хорошие заявки на рестораны и, таким образом, бесплатно обедал или ужинал. Первое время он пытался брать и другие поручения, но после посещения парикмахерской в Гринич Виллидж зарекся. Тем не менее как выражаются американцы, никогда не говори никогда. В последний месяц Валере на глаза все время лезла заявка на автосалон Порше. По непонятной причине ее никто не брал, несмотря на внушительное вознаграждение в 200 долларов. Валера вчитался в требования, и ему стало понятно почему. Вроде бы все просто: явиться в автосалон, сказать, что хочешь купить базовую модель Порше Бокстер и сделать пробную поездку. Загвоздка была в требованиях к исполнителю. Заявка прямо указывала, что он должен соответствовать: жить в престижном районе, быть одетым в брендовую одежду, иметь на руке дорогие часы и вообще производить впечатление богатого человека. С наиболее трудной позицией (место проживания) у Валеры все было хорошо. После развода он задешево снимал у знакомого супера* крохотную студию в Верхнем Ист-Сайде, в двух шагах от Центрального парка. «Будь что будет» - решил наш герой и подписался на Порше.

Перейдя таким образом Рубикон, Валера осмотрел свежим взглядом свой гардероб и, не найдя ничего подходящего, решил купить все новое на кредитную карту, а потом сдать обратно. Ну и проделать тот же трюк с часами. Оставалось разобраться где именно одевается богатый и солидный народ. Покопался в интернете и выяснил, что президент Буш делает это у Брукс Бразерс. Туда и пошел. У входа его мгновенно подхватили два консультанта и промурыжили почти полдня. Из магазина Валера вышел с большим пакетом и чеком почти на две с половиной тысячи долларов. После этого идти в магазин Ролекса ему расхотелось, и он ограничился качественной подделкой всего за 120 долларов. Дома побрился, причесался, надел обновки, посмотрел в зеркало, полюбовался часами и... впервые с тех пор, как потерял работу, почувствовал уважение к себе.

Итак, стильный и даже где-то шикарный Валера сидел в глубоком кожаном кресле приемной автосалона Порше и наслаждался кофе. Немного поодаль в таком же кресле сидел безукоризненно элегантный пожилой японец и ковырялся в айфоне. Свой старенький телефон Валера достать не решился, а потому смотрел на левую из двух картин на противоположной стене и думал о том, что копировать современное искусство проще, нежели классическое. Разумеется, если имеешь дело с профанами. Тем временем айфон японцу, видимо, надоел. Он перевел взгляд на нашего героя, получил ответную формальную улыбку, и извинившись, заговорил:
- Принято считать, что на абстрактных картинах каждый видит свое. Вы все время смотрите на эту картину. Что вы на ней видите?
- А что здесь видеть? – удивился Валера, - Это паршивая копия картины Пауля Клее. Колорит искажен до неузнаваемости. Оригинал висит в цюрихском Кунстхаусе, называется «Uberschach». Значит, шахматы и изображены. И вообще это не абстракция, а экспрессионизм.
Несколько ошарашенный японец показал на вторую картину:
- А на этой?
- Это тоже Клее, «Пожар при полной луне». И тоже плохая копия. А подлинник, если я не ошибаюсь, - в эссенском музее Фолкванг.
- Господи, откуда вы это знаете?
- Интересуюсь искусством, - коротко ответил Валера.

Это была правда, но не вся правда. Вообще-то в прошлой жизни Валера был искусствоведом. Родился в Харькове. Там же до армии учился в художественном училище. После армии поступил в Ленинградский институт культуры, окончил его и по распределению уехал в Нижний Новгород, который тогда был Горьким. Работал в музее, учился в заочной аспирантуре. Все вроде было хорошо, но наступили 90-е. Волна эмиграции подхватила Валеру и выбросила на берег в Нью-Йорке. Первое время он не мог даже представить, что расстанется с искусством, но скоро понял, что без имени и связей ему не пробиться даже в смотрители музея. Тогда ему стало все равно, и он, как большинство знакомых, пошел на курсы программистов. Спросил у двоюродного брата, какой язык самый легкий. Брат сказал, что COBOL. Валера выучил COBOL и к большому собственному удивлению получил работу на третьем интервью. Появились деньги, но за них приходилось платить изнуряющей работой. Еще несколько лет он тешил себя иллюзией, что произойдет чудо, и он снова будет заниматься русским авангардом. Но чуда не произошло. Поэтому он безжалостно затолкал живопись куда-то в глубину сознания, чтобы не беспокоила. Даже перестал ходить на выставки...

Итак, Валера почти допил кофе, а в это время в проеме появился консультант и позвал японца. Японец жестом попросил его обождать, подошел к Валере, протянул руку, представился Джимом Накамура и пригласил нашего героя на ланч в «Бекко», итальянский ресторан неподалеку. Валера тоже представился и принял приглашение. Договорились на час дня, обменялись бизнес карточками. У мистера Накамуры на карточке было написано «Инвестор», у Валеры – «Эксперт в живописи». Эта карточка завалялась у него с той поры, когда он еще не потерял надежду работать по специальности.

Еще через пять минут появился другой консультант и пригласил Валеру. Он говорил с немецким акцентом и был по-немецки четок и деловит. Снял копию с водительских прав, сделал экскурсию по выставочному залу, принес ключи и дал Валере погонять на новеньком Бокстере по 11-й Авеню и боковым улицам. За полтора часа, которые пролетели как одна минута наш герой впервые в жизни понял, что машина – это не только от точки А к точке Б, а еще много чего. В результате, когда, согласно сценарию, сказал консультанту, что не может принять решение прямо сейчас, неизвестно кто был разочарован больше. К «Бекко» он шагал, как влюбленный после первого свидания: счастливо улыбался и разве что не пел.

В ресторане Валеру неприятно удивил сильный шум, но на втором этаже было гораздо тише. Японец уже ждал его за угловым столиком. После нескольких слов о погоде и прочих незначительных вещах мистер Накамура предельно вежливо перешел к делу:
- Я хотел бы поинтересоваться, если вы не возражаете, какого рода экспертизу вы предлагаете Вашим клиентам.
«Блин, - подумал про себя Валера, - ну не могу же я ему сказать, что пишу коды на COBOLе. Точно же подумает, что я над ним издеваюсь.» После этого рот нашего героя открылся и как бы сам собой уверенно произнес:
- Знаете ли, в Нью-Йорке и вокруг около миллиона русских. Среди них есть довольно состоятельные люди, которые интересуются русской живописью XX-го века. Я стараюсь помочь им сделать правильный выбор. Разумеется, с учетом соотношения цена – качество.
- Судя по всему, ваши русские неплохо вам платят.
- Не жалуюсь, - почти не соврал Валера, потому что жаловаться ему действительно было не на что.
- Знаете ли, - заговорил мистер Накамура после короткой паузы, - мы совершенно незнакомы, и все-таки я хочу рискнуть и попросить вас помочь мне в довольно щепетильном деле. Вы знаете, что такое mystery shopping?
Валера чуть не подавился своим карпаччо, но кое-как справился и киванием головой подтвердил, что, да, знает.
А японец продолжал:
- Я тоже некоторым образом вкладываю деньги в искусство и недавно заинтересовался русским авангардом. Как мне подсказали компетентные друзья, цены на него в Нью-Йорке все еще сравнительно низкие. Другие знакомые подсказали мне русскую галерею в СоХо, где, по их словам, можно приобретать интересные картины по разумной цене. Я там был, но окончательного мнения так и не составил. Поэтому я прошу вас сегодня же посетить эту галерею и поделиться со мной вашими наблюдениями. Почему именно вас? Потому что я никогда не видел вас на аукционах и могу предположить, что вы – лицо незаинтересованное. Конечно, я гарантирую справедливую оплату вашего труда, но ее размер я сейчас сообщить не могу. Она зависит от ряда обстоятельств. Рискнете?
- Рискну!
Новоиспеченные партнеры скрепили договор рукопожатием. Валера получил адрес галереи и приглашение на ужин в «Сасабунэ»** для подведения итогов.

Найти галерею оказалось легко. В ее витрине был установлен здоровенный экран, на котором сменялись самые известные картины, фотографии и плакаты художников русского авангарда. На двери висела табличка: «Только по предварительной записи». Рядом с табличкой наш герой заметил кнопку звонка и позвонил. Через минуту занавеска на двери сдвинулась, и Валера увидел постаревшее лицо своего сокурсника Игоря Хребтова.

На курсе, наверное, не было ни одного человека, который бы любил Игоря. Во-первых, он был заносчив, во-вторых, никогда не отдавал долги, в том числе карточные, а в-третьих, у него водились деньги и, по общему мнению, деньги нечистые. Источник денег был ясен: Игорь продавал иностранцам старые иконы. А вот происхождение икон было темным. Некоторые говорили, что он грабит деревенские церкви, другие – что на него работают несколько художников-иконописцев, специалистов по фальшаку. Никто, однако, не исключал, что он занимается и тем и другим. После выпуска Игорь получил распределение в Москву, и с тех пор Валера ничего о нем не слышал и никогда не вспоминал. Вспомнил, правда, один раз уже в Нью-Йорке, когда увидел магазин с русскими иконами недалеко от 5-й Авеню. А вспомнив, немедленно понял, что торговать Игорь мог только в плотной спайке с КГБ. И сразу стали понятны и терпимость деканата к его бесконечным прогулам, и хорошие оценки при нулевых знаниях, и распределение в Москву...

Постаревшее лицо Игоря Хребтова скрылось за занавеской, зато открылось дверь.
- Заходи! - пригласил Игорь, - Какими судьбами?
И снова, во второй раз за день, рот Валеры открылся и сам собой заговорил:
- Я тут у дантиста на Грин Стрит был. Заодно решил по СоХо пройтись. Увидел в витрине знакомые картинки, захотелось посмотреть на оригиналы.
Игорь улыбнулся ровно настолько, чтобы показать, что шутку он понял и что шутка ему не очень понравилась. А потом повел гостя через большое, похожее на склад помещение. Картины там присутствовали, но большинство из них были прислонены к темной стене и только некоторые стояли на подставках. Валера попытался их рассмотреть, переходя от одной к другой, но уже через несколько минут его попытка была пресечена:
- Ничего ты здесь не увидишь. Здесь у меня копии и недорогие полотна. А топовые вещи хранятся в специальном сейфе. Я их выставляю только во время аукционов. Пошли ко мне в офис.

В офисе стали вспоминать однокурсников, но разговор получился безрадостный: кто-то спился, кто-то умер, в олигархи тоже не выскочил никто. Перешли на актуальные темы.
- Ты каждый день в таком прикиде ходишь? – спросил Игорь.
- Конечно, нет! – засмеялся Валера, - Я работу ищу. Завтра у меня интервью в Чейзе***. Поэтому вчера я купил новый костюм. Сегодня в нем хожу, чтобы выглядел хоть немного ношенным. А послезавтра сдам, пока не стал слишком старым.
- А чем ты конкретно занимаешься?
- Программирую на COBOLе. А ты как сюда попал?
- От скуки. Работал в Министерстве культуры. В один прекрасный день стало обидно, что пять лет учился на искусствоведа, а занимаюсь перекладыванием бумажек. А тут такой тренд сверху пошел: продвигать русскую культуру за рубежом. Ну я через знакомых ребят нашел спонсора и открыл галерею. Уже пятый год в бизнесе.
- Нравится?
- Еще бы! Живу в центре мировой культуры, знакомлюсь с интересными людьми со всего света, путешествую и, что очень важно для меня, делаю полезную для России работу. Между прочим, если хочешь, у меня и для тебя есть работа. С ксивой ЮНЕСКО будешь ездить по небольшим городам на постсоветском пространстве, заходить в местные музеи, смотреть запасники. Если найдешь что-то интересное, дашь знать нам. Выкуп, вывоз – это уже наша работа, а тебе – 10% от финальной продажи. Подходит?
«Ах ты, гнида, – подумал про себя Валера, - в наводчики меня сватает патриот сраный. Залупу тебе на воротник!» А вслух сказал:
- Спасибо! Подумаю после интервью. Как тебя найти я теперь знаю.
Распрощались. Уже на улице наш герой вспомнил, что Игорь не предложил даже воду, но не почувствовал ни удивления, ни огорчения. Впереди был ужин в «Сасабунэ», и нужно было успеть принять душ и переодеться.

В ресторан Валера приехал первым, получил от метрдотеля меню и привыкал к ценам пока не приехал мистер Накамура и не сказал волшебное слово «омакасе»****. Сразу принесли графинчик с холодным саке и крохотные стопочки. Мистер Накамура налил своему гостю, гость налил хозяину, сказали «кампай»*****, пригубили. В ожидании еды обсудили Валерины успехи.
- Вас туда пустили? – поинтересовался мистер Накамура.
- Конечно.
- Почему конечно?
- Потому что мистер Хребтов мой однокурсник, мы вместе учились в течение 5 лет.
- Вы не шутите?
Вместо ответа Валера достал предусмотрительно захваченную дома фотографию и протянул мистеру Накамура. На снимке, сделанном скорее всего во время летней практики, группа студентов стояла на парадной лестнице «Эрмитажа». Мистер Накамура внимательно посмотрел на Валеру, нашел его на фотографии, затем показал на Игоря и продолжил:
- И что же вы можете сказать о мистере Хребтове?
- Все, что вы купите у него, будет или подделкой или краденым.
- Предположим. А картины он вам показывал?
- Скорее старался, чтобы я их не видел. Все что я успел заметить – два отличных полотна туркестанского авангарда: Подковыров и Карахан. Скорее всего подлинники и очень может быть, что из какого-то провинциального музея в Узбекистане. А Филонов почти наверняка подделка. Похоже, что сфотографировали его картину из тех, что в запасниках больших музеев, и по фотографии сделали неплохую в общем-то копию.
- А цены вы с ним обсуждали?
- Нет, не обсуждали. Не станет он со мной обсуждать цены. Он же прекрасно понимает, что меня ему не облапошить...
А тем временем принесли такие суши, что продолжать деловую беседу было бы просто кощунством и она сама собой прекратилась.

По пути домой Валера вновь и вновь перебирал детали прошедшего дня. Он никак не мог поверить, что все эти чудеса произошли с ним; и страстно желал, чтобы они продолжились, и смертельно боялся, что завтра вновь наступят серые будни. Дома вспомнил, что сегодня же нужно отослать отчет по автоцентру Порше, но так и не смог заставить себя работать. Плюнул на отчет и лег спать, но заснул только к двум.

Разбудил его зуммер домофона. Звонил швейцар, сказал, что к нему нарочный. Валера спустился вниз. Нарочный, молодой парень в велосипедном шлеме, вручил ему пакет и уехал. Валера поднялся к себе, посмотрел на часы - было уже около десяти. Открыл пакет. Там оказалась довольно толстая пачка 100-долларовых купюр. Начал считать и бросил после трех тысяч, а в пачке еще оставалось по крайней мере вдвое больше. «Вот так номер шоб я помер» - подумал Валера и одной рукой включил чайник, а другой телевизор. В телевизоре канал ЭйБиСи показывал выпуск последнх нью-йоркских новостей. Вдруг на экране появилось лицо Игоря, вслед заговорила симпатичная диктор:
- Сегодня утром известный русский арт-дилер Игорь Хребтов найден мертвым в своей квартире на Парк-Авеню. Следов насильственной смерти не обнаружено, однако на голове арт-дилера был полиэтиленовый мешок, туго обвязанный галстуком вокруг шеи. Полиция выясняет обстоятельства смерти. Основная версия - самоубийство.

Еврейская мудрость гласит: «В первую очередь человек думает о себе, затем – о своих близких, а после этого – обо всех остальных.» Валера не был исключением. Он заварил кофе, отхлебнул и предался печальным размышлениям на тему зацепят ли при расследовании его и даже есть ли у него алиби. Ясности в этих вопросах не было, что не радовало. Размышления прервал телефон. Звонила рекрутер. Спросила нашел ли он работу и сообщила, что есть контракт в Сити****** на 42 доллара в час. Продолжительность – полгода с перспективой продления, сверхурочные – 50% сверху. Одним словом, все как в прошлый раз. Выходить на работу завтра, интервью сегодня в час дня. Не встретив бурного энтузиазма на другом конце провода, стала извиняться, что не могла позвонить раньше, и добавила: «Да не волнуйтесь, они вас помнят. Интервью будет чисто формальным.» Дождавшись короткого «Спасибо, понял», пожелала удачи и положила трубку.

Уже не зная, радоваться ему или печалиться, наш герой включил компьютер, чтобы распечатать свежую копию резюме, и тут же зацепился взглядом за пакет с деньгами, о котором совершенно забыл. Хотел его спрятать в ящик стола, как вдруг заметил маленькую записку. Развернул. Прочитал короткий текст: - Спасибо! Жду вас в час дня у «Бекко».

Будь у Валеры больше времени, он бы наверняка уподобился буриданову ослу, который умер от голода, выбирая между двумя одинаково зелеными лужайками. Но у нашего героя не было времени даже на то, чтобы бросить монетку, Он уже закрыл дверь квартиры, но, куда поедет, все еще не знал. И только в тесном лифте, пока тот скользил вниз, вдруг вспомнил обитый серой тканью кубикл 2 на 2 метра, вечно недовольного менеджера, бесконечные унылые совещания и его чуть не стошнило. Вышел из подъезда, остановил такси, плюхнулся на заднее сидение и сказал одно слово: «Бекко».

...
Все места в Нью-Йорке, которые упомянуты в этой истории, являются совершенно реальными, как, впрочем, и сама история. Фотографии этих мест можно посмотеть на http://abrp722.livejournal.com в моем Живом Журнале.

...
*Домоуправ, также выполняет мелкие ремонты
**Один из лучших японских ресторанов Манхэттена
***Чейз Манхэттен Банк - крупный нью-йоркский банк
****Заказ на усмотрение повара
*****Универсальный японский тост. Означает «пьем до дна».
******Ситибанк - крупный нью-йоркский банк

2

День города.

Германия. Предгорья Альп. Небольшой городок на дороге в сторону Зальцбурга (это важно). Ресторанчик. Зал
достаточно большой. Стоит электронный рояль на котором какой-то пацанчик из клиентов пытается
изобразить Шопена.

В зале несколько разношерстных компаний. Какая-то компания работяг шушукается в углу и периодически
дружно хором над чем-то своим ржет. Кто-то из славян. Какие-то восточные люди уныло ковыряются в блюдах, явно выискивая там останки свиней. Небольшая компания прилично одетых мужичков в очечках - те вообще молча сидят, тыкаются в гаджеты и непонятно - откуда они взялись. И мы с женой и с детьми. Нас пятеро.

Входит пожилой немец в пиджаке с галстуком и в шортах. Явно подвыпил. Удивленно оглядывает зал -
и не видя соотечественников грустно садится за соседний с нами стол. Что-то заказывает из еды, в баре
прикупает себе бутылочку шнапса на полыни в тряпичном мешочке. С удовольствием выпивает рюмашку и повеселевшим взглядом оглядывает зал. Безошибочно определив в нас иностранцев, спросил - откуда мы приперлись в эту дыру?? Узнав, что из Москвы, вздохнул и пошел к пианино. Ссадив мальчишку с табуретки
начал что-то наигрывать соул-джазовое. Причем очень неплохо для деревенского дяденьки. А потом запел - густым бархатным Леонардо Коэна баритоном:

Я по свету немало хаживал, жил в землянках окопах тайге..

С сильнейшим акцентом, но с удивительно четким произношением. Мотив конечно был его собственный, но аранжировка на мой взгляд ничуть не хуже оригинального марша. Зал стих, все повернулись к исполнителю.
И тут компания хорошо одетых мужчин хорошо поставленными голосами и очень грамотно поставив тональность стали подпевать:

Похоронен был дважды заживо,
Знал разлуку, любил в тоске.

Совершенно неожиданно, компания мужиков-работяг в углу когда пошел припев грянула:

Но Москвою привык я гордиться и везде повторял я слова:
Дорогая моя столица, Золотая моя Москва!

В конце уже пел весь зал, и даже восточные люди подхватили:

И врагу никогда не добиться,
Чтоб склонилась твоя голова,
Дорогая моя столица,
Золотая моя Москва!

Это было настолько неожиданно и здорово, что немец аж прослезился.
Да и мы тоже не скрывали своих слез. А все оказалось весьма просто.
Хорошо одетые мужички оказались физиками из МИФИ и ехали из Мюнхена в Зальцбург на тамошний фестиваль хоров. Сами они тоже временами пели в академическом хоре МИФИ и потому были столь грамотными певцами. Славяне-работяги были с Западной Украины и ехали наоборот из Австрии в Германию на работу. Восточные люди оказались азербайджанцами - торговцами из Нахичевани и тоже не раз бывали по делам своим и в Москве и в Мюнхене. А немец - простой учитель истории из бывшего Карл-Маркс Штадта, переехавший после объединения в соседний Берхтесгаден. Он прекрасно играл на пианино и знал множество песен на всех языках.

Потом мы пели и Let it be, и Дывлюсь я на небо, и Очи черные, и Бела Чао. На наше пение подтянулись и местные немцы с аккордеоном. Когда мы уходили - ншум, гам, веселье и братание русских, украинцев, немцев, азербайджанцев и турок было вовсю. Спасибо тебе, Йохан, за наш вечер, за то самое немецкое гостеприимство, которое реально, а не на словах объединяет народы. Спасибо и тебе, Москва, за то, что всегда и везде с нами.

3

ЗЯМА

Если бы эту странную историю о вампирах и хасидах, о колдунах и книгах, о деньгах и налогах я услышал от кого-нибудь другого, я бы не поверил ни одному слову. Но рассказчиком в данном случае был Зяма Цванг, а он придумывать не умеет. Я вообще долго считал, что Б-г наградил его единственным талантом - делать деньги. И в придачу дал святую веру, что наличие этого дара компенсирует отсутствие каких-либо других.

Зяму я знаю, можно сказать, всю жизнь, так как родились мы в одном дворе, правда, в разных подъездах, и я – на четыре года позже. Наша семья жила на последнем пятом этаже, где вечно текла крыша, а родители Зямы - на престижном втором. Были они позажиточнее ИТРовской публики, которая главным образом населяла наш двор, но не настолько, чтобы на них писали доносы. Когда заходила речь о Цванге-старшем, моя мама всегда делала пренебрежительный жест рукой и произносила не очень понятное слово «гешефтмахер». Когда заходила речь о Цванге-младшем, она делала тот же жест и говорила: «оторви и брось». Ей даже в голову не приходило, что всякие там двойки в дневнике и дела с шпаной всего лишь побочные эффекты главной его страсти – зарабатывания денег.

Я, в отличие от мамы, всегда относился к Зяме с уважением: он был старше, и на его примере я познакомился с идеей свободного предпринимательства. Все вокруг работали на государство: родители, родственники, соседи. Некоторые, как я заметил еще в детстве, умели получать больше, чем им платила Советская власть. Например, врачу, который выписывал больничный, мама давала три рубля, а сантехнику из ЖЭКа за починку крана давала рубль и наливала стопку водки. Но ЖЭК и поликлиника от этого не переставали быть государственными. Двенадцатилетний Зяма был единственным, кто работал сам на себя. Когда в магазине за углом вдруг начинала выстраиваться очередь, например, за мукой, Зяма собирал человек десять малышни вроде меня и ставил их в «хвост» с интервалом в несколько человек. Примерно через час к каждому подходила незнакомая тетенька, обращалась по имени, становилась рядом. Через пару минут елейным голосом велела идти домой, а сама оставалась в очереди. На следующий день Зяма каждому покупал честно заработанное мороженое. Себя, конечно, он тоже не обижал. С той далекой поры у меня осталось единственное фото, на котором запечатлены и Зяма, и я. Вы можете увидеть эту фотографию на http://abrp722.livejournal.com/ в моем ЖЖ. Зяма – слева, я - в центре.

Когда наступал очередной месячник по сбору макулатуры, Зяма возглавлял группу младших школьников и вел их в громадное серое здание в нескольких кварталах от нашего двора. Там располагались десятки проектных контор. Он смело заходил во все кабинеты подряд, коротко, но с воодушевлением, рассказывал, как макулатура спасает леса от сплошной вырубки. Призывал внести свой вклад в это благородное дело. Веселые дяденьки и тетеньки охотно бросали в наши мешки ненужные бумаги, а Зяма оперативно выуживал из этого потока конверты с марками. Марки в то время собирали не только дети, но и взрослые. В мире без телевизора они были пусть маленькими, но окошками в мир, где есть другие страны, непохожие люди, экзотические рыбы, цветы и животные. А еще некоторые из марок были очень дорогими, но совершенно незаметными среди дешевых – качество, незаменимое, например, при обыске. Одним словом, на марки был стабильный спрос и хорошие цены. Как Зяма их сбывал я не знаю, как не знаю остальные источники его доходов. Но они несомненно были, так как первый в микрорайоне мотороллер появился именно у Зямы, и он всегда говорил, что заработал на него сам.

На мотороллере Зяма подъезжал к стайке девушек, выбирал самую симпатичную, предлагал ей прокатиться. За такие дела наша местная шпана любого другого просто убила бы. Но не Зяму. И не спрашивайте меня как это и почему. Я никогда не умел выстраивать отношения с шпаной.

Потом Цванги поменяли квартиру. Зяма надолго исчез из виду. От кого-то я слышал, что он фарцует, от кого-то другого – что занимается фотонабором. Ручаться за достоверность этих сведений было трудно, но, по крайней мере, они не были противоречивыми: он точно делал деньги. Однажды мы пересеклись. Поговорили о том о сем. Я попросил достать джинсы. Зяма смерил меня взглядом, назвал совершенно несуразную по моим понятиям сумму. На том и расстались. А снова встретились через много лет на книжном рынке, и, как это ни странно, дело снова не обошлось без макулатуры.

Я был завсегдатаем книжного рынка с тех еще далеких времен, когда он был абсолютно нелегальным и прятался от неусыпного взора милиции то в посадке поблизости от городского парка, то в овраге на далекой окраине. Собирались там ботаники-книголюбы. Неспешно обсуждали книги, ими же менялись, даже давали друг другу почитать. Кое-кто баловался самиздатом. Одним словом, разговоров там было много, а дела мало. Закончилась эта идиллия с появлением «макулатурных» книг, которые продавались в обмен на 20 килограммов старой бумаги. Конечно, можно сколько угодно смеяться над тем, что темный народ сдавал полное собрание сочинений Фейхтвангера, чтобы купить «Гойю» того же автора, но суть дела от этого не меняется. А суть была в том, что впервые за несчетное число лет были изданы не опостылевшие Шолохов и Полевой, а Дюма и Сабатини, которых открываешь и не закрываешь, пока не дочитаешь до конца. Масла в огонь подлили миллионные тиражи. Они сделали макулатурные книги такими же популярными, как телевидение – эстрадных певцов. Ну, и цены на эти книги - соответствующими. Вслед за макулатурными книгами на базаре однажды появился Зяма.

Походил, повертел книги, к некоторым приценился. Заметил меня, увидел томик «Библиотеки Поэта», который я принес для обмена, посмотел на меня, как на ребенка с отставанием в развитии, и немного сочувственно сказал:
- Поц, здесь можно делать деньги, а ты занимаешься какой-то фигней!

В следующий раз Зяма приехал на рынок на собственной белой «Волге». Неспеша залез в багажник, вытащил две упаковки по 10 штук «Королевы Марго», загрузил их в диковиннную по тем временам тележку на колесиках, добрался до поляны, уже заполненной любителями чтения, и начал, как он выразился, «дышать свежим воздухом». К полудню продал последнюю книгу и ушел с тремя моими месячными зарплатами в кармане. С тех пор он повторял эту пранаяму каждое воскресенье.

Такие люди, как Зяма, на языке того времени назывались спекулянтами. Их на базаре хватало. Но таких наглых, как он, не было. Милиция время от времени устраивала облавы на спекулянтов. Тогда весь народ дружно бежал в лес, сшибая на ходу деревья. Зяма не бежал никуда. Цепким взглядом он выделял главного загонщика, подходил к нему, брал под локоток, вел к своей машине, непрерывно шепча что-то на ухо товарищу в погонах. Затем оба усаживались в Зямину «Волгу». Вскоре товарищ в погонах покидал машину с выражением глубокого удовлетворения на лице, а Зяма уезжал домой. И не спрашивайте меня, как это и почему. Я никогда не умел выстраивать отношения с милицией.

Однажды Зяма предложил подвезти меня. Я не отказался. По пути набрался нахальства и спросил, где можно взять столько макулатуры.
- Никогда бы не подумал, что ты такой лох! - удивился он, - Какая макулатура?! У каждой книги есть выходные данные. Там указана типография и ее адрес. Я еду к директору, получаю оптовую цену. Точка! И еще. Этот, как его, которого на базаре все знают? Юра! Ты с ним часто пиздишь за жизнь. Так вот, прими к сведению, этот штымп не дышит свежим воздухом, как мы с тобой. Он – на службе, а служит он в КГБ. Понял?
Я понял.

В конце 80-х советскими евреями овладела массовая охота к перемене мест. Уезжали все вокруг, решили уезжать и мы. Это решение сразу и бесповоротно изменило привычную жизнь. Моими любимыми книгами стали «Искусство программирования» Дональда Кнута ( от Кнута недалеко и до Сохнута) и «Essential English for Foreign Students» Чарльза Эккерсли. На работе я не работал, а осваивал персональный компьютер. Записался на водительские курсы, о которых еще год назад даже не помышлял. По субботам решил праздновать субботу, но как праздновать не знал, а поэтому учил английский. По воскресеньям вместо книжного базара занимался тем же английским с молоденькой университетской преподавательницей Еленой Павловной. Жила Елена Павловна на пятом этаже без лифта. Поэтому мы с женой встречались с уходящими учениками, когда шли вверх, и с приходящими, когда шли вниз. Однажды уходящим оказался Зяма. Мы переглянулись, все поняли, разулыбались, похлопали друг друга по плечу. Зяма представил жену – статную эффектную блондинку. Договорились встретиться для обмена информацией в недавно образованном еврейском обществе «Алеф» и встретились.

Наши ответы на вопрос «Когда едем?» почти совпали: Зяма уезжал на четыре месяца раньше нас. Наши ответы на вопрос «Куда прилетаем?» совпали точно: «В Нью-Йорк». На вопрос «Чем собираемся заниматься?» я неуверенно промямлил, что попробую заняться программированием. Зяму, с его слов, ожидало куда более радужное будущее: полгода назад у него в Штатах умер дядя, которого он никогда не видел, и оставил ему в наследство электростанцию в городе Джерси-Сити. «Из Манхеттена, прямо на другой стороне Гудзона», как выразился Зяма.
Я представил себе составы с углем, паровые котлы, турбины, коллектив, которым нужно руководить на английском языке. Сразу подумал, что я бы не потянул. Зяму, судя по всему, подобные мысли даже не посещали. Если честно, я немного позавидовал, но, к счастью, вспышки зависти у меня быстро гаснут.

Тем не менее, размышления на тему, как советский человек будет справляться с ролью хозяина американской компании, настолько захватили меня, что на следующем занятии я поинтересовался у Елены Павловны, что там у Зямы с английским.
- У Зиновия Израилевича? – переспросила Елена Павловна, - Он самый способный студент, которого мне когда-либо приходилось учить. У него прекрасная память. Материал любой сложности он усваивает с первого раза и практически не забывает. У него прекрасный слух, и, как следствие, нет проблем с произношением. Его великолепное чувство языка компенсирует все еще недостаточно большой словарный запас. Я каждый раз напоминаю ему, что нужно больше читать, а он всегда жалуется, что нет времени. Но если бы читал...
Елена Павловна продолжала петь Зяме дифирамбы еще несколько минут, а я снова немного позавидовал, и снова порадовался, что это чувство у меня быстро проходит.

Провожать Зяму на вокзал пришло довольно много людей. Мне показалось, что большинство из них никуда не собиралось. Им было хорошо и дома.
– Не понимаю я Цванга, - говорил гладкий мужчина в пыжиковой шапке, - Если ему так нравятся электростанции, он что здесь купить не мог?
- Ну, не сегодня, но через пару лет вполне, - отчасти соглашался с ним собеседник в такой же шапке, - Ты Данько из обкома комсомола помнишь? Я слышал он продает свою долю в Старобешево. Просит вполне разумные бабки...

Сам я в этот день бился над неразрешимым вопросом: где к приходу гостей купить хоть какое-то спиртное и хоть какую-нибудь закуску. – Да уж, у кого суп не густ, а у кого и жемчуг мелок! – промелькнуло у меня в голове. И вдруг я впервые искренне обрадовался, что скоро покину мою странную родину, где для нормальной жизни нужно уметь выстраивать отношения со шпаной или властью, а для хорошей - и с теми, и с другими.

Следующая встреча с Зямой случилась через долгие девять лет, в которые, наверное, вместилось больше, чем в предыдущие сорок. Теплым мартовским днем в самом лучшем расположении духа я покинул офис моего бухгалтера на Брайтон-Бич в Бруклине. Совершенно неожиданно для себя очутился в русском книжном магазине. Через несколько минут вышел из него с миниатюрным изданием «Евгения Онегина» – заветной мечтой моего прошлого. Вдруг неведомо откуда возникло знакомое лицо и заговорило знакомым голосом:
- Поц, в Америке нужно делать деньги, а ты продолжаешь эту фигню!
Обнялись, соприкоснулись по американскому обычаю щеками.
- Зяма, - предложил я, - давай вместе пообедаем по такому случаю. Я угощаю, а ты выбираешь место. Идет?
Зяма хохотнул, и через несколько минут мы уже заходили в один из русских ресторанов. В зале было пусто, как это всегда бывает на Брайтоне днем. Заняли столик в дальнем углу.
- Слушай, - сказал Зяма, - давай по такому случаю выпьем!
- Давай, - согласился я, - но только немного. Мне еще ехать домой в Нью-Джерси.
- А мне на Лонг-Айленд. Не бзди, проскочим!
Официантка поставила перед нами тонкие рюмки, каких я никогда не видел в местах общественного питания, налила ледяную «Грей Гуз» только что не через край. Сказали «лехаим», чокнулись, выпили, закусили малосольной селедкой с лучком и бородинским хлебом.
– Неплохо, - подумал я, - этот ресторан нужно запомнить.

После недолгого обсуждения погоды и семейных новостей Зяма спросил:
- Чем занимаешься?
- Программирую потихоньку, а ты?
- Так, пара-тройка бизнесов. На оплату счетов вроде хватает...
- Стой, - говорю, - а электростанция?
- Электростанция? - Зяма задумчиво поводил головой, - Могу рассказать, но предупреждаю, что не поверишь. Давай по второй!
И мы выпили по второй.

- До адвокатской конторы, - начал свой рассказ Зяма, - я добрался недели через две после приезда. Вступил в наследство, подписал кучу бумаг. Они мне все время что-то втирали, но я почти ничего не понимал. Нет, с английским, спасибо Елене Павловне, было все в порядке, но они сыпали адвокатской тарабарщиной, а ее и местные не понимают. Из важного усек, что документы придется ждать не менее двух месяцев, что налог на недвижимость съел до хера денег, ну и что остались какие-то слезы наличными.

Прямо из конторы я поехал смотреть на собственную электростанцию. В Манхеттене сел на паром, пересек Гудзон, вылез в Джерси-Сити и пошел пешком по Грин стрит. На пересечении с Бэй мне бросилось в глаза монументальное обветшалое здание с трещинами в мощных кирпичных стенах. В трехэтажных пустых окнах кое-где были видны остатки стекол, на крыше, заросшей деревцами, торчали три жуткого вида черные трубы. Солнце уже село, стало быстро темнеть. Вдруг я увидел, как из трубы вылетел человек, сделал разворот, полетел к Манхеттену. Не прошло и минуты – вылетел другой. В домах вокруг завыли собаки. Я не трусливый, а тут, можно сказать, окаменел. Рот раскрыл, волосы дыбом! Кто-то окликнул меня: - Сэр! Сэр! - Обернулся, смотрю – черный, но одет вроде нормально и не пахнет.
- Hey, man, – говорю ему, - What's up? – и собираюсь слинять побыстрее. Я от таких дел всегда держусь подальше.
- Не будь дураком, – остановливает он меня, - Увидеть вампира - к деньгам. Не спеши, посмотри поближе, будет больше денег, - и протягивает бинокль.
Бинокль оказался таким сильным, что следующего летуна, казалось, можно было тронуть рукой. Это была полуголая девка с ярко-красным ртом, из которого торчали клыки. За ней появился мужик в черном плаще с красными воротником и подкладкой.
- Кто эти вампиры? – спрашиваю я моего нового приятеля, - Типа черти?
- Нет, не черти, - говорит он, - скорее, ожившие покойники. Во время Великой депрессии это здание оказалось заброшенным. Затем его купил за символичесий один доллар какой-то сумасшедший эмигрант из России. И тогда же здесь появились вампиры. День они проводят в подвале, потому что боятся света. Вечером улетают, возвращаются к утру. Видят их редко и немногие, но знает о них вся местная публика, и уж точно те, у кого есть собаки. Из-за того, что собаки на них воют. Так или иначе, считается это место гиблым, по вечерам его обходят. А я – нет! Увидеть такое зрелище, как сегодня, мне удается нечасто, но когда удается, на следующий день обязательно еду в казино...
- Обожди, - перебил я его, - они опасные или нет?
- Ну да, в принципе, опасные: пьют человеческую кровь, обладают сверхъестественными способностями, почти бессмертные... А не в принципе, тусуются в Манхеттене среди богатых и знаменитых, обычные люди вроде нас с тобой их не интересуют. Только под руку им не попадай...

Стало совсем темно. Я решил, что полюбуюсь моей собственностью завтра, и готов был уйти, как вдруг что-то стукнуло мне в голову. Я спросил:
- Слушай, а что было в этом здании перед Великой депрессией?
И услышал в ответ:
- Электростанция железнодорожной компании «Гудзон и Манхеттен».

Окончание следует. Читайте его в завтрашнем выпуске anekdot.ru

4

Агломерат 4. Горячие страсти на родине Верещагина

После работы мы с Юрой часто обедали в ресторане первого этажа гостиницы. Цены там были смешные. Мы себе заказывали, к удивлению и негодованию шеф-повара, самые дешёвые блюда: судак на пару, морковь в молоке, овсяную кашу. Дорогими лангетами с картошкой баловали себя пару раз в месяц.

У нас был излюбленный столик у окна, с видом на памятник Верещагину. Из-за стола было интересно наблюдать за гуляющими по бульвару горожанами. Некоторые из них бросали взгляды на бюст земляка-мэтра, изобразителя войны и смерти.

За столиками расслаблялись горновые, сталевары, прокатчики. Зарплаты на ЧМК были, по тем временам, громадные, а купить в городе, кроме водки и редкой колбасы, было почти нечего. Так что значительная часть денег возвращалась в кассу ЧМК через винные магазины. А сразу после выдачи зарплаты, наиболее понтующиеся мужики посещали и ресторан. Особенно много народу бывало в дни подвоза пива.

Как-то, именно в такой день, во время нашего обеда, рядом за столик уселись двое солидных командированных, в галстуках. Через пару минут, с их разрешения, к ним присоседилась ещё пара, явных рабочих, причём, с не самых сладких мест. Одетые в одинаковые брезентовые куртки, прожжённые брызгами металла, они свободно расположились локтями на белой скатерти. Крупные кисти их рук притягивали взгляд сбитыми пальцами с въевшимся в кожу графитом и следами ожогов. Жестами, чмоками, легким свистом ребята здоровались с приятелями в зале, махали бегающим официантам.

Юрий, бывавший в этой гостинице регулярно второй год, толкнул меня коленом. Я наклонился к нему и он прошептал:
- Смотри и слушай, я их видел раньше, сейчас будет цирк.

Четверо соседей сделали заказ. Через пару минут шумливой парочке принесли два литровых графина пива и стаканы. Приезжих официант попросил подождать: блюда готовятся.

Двое, с явно «горевшими трубами», выпили по графину почти мгновенно, и оживившись, стали громко обсуждать ситуацию:
- Петь, обидно, всего неделю, как зарплата была, денег уже нет, а тут пиво привезли…
Петя был крупный мужчина, с явным брюшком и размашистыми манерами.
- Да, Андрюша, а в прошлый раз здорово мы успели: весь стол графинами нам уставили два раза.

Андрей не был похож на частого потребителя спиртного: высокий, худощавый, с землистым лицом, как у большинства рабочих ЧМК, с острым, упорным взглядом.
- Ну! Ещё тот идиот не верил, что у меня денег хватит на пятнадцать графинов.
- Каких пятнадцать? Ты тогда не двадцать ли опустошил за вечер?

Один из голодных командировочных, оглядываясь на дверь кухни, за которой пропал их официант, незатейливо разбавил разговор. Он обратился к приятелю:
- Вот слышал я, что в Череповце трепачи живут, но не настолько же? Как это можно за вечер двадцать литров пива выжрать?
- Андрюш, слышал? Они видно, и пиво в жизни два раза видели, а питаков серьезных - так вообще не встречали, - Пётр говорил вполголоса, но с расчётом на уши соседей по столу.

Я шепнул Юрию:
- А что это затевается? И правда, как можно столько пива?...
- Да молчи ты! Люди в горячих цехах поджариваются, там всасывающая система здорово разрабатывается. Так что вникай, и виду не подавай, - Юрий смотрел нарочито то в сторону, то в тарелку.

А в это время Андрей переводил весёлый взгляд с одного соседа по столу на второго.
- Ребята, вы, похоже, хотите, что бы мы с вами пивом поделились? Так увы, мы сегодня не при делах, жёны обобрали по самые не балуйся.
Второй командированный ёрзнул стулом, откинулся на спинку, поправил галстук.
- Да нет, ребятки, мы просто слушаем и хереем с вашей болтовни.
- Как это? – Андрей сдвинул брови, - не въезжаю, чем мы вас задели?
- Дак сказали же вам: пьют пиво, пьют, видали мы. Но не по семь, не по десять, и уж не по двадцать литров за вечер.

Андрей озабоченно посмотрел на Петра:
- Петь, я не пойму, он что не верит что ли? Это мы, выходит, врем?
Он перевёл почти злобный взгляд на говорившего соседа:
- А если я за свой базар отвечу? Ты поддержишь тему?
- А какой поддержки ты хочешь? Нам всё равно делать нечего.
- А вот какой, - Андрей повернулся к нему всем телом вместе со стулом, помогая себе в разговоре свободной левой рукой, а правой замысловато переставляя по столу стаканы и графины:
- Не за вечер – времени у нас нет, семьи ждут, а за час – я выпиваю на спор ведро пива. Ведро!
Андрей со значением поднял указательный палец и направил его поочередно на каждого из незнакомых ему собеседников.

- Если выпью – вы за пиво платите, и ещё столько же даете деньгами, - тычки пальцами подчеркивали каждое его слово.
- Если НЕ выпью – я плачу за пиво и деньгами отвечаю, - он посмотрел как бы за подтверждением на Петра. Тот кивнул, убеждающе раскинув руки.

- Так ты же говоришь, что у вас денег нет?
- Не ссы, кастрюля, крышку купим, - Андрей несколько нагнетал обстановку тоном.
- Ссать от пива буду я.
- Будет-будет, - поддакнул Пётр.
- Вот-вот! Проиграю – меня тут все знают, из кассы займу и тебе отдам. Спроси официанта.

Командированные наскоро поели, и через несколько минут всё было обговорено:
- ведро «конское», двенадцатилитровое, в нём будет десять литров пива, не считая пены;
- вынесут ведро с черного хода во двор;
- при наливе будет присутствовать один из приезжих;
- блевать – значит, нарушить условия;
- ссать далеко не отходить, тут же в кустиках, во дворе.

Мы с Юрием к этому времени тоже закончили обедать, и я соблазнился пронаблюдать весь процесс.
Из ресторана высыпали посмотреть ещё несколько зрителей. Все столпились во дворе гостиницы, где был маленький сквер. У клумбы стояла скамейка, на которую с хозяйским видом уселись «заказчики» спора-зрелища – командированные. У их ног, на табуретке солидно расположилось зелёное эмалированное ведро с тонкой шапкой жидкой пены. Зрители разместились полукругом, некоторые задымили, предвкушая посмотреть на пиво и мочу.

Нужно было видеть лица «пиджаков», когда Андрей стал зачерпывать кружкой, раз за разом, и уверенно опрокидывать их в себя. Я насчитал восемь, когда он решил прерваться. Прошло едва десять минут. Ерзающие на скамейке мужики всё время посматривали на часы, как бы пытаясь подогнать стрелки, но Андрей был резвее.

Он на ходу стал деловито расстёгивать ширинку, сделав несколько шагов к кустам. Редкий рядок зрителей почти отгораживал ссущего от окон гостиницы. Шорох тугой струи по веточкам и довольные вздохи-кряки Андрея ещё больше расстроили «заказчиков», смотревших в его сторону со скамейки.

Петр выставил живот на вернувшегося к ведру Андрея, вопросительно прищурил глаза с видом озабоченного секунданта. Тот сделал успокаивающий жест ладонью и вновь выпил, уже медленнее, но подряд три кружки.

Посмотрел на Петра, рыгнул пару раз громко и протяжно, со вкусом:
- Ой, Петя, что-то я сегодня не в форме.
- В смысле?
- Да похоже, не рассчитал. Я же перед выходом из цеха стаканов пять газировки сглотнул, да здесь мы по литру до спора выпили.

Командированные оживились, довольно переглянулись, но шептались обрывочно и неуверенно. И правда, ведь прошло только двадцать минут.

Один из зрителей спросил:
- Андрей, а мне вот говорили, что пару месяцев назад ты тоже проспорил кому-то ведро пива?...
Андрей, заметно захмелевший, качнувшись, повернулся к спросившему:
- Это кто говорил тебе, Васька, что ли?
- Да не помню, слышал в шестнадцатом цеху.
- Так в шестнадцатом вообще шумно, там мелют что попало, ты не верь.

Андрей сделал три приседания, вновь расстегнул ширинку. Пётр поводил кружкой в ведре, как бы готовя напиток «спортсмену».
Вернувшись от кустов, Андрей принял кружку, поднёс её ко рту, понюхал, отдал Петру обратно, прижав к носу рукав куртки, всосал ноздрями воздух, сделал шаг ближе к скамейке.

- Слышь, ребята, время идёт, а вы ничего не рассказываете, развлеките нас как-нибудь, что ли. Вы из какого города?
На лице Петра резко отразилось расстройство, он сплюнул, засунул руки в карманы.

Мужики на скамейке совсем обрадовались. Один засмеялся, второй заметил скромно, нейтральным тоном:
- Так мы сами развлечься хотели, посмотреть, как ты пивом блюёшь. А вообще мы из Питера.

Андрей зажал ладонью рот, глянул на Петра. Тот в ужасе вывернул карманы, потянув их в стороны.

- Да, слыхал я, слыхал, что у вас там, в Питере, все улицы облёваны.
Его поддержал лёгкий хохот всех, кроме "организаторов".
Андрей присел на скамейку, чуть качнувшись и толкнув локтем одного из мужчин.
– А вот я блевать пока не готов. Готов драться, вот только с кем – тоже пока не знаю. Ты не посоветуешь?
Он взял соседа за галстук, дыхнул ему в лицо.

Я разочаровался. Сначала действительно, было забавно, но теперь события на «сцене» поворачивались к обычной драке.

- Но-но! – командированный вскочил, выдернул из руки вставшего Андрея свой галстук.
– Мы так не договаривались! Или ты проиграл, и платишь, или…

Встал и его спутник, вдвинулся между приятелем и Андреем.
- Ребята, времени прошло только полчаса. Может, Андрей, ещё пару кружечек выпьешь?
Похоже, у них жила надежда, что Андрей сломается: упадет, уснёт, или просто откажется пить.

Пётр подскочил с пивом, чуть льющимся на землю. Андрей, набычившись, переводя взгляд с одного из противников на другого, не глядя ухватил кружку, высосал, протянул пустую Петру. Также, не сходя с места и не меняя позы, не допуская противников к скамейке, он выпил, очень медленно цедя, с перерывами, ещё пять кружек. Качнулся, повернулся, расстегнул ширинку, засеменил к кустам.

Командированные больше не садились, похоже, опасаясь провокаций.
Пётр посмотрел на часы. И каждый посмотрел на свои. До конца срока оставалось немного минут. Один из свидетелей не вытерпел, подскочил к табуретке, заглянул в ведро, с сомнением вытянул губы, поцокал языком.

Андрей подошёл к скамейке, буквально рухнул на неё и расхохотался, оглядев «зрительный зал».
- Ребята, вы что, серьёзно думаете, что мне ведро пива не выпить?
Многие одобрительно хихикнули. «Заказчики», как по команде, сделали по шагу назад, отгородились от Андрея ладонями, замотали головами. Судя по всему, они не согласны были брать на себя напраслину.

Андрей икнул и заорал так, как будто напарник был на другом конце стадиона:
- Пётр, заправляй!

Кружка из руки Петра двинулась по назначению. Как и в начале часа, она тут же отправилась обратно. Наконец, Пётр окончательно опрокинул ведро в кружку, подождал, пока в неё стекли остатки влаги и пены. В двадцати пальцах Андрея задрожал прозрачный ребристый полный сосуд, не желая приближаться к его рту.

Пётр, на виду у зрителей-плательщиков умоляюще подпрыгивал, стуча пальцем по стеклу наручных часов. Андрей горестно посмотрел поочередно на каждого из солидарных спорщиков. Он попытался разочарованно развести руками. Однако, в правой здоровенной ладони он крепко держал последнюю порцию, с ненавистью на неё взглядывая.

Командированные повернулись друг к другу с таким видом, будто сейчас махнут руками на концовку спора. Один уже полез во внутренний карман пиджака. Второй прижал его руку, останавливая. В это момент я и другие зрители заорали. Оба спорщика одновременно шатнулись к Андрею, увидев, как на его язык падали последние капли с края пустой кружки.

Юрий не ошибся. Таких «цирковых» номеров я больше не видел. Когда шёл продолжать вечер мимо Верещагина, тот жизненно и уместно, со значением вздернул бровь.

Через много лет, вспоминая, я понял, что стал свидетелем «применения боевого НЛП по предварительному сговору группой лиц». Эх, такие таланты, да использовать бы в переговорах на сумму миллионов двадцать долларов.

5

Все, кто учился в институте или ещё где, знают, какой напряг сдавать экзамены. Приходится зубрить кучу билетов, часто ночью. Если не надеешься на память, пишешь шпоры или "бомбы", что тоже отнимает много времени. К тому же риск попасться с этим добром всегда очень велик. Если экзаменов в сессии много, шесть или семь, не у всех хватает сил успешно сдать все экзамены. У меня самого с памятью было достаточно хорошо, шпорами и "бомбами" я никогда не пользовался, сдавал экзамены всегда на хорошо или отлично, на последних курсах даже получал повышенную (+50%) стипендию. Но так получилось, что именно я изобрел способ сдачи экзаменов под названием "атомная бомба", который существенно облегчил жизнь студентам нашего курса. Всё было предельно просто и безопасно. Кто-то из студентов из первого потока сдающих, а как правило это были самые подготовленные, незаметно брал со стола преподавателя не один, а два билета. Номер одного сообщал преподавателю, а второй под благовидным предлогом передавал нуждающимся в коридоре. Ну, например так: "Марья Ивановна, ручку оставил в коридоре, буквально три секунды!" Дальше было нужно было просто выучить один-единственный билет, зайти в аудиторию, взять билет, назвать номер билета, который у тебя уже есть, изобразить подготовку к сдаче и благополучно сдать экзамен. Лишний билет опять же незаметно подкладывался в общую кучу. Преподаватель не догадывался ни о чём. Схема работала без перебоев и спасла не один десяток студентов. Четверка была гарантированной оценкой, а, если ты умудрился ответить и на дополнительные вопросы, то можно было получить и пятёрку. Сам я изобретённой мною схемой не пользовался никогда, дураков особенно не любил, но наслаждение от того, как чётко это всё работает, заставляло меня во всём этом участвовать. Но это всё предисловие. Однажды "атомная бомба" чуть не рванула на старте. На нашем курсе училась девушка по имени Лена. Очень красивая и настолько же ленивая и глупая. И вот перед очередным экзаменом она обращается ко мне за помощью, мол ничего не учила, спасай, передай билет, а то катастрофа. Ну, мне не впервой, передаю. То, что случилось дальше, повергло в шок весь курс. Где-то через час, после того, как очередной студент сдал экзамен, преподаватель вызвал из коридора следующего на его место. В аудиторию входит наша Лена, обмахиваясь билетом, как веером. Все замерли в предчувствии грядущей катастрофы и грандиозного скандала.
- А что это у вас в руках? - спрашивает преподаватель, видя, что бумажка в её руках сильно напоминает билет.
- Да ничего.- совершенно невозмутимо отвечает Лена.
- Берите билет.
Лена берёт билет и, даже не глядя в него, даже не подняв его выше уровня пояса, выдаёт:
- Билет номер 17.
Пол аудитории схватилось за голову. Очумевший преподаватель молча провожает взглядом Лену, пытаясь понять, как она смогла определить номер билета, не глядя в него. Лена невозмутимо садится на место, изображает подготовку, сдает экзамен, но при этом забывает в столе другой билет, о чём сообщает мне уже после экзамена.
- Лен, что я тебе могу сказать? Молись, чтобы препод не хватился пропавшего билета. Бог два раза простил тебе твою наглость и глупость, может и третий раз простит. Бог, кстати, простил. Чудесным образом всё обошлось, хотя говорили, что преподаватель недоумевал, куда делся один билет...

6

Недавно вспоминали в кругу друзей историю двадцатилетней давности, и было решено поведать её миру. Разумеется, с изменёнными именами и без указания места действия, чтобы никому не было обидно.

Диспозиция такова: средина девяностых, зима, очень ранее утро первого января очередного года. Я и мои друзья: Миша (сосед и друг детства) и Лариса, составляющие ныне вместе очень дружное семейство, оказались в другом районе города с целью посетить наших общих друзей. Ну в общем, как это обычно бывает: кто-то звонит и поздравляет с наступающим, потом рождается вполне ожидаемая мысль совместно поднять бокалы...

Тем более, что городская администрация клятвенно обещала организовать движение общественного транспорта всю новогоднюю ночь. Воспалённому алкоголем мозгу 15 минут на автобусе — это практически рядом. Вот только из-за стола встань и ты уже там где надо. Однако моя будущая супруга назвала нас с Мишей идиотами и осталась дома, а Лариса ну никак не могла отпустить Мишу одного, и поехала с нами. Оделись кто во что горазд. Я, например, был в бушлате, который обычно использовал на зимней рыбалке, потому что он был тёплый, а также потому, что в его карманы уместилась выпивка-закуска-подарки, которые мы хотели с собой взять. Остальные были одеты соответственно. Лариса, например, была заботливо закутана в любимый ватник Мишиной тёти, потому что холодно, и ещё, как сказал Миша: «не в театр идём, а так в гости по соседству».

Доехали отлично и быстро на автобусе, поздравили друзей лично, выпили, закусили, пора бы теперь и домой. И тут обнаруживается, что решимости городской администрации организовать движение транспорта не хватило до самого утра. То есть варианта два: такси или пешком. Пешком отпадает, ибо всё-таки далековато после бурной новогодней ночи, и уже чувствовалась усталость и крайнее нежелание совершать бодрящую часовую прогулку под зимним новогодним небом.

Благо на перекрёстке был кажущийся на первый взгляд избыток предложения на рынке извоза в виде вереницы самых разных бомбящих автомобилей. Ожидаемо, что утром первого января тариф будет непривычно особенным. Мы были морально готовы к пяти- или даже десятикратному коэффициенту против обычного «ночного» тарифа, что мы раз в год могли себе позволить, ибо мы с Мишей, хоть и параллельно учились, зарабатывали на тот момент выше среднего.

Однако, сумма, озвученная первым в очереди таксистом, превзошла все вменяемые ожидания. Она ровно в два раза превосходила месячную зарплату учительницы в средней школе, что можно установить абсолютно точно, поскольку Лариса именно и была школьной учительницей на тот самый момент. Оставаясь, впрочем, работать в школе скорее из чувства долга перед обществом, нежели ради заработка. Мы с Мишей тоже немного обалдели от ценообразования в области извоза в новогоднюю ночь и решили вступить в переговоры с бомбилой с целью получить скидку раз эдак в несколько, причём как минимум, а как максимум, так во много раз.

Бомбила на контакт сначала не шёл, однако после полуминутного сопения, выдал встреченное предложение:

- Ну пусть баба ваша за щеку возьмёт, тогда скину немного.

См. выше, мы и правда были одеты как люди стоящие на самой низкой ступеньке социальной лестницы (ватник, бушлат, валенки). Однако, даже в этом случае сие предложение было явным перебором. Потому что значительная часть населения нашего города уже посетила места не столь отдалённые, а ещё не менее значительная часть, судя по образу жизни, готовилась к такому событию в своей жизни. Иными словами, для города, живущего отчасти «по понятиям», такое предложение было более чем не комильфо. Но, наверное, что-то замкнуло в голове работника баранки и педалей под конец морозной новогодней смены и ему помимо денег захотелось ещё и тепла. Разумеется в том виде, как он себе это тепло представлял. И причём настолько, что это желание выжгло все предохранители в мозгу.

Спортсменами, а тем более чаками норрисами или джеки чанами, мы с Мишей не были, но детство и юность прошли на границе с промзоной, а также обычным делом были качалки, подростковые разборки, боевые искусства, ну или то, что под ними тогда понималось... В общем представляете о чём я? Миша, пробывший первую половину детства в ранге очкарика-ботаника, вынужден был преуспеть в этом всём больше, чем остальные, иначе вторая половина детства была бы ещё более печальной, и он был бы бит всякой гопотой практически ежедневно. А в юность он вступил бы просто изгоем. Время такое было. Подобного исхода Миша не хотел, поэтому задерживался в нашем подвальном спортзале частенько допоздна.

В общем, пришлось ему и железо потягать, и на турнике повисеть, и спаррингах постоять, как и нам всем. Но ему, наверняка, в силу телосложения и имиджа с существенно большим фанатизмом, чем остальным.

И тут какой-то бомбила так оскорбляет его любимую Ларису, в которой он души не чает и на руках носит. Миша тоже посопел какое-то время, потом снова наклонился в приоткрытому стеклу машины и ответил вопросом на предложение бомбилы:

- Так ты что, защеканец что ли?

Ответ по степени экспрессии превосходил первоначальный вопрос. Про троллинг тогда не знали, а это значит, что Миша был первым в истории троллем нашего города, а может и всей страны, или даже всего мира. Причём спонтанно.

Затем последовала короткая перепалка с использованием не афишируемых, но хорошо известных русских идеологем, а ещё спустя буквально пару секунд бомбила вынырнул из водительской двери с монтировкой в руке и злобным блеском в глазах и начал приближаться к Мише с явным требованием сатисфакции. Остальные бомбилы тоже напряглись, было понятно, что собрата они не бросят, на что наверняка этот самый собрат с монтировкой и рассчитывал на своих коллег.

Дальше я помню всё довольно смутно, ибо всё было очень быстро, а я был уже весьма нетрезв. Пытаясь одновременно как-то прикрывать Мишу хотя бы со спины, я понимал, что в такой ситуации самое главное, чтобы не затоптали хрупкую Ларису, которая в такой ситуации чувствовала себя определённо не в своей тарелке и информировала об этом всех вербально при помощи громкого визжания и междометий, поскольку ругаться матом так и не научилась. О том, чтобы нам всем отступить или убежать уже не могло быть и речи. Битва началась. Поэтому выполняя роль гибрида сломанной ветряной мельницы и взбесившегося вентилятора на раскатанном шинами льду проезжей части, я с переменным успехом и перманентным энтузиазмом тоже активно участвовал в этом действе.

Сначала я подумал, что всё очень плохо. Потом мелькнула надежда, что как-нибудь всё-таки отобьёмся. Потом уверенность стала нарастать, когда мы буквально нащупали свободный ото льда участок асфальта под прикрытием сугроба с одной стороны и запаркованного грузовика с другой. Ситуация как-то стабилизировалась. Затем я начал беспокоиться, что Миша кого-нибудь убьет отнятой у первого бомбилы монтировкой. Потом я понял, что мы практически победили. А в финале приехал милицейский бобик, вызванный кем-то из благодарных зрителей из близлежащих домов, чтобы зафиксировать нашу убедительную победу по очкам в милицейском протоколе.

Из минусов было то, что бомбилы обычно были на короткой ноге с милицией, что могло быть чревато при составлении протокола. Из плюсов то, что в составе наряда был наш приятель по школе. Составили протокол относительно мирно и быстро, бомбилы собрали выбитые золотые коронки, которые смогли найти в темноте, все вместе вытерли с физиономий сопли цвета заката, и мы втроём воспользовались любезным предложением наряда подбросить нас до дома (спасибо приятелю из наряда). Когда мы грузились в милицейский УАЗик у большинства бомбил было на лицах написало злорадство и уверенность в том, что нас везут как минимум на расстрел, ну или хотя бы в сибирь на урановые рудники.

Дома рыдающая Лариса была передана на руки моей будущей супруге, от которой я в течении последующих десяти секунд узнал о себе больше, чем за всё прошлое и будущее время совместной жизни. А мы с Мишей приняли про сто грамм антидепрессанта. Покурили. Потом удвоили дозу лекарства и наконец всё-таки тоже пошли спать, так и не поняв с каким чувством вставать завтра и как жить дальше вообще.

Спустя пару недель нас вежливо и официально пригласили для дачи показаний. Всё-таки в деле появились заявления о ЧМТ (что не подтвердилось), сломанной руке, двух сотрясениях мозга, не помню уже о скольких сломанных носах и всех остальных травмах по мелочи, причинённых непосредственно Мишей и мной (конечно больше Мишей, потому что героем дня был несомненно он, а я просто практически на подтанцовках у него был, но валить всё на друга мне бы совесть не позволила. То есть - лямку обоим тянуть. Друзья всё-таки).

Всё вместе это уже тянуло на вполне отчётливую уголовную перспективу. А это значило: прощай ВУЗ и хорошая работа с ещё лучшей перспективой... И, здравствуй зона!

Знакомых нужного уровня из соответствующих органов, способных как-то повлиять на процесс, у нас не было, и вечер накануне прошёл в тяжёлых раздумьях, сборах вещей и сушении сухарей, ибо уверенности, что после дачи показаний нас отпустят на все четыре стороны, не было. Скорее наоборот.

Помощь пришла неожиданно. Вернее мы с Мишей тогда до конца не поняли, что это именно помощь, а не простое баловство. Брат Ларисы - Гена был замом главреда городской газеты. У неё в семье все имеют то или иное отношение к творческой интеллигенции. Сам главред выжил из ума ещё при Брежневе и интересовался исключительно составлением колонки «сад и огород». Поэтому, можно сказать, что именно Гена и определял редакционную политику главного городского печатного органа. Практическая польза от участия четвёртой власти в этом деле была для нас не очевидна, но на допрос мы отправились в сопровождении Гены, по его настоянию.

Вызывали на дачу показаний по одному, но Гена настоял, что поскольку процесс имеет общественный резонанс (о как он сразу завернул!), а адвокатов у нас нет, то пусть хоть пресса как-то участвует в этом всём безобразии. При этом он сыпал названиям свежепринятых законов (средина 90-х, не забыли?) и именами и изречениями региональных и федеральных политиков. В результате следователь быстро сдался с условием, что Гена будет сидеть в уголке на табуретке и молчать. Первым на допрос пошёл я.

Практика показала, что Гена и глагол «молчать» несовместимы. Уже после пяти минут допроса Гена нависал над следователем и требовал привлечь всю городскую администрацию к ответственности за саботаж работы общественного транспорта в новогоднюю ночь. Ближе к десятой минуте следователь узнал, что именно он персонально, как представитель органов, ответственен в том, что по ночам городом правит таксистская мафия, творящая беспредел на улицах и угрожающая жизни и здоровью мирных жителей, а органы правопорядка вместо того, чтобы с этим бороться хотят бросить этих самых ни в чём неповинных жителей за решётку.

Следователь уже не пытался заткнуть Гену, когда он переходил к победному финалу. Со следователем он уже был в тот момент на «ты», по крайней мере со своей стороны. Затащив в кабинет Мишу, ожидающего в коридоре, и посадив его рядом со мной, он снова навис над сидевшим за столом следователем, на лице которого была изображена беспредельная тоска и желание, если не умереть прямо здесь и сейчас, то как минимум, чтобы всё происходящее имело место с кем-нибудь другим, но никак не с ним.

- Вот смотри, - снова обратился Гена к следователю, - Два молодых парня. Учатся, работают. Будущее страны, одним словом. А с другой стороны кто? Кровопийцы, желающие за одну ночь в году сделать годовую выручку? Ты на чьей стороне? Их там сколько в машинах сидело? Шестеро? Причём с монтировками! Вооружённые то есть! Иными словами не просто вооружённые, а группой лиц и по предварительному сговору! Ты подумай сам на чьей ты стороне? Что мне в редакционной статье писать? Чтобы люди с наступлением темноты вообще по домам сидели? А то их либо убьют шатающиеся по городу вооружённые банды, или милиция им за попытку отбиться от этих самых банд дело пришьёт и в тюрьму посадит? Мы какое государство строим? Правовое?...

Тут Гена взял паузу. Если бы на столе был графин, то Гена наверняка бы из него налил в гранёный стакан и картинно выпилил. Но Графина не было, поэтому Гена продолжил свою речь:

- Давай, сделаем так, - снова навис он над следователем, - Ребята извиняются в редакционной статье в следующем номере, на первой полосе, за то, что назвали таксиста «защеканцем» по ошибке. Понимаешь. Ну обознались ребята по пьяному делу. Новый год всё-таки. А умысла оскорбить у них не было. Понятно? А про сказки, что два пьяных студента парализовали работу всего городского такси мы просто забудем. Ты же не хочешь, чтобы над этой ситуацией все в городе смеялись? Да все ржать в голос будут, когда узнают как двое юношей, возглавляемые учительницей русского языка и литературы, которая по комплекции метр шестьдесят в прыжке, а при слове «жопа» вообще гарантированно падает в обморок, разгромили превосходящие силы бомбил, у которых рожи шире радиаторов их собственных машин. Ты хочешь чтобы я об этом написал? А я могу... И причём, ни слова не совру.

Следователь думал некоторое время. Потом обратился к нам с Мишей:

- Так, вы двое - в коридор. Сидеть и ждать.

Гена остался со следователем один на один. В последующие минут десять из-за двери доносился Генин голос. Отдельные слова разобрать было сложно, но общий смысл улавливался. Было понятно, что Гена расписывал всё новые и новые картины апокалипсиса, которые обязательно будут отражены в его редакционной статье. А если бы его время от времени произносимые «ха-ха-ха» услышал бы Станиславский, то он бы совершенно точно изумился, и наверняка бы пересмотрел кое-что в своей школе.

Собственно с этим своим «ха-ха» Гена вышел из кабинета следователя и потянул нас с Мишей на улицу. За секунду до закрытия двери в кабинет я увидел взгляд следователя вслед Гене. Именно в этом взгляде я понял что такое четвёртая власть. Её смысл умещается всего в двух словах: «пожалуйста, отстаньте».

Купив пива в палатке у остановки, чтобы как-то прийти в себя, мы устремили свои взоры на Гену. Тот торжествующе помолчал, обвёл взглядом окружающий пейзаж, потом похлопал нас по очереди по плечу, допил залпом пиво и вынес приговор:

- Свободны, затейники. Но дальше давайте без телесных повреждений.

В следующем номере городской газеты, как и было обещано Геной, красовалась большая статья про ужасы творящиеся на ночных улицах города. Где мы с Мишей представали практически ангелами и искренне извинялись перед таксистом XYZ (имя, фамилия и отчество было указанно в статье полностью) в том что мы ПО ОШИБКЕ назвали XYZ «защеканцем». И обязуемся больше его этим унизительным словом не называть.

Заявление в милиции от XYZ и его коллег были забраны ими в тот же день. Сам XYZ был вынужден уехать из города, потому что иначе как «защеканцем» его никто больше не называл. Всё-таки специфика мировосприятия в то время знаете ли... И такое «погонялово» хуже, чем чёрная метка для капитана пиратского корабля.

7

Мишка, друг мой, работает психиатром в областной больнице. И, как у любого психиатра, у него есть интересные пациенты и случаи из практики. Их не так много, как кажется, но попадаются прямо персонажи из кунсткамеры. И не все они такие уж и забавные, люди не от хорошей жизни лишаются рассудка, и уж точно не по своей воле. Например, он рассказывал о женщине. Встретишь ее на улице — и не поймешь, что что-то не так. Идет себе с коляской, улыбается. Иногда посюсюкает малыша, покачает его на ручках. А подойдешь ближе — это и не ребенок вовсе, а кукла в тряпье. Тронулась рассудком на почве трагической гибели дочери. После излечения женщина стала несчастнее, и выглядеть хуже, чем до. Вот и думай после этого — что лучше? Жить в иллюзии или в реальности?

В семь вечера, как по расписанию, в мою холостяцкую берлогу завалился Миха, бренча бутылками в пакете. Нехитрый стол для домашних посиделок уже был накрыт. Все как обычно — вобла, бутерброды и пивко.

— Задам тебе вопрос, — задумчиво протянул он. — Ты знаешь о теории «многомировой интерпретации»?

— Многомировой…что? — спросил я.

— Это одна из множества теорий квантовой физики. Она говорит о том, что возможно, существует бесконечное множество миров, похожих на наш. Отличия могут быть как и вовсе незначительными — например, в одном из миров ты поел на ужин сосиски, а в другом рыбу. Так и глобальные настолько, что не только наш мир может быть другой, но и вся галактика или вселенная, — закончил объяснять Мишка.

— Так и знал, что ты свихнешься на своей работе. Не зря есть такой анекдот: «В психбольнице, кто первый надел халат — тот и психиатр».

— Да ну тебя. Пытаешься просветить невежду, а тот еще и психом тебя называет. Как бы то ни было, именно с этого вопроса начал пациент, о котором я хочу тебе рассказать.

* * *

— Да, я знаю об этой теории. Но я хотел бы поговорить о том, ради чего, вы собственно, пришли? — спросил я у молодого, прилично одетого парня, пришедшего ко мне на прием.

Бегло пробежался глазами по его медицинской карте: 25 лет, ранее на учете в психдиспансере не стоял. В возрасте 19 лет произошла травматическая ампутация мизинца правой руки на производстве. Дальше шли стандартные ОРВИ и гриппы.

— Понимаете, есть два варианта событий, который со мной происходят. Либо это теория верна, за исключением того, что эти миры на самом деле пересекаются. Либо я сошел с ума и мне нужна ваша помощь, — он говорил спокойно, не проявляя признаков тревоги или страха. Стало понятно, что его поход ко мне был тщательно обдуман.

— Давайте, вы мне расскажете обо всем, что вас тревожит или беспокоит, а я после этого постараюсь подумать как и чем вам помочь, — честно говоря, он был последним пациентом в этот день. Так что я хотел побыстрее закончить и пойти домой.

— Начну с тех моментов, когда это началось, но я еще ничего не замечал или не придавал этому значения.

— Как вам будет удобно. Чем больше я знаю, тем лучше, — моя надежда уйти пораньше мгновенно погасла. Придется выслушать все, такова уж моя работа.

* * *

— Это началось три года назад. Однажды я вышел из дома и заметил, что что-то не так. Такое чувство бывает, когда приезжаешь в знакомую квартиру, а там убрались или что-то переставили. Ты даже точно не можешь сказать, что именно изменили, но чувство не пропадает. Когда я начал анализировать тот момент спустя два года, то вспомнил, что во дворе дома всегда рос дуб. Могучий, с толстыми ветками и мощными корнями. Я еще вспомнил, как в детстве собирал желуди под ним. А сейчас там росла лиственница! Такая же большая, и даже внешне похожа, но деревья совершенно разные!

Люди очень боятся менять свой привычный мирок. Им проще поверить в ложь, которая поддерживает его существование, чем в правду, которая его разрушит. Также поступил и я, убедив себя, что никакого дуба и не было, будто там всегда росла лиственница. Вспоминая все моменты потом, я понимаю, каким глупцом был. Постоянно убеждая себя не замечать истины, не веря своим глазам и воспоминаниям, я все ближе подходил к катастрофе.

После этого было еще много таких моментов. Многие были настолько незначительны, что я их и не помню. Расскажу о нескольких запомнившихся. Как-то раз, идя с другом, вспомнил о жвачке «Таркл», которую мы с ним часто покупали за рубль в ларьке. Внутри были еще переводные татуировки. Друг удивился, сказал, что они назывались «Малабар». Причем я был просто уверен, что он надо мной прикалывается. Дома погуглил — и верно, «Малабар»!

Потом был знакомый с рок-концерта, который не узнал меня и все удивлялся, откуда у меня его номер телефона и имя. Такие события с каждым разом происходили все чаще, а изменения все сильнее. Я уже не мог постоянно их оправдывать своей забывчивостью или изменчивой памятью. И все же старался просто не думать об этом. Я берег свой маленький мирок до последнего. Даже когда он весь был в заплатках и трещал по швам.

Последнее событие не было неожиданным, скорее наоборот, вполне предсказуемым, если бы я не был таким упертым ослом. Когда я пришел домой, меня застала непривычная тишина и темнота. Не было ни вечных диалогов героев сериала из телевизора, ни шкворчания или бульканья готовящихся блюд с кухни. Ни, что самое главное, приветствия моей любимой жены, Светы. Если она ушла гулять с подругами, то обязательно бы оставила записку, отправила смс или позвонила. Позвонить ей сразу мне не дало понимание, что дома все не так. Не было стенки, которая ей так понравилась, что я ее сразу купил. Вместо нее стоял мой старый комод. Более того, не было вообще ничего из ее вещей или того, что мы купили вместе. Из шокового состояния меня вывел телефонный звонок:

— Ты куда ушел с работы?! — по голосу я узнал своего начальника с прошлой работы, откуда я ушел пару лет назад и устроился на другую, по рекомендации тестя.

— Я же уже давно уволился, вы о чем? — недоумевал я.

— Ты там головой не ударился? На сегодня прощаю, но следующий такой раз, на самом деле будешь уволен.

Все произошедшее просто не укладывалось в голове. Не помню, сколько прошло времени, прежде чем я успокоился, и моя голова начала снова работать. В первую очередь я позвонил на свою работу, знакомым, друзьям, Свете. На работе обо мне ничего не знали. Друзья и знакомые даже и не знали, что я женился, хотя все они присутствовали на моей свадьбе. А Света… Света меня просто не узнала, или сделала вид, что не знает. Ее понимание того, что я о ней знаю, сильно напугало ее. После этого ее телефонный номер оказался недоступен.

Когда я успокоился, то начал анализировать происходившее со мной ранее. И мне пришли в голову две идеи: либо я сошел с ума, что наиболее вероятно, либо я каким-то образом путешествую между мирами, незаметно переходя из одного в другой. Эти миры мало чем отличаются, просто в одном был дуб, а в другом лиственница, в одном была жвачка «Таркл», а в другом «Малабар». И, наконец, в одном из них я опоздал на автобус, закрывший двери перед моим носом, и познакомился на остановке с прекрасной девушкой Светой. А в другом мире я, наверное, успел на этот треклятый автобус и проводил ее взглядом. Я бы мог снова найти ее, начать встречаться и снова жениться на ней. Но какой в этом смысл, если я сумасшедший или путешественник между мирами?

* * *

Я много слышал печальных историй, видел матерей, убивших своих детей, посчитав их демонами во время обострения и после этого безутешно рыдавших, многое я повидал. Но о таком слышал впервые. На первый взгляд он сам придумал эти «другие» воспоминания, пытаясь сбежать от одинокой действительности. Но многое не сходилось. Предположим, телефоны и имена он узнал каким-то образом, но тогда почему он так много знает о своей «жене», если она с ним не знакома? Мутная история.

Я посоветовал ему побольше пообщаться с друзьями, узнать, не было ли у него травмирующих воспоминаний и откуда он мог узнать столько о Свете. Быть может, он знаком с ее мужем или родственником, узнал все о ней и заставил себя поверить, что она его жена. Я пожал ему руку и попрощался. Больше он на прием не приходил.

Его талон так и висел незакрытым, так что я позвонил, на оставленный им номер телефона. Тот, узнав кто я, и по какому поводу звоню, сильно удивился. Как он начал утверждать, ни к какому психиатру не ходил, ни о какой жене он не знает и посчитал, что его разыгрывают друзья. Но я все-таки уговорил его прийти на прием.

Когда Сидоров пришел и протянул мне руку, я вдруг вспомнил деталь, укрывшуюся тогда от меня. У этого Сидорова не было пальца, как и было написано в его карте. Но в тот, первый прием, увлеченный рассказом пациента, я не придал значения тому, что все его пальцы были целы.

* * *

После этого рассказа Мишка замолчал, и мы пили пиво долгое время в тишине. Мы оба думали об одном. Есть ли миры помимо нашего? Если они есть, то какие? Какие решения принимали мы там?

— А помнишь, как я сорвался с ветки и сломал ногу? А ты тащил меня на горбу добрых два километра? Представляешь, мои родители не помнят об этом, — решил сбавить напряжение я. — Может, коллективная амнезия?

— Нет, не было такого, — удивился Мишка.

Мы тревожно посмотрели друг на друга, но ничего не сказали. Никто из нас не захотел разрушать свои мирки.

8

xxx: Наркоманы они
xxx: Пофиг что принтер сетевой, мы подключим его по usb через 2 удлинителя и будем страдать
yyy: ты им сказал чтоб они не забывали по назначению голову использовать?
xxx: На мой, полный боли и страдания вопрос "Зачем?" они ответили настолько пустым взглядом, что в зрачках я увидел один маленький и одинокий нейрон, с разбегу бьющийся о затылочную кость черепа.

9

КАПИТАН НЕМО

"Богачи из людей, которые добывают деньги, чтобы жить, превращаются в людей, которые живут, чтобы сберечь деньги, которых им некуда девать"
Василий Осипович Ключевский

Я сразу, еще по дорогущей железной двери понял, что новый сосед – очень богатый человек в масштабах не только этажа, но и всего нашего дома.
Дверь у него была настолько мощная, тяжелая и солидная, что так и казалось будто однажды она откроется, из нее выйдет задумчивый капитан Немо и скажет что-то типа: - «Море не подвластно деспотам. На поверхности морей они могут ещё чинить беззакония, вести войны, убивать себе подобных. Но на глубине тридцати футов под водою они бессильны, тут их могущество кончается..!»

Но эта дверь, практически никогда не открывалась, видимо наш богатый сосед, квартиру прикупил просто на всякий случай и она у него примерно восьмая по счету…
За последние полгода, я видел соседа всего раза два, но мы успели «шапочно» познакомиться.
И вот, пару дней назад, я вышел из лифта и сразу попал в Бородинское сражение.
Дым, копоть, искры, конский мат, скрежет металла. Все как полагается.
Присмотрелся и вижу – стоит новый сосед и дает сварщикам ценные указания, ему устанавливали новую дверь, а рядом лежала старая, которая оказалась еще толще, чем я предполагал.
Но зачем? Зачем ему новая дверь, ведь и старая от «Наутилуса», была гораздо крепче несущей стены, к тому же старой ее назвать язык не поворачивается?
Сосед остановил сварку и пригнув голову вошел в дверной проем:

- Э, а не слишком ли низко!?
- Нет, ну что, вы? Все строго по чертежу, как в заказе: высота 175 сантиметров. Давайте при вас померим.
- Точно? Ну, ладно.

Я, невольно, сравнил взглядом высоту новой двери соседа со своей и понял, что… ничего не понял. Зачем ему дверной проем 175 сантиметров, при росте под метр девяносто? Ладно бы еще расширять, но занижать..?
Я заинтересовался, постоял, поглазел на новую дверь и вдруг заметил, что это еще не все ее сюрпризы. Дверь оказалась, как бы это сказать, не особо гостеприимна, то есть, она была так устроена, что не способна открываться полностью, а только градусов на девяносто… В том закутке и так тесно. Зачем…?
Сосед-капитан Немо поймал мой удивленный взгляд и только грустно улыбнулся.
Прошло два дня, но странная дверь, все не выходила у меня из головы, думал, я думал, но так и не разгадал тайну «Наутилуса», а вот сегодня я снова встретил соседа, не выдержал и спросил:
- Сосед, а зачем тебе такая низкая дверь и почему она открывается только наполовину? Какой в этом практический смысл? Поделись, может и я себе такую сварганю?
Капитан Немо слегка помялся и ответил:

- Да, видишь, тут в чем дело, я в этой квартире бываю редко, хоть и сигнализация есть, но мало ли…?

Просто «плазму» себе прикупил на всю стену, почти миллион отдал. Вот и пришлось рассчитать и поставить такую дверь, чтобы эта хренова «плазма» уже никак не смогла выйти наружу, ни лежа, ни стоя. Самому, правда, заходить не очень удобно, все время башкой бьюсь, но ничего, привыкну.

Сосед продемонстрировал, как он наловчился пригнувшись входить и выходить из своей квартиры, я понимающе кивал, но мне было его чуточку жаль…

10

ШКАТУЛКА (Анатолий МЕЛЬНИК)
В не очень давние времена периода строительства развитого социализма, по дороге ко всеобщему благоденствию в эпоху мирового коммунизма, горячо любимые народом Партия и Правительство проявляли особую заботу о спивающемся рабочем классе-гегемоне. Во всех новых строящихся жилых массивах, еще раньше школ, больниц, кинотеатров, и общественных туалетов, открывались питейные заведения разных уровней и калибров. И параллельно, где-то в конце 60-х, начале 70-х в каждом районе под эгидой наркологического диспансера открывались наркологические кабинеты. Ну а дальше, когда началась ГЛАСНОСТЬ и ВЕЛИКАЯ ПЕРЕСТРОЙКА, поставившие целью строительство социализма с человеческим лицом (а с каким же лицом, и что тогда строили 70 лет!?), всю наркологическую службу при переходе к рыночной экономике посчитали излишней, как, впрочем, и сам рабочий класс-гегемон.

Ну а женщины, как и во все времена, имея общее сходство, в то же самое время были настолько разными, что среди них двух абсолютно одинаковых, даже среди однояйцовых сестер-близнецов было не найти. И это относится не только к их внешнему виду, но главное, к внутреннему содержанию, к счастью, содержание почти всегда можно предугадать по внешнему облику (что на голове, то и в голове).
Есть среди них флегматики, холерики, сангвиники, ну и меланхолики, в общем, каждому мужику достается то, что он возжелает и... заслуживает. Есть женщины, которых все время надо тормошить, а есть такие, что сами себе не дадут покоя, с такими не соскучишься.
Вот об одной такой и хочу по секрету поведать. У жены в наркологическом кабинете работала медсестра лет тридцати, назовем ее Ниной, о которой говорили - огонь-баба. Веселого нрава, среднего роста, коренастая, крепко сбитая, не то что красавица, но с притягательной интересной внешностью, настолько, что многие завсегдатаи наркокабинета обращали на нее внимание, в общем, она была из тех женщин, которые непонятным образом привлекают к себе мужчин. Нет, вы не подумайте чего-нибудь предосудительного, имела мужа, двух мальчишек, в общем, была у нее нормальная среднестатистическая советская семья без каких-либо левацких уклонов.

Работала Нина неплохо, в руках у нее все спорилось, с сотрудниками имела дружеские доброжелательные отношения, как и с клиентами кабинета. Была находчива, остра на язык и, плохо это или хорошо, отличалась сообразительностью и чрезвычайным, если не патологическим, любопытством. И из-за этого с ней случалось приключений больше, чем с остальным персоналом. Товарки меж собой за глаза даже находили у нее сходство с героиней детского мультфильма "38 попугаев" - сексуальной мартышкой, той, что измеряла длину питона в попугаях...

Где бы что-то не появилось, не лежало, Нина мгновенно замечала, и непременно должна была подойти, посмотреть, потрогать, но чтобы что-то утащить, воспользовавшись случаем, ни-ни. Сотрудники с этими причудами свыклись и особенно не замечали. Так и работали, оказывая посильную помощь тысячам клиентам, находившихся в неладах с зеленым змием, а потом к ним прибавились еще и афганские несчастные воины-интернационалисты...
Наркокабинет работал в тесном контакте с районным отделением милиции. Ежемесячно туда ходил кто-то из сотрудников, беря с собой гроссбух учета клиентов для сверки вновь взятых на учет, снятых с учета (были и такие, но чаще - умерших). Вот так и работали. В очередной раз идти в РОВД настал черед Нины.
Прихватив гроссбух, пришла она в отделение, там царила повседневная суматоха, кто-то куда-то шел, бежал, кого-то вели, верещали и трезвонили требовательные звонки, все было пропитано густыми облаками табачного дыма. Нашла нужный кабинет, вошла, представилась. За столом, дымя сигаретой, уткнувшись носом в какую-то бумагу, сидел средних лет капитан с измученным усталым лицом. Поздоровались, предложил присесть, отложил бумагу, достал из ящика письменного стола гроссбух, не уступающий по размерам диспансерному. Полистал его, открыл нужную страницу и со вдохом произнес: "Ну что, начнем". И начали. Проверку бесконечно прерывали телефонные звонки. Капитан реагировал на них раздраженно, а после очередного звонка, который окончательно вывел его из равновесия, бросил трубку и со словами: "Я сейчас, посидите, подождите", - выскочил в дверь.
Нина, оставшись одна, начала разглядывать комнату, окинув ее взглядом, ее внимание сразу привлекла какая-то коробочка, стоявшая на шкафу в дальнем углу. Приметила она ее еще с самого начала, а сейчас начал распирать интерес, что же это за коробочка, симпатичная, деревянная, очень напоминающая шкатулку. Капитан задерживался, все не приходил, Нина томилась в ожидании, и ее буквально сжигало любопытство, что это за шкатулка? Что там? Время тянулось томительно долго, любопытство нарастало, наконец, достигло такого предела, что дальше терпеть стало невмоготу. Нина поднялась со стула и направилась к шкафу. В это время в коридоре послышались шаги, пришлось стремительно вернуться на стул, застыв в позе ожидания. Шум шагов стих. Чуть выждав, прислушиваясь, не идет ли кто по коридору еще, Нина вновь подошла к шкафу, начала разглядывать шкатулку, подобно крыловской лисе гроздь винограда. Попыталась дотянуться рукой до коробочки, но шкаф оказался слишком высоким. В это время за дверью опять послышались шаги, пришлось вновь стремглав занять стул.
Спустя время вновь была предпринята попытка добраться до шкатулки. На этот раз была использована колченогая табуретка, что одиноко стояла у входной двери. Поставив табуретку у шкафа, Нина взобралась на нее, несмотря на то, что табуретка угрожающе поскрипывала, и, наконец, потянувшись, приподнявшись на цыпочки, она смогла дотянуться до таинственной шкатулки.
Коробочка оказалась в руках, и Нина поспешила вниз на пол. Держа шкатулку в руках, она разглядывала ее со всех сторон, а затем, сгорая от любопытства, что же будет там!? Наконец, откинула крышку.
Что-то внезапно пыхнуло, обдав Нину какой-то серой пудрой. Заглянув в шкатулку, на дне увидела темно-серый порошок, потрогала его рукой, и разочаровано захлопнула крышку. Удовлетворив любопытство, коробочку поставила на шкаф, вернула табуретку прежнее место, а сама направилась к столу.
Здесь она с удивлением заметила, что кисти рук вдруг начали окрашиваться в ярко малиновый цвет. Пошла к умывальнику и начала мыть руки. И, о ужас! Руки стали злодейски малинового цвета. Мыло оказалось бессильным. Придя в полную растерянность, не зная, что делать, она лихорадочно искала выход, и решила срочно бежать из отделения милиции. Схватив сумку, прижав к груди гроссбух, пытаясь за ним скрыть предательски краснеющие кисти рук, устремилась вон из кабинета. На выходе столкнулась с возвращавшимся капитаном. Не поднимая головы, не останавливаясь, буркнула на его недоуменный вопрос: "Куда же Вы?" - "Уже поздно, надо спешить, зайду в следующий раз".
В наркокабинет она не возвращалась, а летела. Встречные прохожие, глядя на нее, как-то странно оглядывались. Прибежала сама не своя. Встретившиеся подруги только удивленно спросили: "Нина, что случилось? Что с тобой?" Та в ответ не могла произнести и двух слов, только показала руки. Увидели, ахнули, удивились, а взглянув на лицо, вначале опешили, потом расхохотались, давясь от смеха и показывая руками на ее лицо. Нина еще не понимала, чего они так смеются. Ее подвели к зеркалу, откуда на Нину глядело какое-то странное существо с красно-малиновой физиономией, подобно той, что можно видеть в зоопарках у мартышек с сидальщным мозолем.

Вскоре все объяснилось очень просто. В прошлом в сейфы клали порошок фуксина, для того, чтобы если какой-то злоумышленник залезет в сейф, то, задев оставленный там фуксин, запачкает им руки, а этот краситель в присутствии влаги (пота) мгновенно въедливо окрашивает всю окружающую поверхность в ярко малиновый несмываемый цвет, подобно зеленке. (Прим. автора: К стати, в старину, еще до L'OREAL'ей женщины широко и с успехом использовали фуксин для окраски волос .)

А Нине порошок попал и на лицо, когда она бежала из отделения, то от переживаний выступивший на лице пот и окрасил лицо в малиновый цвет. Пришлось потратить несколько дней, чтобы смыть последствия визита в райотдел. Все хорошо, что хорошо кончается, посмеялись, пошутили и на этом все забылось до следующего Нининого приключения.

11

ШКАТУЛКА (Анатолий МЕЛЬНИК)
В не очень давние времена периода строительства развитого социализма, по дороге ко всеобщему благоденствию в эпоху мирового коммунизма, горячо любимые народом Партия и Правительство проявляли особую заботу о спивающемся рабочем классе-гегемоне. Во всех новых строящихся жилых массивах, еще раньше школ, больниц, кинотеатров, и общественных туалетов, открывались питейные заведения разных уровней и калибров. И параллельно, где-то в конце 60-х, начале 70-х в каждом районе под эгидой наркологического диспансера открывались наркологические кабинеты. Ну а дальше, когда началась ГЛАСНОСТЬ и ВЕЛИКАЯ ПЕРЕСТРОЙКА, поставившие целью строительство социализма с человеческим лицом (а с каким же лицом, и что тогда строили 70 лет!?), всю наркологическую службу при переходе к рыночной экономике посчитали излишней, как, впрочем, и сам рабочий класс-гегемон.

Ну а женщины, как и во все времена, имея общее сходство, в то же самое время были настолько разными, что среди них двух абсолютно одинаковых, даже среди однояйцовых сестер-близнецов было не найти. И это относится не только к их внешнему виду, но главное, к внутреннему содержанию, к счастью, содержание почти всегда можно предугадать по внешнему облику (что на голове, то и в голове).
Есть среди них флегматики, холерики, сангвиники, ну и меланхолики, в общем, каждому мужику достается то, что он возжелает и... заслуживает. Есть женщины, которых все время надо тормошить, а есть такие, что сами себе не дадут покоя, с такими не соскучишься.
Вот об одной такой и хочу по секрету поведать. У жены в наркологическом кабинете работала медсестра лет тридцати, назовем ее Ниной, о которой говорили - огонь-баба. Веселого нрава, среднего роста, коренастая, крепко сбитая, не то что красавица, но с притягательной интересной внешностью, настолько, что многие завсегдатаи наркокабинета обращали на нее внимание, в общем, она была из тех женщин, которые непонятным образом привлекают к себе мужчин. Нет, вы не подумайте чего-нибудь предосудительного, имела мужа, двух мальчишек, в общем, была у нее нормальная среднестатистическая советская семья без каких-либо левацких уклонов.

Работала Нина неплохо, в руках у нее все спорилось, с сотрудниками имела дружеские доброжелательные отношения, как и с клиентами кабинета. Была находчива, остра на язык и, плохо это или хорошо, отличалась сообразительностью и чрезвычайным, если не патологическим, любопытством. И из-за этого с ней случалось приключений больше, чем с остальным персоналом. Товарки меж собой за глаза даже находили у нее сходство с героиней детского мультфильма "38 попугаев" - сексуальной мартышкой, той, что измеряла длину питона в попугаях...

Где бы что-то не появилось, не лежало, Нина мгновенно замечала, и непременно должна была подойти, посмотреть, потрогать, но чтобы что-то утащить, воспользовавшись случаем, ни-ни. Сотрудники с этими причудами свыклись и особенно не замечали. Так и работали, оказывая посильную помощь тысячам клиентам, находившихся в неладах с зеленым змием, а потом к ним прибавились еще и афганские несчастные воины-интернационалисты...
Наркокабинет работал в тесном контакте с районным отделением милиции. Ежемесячно туда ходил кто-то из сотрудников, беря с собой гроссбух учета клиентов для сверки вновь взятых на учет, снятых с учета (были и такие, но чаще - умерших). Вот так и работали. В очередной раз идти в РОВД настал черед Нины.
Прихватив гроссбух, пришла она в отделение, там царила повседневная суматоха, кто-то куда-то шел, бежал, кого-то вели, верещали и трезвонили требовательные звонки, все было пропитано густыми облаками табачного дыма. Нашла нужный кабинет, вошла, представилась. За столом, дымя сигаретой, уткнувшись носом в какую-то бумагу, сидел средних лет капитан с измученным усталым лицом. Поздоровались, предложил присесть, отложил бумагу, достал из ящика письменного стола гроссбух, не уступающий по размерам диспансерному. Полистал его, открыл нужную страницу и со вдохом произнес: "Ну что, начнем". И начали. Проверку бесконечно прерывали телефонные звонки. Капитан реагировал на них раздраженно, а после очередного звонка, который окончательно вывел его из равновесия, бросил трубку и со словами: "Я сейчас, посидите, подождите", - выскочил в дверь.
Нина, оставшись одна, начала разглядывать комнату, окинув ее взглядом, ее внимание сразу привлекла какая-то коробочка, стоявшая на шкафу в дальнем углу. Приметила она ее еще с самого начала, а сейчас начал распирать интерес, что же это за коробочка, симпатичная, деревянная, очень напоминающая шкатулку. Капитан задерживался, все не приходил, Нина томилась в ожидании, и ее буквально сжигало любопытство, что это за шкатулка? Что там? Время тянулось томительно долго, любопытство нарастало, наконец, достигло такого предела, что дальше терпеть стало невмоготу. Нина поднялась со стула и направилась к шкафу. В это время в коридоре послышались шаги, пришлось стремительно вернуться на стул, застыв в позе ожидания. Шум шагов стих. Чуть выждав, прислушиваясь, не идет ли кто по коридору еще, Нина вновь подошла к шкафу, начала разглядывать шкатулку, подобно крыловской лисе гроздь винограда. Попыталась дотянуться рукой до коробочки, но шкаф оказался слишком высоким. В это время за дверью опять послышались шаги, пришлось вновь стремглав занять стул.
Спустя время вновь была предпринята попытка добраться до шкатулки. На этот раз была использована колченогая табуретка, что одиноко стояла у входной двери. Поставив табуретку у шкафа, Нина взобралась на нее, несмотря на то, что табуретка угрожающе поскрипывала, и, наконец, потянувшись, приподнявшись на цыпочки, она смогла дотянуться до таинственной шкатулки.
Коробочка оказалась в руках, и Нина поспешила вниз на пол. Держа шкатулку в руках, она разглядывала ее со всех сторон, а затем, сгорая от любопытства, что же будет там!? Наконец, откинула крышку.
Что-то внезапно пыхнуло, обдав Нину какой-то серой пудрой. Заглянув в шкатулку, на дне увидела темно-серый порошок, потрогала его рукой, и разочаровано захлопнула крышку. Удовлетворив любопытство, коробочку поставила на шкаф, вернула табуретку прежнее место, а сама направилась к столу.
Здесь она с удивлением заметила, что кисти рук вдруг начали окрашиваться в ярко малиновый цвет. Пошла к умывальнику и начала мыть руки. И, о ужас! Руки стали злодейски малинового цвета. Мыло оказалось бессильным. Придя в полную растерянность, не зная, что делать, она лихорадочно искала выход, и решила срочно бежать из отделения милиции. Схватив сумку, прижав к груди гроссбух, пытаясь за ним скрыть предательски краснеющие кисти рук, устремилась вон из кабинета. На выходе столкнулась с возвращавшимся капитаном. Не поднимая головы, не останавливаясь, буркнула на его недоуменный вопрос: "Куда же Вы?" - "Уже поздно, надо спешить, зайду в следующий раз".
В наркокабинет она не возвращалась, а летела. Встречные прохожие, глядя на нее, как-то странно оглядывались. Прибежала сама не своя. Встретившиеся подруги только удивленно спросили: "Нина, что случилось? Что с тобой?" Та в ответ не могла произнести и двух слов, только показала руки. Увидели, ахнули, удивились, а взглянув на лицо, вначале опешили, потом расхохотались, давясь от смеха и показывая руками на ее лицо. Нина еще не понимала, чего они так смеются. Ее подвели к зеркалу, откуда на Нину глядело какое-то странное существо с красно-малиновой физиономией, подобно той, что можно видеть в зоопарках у мартышек с сидальщным мозолем.

Вскоре все объяснилось очень просто. В прошлом в сейфы клали порошок фуксина, для того, чтобы если какой-то злоумышленник залезет в сейф, то, задев оставленный там фуксин, запачкает им руки, а этот краситель в присутствии влаги (пота) мгновенно въедливо окрашивает всю окружающую поверхность в ярко малиновый несмываемый цвет, подобно зеленке. (Прим. автора: К стати, в старину, еще до L'OREAL'ей женщины широко и с успехом использовали фуксин для окраски волос .)

А Нине порошок попал и на лицо, когда она бежала из отделения, то от переживаний выступивший на лице пот и окрасил лицо в малиновый цвет. Пришлось потратить несколько дней, чтобы смыть последствия визита в райотдел. Все хорошо, что хорошо кончается, посмеялись, пошутили и на этом все забылось до следующего Нининого приключения.

12

ШКАТУЛКА (Анатолий МЕЛЬНИК)
В не очень давние времена периода строительства развитого социализма, по дороге ко всеобщему благоденствию в эпоху мирового коммунизма, горячо любимые народом Партия и Правительство проявляли особую заботу о спивающемся рабочем классе-гегемоне. Во всех новых строящихся жилых массивах, еще раньше школ, больниц, кинотеатров, и общественных туалетов, открывались питейные заведения разных уровней и калибров. И параллельно, где-то в конце 60-х, начале 70-х в каждом районе под эгидой наркологического диспансера открывались наркологические кабинеты. Ну а дальше, когда началась ГЛАСНОСТЬ и ВЕЛИКАЯ ПЕРЕСТРОЙКА, поставившие целью строительство социализма с человеческим лицом (а с каким же лицом, и что тогда строили 70 лет!?), всю наркологическую службу при переходе к рыночной экономике посчитали излишней, как, впрочем, и сам рабочий класс-гегемон.

Ну а женщины, как и во все времена, имея общее сходство, в то же самое время были настолько разными, что среди них двух абсолютно одинаковых, даже среди однояйцовых сестер-близнецов было не найти. И это относится не только к их внешнему виду, но главное, к внутреннему содержанию, к счастью, содержание почти всегда можно предугадать по внешнему облику (что на голове, то и в голове).
Есть среди них флегматики, холерики, сангвиники, ну и меланхолики, в общем, каждому мужику достается то, что он возжелает и... заслуживает. Есть женщины, которых все время надо тормошить, а есть такие, что сами себе не дадут покоя, с такими не соскучишься.
Вот об одной такой и хочу по секрету поведать. У жены в наркологическом кабинете работала медсестра лет тридцати, назовем ее Ниной, о которой говорили - огонь-баба. Веселого нрава, среднего роста, коренастая, крепко сбитая, не то что красавица, но с притягательной интересной внешностью, настолько, что многие завсегдатаи наркокабинета обращали на нее внимание, в общем, она была из тех женщин, которые непонятным образом привлекают к себе мужчин. Нет, вы не подумайте чего-нибудь предосудительного, имела мужа, двух мальчишек, в общем, была у нее нормальная среднестатистическая советская семья без каких-либо левацких уклонов.

Работала Нина неплохо, в руках у нее все спорилось, с сотрудниками имела дружеские доброжелательные отношения, как и с клиентами кабинета. Была находчива, остра на язык и, плохо это или хорошо, отличалась сообразительностью и чрезвычайным, если не патологическим, любопытством. И из-за этого с ней случалось приключений больше, чем с остальным персоналом. Товарки меж собой за глаза даже находили у нее сходство с героиней детского мультфильма "38 попугаев" - сексуальной мартышкой, той, что измеряла длину питона в попугаях...

Где бы что-то не появилось, не лежало, Нина мгновенно замечала, и непременно должна была подойти, посмотреть, потрогать, но чтобы что-то утащить, воспользовавшись случаем, ни-ни. Сотрудники с этими причудами свыклись и особенно не замечали. Так и работали, оказывая посильную помощь тысячам клиентам, находившихся в неладах с зеленым змием, а потом к ним прибавились еще и афганские несчастные воины-интернационалисты...
Наркокабинет работал в тесном контакте с районным отделением милиции. Ежемесячно туда ходил кто-то из сотрудников, беря с собой гроссбух учета клиентов для сверки вновь взятых на учет, снятых с учета (были и такие, но чаще - умерших). Вот так и работали. В очередной раз идти в РОВД настал черед Нины.
Прихватив гроссбух, пришла она в отделение, там царила повседневная суматоха, кто-то куда-то шел, бежал, кого-то вели, верещали и трезвонили требовательные звонки, все было пропитано густыми облаками табачного дыма. Нашла нужный кабинет, вошла, представилась. За столом, дымя сигаретой, уткнувшись носом в какую-то бумагу, сидел средних лет капитан с измученным усталым лицом. Поздоровались, предложил присесть, отложил бумагу, достал из ящика письменного стола гроссбух, не уступающий по размерам диспансерному. Полистал его, открыл нужную страницу и со вдохом произнес: "Ну что, начнем". И начали. Проверку бесконечно прерывали телефонные звонки. Капитан реагировал на них раздраженно, а после очередного звонка, который окончательно вывел его из равновесия, бросил трубку и со словами: "Я сейчас, посидите, подождите", - выскочил в дверь.
Нина, оставшись одна, начала разглядывать комнату, окинув ее взглядом, ее внимание сразу привлекла какая-то коробочка, стоявшая на шкафу в дальнем углу. Приметила она ее еще с самого начала, а сейчас начал распирать интерес, что же это за коробочка, симпатичная, деревянная, очень напоминающая шкатулку. Капитан задерживался, все не приходил, Нина томилась в ожидании, и ее буквально сжигало любопытство, что это за шкатулка? Что там? Время тянулось томительно долго, любопытство нарастало, наконец, достигло такого предела, что дальше терпеть стало невмоготу. Нина поднялась со стула и направилась к шкафу. В это время в коридоре послышались шаги, пришлось стремительно вернуться на стул, застыв в позе ожидания. Шум шагов стих. Чуть выждав, прислушиваясь, не идет ли кто по коридору еще, Нина вновь подошла к шкафу, начала разглядывать шкатулку, подобно крыловской лисе гроздь винограда. Попыталась дотянуться рукой до коробочки, но шкаф оказался слишком высоким. В это время за дверью опять послышались шаги, пришлось вновь стремглав занять стул.
Спустя время вновь была предпринята попытка добраться до шкатулки. На этот раз была использована колченогая табуретка, что одиноко стояла у входной двери. Поставив табуретку у шкафа, Нина взобралась на нее, несмотря на то, что табуретка угрожающе поскрипывала, и, наконец, потянувшись, приподнявшись на цыпочки, она смогла дотянуться до таинственной шкатулки.
Коробочка оказалась в руках, и Нина поспешила вниз на пол. Держа шкатулку в руках, она разглядывала ее со всех сторон, а затем, сгорая от любопытства, что же будет там!? Наконец, откинула крышку.
Что-то внезапно пыхнуло, обдав Нину какой-то серой пудрой. Заглянув в шкатулку, на дне увидела темно-серый порошок, потрогала его рукой, и разочаровано захлопнула крышку. Удовлетворив любопытство, коробочку поставила на шкаф, вернула табуретку прежнее место, а сама направилась к столу.
Здесь она с удивлением заметила, что кисти рук вдруг начали окрашиваться в ярко малиновый цвет. Пошла к умывальнику и начала мыть руки. И, о ужас! Руки стали злодейски малинового цвета. Мыло оказалось бессильным. Придя в полную растерянность, не зная, что делать, она лихорадочно искала выход, и решила срочно бежать из отделения милиции. Схватив сумку, прижав к груди гроссбух, пытаясь за ним скрыть предательски краснеющие кисти рук, устремилась вон из кабинета. На выходе столкнулась с возвращавшимся капитаном. Не поднимая головы, не останавливаясь, буркнула на его недоуменный вопрос: "Куда же Вы?" - "Уже поздно, надо спешить, зайду в следующий раз".
В наркокабинет она не возвращалась, а летела. Встречные прохожие, глядя на нее, как-то странно оглядывались. Прибежала сама не своя. Встретившиеся подруги только удивленно спросили: "Нина, что случилось? Что с тобой?" Та в ответ не могла произнести и двух слов, только показала руки. Увидели, ахнули, удивились, а взглянув на лицо, вначале опешили, потом расхохотались, давясь от смеха и показывая руками на ее лицо. Нина еще не понимала, чего они так смеются. Ее подвели к зеркалу, откуда на Нину глядело какое-то странное существо с красно-малиновой физиономией, подобно той, что можно видеть в зоопарках у мартышек с сидальщным мозолем.

Вскоре все объяснилось очень просто. В прошлом в сейфы клали порошок фуксина, для того, чтобы если какой-то злоумышленник залезет в сейф, то, задев оставленный там фуксин, запачкает им руки, а этот краситель в присутствии влаги (пота) мгновенно въедливо окрашивает всю окружающую поверхность в ярко малиновый несмываемый цвет, подобно зеленке. (Прим. автора: К стати, в старину, еще до L'OREAL'ей женщины широко и с успехом использовали фуксин для окраски волос .)

А Нине порошок попал и на лицо, когда она бежала из отделения, то от переживаний выступивший на лице пот и окрасил лицо в малиновый цвет. Пришлось потратить несколько дней, чтобы смыть последствия визита в райотдел. Все хорошо, что хорошо кончается, посмеялись, пошутили и на этом все забылось до следующего Нининого приключения.

13

Проводы Тома.
Отрывок из рассказа «Покоряя город грез».
--

Том обладал одним качеством. Что бы он ни делал, всегда влипал в какую ни будь историю. Каждый раз. И таких историй о его похождениях хватит на три книги. Вот одна из них…

На фоне финансового кризиса началось поголовное сокращение штата во всех компаниях. Увольняли одни росчерком и без никаких, на то объяснений. В суд подавать не имело смысла, так как местное представительство закона было завалено по горло такими вот жалобами. В расход пустили и моего друга Тома. То как мы отвоёвывали его паспорт, который компания не хотела выдавать, это рассказывать долго. Расскажу лишь день его отъезда.

Настал час отъезда моего друга домой. Долгие и нудные сборы были закончены, и вот я, Том и еще один наш боевой товарищ, Шурик втроем стоим в подъезде у виновника торжества, что бы подбодрить его и попрощаться. Том был чернее тучи, так как за полчаса до этого, в хлам поругался со своим бывшим кадровиком. Мы ждали машину, которую компания должна была организовать для транспортировки Тома в аэропорт. Машину компания не организовала. Наш друг очень сильно ругался по телефону, он так кричал, что казалось кадровик, слышал бы его так же хорошо, если бы Том матерился без телефона, в небо. Но выхода не было. Надо было ехать на такси. Мы проверили свои карманы и достали из них ничего. Кризис. Это было честно, так как был конец месяца, и у нас не оставалось ничего. Жили мы тогда хуже студентов.

Мы с Шуриком очень сильно тогда испугались, подумав, а вдруг Том не уедет! Шурик побледнел и громко сглотнул слюну. Затем случилось не предвиденное. Шурик вдруг побежал молиться в мечеть, и с одним вопросом – «За что?». Я бы побежал с ним, но он бежал так быстро, что я даже не подозревал, что такой толстячок может так бегать.

Вам покажется невероятным, но Шурик молился так, что Всевышний услышал его молитвы. К нему подсел один пакистанец и поинтересовался, что за беда случилась с этим несчастным, что в молитве он рвет волосы на голове и одежду на теле. Шурик объяснил ему кто такой Том, и ситуацию, в которую мы попали так, что пакистанец прослезился, поняв, на сколько сурова бывает судьба. Пакистанец поинтересовался, где проживает Том, и услышал в ответ, что где то не далеко по соседству. Сморщив брови, и подумав несколько секунд, он понял, что и его самого в один день может настичь несчастье вдруг неожиданно предложил безвозмездно подвезти виновника беды до аэропорта на своей новой, только что полученной машине. Шурик обнял пакистанца, и назвал его папой.

И вот уже мы трое, и пакистанец с другом катим на маленьком автобусе в аэропорт. Я не знаю, зачем пакистанец взял друга, но я думаю для страховки. Водитель то и дело оборачивался посмотреть на Тома, как бы, не веря в его способности. Но проверять не стал.

Мы успешно докатили до аэропорта, и чтобы не платить за парковку, пакистанец предложил подождать у дороги, а не на стоянке, хотя мне показалось, что он просто готовится дать по газам в случае, если что-то пойдет не так. Вот мы, весело прыгая, с чемоданами на перевес, Шурик спереди, с огромными баулами на голове, а я сзади подгоняя пинками Тома, ворвались в зал провожающих, и на последних секундах запихали его в металлоискатель, закидали его багажом, и уже убега кричали ему счастливого пути и доброй посадки.

Когда мы выбежали из аэропорта у Шурика катились слезы. Мы в бежали в припрыжку по газонам, уварачиваясь от поливалок. Вдалеке мы увидели знакомый автобус и рванули к нему наперегонки. Я уже открыл дверь, что бы залезть первым в машину, как вдруг заметил что-то не ладное. Наш пакистанец объяснялся на не понятном нам языке стоящему около машины полицейскому. Полицейский указал на нас пальцем и громко накричал на водителя, и тут мы заметили - водитель подает нам сигнал рукой, чтобы мы уходили. Шурик сразу замолк, и схватив меня под руку потащил по дальше от автобуса. Мы шли быстро. В пустыню. Ночью.

Полицейский стал звать нас. Мы сделали вид, что нас это не касается и прибавили шагу. Полицейский стал кричать еще громче, мы тоже не отставали и пошли еще быстрее. Когда идти быстрее уже не было возможности, Шурик обернулся. Нам пришлось остановиться. Шурик сделал глупое лицо и указал на себя пальцем, подавая тем самым знак «Извините, это вы к нам обращались?». Полицейский утвердительно кивнул. Шурик в ответ начал смотреть по сторонам, как бы сомневаясь, что обращались именно к нам. А вдруг кто-то еще решил сегодня ночью прогуляться по пустыне. Шурик долго искал. Как назло никого в радиусе километра не было. Нам пришлось признать факт, что обращались именно к нам. Тогда Шурик сделал простое лицо и бодро потащил меня обратно к полицейскому.

Полицейский спросил у пакистанца, знает ли он нас. Он отрицательно помотал головой. Тогда полицейский спросил нас, знаем ли мы пакистанца. Шурик прищурил глаза и стал внимательно рассматривать лицо пакистанца, как бы вспоминая, встречался ли нам прежде пакистанец в этой жизни или нет. Потом четко сказал, что никогда его раньше не видел. Затем полицейский спросил пакистанца на иностранном языке – а какого хрена мы лезли в его машину?... Это была подстава! Пакистанец растерялся, он подумал несколько секунд и вдруг вспомнил Шурика! Шурик, увидел реакцию пакистанца, и тоже сделал вид, как будто узнал в пакистанце близкого друга, после десятилетней разлуки. До меня стало доходить. Полицейский обвинял пакистанца в частном извозе, а это налагается суровым штрафом, как на извозчика, так и на пассажира. Доказать что он вез нам бесплатно не было возможным, и поэтому Шурик и водитель должны были претвориться, что они знали друг друга давно.

Итак, Шурик, узнав в пакистанце старого знакомого, расплылся в теплой, милой улыбке, и уже раскинул руки, что бы покрепче обнять его. Но полицейские вдруг резко спросил Шурика, - как зовут твоего друга, пакистанца?... Это была вторая подстава со стороны полицейского. Он просто издевался над нами. Шурик замер с раскинутыми руками. Он хотел сделать вид, что обознался, ошибся. Но полицейский повторил свой вопрос четко и громко. Шурик, посмотрел на полицейского с таким видом, как будто на месте пакистанца стоял не пакистанец, а Майкл Джексон, и все его просто обязаны знать. Шурик стал махать пальцем в сторону пакистанца, как бы угрожая полицейскому, - вот я сейчас назову его имя, и тебе, полицейскому, будет стыдно в том, что ты сомневался в нашей дружбе.

Шурик махал пальцем. Пакистанец стоял с идиотским видом. Полицейский ждал ответа на свой вопрос. Палец Шурика остановился, и Шурик назвал, вернее не назвал, а как бы, сомневаясь, спросил,
– Хасан..?
Пакистанец, промедлив секунду, вдруг сказал, что его, в детстве все близкие как раз таки и называли Хасаном. Полицейский поднял вверх водительские права Пакистанца и потребовал то имя, которое было прописано в документах, а как называли нас в детстве, клички, дразнилки, обзывалки его абсолютно не интересуют. Шурик попытал удачу еще пару раз, перебирая другие имена, но оба раза был промах.

После третьей попытки нервы пакистанца не выдержали, и он тихо подсказал Шурику свое имя. К сожалению подсказку слышал не только Шурик. Полицейский, оказалось, обладал врожденным развитым слухом, и это только усугубило ситуацию. Полицейский посмотрел на свое отражение в стекле машины, а потом обратился к нам и спросил, не похож ли он случайно на идиота? Мы трое одновременно ответили, что нет. Полицейский повернулся к Пакистанцу и спросил его, назвать имя Шурика. Это была третья подстава.

Пакистанец втянул голову, и хлопая глазами переводил взгляд с Шурика на Полицейского и обратно. Мы ожидали от него большей артистичности. Если Шурик еще пытался кое-как отыграться на сцене, разыгрывая то один, то моментально меняясь, другой персонаж, то пакистанец проявил себя вообще как артист низкой квалификации. Такого позора, от своего давнишнего знакомого Шурик не стерпел, и натянуто улыбаясь, вдруг медленно произнес,
- Да это же я, Шурик!..
Наступила тишина. В этот момент мне показалось, что полицейский просто вытащит табельный пистолет и так же просто, в упор, расстреляет нас троих ночью в пустыне. Полицейский сказал, что сейчас мы все поедим в полицейский участок, и он с нами расправится в самой грубой форме. Сказал он это на своем языке, но очень вульгарно, и поэтому смысл фразы нам был понятен. Он стал толкать нас в машину, и я понял, что настал мой выход. Я остановился, повернулся к полицейскому и начал быстро рассказывать ему все, что произошло с нами за этот вечер с самого начала. Я рассказывал ему на пальцах, жестами, подпрыгивая, используя сподручные предметы, и мимику своего лица. Мое представление было на столь неожиданным и будоражащим, что глаза моих зрителей расширялись, а в некоторых местах, на столько трогательным, что они даже покачивали головами от изумления. Полицейский за две минуты моего живого рассказа, понял, что с нами случилось, что мы пережили, а главное, он узнал кто такой Том. Рассказ получился настолько искренним, что представитель власти поверил мне, и услышал крик моей души. Не переживший такое, не может так играть.

Он повернулся к пакистанцу и Шурику, и спросил, правда ли то, что я ему рассказал. Оба кивнули. Полицейский поднял голову и проводил взглядом улетающий самолет. Потом подумал и вернул пакистанцу его водительские права, а нам крепко пожал руку, и что-то сказал на арабском языке. Я думаю, что он сказал, что если бы он был генералом, то представил бы нас к наградам…

14

Салическая правда по-русски

14. Толпы, толпы в долине суда! ибо близок день
Господень к долине суда!
15. Солнце и луна померкнут и звезды потеряют блеск свой.
16. И возгремит Господь с Сиона, и даст глас Свой

Библия, Ветхий Завет, «Книга пророка Иоиля

Намедни семья моя последовательно пала жертвой судебного произвола. Скорбный список "вааще неуноуных" открыла матушка. Случайно выплыло наружу, что моя почтенная родительница в свои почти 70 лет живет крайне насыщенной и интересной двойной жизнью. Бумага из суда утверждала, что маманя втайне от семьи прикупила себе Cубару ВРХ и ну на ней по Калуге рассекать по встречной. За что и была справедливо урезонена поражением в водительских правах. Всплыло все случайно-матушка за рулем бывает редко, когда в нее вписался сзади какой то буддист-вегетарианец. Голодный обморок у него случился-вот и прилетел просвещенный нам в заднее крыло. И тут то и нашелся ответ на мучавший всю семью вопрос-в кого я такой уродился? Как же. В мать-рецидивистку. Мало того что без прав, так и за рулем в аварии попадает. Яблоко от яблоньки…Перед маманей замаячила перспектива 15 суток с алкоголиками. Хорошо, мент оказался вменяемым и в турму никого не забрали. Разрешилось все быстро-за месяц где то. Оказалось, что накосячила однофамилица а прилетело к нам. Неспроста, полагаю. Полкан из собственной безопасности вникая в бумаги, хохотал как упырь над отроковицей, потирал ручонки и нетерпеливо подпрыгивал на стуле усилием одних ягодиц. Явно кому то предстояло поделиться нажитым непосильным трудом. Права вернули. Что не мешает мне время от времени доставать маманю въедливыми расспросами. Мол ментов лошистых то ты развела, дорогая мама, но сыну то можно правду сказать? Признавайся, мол, тебе уж все равно права вернули…А что? Не все ж в одни ворота? Не мне ж одному вечно искать доказательства своей неверблюжести.

Но беда одна не приходит-и нежданно негаданно крапивное семя и за меня взялось. Опять случайно обнаружилось, что в 2009 году мя, сирого и убогого присудили к возврату 60000 рублей, на которые я "незаконно обогатился" История какая то тоже с элементами фантастики-так как по существу дела мне там вообще сказать нечего. На суде не был-что там за обогащение такое-ни ухом ни рылом. Повестки мне слали в соседний дом, суд провели без меня и где и как я обогатился-так и осталось для меня тайной.
Радует меня все же наше государство-«В России суровость законов умеряется их неисполнением» (В.Вяземский). Пока суд да дело-приставы где то проебали исполнительный лист, срок давности вышел-и, выходит, я обогатился законно. Осталось только выяснить-где сокровища лежат.
Вообще воспринимаю сие как возврат долгов за прошлые проказы. Благодаря чувствительной третьей ноздре мне удалось в годы лихие избежать оценки моих пакостей с точки зрения Уголовного Кодекса. А там такой букет…Я вот тут недавно, на диване почитывал сию Салическую Правду-и примерял на себя написанное. Ну что сказать. Невиновен я 100% в производстве криминальных абортов и незаконном поднятии Государственного флага на судне. С остальным сложнее. С некоторым, наоборот проще-сто раз надо было брать голубчика под микитки и волочь на нары. Так что, как говорит мой знакомый опер-"несудимость-это не твоя заслуга, а наша недоработка"
Хотя нет. Как то раз довелось.
Ехали мы с Бегемотом на любимой Лянче-и тут с нами захотел познакомиться мужчинка в форме цвета маренго. На лянче я реагировал на такие попытки уличных знакомств-как графиня на поддатого мастерового. То есть в упор не замечал мизераблей.
Но в тот день нам не свезло. Мента то я стряхнул с хвоста в пять минут-но Его Величество Непер через пару часов свел нас в пробке нос к носу. Что называется-поздняк метаться. Мент кипел праведным гневом, говорил отрывистыми командами и на посулы не велся. Оказывается, он за мной уже трижды гонялся.
Напарник был гораздо более лоялен-но помочь ничем не мог. Оказывается-я был давно заочно ненавидим и покарать меня клялись чуть ли не на знамени части.
Время близилось к вечеру-пора было меня на ночлег устраивать в обезъянник. И тут вертикаль власти дала сбой-отделенческие менты долго не хотели меня брать-своего говна мол хватает. ГАИшнику даже советовали отвезти меня к себе домой и пристегнуть к батарее. А поутряне, мол, -на суд как раз вдвоем и помчитесь. Но в конце концов махнули рукой.
Отделение было привокзальное, так что вокруг было довольно оживленно. Со мной чалились какие то казанские малолетки-ушастые и приблатненные, пара освежителей воздуха-бомжей и какие то упоротые вхлам барыги. Барыг взяли с поличным-товар лежал на столе, из за чего менты злобно торжествовали. Пока суд да дело -главмалолетка решил устроить мне проверку на тему верности "воровскому ходу" Я развеселился. Часа полтора я издевался над юношей бледным, с взором горящим, пока не начали "мусора позорные" (его термин) понятых кликать. Бородатый майор позвал —
-Мальчик!
Малолетки заворошились. Наконец мент выудил какого то пугливо озирающегося казанского "мальчика" и назначил его в понятые. Я обрадовался.
-А что, в понятые теперь по понятиям ходить? -поинтересовался я у главаря.
Тот растерянно захлопал очами.
-Молорики. Я вот завтра народу казанскому отпишу, какая у них блатная смена достойная растет. Как там тебя кличут, ты гутарил? Пузырь? Все, Пузырь, сдулся ты с воровской идеей. Иди в ПТУ, токарем али слесарем. Или в сантехники подайся-на говне хорошие деньги можно сделать…
-Ринат!, заорал будущий лидер группировки-не подписывай ничего!
-Пасть захлопни-добродушно откликнулся мент. Пиши милок-это мальцу. Я ж тебя неправду не заставляю подписывать. Видишь эти пакетики? Вот и подпиши. Это ж правда. А правда-это хорошо. Молодец.
Я молча аплодировал, показывая большой палец главарю.
-Не, ну а что ему делать-то было? Сам бы ты чо?
-Сам? Гляди, щенок.
Я протиснулся поближе к решетке. Выбор мента пал на меня.
-Поди сюда!
-Шеф, проблемы у меня.
-Сюда иди, сказал! Проблемный.
-Дык я то подпишу, но вам же потом начальство жопы развальцует. На меня тогда не серчайте, лады?
-Чего у тебя?
-7-бэ.
-Чего ты блеешь? 7-бэ-это чо? Семь овец у тебя было? А надо скока?
-7-бэ, старшой-это статья.
— А то я статей не знаю.Меня лечить не надо!
-Меня надо. 7-бэ-это психопатия.
-Чаво?
-Психопатия. Я то подпишу-но бумажке этой-с моей подписью, грош цена будет.
-Свободен! Мальчик, иди сюда!
И вожака потащили из за решетки.
-Ааааа…Эээээ…а у меня тоже!
-Что тоже?
-Ну эта…псих я…вот.
-Легкая степень дебильности понятого не поставит документ под сомнение-неожиданно мудро парировал мент. Дебилы-они честные. А до психопата-майор скользнул по мне веселым взглядом- мозгами ты не вышел. Нечему там у тебя ломаться, понял? Давай пиши, сучонок, а то ща толчок мыть отправлю-законник ты наш.
На моих глазах рухнула воровская карьера. Профессор Мориарти сдулся.
Минут через 15 майор вспомнил обо мне и отпустил домой. Но весомо попросил с утра придти-а то осерчает.
Злить его не хотелось почему-то. Выйдя, я обнаружил Бегемота, что поджидал меня в машине. Оказалось-что пока старший два часа убил в отделении на пристроить меня, Диман научил младшего играть в ди-берц и опустил его на всю дневную выручку. Потому и машину на стоянку не отвезли. Младший восстал-мол смена кончилась, от тебя, капитан, одни убытки, шел бы ты нахер со своей принципиальностью, а я домой.
Поутру застал беснующегося у отделения старшого в белой рубашке, мокрой от слюней.
Менты флегматично отбояривались-мол смена не наша, отстань пративный.
Мое появление разрядило накал страстей и мы поехали в Таганский суд. Толпы народа -все что запомнил. И надписи-мол МММ, Властелина-это в тот кабинет, а Хопер и еще что то-в этот. Партнеры затравленно метались по этажам, тряся бумагами и лицами. Такой концентрации мудаков на единицу площади я не видел ни до не после.
Нас обслужили без очереди. Почти. За дверью кто то бился в алчной истерике, чего то необоснованно требуя. Истец визжал на такой высокой ноте, что я полчаса не мог на слух определить его пол. Оказалось-самец. И то это стало ясно только после того, как они потно вывалили в коридор.
Я приготовился к худшему. Зря. За столом сидела милейшая дама лет 30-моего любимого типажа. Темные волосы, синие веселые глаза. Хороша несказанно.
Мента попросили подождать за дверью.
-Я должна сказать Вам, что Вы имеете право заявить мне отвод, если я вас чем-то не устраиваю.
-Тысячи адвокатов и перспектива Высшей меры не заставили бы меня это сделать, Светлана!
-Борисовна!-прыснула в кулачок судья.
-Да будут благословенны чресла достопочтенного Бориса, Светлана-ибн-Борисовна.
Наверное-рискованно начал, но хороша была настолько, что я напрочь забыл о цели своего визита.Ей же, на фоне предыдущего оратора, мой неуместный флирт казался, наверное, шелестом дождя в парке сразу после исполнения военным оркестром "Прощания славянки"
Заливаясь румянцем, судья как то неубедительно приструнила меня и мы перешли к сути вопроса.
-Ну и что у вас там?
-Вы знаете, наверное мы с капитаном неправильно друг друга поняли…
-Понятно. Зови его.
Выслушав мента-тот то толкнул целую речугу-страстную и бессвязную, Света свалила в думную. Выйдя оттуда зачитала приговор. Какая то мелочь штрафа-и это при 15 сутках перспективы.
-Меньше нельзя было-виновато обратилась ко мне.
Мент взорвался . Орал он долго, грозил санкциями-но его быстро оборвали.
-Российский суд неподкупен! И его не запугать! Свободны, капитан!
Понятное дело, что под конец рабочего дня я маячил с букетом под окнами суда…
Дальше умолчу. Чуть не женился ,одно замечу: называть милую "ваша честь" иногда — это верх куртуазности. В ответ Светка звала меня " Ваша нечисть"
Спасибо за внимание…

15

Некоторые отношения, однажды начавшись, остаются с тобой на всю жизнь. И
это лучшее, что может случиться с отношениями между мужчиной и женщиной.
Причем, никто из них может даже не ставить задачу – их сохранить. Но
существует некое сродство душ и понимания жизни, которое не позволяет
разорвать нить. Клубок судеб разматывается, и эта нить тянется через
десятилетия, связывая вас воедино.

У Валентины была шикарная фигура. Прекрасно это осознавая, она носила
только обтягивающие наряды. Мужики останавливались на улице и провожали
плывущую по тротуару Валентину жадными взглядами. Ее формам было тесно.
Ее хотелось освободить от одежды, раздеть немедленно, позволить пышному
телу дышать свободно. Этой груди необходимо вздыматься волнами. А бедрам
положено трепетать под грубыми мужскими ладонями. Она училась на том же
факультете, что и я, на курс старше. И я неизменно ощущал содрогание,
когда мы встречались в вузовских коридорах. Она одаривала меня
благожелательной улыбкой. А я прятал взгляд, поскольку слишком очевидно
было, что даже взглядом мне хочется ее облапить.

Однажды я не выдержал. Подошел. И прямым текстом заявил:

- Как насчет свидания?

- Неожиданно, - она вновь улыбнулась, но по-другому, так бывает
улыбается грациозная кошка, показав острые зубки. – Я не против.

- Может, в пятницу?

- Давай. У меня лекция. Но я, так и быть, могу ее прогулять. Только ради
тебя.

Никогда не знаешь, во что выльются отношения. Честно говоря, мне
представлялась тогда только постель. Я собирался вдоволь наиграться ею,
а потом вернуться к Даше. Но в пятницу, гуляя по парку, мы
разговорились, и вдруг выяснилось, что у нас полно общих тем. Она, как и
я, увлекалась литературой и историей. Обладала отменной эрудицией –
заслуга образованных родителей. К тому же, у нас было похожее чувство
юмора, и мы начали сразу же беззлобно подтрунивать друг над другом - и
смеяться.

Я проводил ее до дома, долго не мог с ней расстаться, мне нравилось с
ней общаться, а когда наконец покинул, все думал: как удивительно – еще
сегодня утром Валька была фигуристой недоступной красоткой, а сейчас
превратилась в живого человека, компанейского, своего в доску. Вот
только моя страсть таинственным образом растворилась. Может, оттого, что
мужчине нужна загадка, чтобы испытывать к женщине влечение. Валентина
для меня загадкой уже не была – раскрытая книга, на той же странице, что
и я. В меру циничная, в меру деловая, знающая себе цену, с отличным
чувством юмора. Романтика с такой девушкой, понял я, просто невозможно.
Ей скажешь, что любишь. А она в ответ рассмеется.

Мы созвонились. И уже в воскресенье она приехала ко мне в гости.

- Может, займемся сексом? – предложила Валя в ответ на мое предложение
«выпить чаю».

- Давай, - после короткой паузы согласился я.

Пока я ее раздевал, мы вдоволь напотешались друг над другом. Нам
казалось, все это какой-то цирк. Тело у нее, и вправду, было шикарным.
Ничего лишнего. И все настолько качественно создано Господом Богом, что
сразу ясно – кто настоящий Творец. Я некоторое время ласкал ее. Потом
рукой решил провести по животу. И она захихикала:

- Ты что делаешь, щекотно?

Наверное, с другой я бы почувствовал себя уязвленным. Но это была Валюха
– свой человек. Я тоже засмеялся, и принялся ее щекотать куда активнее…

- Черт! – сказал я через некоторое время, когда она лежала подо мной, а
я, приподнявшись на руках, смотрел между ее больших грудей на свой едва
привставший член. – Со мной такое впервые.

- Бедный, - она снова засмеялась. Но тут же прикрыла рот ладошкой.
Сделала серьезное лицо. Хотя глаза веселились. – Это я во всем виновата.
Ложись. Сейчас.

Я лег на спину. И она принялась ласкать ртом мой вялый член. Ее действия
возымели эффект – вскоре член напрягся, пришел в боевую готовность. Я
уложил ее на спину, вошел в нее и стал ритмично двигаться. Постоянно
думая при этом: «Да что за бред, шикарная ведь девчонка, и фигура, и
лицо – безумно красивая девушка, может со мной что-то не так? » И тут же
мой член снова обмяк. И ей пришлось опять приложить усилия, чтобы его
поднять. Так продолжалось несколько раз. В течение полутора часов. Пока
я наконец не кончил.

Я натянул трусы и уселся в кресло, глядя на нее выжидательно. Поскольку
мы удивительным образом понимали друг друга без слов, она сказала:

- Это был худший секс в моей жизни.

И тут нам стало так смешно, что мы начали хохотать, не переставая. И
никак не могли успокоиться. Про такие случаи говорят: «смешинка в рот
попала».

Разумеется, я не мог удовлетвориться «самым худшим сексом в ее жизни»,
мне нужно было доказать Вале, что я настоящий самец. И в течение
следующих нескольких недель я вполне вернул пошатнувшуюся репутацию.
После нескольких успешных раз она стала меня возбуждать все больше. Да и
она уже не смеялась, а тянулась навстречу, приоткрыв рот и жарко дыша…

Затем я познакомился в Валиными родителями. Семья показалась мне
замечательной. Папа имел собственный цветочный бизнес. Но главным его
увлечением был Николай второй. Он коллекционировал книги о последнем
русском царе, и, казалось, знал о нем все. Мама была домохозяйкой. Но
настолько интеллигентной, красивой и милой женщиной, что напоминала не
русскую домохозяйку в цветастом халате и бигудях, а классическую
американскую из пятидесятых годов – у которой и газон возле дома должен
быть ухожен, и вид всегда такой, словно через час на светский раут.

Еще у Вали был старенький дедушка, увлеченный шахматист. Мы провели с
ним немало часов за шахматами. В основном, выигрывал он. Но пару раз мне
удалось свести партию к ничьей.

На этом свете живет множество мерзавцев. Дедушка однажды пошел в
продуктовый за кефиром. И не вернулся. У подъезда собственного дома его
зверски избили два пьяных подонка. Он умер не сразу. Попал в больницу с
проломленным черепом. И там вскоре впал в кому и скончался. На суде
убийцы вели себя вызывающе нагло. И получили по полной. Меня всегда
удивляло, почему люди такого сорта устраивают подобное представление на
суде? Неужели не понимают, что тем самым роют себе яму? Для меня их
поведение необъяснимо. Как необъяснима мотивация их поступков.

В общем, семья Вали настолько разительно отличалась от Дашиной, что я
поразился, каким может быть отношение. Я к такому не привык. Мне было в
их доме и уютно, и тепло. И понимали меня с полуслова. И никакого
напряжения в общении я не испытывал. Проблема была только одна: Дашу я
любил, а Валю нет.

Можно сколь угодно долго убеждать молодых людей, что думать необходимо
головой, и выбирая себе спутницу, нужно, прежде всего, смотреть на ее
семью. Они никогда не прислушаются к советам умудренным опытом
родителей. Потому что для юного создания всегда на первом месте чувства.
Если, конечно это настоящий человечек, а не грезящий только
материальными благами моральный урод, воспитанный моральными уродами -
родителями. И все же, как страшно за дочерей, как хочется, чтобы им
встретился равный, близкий по духовному развитию и по интеллектуальному
уровню человек. Но любовь зла. Может так статься, придется бить козлов и
отваживать от собственного дома…

Мы встретились с Валей - и никогда больше не расстались. Но и мужчиной и
женщиной друг для друга не стали. Ее родители так и не поняли наших
отношений. Им казалось – вот они, две половинки единого целого, казалось
бы – нашлись, хватайтесь друг за друга и плывите в океане жизни. Но мы
не были созданы стать парой, мы должны были стать друзьями. И стали ими,
в конечном счете.

Потом я наблюдал бессчетное число Валькиных романов, нисколько ее не
ревнуя. Только иногда критиковал за беспутность. Бывало, ругал, когда
она находила совсем кретина – рисуя его грандиозным мачо. Женский вкус –
загадка. В конце концов, пройдя через крайне неудачное замужество с
алкоголиком, который почему-то показался ей похожим на меня (она
специально подчеркнула этот момент), Валя вышла замуж за художника. У
них родилась дочь.

А потом Валька с мужем переехали в США. И мы потерялись на некоторое
время. Но лишь для того, чтобы снова встретиться на Нью-Йорке. Помню,
какой я испытал шок, когда увидел ее шикарную фигуру. И свернутые шеи
американских мужиков. Один черный даже зацокал языком.

«Как на Вальку похожа, - подумал я, и тут же: - Екарный бабай, это же
она! »

И побежал, расталкивая толпу, по 42-й Стрит, крича во все горло:

- Валя! Валька, постой!

Еще когда только попал в Штаты, я думал, что вот – неплохо бы разыскать
свою старую подругу. Ведь она где-то живет в этой стране. Но осознавая
масштабы Америки, понимал, что это пустые мечты. И вот – словно притянул
ее на Манхэттен…

Она буквально онемела. Американские мужики продолжали глазеть, теперь
уже с завистью, когда мы обнимались, и я целовал ее чуть ли не взасос от
радости. Хотя погодите – взасос, так случайно получилось.

- Ну, где ты?! Как ты?! Давай рассказывай! - так и не выпустив ее из
объятий, сияя, спрашивал я.

- Да здесь же, рядом… Степ, отпусти, неудобно…

И в кафе на углу она потом рассказывала мне, как жила все эти годы. Что
поначалу было тяжело. Но сейчас все хорошо, купили сначала машину, потом
дом. Правда, теперь все в кредитах. В общем, стандартная эмигрантская
история. А я поведал ей о своих злоключениях…

Мы как будто нарочно следовали друг за другом по миру. Сначала я за ней
поехал в США. Потом она за мной – в Россию. Так бывает, когда судьбы
тесно связаны.

Муж ее в Штатах сначала впал в депрессию. Его живопись никого не
интересовала. Его картины не продавались. Его не брали даже
иллюстратором в заштатные издания. Потом он познакомился с каким-то
ценителем. И тот устроил ему небольшую выставку в собственной галерее.
Там его и открыл некий местный знаток. О Валькином муже стали писать в
газетах. Картины стали продаваться. Как раз в этот период мы и
встретились. Затем он немного изменил стиль письма – и его полотна вдруг
стали очень и очень востребованы. По мере того, как росли гонорары, стал
портиться характер Валькиного мужа. Прежде тихий скромный человек, он
превратился в домашнего тирана. Требовал, чтобы к нему относились, как к
гению. И для него стало настоящим шоком, когда Валя в один прекрасный
день заявила, что уходит от него. Как?! От него?! От великого таланта?!
Участь жены гения, знаете ли, не всем подходит… Некоторые предпочитают
жизнь обыденную, но спокойную… Последовала утомительная судебная тяжба,
длившаяся несколько лет. Наконец, Валентина, забрав четверть всех денег,
которые не успели забрать адвокаты, и дочь, выехала в Россию. После
многочисленных судов и общения с юристами, Штаты ей резко разонравились.
Она говорила, ей там душно.

Я к тому времени уже давно жил на Родине. Мы регулярно созванивались,
переписывались. И потому я встречал ее в аэропорту в Москве.

Она появилась из стеклянных дверей терминала «Шереметьево 2» в шикарной
шубе и темных очках в пол лица, похожая на миллионершу. С белокурой
дочерью - дылдой, вымахавшей на голову выше матери. Сейчас девочка
делает карьеру модели. С ее ногами и ростом туда ей - прямая дорога.
Была ранняя весна. Снег уже растаял. И в шубе Вальке, должно быть, было
очень жарко. Но она не могла появиться на Родине иначе. Ей нужно было
всем, и в первую очередь себе, показать, что она не назад возвращается,
а приехала в свое отечество из-за океана победительницей. Я ее отлично
понимал.

Когда мы свернули на Ленинградское шоссе, я повернулся к «миллионерше» и
спросил:

- Валька, пива хочешь?

- Пива? – переспросила она удивленно.

- Ну, да. Нашего, русского, пива.

- Нашего, русского, очень хочу, - сказала она и засмеялась, так же
просто, как когда-то очень давно.

Я притормозил у палатки и купил ей бутылку холодного пива.

Она сделал большой глоток и зажмурилась по-кошачьи:

- Сто лет пива не пила. Хорошо-то как.

- Это Родина, Валь, с возвращением, - я улыбнулся. Я был рад, что она
приехала. Мне ее очень не хватало.

16

Вопрос был настолько важным, что собрался весь генералитет нашей
конторы. Под горящим взглядом шефа начальники отчаянно искрились идеями.
В результате нарисовался проект с пакетом документации страниц на сто.
Проблема заключалась в том, что высокопоставленные присутствующие давно
утратили навыки делового письма, за исключением подписи под готовым
документом. «К какому сроку мы это успеем сделать?» - под конец
совещания спросил шеф. Каждый начальник посмотрел вниз по вертикали, а
потом вслед за взором подчинённого. Это было легко. Шеф сидел в торце,
обе конкурирующие вертикали расселись по обеим сторонам стола строго по
иерархии, по мере близости к телу шефа. Одна вертикаль строго посмотрела
налево, другая – направо. В конце этого конкурса переглядываний взор
присутствующих упёрся в самого низкого по рангу сотрудника, которому
нашлось место только в противоположном торце, напротив шефа. По одной
вертикали он работал на полной ставке, по другой был совместителем. И
видимо, это его достало. «К какому сроку успеем сделать?» - раздумчиво
переспросил он. «Ключевое слово в этом вопросе – мы…»

17

Практически все мы когда-то были студентами (или, соответственно, студентками). И, как известно, самый популярный студенческий напиток - это, разумеется, пиво. Так вот, на моем первом курсе в славном Бауманском универе были у меня два друга: Михаил и Алексей, для краткости просто Миха и Леха. Я, как примерный студент, ходил на все лекции, семинары и лабы (лабораторные работы), а эти два перца имели обыкновение сматываться в находящийся неподалеку пединститут. Хотя сами не очень крупные и довольно щуплые. А в педе главный интерес для парней представляют - кто? - правильно, девушки. Причем они настолько часто туда наведывались, что их там на полном серьезе считали своими студентами. Но все это только присказка, сказка впереди...

В один прекрасный день, осенью, как обычно, Миха и Леха с утра не появляются на лекции. Все ясно, опять пропадают с девчонками. А у кого-то в группе был день рождения, и мы, толпой человек тридцать, пошли это дело отмечать. Ну я, как человек малопьющий (для справки: непьющих в Бауманке нет вообще по определению), после третьей распитой бутылки водки, из которых на меня пришлось грамм 100, плюс там портвейн, пиво и все такое прочее, ухожу. Чувствую себя поддавшим, но могу принять и еще бутылочку пивка.

Иду к метро. И мне навстречу попадаются Миха и Леха с несколько подпорченными физиономиями. Спросить я ничего не успел, а ведь если спросил бы, то и истории, наверное, не было. Миха, глядя на меня мутным взглядом произносит:

- Макс, пиво будешь?

Я - поддатый:

- А бабы где? Бабы?

Леха, печально:

- А баб не будет... Только пиво...

Необходимое лирическое отступление. Накануне ребята со своими подругами из педа гуляли в их же педовской общаге. А девчонки оказались прикавалеренные. Короче, в самый интересный момент, фактически интимный, кавалеры застукивают эти парочки "на горячем". Далее разборки, после чего Миха и Леха были с треском выдворены из общаги. Оскорбленные в лучших чувствах, они вечером напились, а с утра был похмел. Но я-то ничего этого не знал! И теперь оцените, как моя следующая фраза была воспринята ребятами(воспроизвожу весь диалог):

- Макс, пиво будешь?

Я - поддатый:

- А бабы где? Бабы?

Леха, печально:

- А баб не будет... Только пиво...

Я (философски):

- Ну, на худой конец и бутылка пива сойдет!

После чего, пока я глядел на две ржущие рожи, до меня дошел второй смысл фразы...