Шутки про исполненный - Свежие анекдоты

Результатов: 8

1

Лет под сорок тому назад в столовой "Рак желудка", что на Погодинке, недалеко от кафедры военной медицины, в тот день было настолько многолюдно, что я решил: вот и наступил, наконец, момент истины.
Час возмездия и справедливости. - Суд !
Вся вредительская поварская клика приговорена к высшей мере наказания через прокручивание в фарш..
Шеф-повар предварительно сварен в бульоне с яйцом, его зам утоплен в компоте "Студенческий", приспешники и челядь умерщвлены комбикормовым жиром и повешены на макаронах.
Публика, собравшаяся на казнь, вооружилась подносами, дабы не допускать пролития слез восторга: слезы могут разъесть линолеум. А он, между прочим, «в шашечку» И понадобятся средства на ремонт.
А средства, кстати, нужны хотя бы для полетов к Марсу.
Тем временем публика выстроилась в очередь и взяла в клещи лобное место.
Мне также показалось, что после свершения правосудия в "Раке желудка", потерпевшие, они же зрители, направятся в "Метастаз" - пельменную-«стекляшку» у метро "Спортивная", дабы свершить правосудие и там.
Но мои ожидания оказались тщетны. Никакого суда над «Раком желудка» не было.
Никаких судебно-следственных метастазов в отношении «Метастаза» также не наблюдалось.
Никакой казнью не пахло тем более.
Зато несло гороховым супом и фрикадельками.
Над нержавеющими владениями кухарско-поварской братии стоял плотный туман, не густо сдобренный сливочными испарениями. Испарения, устав от бесполезного дрейфа по воздуху, падали с небосвода на линолеум «в шашечку», будто стараясь подмазать распластанное знамя невидимых усташей.
Сам кухонный небосвод поддерживала капитель аляповатой гипсовой колонны, мытой в последний раз водами Всемирного Потопа. В центре небосвода лениво, будто мотая срок, отсвечивала электрическая балдоха, вокруг которой, словно карликовые планеты, мириадами носились мухи.
Посреди кухонной живодерни восседал шеф-повар в гигантском архаичном колпаке. Его маслянистые глаза были исполнены цепкого внимания. Он был вооружен исполинской бульонкой, густо поросшей хрящом и лигаментом.
Главный повар неторопливо объедал бульонку, похрустывая сухожилиями и запивая студенческим компотом.
Ноги его стратегически покоились на массивной крышке люка.
Между чанами, лоханями, кастрюлями и корытами суетилась кухонная мелюзга и подсобная сволочь.
Она метала котлеты, разливала борщи и мазала по тарелкам картофельное пюре.
Где-то на задворках едальни в фартуке палача гарцевал мясник, помахивая окровавленным топором.
Подошла моя очередь на кассу.
Хозяйка кассы - буро-кисельная мадам с признаками вялотекущего гипотиреоза, глядела куда-то в сторону капители гипсовой колонны, изгаженной мухами.
- Восемьдесят пять, - огласила она вердикт суда, утомленного раздачей смертных приговоров.
Вердикт обратил меня в скорбь: смета на запланированное после занятий пиво получила торпеду в бок. Образовалась пятикопеечная пробоина. Ремонту она не подлежала.
Я уже раскрыл рот, чтобы сказать "компот не на...", но тут ...
Сперва откуда-то снизу раздался низкий гул. Потом дрогнула крышка люка. Раздался страшный скрежет. Словно сторожевые псы Гекаты принялись точить когти. Крышка стала медленно подниматься.
Из образовавшегося отверстия повалил сизый дым. Пахнуло средневековой инквизицией, прокисшей капустой и лежалым картофелем.
- Жора! - раздался хриплый голос из таинственного подземелья.
- Чего?.. - отозвался шеф-повар, убирая ноги с крышки люка.
- Жора!.. Слышишь! Жора!.. Всё кончается!.. Кончается…. Скоро кончится всё!..
Эхо разносило отчаянный, исполненный муки возглас по всему помещению.
Очередь притихла.
Дурное предчувствие пронзило холодом мою душу, я застыл в оцепенении, пораженный невыносимой тоской.
Кассир-прокурор, воспользовавшись паузой, с ненавистью пробила чек. Мой пивной пятак бесславно сгинул.
Я взял поднос, втянул голову в плечи и обреченно поплелся на поиски свободного столика.
Мне стало чертовски обидно за Отчизну, судьбы которой решаются в секретной шахте под институтской столовой.
"Всё кончается! Скоро кончится всё!", - крик невидимого прорицателя преследовал меня до последней капли компота.
Позже выяснится, что предсказание из мрачных катакомб услышал известный философ Фукуяма и, будучи потрясенным, написал целую книгу «Конец истории и последний человек»
Постепенно пророчество стало вроде бы материализовываться: моя страна сначала распалась, а потом ее, будто бульонку, принялись обгладывать мясоеды с кровавыми бердышами.
Но время шло, а катрен все никак не сбывался полностью.
И в итоге никакого конца истории не случилось.
А я до сих пор не могу понять: это нострадамусы такие мошенники или в подполе у Жоры заканчивались картошка и лук?

2

Про кино и МКС

Он проходит суровый медицинский отбор, он готовится к экзаменам и нормативам по физо за пару лет, он в девятом классе бросает раздолбайничать и уходит в учебу. Он сдает экзамены, сдает зачеты и надевает форму курсанта. И его начинают "ковать". Такие же как он, но без иллюзий и с бесконечной любовью к Небу. Куют жестко, поскольку ни один боец спецназа не знает, что такое перегрузка в девять единиц, а маневренный воздушный бой весь идет на двух-трех. Ну и - финал. Погоны, назначение, часть. Снова учеба, снова "куют", уже по своим лекалам.
Лейтенант ВВС - это исполненный высшим качеством раздолбай с Мечтой. Допущенный "сам-сам" лейтенант - это еще и очень-очень умный и умелый раздолбай.

А потом вдруг внезапная проверка, летехи пулями носятся по спортгородку перекрывая нормативы, и двух-трех вызывают на беседу. И худощавый полковник с очень грустными глазами спрашивает: "Мальчик, а ты хочешь быть космонавтом?". И я знаю двоих, кто ответил "Нет". На вопрос "Почему?" первый сказал: "Я - летчик-истребитель в третьем поколении. Я летать сюда шел. В Небе". Второй ответил проще: "Я мальчик уже большой, и знаю какой забор перепрыгну, а на каком повиснут мои яйца".

Грустный полковник уехал, а комэски устроили лейтенантам пару зачетов "по полной", и потом спросили, почему, мол, отказались, засранцы? Вам честь, полку слава. Ах, даже так... Ну и молодцы. А то растим, растим, а они то забухают непотребно, то в космонавты убегут. Ну и поставили молодцов на разведку погоды вывозить.

Очень большое мужество надо, чтоб тренированному, крепкому парню, привыкшему к перегрузкам и нагрузкам, податься в космонавты. Еще большее - чтоб не податься.

Относительно же "сводного экипажа", что сейчас на МКС... Тут нужно мужество запредельное. Летчик знает, что всегда вернется на землю. И что вариантов там ровно три: два с самолетом, один без. Но иногда бывает так, что приходится и с самолетом. Вместе и навсегда.

Смерть? Самолет состоит из миллиона с лишним жизненно важных деталей и примерно трех сотен смертельно важных. То есть таких, отказ которых в Небе закончится разрушением, иногда мгновенным. И у некоторых из летчиков всё, что осталось от отца, - спокойный, без паники и страха голос в эфире - "помпаж". Или не менее спокойный доклад "Увожу".
Летчику лететь в Космос проще. Он с Костлявой в особых отношениях. Очень. Да и Небо своих не бросит.

Да, снять первый профессиональный фильм в Космосе, это прям невероятная основа для самолюбия, а актер и режиссер на нем живет, как самолет на керосине. Но еще и Мужество. Померить себя об высочайшую планку - для этого мало сильно хотеть, для этого нужно еще и уметь себя заставить. Волю иметь. Чтобы хотя бы на "карусели", при пяти единицах перегрузки удержать при себе завтрак.

Я, как и мой знакомый, человек простой. Для меня есть забор, который перепрыгну, а есть тот, что куда более печальная история. Так вот, ко всем тем, кто сейчас испражняется через рот в адрес съемочной группы на МКС - а вы-то сами хоть оградку палисадника перепрыгнете, прежде чем что-то там говорить? Про людей, которые перепрыгнули то, до чего вам и не допрыгнуть, так-то?
Нет? Ну, ртом срать - не через заборы прыгать, да. С тем и живите.

3

Беда пришла откуда не ждали. У котовины закончились её таблетки, в аптеках нужной концентрации нет, и она опять начала себе выедать шерсть, выгрызла немного, но кожу нагрызла до ранок. Пришлось намазать кремом и надеть колпак чтобы не слизала. Естественно, она не была рада. Через некоторое время кош поняла, что ни жалобный, ни укоряющий взгляд на меня не действует, и теперь при любых попытках коммуникации я наблюдаю только исполненный трагизма зад.

4

В последние дни на TV идут анонсы к юбилею Сергея Соловьёва. Естественно, крутятся такие знакомые саундтреки из его фильмов. Вот и вспомнилось.
Место действия – Москва, время - лет десять спустя после выхода "Ассы", но песни из фильма были вполне на слуху. И сын моей подруги, мелкий 5-6-летний шкет, просто "зависал" на "Городе золотом". И слушал, и сам пел.
И не совсем понимал, почему взрослые друзья родителей, да и сами родители во время его исполнения тихо сползают, прикрывая лица ладонями.
Высокий и трогательный детский голос старательно выводил:
"Его там встретит огнегривый лев,
И синий вол, исполненный очей.
С ними золотой орёл НЕМЕСТНЫЙ…", ну и далее по тексту.

5

Один мой товарищ, в прошлом неважный комсомолец и двоечник - Толик, душевно похмелившись с утра после нашей пасхальной "всенощной", стоял и улыбался в солнечное окно. Я, проснувшись у Толика в гостях на горбатом диване, только открыл глаза.

Зазвонил телефон, сотовых еще не было, а на локальный позвонить ему мог только жаворонок Владимир Иваныч, сумевший таки добраться от Толика до своего дома, далеко за полночь.

Наверняка зная откуда звонок, Толик поднял трубку, и исполненный праздничной благодати и комсомольского озорства, намеревался вместо тривиального: -Алле?,- произнести известное пасхальное приветствие: - "Христос воскрес!", но немного перепутал, и получилось просто представиться:
- Иисус Христос!

- Я в тебя верил! - Простонал я, сползая с дивана.

6

Помните, был такой очень симпатичный короткометражный фильм "Математик и чёрт"? Очень рекомендую, если не видели.
А эта байка будет называться "Математик и филолог". Или лучше "Математика и филолог".

Дело в том, что у филологов с математикой отношения обычно весьма напряжённые. Мало кому удаётся и то, и это. Обычно бывает или одно, или другое. Может быть, мы просто по-разному мыслим?
Впрочем, "песня совсем не о том". Или не совсем о том.

В девятом классе у нас сменился учитель математики. Разницу мы почувствовали сразу - до этого математику нам преподавали довольно плохо, а Марк Абрамович явно знал и любил свой предмет и умел его объяснить. Особенно тем, кто математику чувствовал и понимал.

В это время в школах ввели кабинетную систему, и свой кабинет Марк Абрамович оформил по своему разумению. Вместо обычного тогда портрета Ленина он повесил над доской огромное изречение - от стены до стены: "Математика - наука великая, замечательнейший продукт одной из благороднейших способностей человеческого разума. Д.И.Писарев". Большими пенопластовыми буквами на тонких деревянных реечках.

На это изречение я с тоской смотрела целый учебный год. "Математика - наука великая..." Великая, конечно же - великая, но почему же мне так трудно было её усваивать? Символы и абстракции, которые так легко и спокойно укладывались в голову в языках, не давались в руки. Понятие "производная" ускользало как намыленное. В формулах всё время приходилось возвращаться к началу и вспоминать, что чем обозначалось. И всё это вместе вызывало лёгкую тошноту и головокружение. В такие моменты я сдавалась и в очередной раз начинала читать книжку под партой. Kогда по-русски, когда по-английски, когда по-литовски - тут было всё легко и всё понятно.

"Математика - наука великая..." Всё это было тем обиднее, что при моей огромной и всепоглощающей любви к языкам я в глубине души чувствовала, что это - тоже язык, который я почему-то была бессильна понять. И не просто язык, а язык, исполненный высочайшей божественной гармонии, и если бы можно было его выучить, то гармонии прибавилось бы и в душе, и в жизни и в понимании мира.

Но такое же поражение я уже к тому времени успела потерпеть в музыке. То же самое ощущение - другой, какой-то инопланетный язык, гармония, которая не даётся в руки, манит и всё-таки остаётся недоступной.

Что же, приходилось ограничиваться тем, что получалось - значит, обычными человеческими языками. Поступать-то предстояло на филфак. С другой стороны, "наука великая" запросто могла мне испортить средний балл, нужный для поступления. Значит, учить её всё-таки было надо. (Так, что у нас там? Правило математической индукции? "Если некоторое математическое утверждение справедливо при n=1, и из справедливости его при n=k следует его справедливость при n=k+1, то это утверждение справедливо при любом n." Вы это понимаете? Я вас поздравляю. Я - нет. Но помню это последние сорок лет, бог весть зачем.)

А потом учебный год закончился. И можно было вздохнуть с облегчением. И спокойно читать книжки, и три месяца не думать о правиле математической индукции.

Через две недели после начала каникул я случайно встретила Марка Абрамовича и удивилась тому, что он выглядел очень озабоченным. Это ему было абсолютно не свойственно. Марк Абрамович был очень жизнерадостным человеком. "Слушайте меня внимательно", - говорил он, - "Если поймёте половину - я буду рад. О второй половине поговорим завтра." А тут - да что же случилось?

А ничего особенного. Класс пришли красить. Изречение сняли со стены. Буквы рассыпали. "А теперь никто не может вспомнить, что там было написано. Я кого только ни спрашивал - никто не помнит, и всё тут. И сам не помню."

Сказать, что я удивилась - значит не сказать ничего: "Как это - никто не помнит? Про "математику - науку великую" никто не помнит? Я помню! Там было написано..." Марк Абрамович схватился за блокнот:" Подожди, дай я запишу... Замечательный продукт? Нет? Замечатель-ней-ший? Придумают же такое.."

Мне вспомнилась школьная легенда о том, как Марк Абрамович однажды заявил на педсовете: "Эта ваша гуманитарщина...", чем до крайности возмутил учительницу русского языка:"То есть как это -щина?! Что значит -щина?! Это что такое -щина?!"

Интересно, он что, не сам это изречение выбирал? "Математика - наука великая..."

Когда начался учебный год, Марк Абрамович попытался поэкспериментировать. Ученика, который заканчивал ответ, он просил отвернуться от доски (а класс - не подсказывать) и вспомнить, что, собственно, над доской написано.
На моей памяти не вспомнил ни один. До сих пор не могу понять, почему. Ну хорошо, все были заняты математикой. Но неужели все, кроме меня?

А математика, конечно - наука великая...

7

Не мысля что-либо добавить
К тому, что сделал интернет
Хотел бы всё-таки представить
Чего ещё в помине нет
Что ждёт в минутах нас грядущих
Разврат, высокая печаль
Иль людоедство власть имущих,
Иль пуританская мораль,
Законов строгих звон кандальный
Гуантанамо, Печорлаг-
Удел задумчивых бедняг,
Сетей интриги социальных,
Иль тайны Виндзоров двора
И порносайтов мишура


Увы, ни первое,ни третье
Иной положен нам удел
И в монитора мутном свете
Иное зло я углядел
В горячке тяжких сновидений
И в суеверии примет
Прогресс науки - злобный гений
Нас ждёт машинный интеллект
О чём ещё в начале века
Учеником своим гоним
Нероном - впрочем, х*р да с ним,
предупреждал мудрец Сенека (*)
Но вопиет в пустыне глас
Никто не хочет слышать нас

О чём и ныне упреждает
Запертый в бренном теле ум
Тот, что в коляске разъезжает,
Исполненный великих дум (**) -
Стозевно, обло и огромно,
Чудище нас к себе манит
Красотами девицы томной,
Румянцем крашеных ланит
Манит рулеткой и карьерой
И курсами, как стать гетерой
И курсом фьючерсным валют
И как устроить всем салют

Но кто же этот змей ужасный?
Ответа ждёте не напрасно:
Закон больших массивов данных
И мегасервер "Ягуар"
Увидит духов первозданных
И ядерной войны пожар
Сухой цыфирью он поверит
Гармонию живых сердец
И досконально всех проверит -
Нам всем карячится п*зд*ц
От Гондураса до Расеи
Да убоятся фарисеи
Простите, если слишком груб
Гордыней лживою прельщает
И с нас исподнее снимает
Вконтакте, Твиттер и Ютуб



В культурной, чопорной Европе
Рабы стоят взамен царей
Читатель ждёт уж рифмы "в ж*пе"
На вот, возьми её скорей
И оказался ум наш скудный
В ловушке тайной бытия
Свободной воли выбор трудный
Не сделаем ни ты, ни я
Ни Кромвель, ни Святая Жанна,
Что не предала Орлеана
Сейчас не смогут ничего
Всё куплено. И что с того?
Волхвы Востока нам не врали
Заветы прадедов-отцов
мы как-то быстро променяли
(Хоть виноваты в том едва ли)
На свод Сионских мудрецов


Ещё пуэбло не унидо
Но жив Интернационал
И против буржуазной гниды
Нам Маркс бороться завещал
С тех пор гораздо стал хитрее
Знакомый старый Скуперфильд
И души глупых ротозеев
За зелень грязную скупил
Его пример - нам всем наука
Но чорт возьми, какой мерзавец
Втоптал державу нашу в грязь
Небесной кары не боясь?
И хоть и сами мы с усами,
Но не в свои сажусь я сани;
О судьбах знает наперёд
Один лишь Глоба-звездочёт

Немало с именем "Свобода"
Кровавых жертв принесено
И возглас "Именем народа!"
Встречал нас сумрачно у входа,
Когда уж спали все давно
"Кто знает? Если бы да кабы?.."
Наводит тень сомненья бес
Ползёт- везёт через ухабы
Нас исторический процесс
Кабы декабрьское Восстанье
В России одержало верх
Кумирами б надолго стали
Марат, Дантон и Робеспьер
И гильотины грозный шорох,
Чугунных пушек дымный порох
Залили б кровью всю страну
А может быть, и не одну

Что, впрочем, всё-таки случилось
И меньше века не прошло,
Хоть Робеспьеру и не снилось
Жестоких казней ремесло
В стране холодной сотворенных.
И всех, невинно убиенных,
Несчастных женщин и детей
Нам отпевать бессчётно дней

Но ныне новые сюрпризы
Похоже, различаем мы
И грозный призрак глобализма
Волнует трезвые умы
И, если б нам не помогали
Барклай, зима и Русский Бог
Кто знает, кем бы мы стали
Пустив партнёров на порог
Снаружи лезут грамотеи
Да и внутри немало их
Жрецы Гекаты и Цирцеи
Из франкмасонов записных
Начнут публично планы строить
Как нам Россию обустроить
И в экономике свободной
Страны больной, полуголодной
Нам обещают антраша
Хоть и не знают ни шиша

Но братцы - дело не в России
Вину в России не ищи
Народов отнимает силы
лукавый деспот - ростовщик
Людей, как карты он тасует
И, отдавая деньги в рост
Любых правителей обует
Или отправит на погост
Кому-то горничных подсунет
Кого-то выкинет с окна
И с журналистом потолкует,
Чтоб не писали нихрена.
Что б ни подумали вы тут,
Читайте, батенька, Талмуд.


* "...Я указываю другим тот правильный путь, который сам нашел так поздно, устав от блужданий. Я кричу: "Избегайте всего, что любит толпа, что подбросил вам случай! С подозрением и страхом остановитесь перед всяким случайным благом! Ведь и рыбы, и звери ловятся на приманку сладкой надежды! Вы думаете, это дары фортуны? Нет, это ее козни..."
(Нравственные письма к Луцилию.Письмо VIII)
** Стивен Хокинг

8

«Каждому положен свой Державин» - сказал поэт. Но это только малая толика правды: каждый сам хочет быть Державиным, или хотя бы Сорокиным. Внутри всякого человека глубоко запрятан вирус эксгибиционизма, который лишь ждет своего часа.
Один переплывает Атлантику верхом на бревне, гребя рукояткой бамбуковой удочки и пия кровь проносящихся летучих рыб. Другой проживает совершенную среднестатистическую жизнь, выпивая ежедневно свои 0.18 литра водки, съедая в месяц 5.4 килограмма картофеля и корнеплодов и совершая положенные ему 0.0013 убийства. Но и тот, и другой равно одержимы желанием поделиться содеянным, в назидание современникам и потомкам. В результате один пишет «За бортом по своей воле», другой «Москва – Петушки», третий создает «Кумаонских людоедов» или «Леопарда из Рудрапраяга». А иной ограничивается поучением друзей по гаражу.
И проявление означенного вируса неизбежно, как пресловутый дембель. Невозможно, совершенно невозможно избежать его тлетворного воздействия. Вот и азмь, грешный, впал в эту хворь и пишу, пишу, пишу… Зачем? Для кого? – Не знаю. Но вот история, полная трагизма.
В конце 70-х годов прошлого века – как видите, это древняя история и обязана быть правдой, ибо предки наши верили ей слепо, - так вот в то самое время получил наш институт некий Прибор. Я бы даже сказал – Спектрометр. На фоне остального нашего оборудования, в основном извлеченного из хранилищ времен Хуфу или Тутанхамона и крашеного молотковой эмалью, новая игрушка была красива, как новогодняя елка и в качестве гнета для капусты была идеальна. Как спектрометр это изделие не вполне оправдывало свое название, поскольку не работало.
Начальству же, даже самому лучшему, свойственно желать обратного – хочет оно научных результатов с каждой единицы оборудования. Поэтому с регулярностью раз в неделю был вызываем наладчик, Полномочный Представитель Изготовителя, человек-гора ростом за 2 метра и весом за полтора центнера. Начальник же мой, к слову сказать, рост имел примерно полтора метра и вес килограмм пятьдесят или меньше. И в один прекрасный день Начальник возопил, обращаясь к Полномочному и глядя на него снизу вверх:
- Слава, - вопиял Начальник, - ну неужели Трижды ордена Ленина Ленинградское оптико-механическое объединение имени Владимира Ильича Ленина (sic!) не может справиться с такой мелочью, как спектрометр?
На что Полномочный, исполненный спокойствия и величия, из-под потолка гласил:
- Миша, да все эти ваши научные приборы составляют четверть процента в программе ЛОМО, они просто на хер никому не нужны!
И тут стало ясно, что нас, говоря современным языком, «кинули». И если мы хотим с этим чудищем (не Славой, а Спектрометром) работать, придется действовать самим.
Тогда я принялся думать, потом паять, потом ругаться, опять паять и после опять думать. Даже книжки читал, даже инструкцию к прибору! И прибор, как это ни странно, стал подавать признаки жизни и даже заработал, и работал настолько устойчиво, что меня обуяла гордыня. Грешен. Захотелось поделиться своей мудростью с собратьями – это, кстати, тоже было проявлением ранее упомянутого вируса эксгибиционизма, хоть и с научным акцентом.
Подстрекаемый гордыней, написал я Статью, и приложил к ней Акт экспертизы, и послал Статью в Приличный журнал.
Зря. Зря я не обратил внимания на тот факт, что Приличный журнал, хоть и полностью соответствует профилю Статьи, но издается самим Курчатником. В связи с этим прискорбным фактом спустя пару месяцев после отправки Статьи я был обеспокоен звонком из редакции Приличного журнала, и был поставлен перед необходимостью получения разрешения на публикацию от самого нашего Министерства, поскольку ранее редакция с такой мелочью, как наш институт, дела не имела.
Всякий человек в своем развитии проходит стадию восторженного восприятия окружающей реальности, именуемую наивностью. За определенным рубежом окружающие почему-то начинают эту милую черту именовать глупостью, но это остается полностью на их совести. И вот, полный наивности, или глупости, я отправился в само Министерство. В приемной, посовещавшись, синклит теток вынес решение о том, что «Это вам надо к Пал Палычу». Ну, к Пал Палычу – так к Пал Палычу, куда двигать-то? Синклит посмотрел на наивного (глупого) с сожалением, но номер комнаты назвал. И я двинул.
В результате получасовых блужданий по разноэтажным корпусам Министерства, топология которого навевала мысли о 5-м или 6-м измерении, я добрел до искомой комнаты и отворил дверь, предварительно робко постучавшись. Комната, в которой я оказался, помимо крашеных зеленой масляной краской стен, имела следующие приметы: два окна без занавесок, стол без единой пылинки на нем, два стула и Пал Палыч.
Великий человек каким-то образом был предупрежден о моем приходе, ибо начал орать сразу.
- Вы что, - орал Пал Палыч, - не понимаете, что вы сделали? Вы изменили Гостовский прибор! Люди работали! А вы! Подсудное дело!
Мои робкие попытки объяснить, что я просто починил прибор и заставил его работать, не могли прервать могучих элоквенций Пал Палыча:
- Вы не понимаете! Гост! Предприятия! Метрология! Получите разрешение на публикацию у производителя или в его министерстве!
В тот момент, когда я произнес:
- А кто же меня пустит на ЛОМО и в Средмаш? И как же предприятия будут этим дерьмом пользоваться, коли оно не работает, хоть и Гостовское? – настала тишина. Пал Палыч молчал, как граната с выдернутой чекой, как снаряд со взведенным взрывателем.
Остатки инстинкта самосохранения, свойственные даже очень наивным (глупым) людям, заставили меня выскочить за дверь, пренебрегая элементарными правилами вежливости и не прощаясь… Последний взрыв настиг меня уже в лифте и, по счастию, пришелся вскользь…
И вот тут-то и произошло волшебное превращение наивного (глупого) в умного и хитрого. Я решил ждать, и в конце концов дождался своего часа. Пал Палыч был поражен насморком и взял больничный! А я, отныне хитрый и умный, пошел на прием в Научно-техническое объединение нашего главка, рыдая, сообщил о тяжкой болезни Пал Палыча и необходимости срочно-срочно получить разрешение на публикацию, и за шестнадцать секунд получил визу Главного инженера НТО. И Статья увидела свет. И ее даже, может быть, прочитало человек пять-шесть. Виктория, сиречь победа!

…Минуло больше тридцати лет, но меня по сей день мучает один вопрос: кем был этот Пал Палыч? Какой пост в Министерстве занимал? Узнал ли он о моей страшной хитрости, и если узнал – что стало с ним и почему я все еще не на лесоповале?
И еще, для всяких скептиков и маловеров: в приведенных мною диалогах каждая буква соответствует сказанному в действительности. Я не придумал, не сочинил, не добавил и не сфантазировал ни единого лишнего слова.

Партнеры

Реклама