Результатов: 16

1

Макс – здоровенный молодой мужик, но уже с бородищей, заведенной из практических соображений. Ему в ней теплее и не нужно возиться с шарфом, большой любитель охоты и зимней рыбалки. Если выбирается за город с женой, детьми и животными, то они предпочитают прогулки по морским льдам и лесным лыжням.

В минувшие выходные борода пригодилась ему совершенно неожиданным образом. Возвращаясь с семьей из глухоманей, он собирался заскочить по пути в пригородный супермаркет наскоро, вроде бандитского налета на банк – все роли распределены, списки покупок начертаны в пути женой и розданы детям, каждый должен носиться по магазину со своей тележкой по назначенному сектору, пока супруги выбирают каждый свое: Макс мясо, жена предметы гигиены. В общем, делов минут на десять. Сбор всем у кассы чуть ли не по секундомеру.

Маленькая дочка при этом у Макса на руках, маленькие собачки на поводках у жены и старшей дочери в издевательски огромных намордниках почти на всю голову. То есть собаки в намордниках, а жена и дети в масках, чтобы не подхватить какую заразу. Самый большой пёс обычно остается в машине охранять, чесать и успокаивать кота, который обычно ездит на нем верхом на прогулках.

Много раз это как-то работало при быстром шоппинге, но в тот злополучный день они сильно припозднились с возвращением. Большой город проснулся и добрался до этого супермаркета чуть ли не в полном составе, судя по количеству припаркованных авто – ими было забито всё за километр.

Особенность Владивостока, удобная для обороны, но не для мирной жизни, заключается в его уникальном рельефе. По какой дороге куда ни сунься, слева будет уходящая в небо сопка, а справа обрыв к морю. Ну или наоборот. Все более-менее плоские пятачки у входа в супермаркет оказались уже забиты, прибывающий народ гнездился на дальних подступах, только заметив первое освободившееся место.

Но Макс – природный оптимист. Сам вид длинной колонны людей, шагающих по гололеду от торгового центра с забитыми продуктовыми тележками, увесистыми сумками и походными рюкзаками как бы намекал, что парковочные места освобождаются постоянно!

И действительно, сплошная колонна машин двигалась наружу, а оптимисты прямо к магазину.

Метров за двести до входа Макс заметил, что это одни и те же машины, а в них сидят те же самые люди. Но дергаться было уже поздно – ему оставалось проделать тот же самый круг и припарковаться где-нибудь на трассе в неведомых далях. Ну или крутиться так до бесконечности.

Однако Макс приметил несколько пустующих мест на площадке для инвалидов.

Совесть его была совершенно спокойна – пока инвалиды туда доберутся, он успеет набрать свои покупки и мигом выметется прочь. Единственная проблема заключалась в том, что на его машине не было инвалидного знака, и сам он имеет вид весьма цветущий. Охрана стояла рядом и иногда посматривала, кого бы оштрафовать за парковку в неположенном месте.

Там, где пессимист ищет проблемы, оптимист находит решения. По случаю лесной прогулки Макс был одет в нечто весьма поношенное и потрепанное, машина его имеет вид похожий. Плюс окладистая борода. Оставалось накинуть капюшон и выбраться из капота страшно кряхтя, дико прихрамывая, охая и ухая на каждом шаге.

Макс припарковался, жене и детям велел выйти первыми и стремительно скрыться в толпе. Нести маленькую дочь поручил жене до явки в магазине в условленном месте. Сам выбирался из машины напоказ долго и мучительно.

Но именно за это его запомнили многие проходившие мимо обычные покупатели. Которые были вынуждены прочапать долгий путь пешком. Не завидев знака инвалидности, зорко всматривались – а точно ли это глубокий старикан, не желающий признавать себя инвалидом, или придуривается из хитрожопости.

Макс честно прохромал весь свой путь по супермаркету, маленькую дочь отобрал у жены и взял на руки уже там, чисто для скорости передвижения. Так и ковылял с нею средь прилавков, горбясь и морщась от якобы невыносимых болей.

В очереди на кассе дочка не выдержала и спросила:
- Папа, что с тобой? Тебя превратила в старика злая фея?

Очередь заржала. Макс покраснел, распрямился, расправил плечи, скинул капюшон и улыбнулся, сказал нараспев как в старинных мультиках:
- Прошло, доченька! Добрые люди меня расколдовали! Всем спасибо!

Ни один человек в очереди не стал опровергать эту гипотезу. Подошла жена Макса, еще двое самоходных детей с собачками и маленькими корзинками, продуктов набрали не слишком много, так что в целом сошли за коллективного инвалида.

4

Раз уж тема медицины нашла такой живой отклик, вот вам статья, которую я писал 17 декабря 2020 для журнала «Максим». Уже не помню, была ли она опубликована или переделана, но драфт сохранился в закрытой заметке дневника, и сегодня я его публикую.

КРАСНЫЙ КРЕСТ

Сегодня аптека в России и на Западе обозначается зеленым крестом, словно намекая, что здесь можно купить шампуни и травяные сиропы для самолечения, а настоящие лекарства вколет врач. Но сто лет назад крест на всех аптеках был красный. И около ста лет назад международная гуманитарная организация «Красный Крест» устроила патентную войну с аптеками мира, запретив использовать ее символ на вывеске. Кстати, полное название организации — «Красный Крест и Красный Полумесяц». Поэтому неясно, почему претензии возникли именно к аптекам, а не к флагам Алжира и Туниса, например. Так или иначе, аптеки мира сменили крест на зеленый. Но СССР не признавал международных патентных законов, и кресты оставались красными до самой Перестройки.
А чем отличалось содержимое аптек? На вид почти ничем — те же таблетки, пилюли и градусники, что и сегодня. Но тот, кто вырос в СССР помнит, что лечение в то время было сильно иным.
Конечно никто вслух не говорил ребенку, что больной должен страдать. Но болеющих детей с детства учили быть мужественными — как пионеры-герои.
Сейчас дети и взрослые болеют ОРВИ, но в СССР самым популярным заболеванием детей почему-то была ангина...

АНГИНА

Ангину рисовали в книжках, об ангине слагали детские рассказы и стихи.
Ангина считалась болезнью преимущественно зимней. Основная проблема была в том, что с ангиной приходилось сидеть дома. Сидеть дома дети СССР терпеть не могли, потому что делать в квартире было абсолютно нечего: смартфонов не было, телевизор показывал мультики раз в день перед сном, железный конструктор и коллекция марок давно надоели. Зато во дворе — друзья, смех, веселье, санки. Коньки, пристегнутые к валенкам. Катание с ледяных с горок, сидя на куске картона... Когда вы последний раз видели санки у взрослого 12-летнего парня или девчонки? В СССР санки были у всех. Прогулять школу, чтобы кататься с горки, пока светло, — это было нормально. Но вот сидеть дома с ангиной...
Профилактикой ангины считался колючий свитер и варежки, которые связала бабушка из настоящей шерсти. Варежки привязывали на длинную резинку и пропускали через оба рукава пальто, чтобы не потерять. Ведь потерял варежки — ангина. Самым важным предметом одежды считался шарф. Шарф носили все. Если кто-то появлялся на улице без шарфа, значит, он его только что потерял. Разумеется, шарф обязан быть колючим и стирать шею до красноты. Ведь иначе — ангина. А ангина — это уже совсем другие пытки по сравнению с шарфом.
Последний этап лечения бесконечных ангин был самый страшный — вырезание гланд прямо из горла. Удаляли гланды без наркоза. Зубы, кстати, тоже сверлили без наркоза. Все дети боялись удаления гланд. Хотя существовал миф, что после операции дают мороженое, сколько влезет, — чтобы заморозить кровоточащее горло. Для человека, часто болеющего ангиной, а значит, полностью лишенного мороженого, это звучало заманчиво. Считалось, что после удаления гланд ангина прекращается. И лишь позже медицинская наука начала подозревать, что гланды в организме нужны не просто так...
Так или иначе, ангину следовало лечить. Первейшим лекарством от ангины считались молоко, мёд и чай. С малиновым вареньем. Которое заготавливали сами или присылали родственники — в магазинах малиновое варенье было не купить. На случай болезни оно хранилось в каждой семье. Просто так, без болезни, есть это лекарство запрещалось. Но сладости помогали слабо, это тоже знали все. Поэтому в ход шла серьезная медицина.

ГОРЧИЧНИКИ

С виду горчичники выглядели безобидно: желтые бумажные квадраты, пропитанные порошком горчицы. Они немного напоминали лист промокашки, который вкладывался во все школьные тетрадки. Немного были похожи на фотобумагу из распотрошенного конверта просроченной фотобумаги. И еще немного напоминали переводные картинки — их тоже надо было размачивать в воде. Переводные картинки были любимым развлечением детей в эпоху, когда наклеек и стикеров не было.
Ты лежал на животе, а мама размачивала горчичники в тарелке с теплой водой, а затем клала тебе на спину и накрывала теплым одеялом. И наступали пятнадцать минут пытки: едкие горчичники начинали тебя жечь. В зависимости от чувствительности детской кожи и психики можно было сжимать зубы или плакать, кусать подушку или просить почитать сказку, но терпеть ты был обязан. Считалось, что горчичники лечат, потому что «прогревают». Особенно прогревала мысль, что если даже тебе так жжет, то представить страшно, что сейчас чувствуют твои микробы...
Однако, микробы переносили горчичники с той же стойкостью — никакого влияния на кашель они не оказывали. Но помимо горчичников были и другие средства.

БАНКИ

Это реально были банки — как от варенья, только с круглым дном и маленькие — что-то среднее между мячиками для тенниса и настольного тенниса. Но теннисный мячик еще пойди выменяй на солдатиков, а банки лежали в шкафу в каждой семье.
Банки требовали серьезных фокусов с огнем, поэтому ставил их папа. Сначала банки выкладывались на тряпочку на тумбочке — ты снова лежал на животе с голой спиной, а банки зловеще поблескивали. При помощи взятого на заводе спирта и ваты, намотанной на проволоку, делался небольшой ручной факел. Банки по очереди подносили к языку пламени, а затем ставили тебе на спину. От папы тут требовалось виртуозное мастерство: следовало достаточно прогреть банку, чтобы она, остывая на спине, создала вакуум. Но не настолько нагреть, чтобы она прожгла круг на коже.
Попав на спину, банка начинала всасывать спину внутрь — кожа под банкой краснела и поднималась холмиком — как подушечка для иголок. Банок ставили штук шесть, десять, пятнадцать — сколько позволит спина. Банки больно впивались, и ты лежал двадцать минут, превратившись в стеклянного ежика. Шевелиться запрещалось: от шевеления какая-нибудь особенно крайняя банка могла с чмоканьем отвалиться. Кашлять запрещалось тоже. Можно было требовать почитать сказку. Или поставить на проигрывателе грампластинку со сказкой — как раз двадцать минут одна сторона.
Грампластинку для тебя, разумеется, выбирали сегодня тематическую: «Доктор Айболит». Там Айболит лечил обезьян так: «Он поставил обезьянам градусники — это им немного помогло! Он дал всем обезьянам вкусное лекарство, по две ложки варенья и по два куска сахару...» примерно так. Шутку безошибочно считывал любой ребенок: все знали, что вкусных и безболезненных лекарств не бывает, ведь свойство лекарств — мучить тело, изгоняя болезнь. Ты уже большой и понимаешь: это сказка, автор так шутит.
И хоть пластинка была переслушана сто раз, к концу сосредоточиться не получалось — так болела спина. Наконец наступал долгожданный момент: снятие банок. Банку наклоняли и надавливали пальцем на кожу рядом — с обиженным чмоканьем банка отпускала жертву. Когда все банки оказывались сняты, наступали минуты блаженства.
Считалось, что банки тоже как-то прогревают спину и легкие, улучшают кровообращение, отпугивают микробов страданиями, а самые далекие от медицины уверяли, что банки болезнь «высасывают».
О том, что ребенку недавно ставили банки, свидетельствовали красные круглые синяки на спине, которые держались неделю-две. Синяки болели, и по крайней мере, это избавляло спину от еще одного испытания — перцового пластыря.

ПЕРЦОВЫЙ ПЛАСТЫРЬ

Перцовый пластырь выглядел здоровенным листом лейкопластыря, только его клейкий слой был пропитан вытяжкой жгучего красного перца. Цель была всё та же: наказать кожу за болезнь, заставить ее краснеть, зудеть и пухнуть, что, якобы, излечивает.
В отличие от банок и горчичников, пластырь был очень долгой пыткой. Его надевали на вечер, на ночь, а иногда и на несколько дней — отправляли с ним в школу под рубашкой. Перцовый пластырь резали на куски и наклеивали на фюзеляж ребенка — обычно на спину или на грудь, повыше к горлу.
Пластырь жег и мучил день и ночь, но страшнее всего было его снимать. Ведь он уносил с собой все детские волоски и частички кожи, какие только мог, и отрывать его было очень больно. Не существовало способа его снять без боли: и по кусочку тянуть больно, и рывком страшно, и в воде он не размокал. Всё как у Геракла в конце жизни.

ПАРАФИН

Идея прогревания была главной в медицине тех лет. Считалось, что болезнь появляется исключительно от холода (отсюда слова простудился, простыл). А уходит, соответственно, наоборот — от прогревания.
Ещё одной прогревающей пыткой было заливание спины ребенка расплавленным парафином. Под ним надо было лежать и ждать, пока эта адская масса остынет и перестанет жечь.
Наравне с этими средствами существовали менее болезненные, но очень нудные прогревания.

ЯЙЦА НА НОС

Самым простым лекарством считалось держать на переносице одно или два горячих крутых яйца. Считалось, что нос прогревается и избавляется от насморка. Сперва яйца нос обжигали, но потом становились все холоднее. Держать их на переносице приходилось самостоятельно — держи, не отвлекайся. Вот скукотища! Для часто болеющих детей вместо яиц шили специальный маленький мешочек, набитый песком. Его нагревали и прикладывали к носу. Форма была более удобной, но из него сыпалась мелкая песочная пыль, и он пах теплыми тряпками. Если конечно твой нос различал запахи.

СИНЯЯ ЛАМПА

К мистическим лечебным приборам относилась синяя лампа. Это была самая обычная лампа накаливания, только крашеная синей краской. Весь аппарат специально продавался для лечебного прогревания и напоминал фен или дуршлаг. Лампу следовало включить в розетку, держать за рукоятку и светить в лицо, в нос, в больное ухо или горло, для чего следовало широко раскрывать рот, чтобы синие лучи попали в самую ангину.
Лампа не имела ничего общего с ультрафиолетом, который все-таки убивает микробы и вирусы. Это была просто синяя лампа, использовали ее только в СССР, и какая от нее была польза, никто не знает до сих пор.
Похожие приборы, только большие, имелись в детсадах, пионерлагерях, иногда в школах — ими прогревали сразу нескольких человек.

СОЛНЫШКО

Впрочем, ультрафиолет тоже использовался. Для этого был аппарат физиотерапии «СОЛНЫШКО». Он был рассчитал сразу на четырех детей и напоминал большой железный самовар, из которого торчали в разные стороны четыре железные трубы — как лучи солнца на детском рисунка. Прибор был рассчитан на четырех человек, которые рассаживались вокруг самовара и каждый вставлял свою трубу в нос или в рот — кому как велит медсестра. Песочные часы отмеряли десять минут, а прибор издавал ни на что не похожий запах — пахло горячей жестянкой как от фотоувеличителя, а к этому примешивался кислый запах озона.

КОМПРЕССЫ

Ну и отдельной популярностью пользовались компрессы — обычно «водочные». Компресс — это было сложное сооружение из ваты, марли, шерстяных платков, вощеной бумаги или кальки. Компрессы ставили на ночь — на горло или на больное ухо. Для уха в бумаге прорезалось отверстие. Водка, которой смачивали внутреннюю вату и тряпку, противно пахла, а все сооружение вокруг головы очень мешало спать. Смысл компресса был все тот же — считалось, что он как-то «прогревает» кожу.

ШПРИЦ

Последним и самым страшным лекарственным средством был шприц. Это на случай совсем уж высокой температуры. Высокой температуры почему-то в те годы вполне разумно тоже боялись, хотя по логике она должна бы вписываться в идею прогревания. Также шприц использовали, если доктор прописал колоть антибиотики «на домУ». Свой семейный шприц был в каждом доме в тумбочке. Шприц — ценный прибор из стекла и металла — хранился в специальной железной коробке, рядом лежала его игла. Перед инъекцией шприц кипятили на кухне прямо в этой железной коробке, потом остужали. Все это время ты понимал: судьба неотвратима. Укол мог поставить папа, если умел. А если нет, в любом доме обязательно была соседка тетя Галя, медсестра. По просьбе мамы она спускалась с верхних этажей помочь с уколом и могла даже одолжить свой шприц, чья игла за последний десяток лет побывала во всех задницах подъезда.

НАРОДНАЯ МЕДИЦИНА

Зато народная медицина тех лет ничем не отличалась от современной: бабушка из деревни все так же присылали сбор трав, соседка советовала полоскать горло соком свеклы, коллеги мамы по работе советовали ребенку попарить ноги в горячей воде, нарисовать на груди сетку йодом, насыпать горчичный порошок в носки (более легкий, но тоже противный вариант горчичника),засунуть в ноздрю дольку чеснока или носить на голое тело шерстяные безрукавки и носки — короче, как следует прогреть. Потому что раз простыл, надо прогреть. Впрочем, иногда всё то же самое советовали врачи поликлиники — народная медицина была по-настоящему народной. Но интереснее была народная медицинская техника...

НАРОДНАЯ МЕДТЕХНИКА

Существовало множество якобы лечебных технологий, которые передавались из рук в руки. Обычно это были загадочные изделия с лечебным эффектом, их изготавливали тайком умельцы из позаимствованных на своем заводе деталей, и продавали желающим вместе с бумажными листами инструкций — отпечатанными на пишущей машинке слепой копией или размноженными на светокопировальных аппаратах какого-нибудь НИИ. Покупали эти технологии все, независимо от образования. Причем, научно-техническая интеллигенция охотнее всех.

МАГНИТНЫЙ БРАСЛЕТ

Моему деду — талантливому инженеру, знавшему пять языков и обладавшему десятками авторских патентов — ничего не мешало верить в целебную силу магнитного браслета. В резиновую трубку из аптеки — не будем даже думать, для чего она предназначалась изначально — набивались осколки магнитных колец от старых приборов и получался браслет на запястье. Дед был уверен, что браслет нормализует давление и улучшает свойства крови, целебно намагничивая всё железо, что содержит ее гемоглобин.

ЖИВАЯ И МЕРТВАЯ ВОДА

Отец — инженер-проектировщик заводов — раздобыл за целых десять рублей аппарат «живой и мертвой воды». В то время этот модный прибор был у многих: две опасные стальные пластины, которые включались в розетку через мощный диод. Прибор опускался в банку с водой, где немедленно начиналось бурление: вода разлагалась на водород и кислород, один всплывал у плюсового электрода, другой у минусового. Часть газов растворялась в окружающей воде, и в этом был смысл. Прилагавшийся брезентовый мешочек помогал отделять одну воду от другой. Обе воды были одинаково кисловатыми, но одна именовалась «мертвой», другая «живой». Названия были условными: согласно описанию, оба варианта воды были невероятно полезны, годились в пищу или для растираний. В сумме они лечили все болезни, просто каждая свою — списки болезней прилагались.
Но всё это были пустяки по сравнению с «Кремлевской таблеткой»...

КРЕМЛЕВСКАЯ ТАБЛЕТКА

Официальное ее название было «АЭС ЖКТ». Автономный электростимулятор желудочно-кишечного тракта. Чудо медицины было разработано в Томске в 1980-х годах — миниатюрный электронный прибор. Таблетку полагалось глотать. Имея внутри миниатюрную батарейку и парочку транзисторов, таблетка генерировала на своей поверхности слабые токи, которыми щекотала кишечник по ходу своего увлекательного, но не слишком долгого путешествия. Считалось, что таблетка оказывает лечебный эффект на организм. Она была крайне редкой и дорогостоящей, поэтому применялась среди элиты и высшего партийного руководства СССР — потому и была названа Кремлевской. По понятным причинам таблетка считалась одноразовой. Но из организма члена ЦК КПСС электронная таблетка выходила совершенно не поврежденной. А выкидывать исправную электронику было в СССР не принято. Поэтому часто таблетка отмывалась и попадала в руки чуть более простых, но тоже стремящихся к медицине людей. Таблетка лечила повторно близких родственников, потом дальних, потом друзей, коллег, соседей и всех страждущих, пока не садилась батарейка.

Прошла эпоха красных аптек. Исчезли прогревания, исчезла шерсть, горчица и перец, не найти в продаже банок. На смену ангине пришли грипп, ОРЗ, ОРВИ, и Его Величество Ковид. Не сильно изменилась народная медицина. Никуда не исчезли шарлатанские приборы для магических прогреваний — светом, током и магнитными полями. Просто в них стало больше электроники и разноцветных лампочек, и покупают их в основном пенсионеры.
Но зато никто больше не считает, что дети должны страдать и терпеть: нигде не вырезают без наркоза гланды, никого не наряжают в шерсть, не пытают красным перцем и не сыплют в носки горчицу. А детские лекарства превратились в сладкие сиропы и вкусные конфеты для горла — всё, как обещал когда-то Доктор Айболит с пластинки, отработав, видимо, технологию на своих обезьянах.

Леонид Каганов

5

Кастинг в секцию фигурного катания. 60-е годы

Мне было года четыре или пять.
Новопостроенный Ледовый Дворец "Химик" в Воскресенске открыли в сентябре 1966 года. Это был всего лишь 3-й или 4-й в Советском Союзе искусственный лёд, и остальные были только в Москве и ещё каких-то городах-миллионниках. А тут - в нашем небольшом провинциальном райцентре такое чудо! Конечно же, все воскресенцы от мала до велика этим гордились.
И вот по городу распространилась информация, что в Дворце спорта открывается секция фигурного катания, и отбор кандидатов будет производиться тогда-то тогда-то прямо на льду, но сначала надо записаться там-то там-то.
Фигурное катание тогда было на подъеме, его популярность соперничала с хоккеем, в Воскресенске тренировались Белоусова с Протопоповым, и я даже однажды попросил их привезти мне из Японии коньки, если в Японии коньки есть в магазинах. Об этом уже рассказывал раньше - https://www.anekdot.ru/id/990335/. Конечно же, очень многие родители захотели, чтобы их дети начали заниматься фигурным катанием.
И мои родители сходили в Дворец Спорта - тогда его называли только так, а не "Ледовый" или ещё как-то. Был Дворец культуры, и вот построили Дворец Спорта, - записали меня на просмотр для отбора в секцию.
Условие участия в отборе - возраст 5-6 лет, наличие коньков "Снегурки", эта самая предварительная запись.
Если это была осень 66-го, то мне было только четыре, но я был крупный парень. Если уже был 67-й - то мне полных пять. (Вероятно была совсем уж поздняя осень или зима, потому что все дети были в зимних пальто или в шубках. Курток тогда не было. Ткань "болонья" только-только появлялась или вскоре должна была появиться. Об этом у меня когда-нибудь будет отдельная история.) А вот "Снегурок" у меня не было. Дефицит. Ни в "Спорткультоварах", ни в "Комиссионном", и по Москве папа день промотался - не нашел. Поэтому на конкурсный приём в секцию фигурного катания меня привели без коньков.
Детей набралось больше 400. Нас пофамильно разбили группы по 20 человек. Мы все были на зрительских местах по одну сторону льда, а на противоположной стороне - тренеры, которые должны были из нас и отбирать годных.
Пофамильные списки всех групп были там где-то вывешены. Я оказался в 17 группе.
Какая-то девушка объявила выход первой группы.
Родители опускали через борт уже обутых в "Снегурки" детей на лед. Дети рассыпались, как горох. С противоположной стороны за ними наблюдали тренеры, и временами через громкоговоритель спрашивали: "Девочка в красной шапочке - фамилия?... Мальчик с синим шарфом - фамилия?.." Это означало, что эти двое приняты и записаны.
Мои же родители в это время искали мне коньки.
Рядом грузный мальчик откатался, в группе может восьмой, - его мама снимала с него "Снегурки". Мой папа обратился к ней с заметным трепетным волнением: "Пожалуйста! Не дадите коньки и нашему на лед выйти?".
Она ответила ожидаемо: "Ну, да! Вашего возьмут, а моего - нет!".
Но у нас была "заначка". В 16-й группе проходила конкурс моя ровесница Танечка Белозерцева. А её папа и моя мама были знакомы и дружны ещё с детдома, да и на тот момент мы дружили семьями. Проблема только в том, что нам с Таней надо было быстро переобуться, как только она откатается.
Вот 16 группа вернулась со льда на трибуны. Танины родители как можно быстрее расшнуровывают высокие "Снегурки", я уже без валенок жду... Моя 17 группа катается. Тренеры там кого-то объявляют, какие-то фамилии записывают в секцию, мне дают коньки, засовываю ногу... и сразу вынимаю - малы. Малы! Таня - обычная девочка, а я крупный парень, и размером ступней уверенно шёл к своему будущему 45-му.
Папа умоляюще сложил руки: "Сынок! Обувайся! Надо!"
Кое-как, поджав пальцы, вбил ноги в узкие ботинки.
Пока зашнуровывали, мою 17 группу на льду сменила уже 18-я.
Девушка со списками сказала, что с другой группой нельзя, и, дескать, - уже всё!
Мама побежала вокруг арены к тренерам. Вернувшись сказала, что после 20-й группы будет перерыв, и во время этого перерыва тренеры посмотрят меня одного.
Сижу на трибуне с поджатыми пальцами в коньках. Объявили перерыв. Папа через борт опускает меня на лед. Это мой первый опыт катания на "Снегурках". До этого были только двухполозные коньки, которые приматывались к валенкам. Сначала стоял, но папа сказал: "Катайся! Езжай!".
Оттолкнулся, упал. Ноги разъезжаются непонятно как, но надо кататься - не посрамить фамилию. Встал, упал, встал, упал... Смех доносился и сзади - где были мои конкуренты и их родители, и спереди - от этой группы тренеров. Оттуда спереди через громкоговоритель сквозь смех сказали: "Езжай к нам по синей линии". Папа сзади повторил: "По синей линии, сынок!"
Синяя линия была рядом. Но очень узкая. Я тогда как понял - если сказали "по синей линии", то нельзя выходить лезвиями коньков за эту линию. Надо в её границах оставаться... Стоять на этих снегурках я уже натренировался. Теперь пытался толкаться одним коньком, а на другом ехать. Падал, вставал, снова падал... Потом догадался, что лучше не вставать, и по этой синей линии пополз туда к тренерам на четвереньках.
Дополз...
Мама уже снова была там возле них. Там были и хоккейные тренеры. Они, утирая слезы, сказали: "Если в фигурное не возьмут, - через два года приводите к нам. Такие настырные нужны!" Но в фигурное меня записали. Я стоял возле борта, и мне сказали: "Езжай назад к папе". На льду уже каталась 21-я группа, и я то ехал, то полз между ними назад через всё поле. Оно было очень широкое.

***
В итоге с фигурным катанием не сложилось. Но это уже другая история.

6

В приемной стоматолога звонок: "Скажите, вы работаете во вторник?" - "Нет". - "А когда вы опять не работаете?!" Так вот этот анекдот про моего мужа. У него заболел зуб. Зуб болел долго. Муж мрачнел. Я бухтела. Так продолжалось неделю. В конце недели, после очередной атаки на упрямого страдальца, ослабевшего от полосканий, болеутоляющих и моих сварливых заклинаний, удалось вырвать у него обещание посетить, наконец, заветное учреждение. "После работы, после работы..." - пробормотал затравленно муж и ушел, задевая раздутой щекой бесчувственные подъездные стены.
Прождав до вечера, я решила проверить, не растерял ли он свою решимость и не надо ли его подбодрить. Сняла трубку и набрала номер. Услышав "алло", решила не тратить время и сразу приступила к подбадриванию.
- Милый, ты сходил к врачику?
Милый растерянно помолчал и сказал:
- Нет...
Я возмутилась.
- Что ты как ребенок! Знаешь, что бывает, если вовремя не сходить ко врачу?! Нагноение! Омертвение! Гангрена! Ты можешь попасть в больницу!
Муж вздыхал. Наконец я решила, что он уже достаточно ободрился, и резюмировала:
- Ну, ты сходишь сейчас, да?
- Хорошо, дорогая.
- Когда выйдешь от врача, замотай щеку шарфом. Игорь, ты взял шарф?
В трубке послышался странный хрип. И после пугающей паузы донеслось:
- Взял. Но я не Игорь.
Надеюсь, неизвестный, чей номер я набрала, сходил после этого разговора к врачику. А иначе мне обидно.

Татьяна Мэй

7

стою на остановке. подходит дядечка, в кои то веки понравился. полубогемного вида, в меру упитан, в помятом льняном пиджаке, с шарфом на шее таким.. пригласил на кофе в кафе. я уж было хотела согласиться. и тут фраза: а то я четыре дня кофе не пил..

Natalia Kolesnik

8

Из историй из Канады. И не только.
Не все в курсе, но город Томск тоже стоит среди дремучих лесов и болот. И ничего там полезного нет, даже комары и гнус такие сволочи, что никуда их не используешь, даже на опыты. Наверное от безысходности жителям Томска нечем изначально было заняться, окромя как начать что-нибудь изучать. Начали они изучать нечто, что они полагали называется медициной. Потом это стало называться акушерством, а теперь гинекологией. Первый набор в местный якобы университет был именно на медицину. Аж 72 акушеро-повитух. Никто не помнит кто именно взялся их учить этому безобразию, но начало было положено. Теперь Томск это университетский центр, где в страшных ебенях пытаются освоить искусственный интеллект, роботов-трупорезов и фармоцевтическую кинематику для генной инженерии. Вот эта вот удаленность и сформировала в преподавателях определенный цинизм и сволочизм. Но по-доброму. Прецендентов, когда препод или декан отправлял студента на службу в армию за несданный коллоквиум - я лично не знаю. Кровь высосут, весь мозг перетрахают, но жить оставят.
Откуда знаю? Да прошел по молодости эту школу выживания. Отсюда и воспоминания.
- Поступление. Заселили в общагу. Шел третьим потоком. Дальше уже стояла в тенечке армейская служба. Аборигены - те уже все строем отбыли в стройотряды. Комнаты в общаге создавали впечателние о бегстве оккупантов из захваченного города. Целым и невредимым стоял один только дубовый шкаф кубов на четыре. Томило незнание - что там спрятано. Наше знание отмычек, владение фомками остались бессильными перед мужеством его замков. Но однажды ночью, мы четверо абитуриентов, были разбужены грохотом потока падующих бутылок. Ночью, жильцы этой комнаты вернулись из строяка и вскрыли этот монстр. Оказывается там была веревочка, дернув за которую подымалась щеколда и дверца шкафа открывалась. А там были складированы годовые запасы спирта, самогона, настоек скажем не факультета, но пары кафедр точно. Нашим стройотрядовцам явно потребовалось пополнить запасы топлива - вот они и раскрыли тайну этого шкафа. Взяв с нас страшную клятву, что мы никак не будем покушаться на остатки содержимого, они нам подарили совковую лопату и отбыли в леса, как они сказали класть железную дорогу. Клятву свою мы сдержали. Именно благодаря ей мы, все четверо и поступили в уже закрывающуюся дверь бюджетного образования.
- Учеба. Сибирь вам это не курортный университет в Сочи. Там все строго. Октябрь. Утром сидим в аудитории, пытаемся вникнуть в бред профессора у доски. Злобный томский препод вообще не допускал опозданий и пропусков занятий. Опоздал даже на минуту - в деканат за допуском. Три раза - выговор и общение с товарищем майором на военной кафедре. И тут в аудиторию вваливается наш новый товарищ из солнечной Армении, умница и шашлычник Ашот Еги--ян. В ушанке и куцем пальтишке с шарфом. Профессор указующим перстом приготовился отправить его в деканат, но Ашот взмолился. Вл-р Вас-ч, простите, но на улице такие сугробы, еле пробрался. Все это с классическим армянским акцентом. Профессор, офигеф, глядит в окно, а там кружатся редкие снежинки. Аудитория также поворачивается к панорамным окнам и минут пять все затмевает дружный гогот. Ну что поделать, не знал товарищ из Армении как выглядят в реале Томские сугробы. Зато потом узнал.
- Жизнь. Не все в курсе, но министерство энергетики США очень не любит принимать на работу рожденных где-то там, не в США. И тут, на одной из конференций встречаю своего однокурсника с бейджиком очень крутой и закрытой лаборатории министерства энергетики. Как, спрашиваю? Понимаешь, говорит, когда жил в Томске, то на охоту и рыбалку было принято ездить с обязательной армейской флягой со спиртом. Когда переехал в Канаду, устроился в компанию по разработке и эксплуатации циклотронов. А без них ни один томограф без изотопов слеп и глух. Приходилось все время мотаться по стране. Так получилось, что благодаря привычке всегда брать флягу со спиртом и опытом запуска заглохших движков лодок типа Казанка под снегом и дождем, удалось спасти жизнь очень важному человеку. Случайно. Он и забрал с собой работать. Теперь всегда летает повсюду только со мной. А у меня - и достал из-за спины потертую фляжку со спиртом. Поскромничал. Но без опыта выживания в лесу и инженерной грамотности он бы не запустил движок корпоративного вертолета и спас экипаж и пассажира, которые реально замерзали, не в силах дождаться помощи в снежный шторм.

9

Я фигею от логики наших властей в связи с ковидом.
Я честно постоянно ношу маску (на ушах уже мозоли), потому что не хочу домой заразу принести. Но сегодня второпях опаздывая на работу, я маску забыла. Ну, не беда - замотала физиономию шарфом, так и бегала. А в обед выскочила в FixPrice за наушниками к телефону. Спокойно зашла в торговый зал (поллица скрыто шарфом), прошлась мимо стеллажей, пообщалась с продавцом, подошла к кассе, где и были искомые наушники. Отстояла очередь из 3х человек и узнала от кассира, что обслужить меня она не может, т.к. им запрещено обслуживать людей без масок (их за это штрафуют). Я была в шоке! То есть если бы на мне была нестиранная полгода маска, они бы меня обслужили. А замотанной шарфом можно войти в магазин, побродить по залу, поговорить с консультантами, но нельзя приобрести товар! Плюнула я на этот магазин, спустилась этажом ниже и купила наушники в другом магазинчике, продавца которого мой шарф не смутил.
Но где логика?! Где же, блин, логика?!

10

Было мне тогда, наверное, года 3-4. Я как-то заболел, простыл и остался дома. Родители перевязали меня шарфом и в таком виде я швендял по квартире и чего-то там нахулиганил. Отец хотел меня наказать, видимо отшлепать, но я, глядя на него снизу вверх доверчивыми невинными детскими глазами, тихонько прошептал: - Тату незя наказывать, у Таты голыско болит!
Отец говорит: "Я рассмеялся и у меня рука не поднялась".

11

xxx: еще в студенчестве был случай. после тяжелой тренировки просыпаюсь, а челюсть выскочила и рот не закрыть. т.е. пытаюсь но никак и главное больно если прилагаешь усилия. сижу в полном ахуе, что делать не знаю. принимаю решение идти в травму, но как выйти на улицу с перекошенной рожей и настежь открытым ртом. ок, заматаю шарфом и как-нибудь дойду. пока принимал эти судьбоносные решения, автоматом заварил чай и сделал бутерброд. и понял, что не могу ни есть ни пить. смотрю на нетронутый завтрак и что-то такая тоска взяла, хоть плачь . беру чайную ложку, зачерпываю и забрасываю чай в рот, вдруг раздается щелчок и челюсть сама возвращается на место. утро стихийно продолжалось.

12

Помню, когда ходила в садик, у нас в группе были две девочки, безумно похожие друг на друга: одного роста, волосы одного цвета и одной длины, даже на лицо были похожи. Один раз зимой они поняли, что было бы здорово поменяться одеждой. Поменялись, укутали шарфом лицо, чтобы наверняка не узнали и, когда пришло время забирать детей, они спокойно ушли домой не со своими родителей. Я просто представить не могу, какой спектр чувств испытали родители, когда они сняли со "своих" детей куртки и шарфы.

13

Рубрика "Не расскажешь, надо петь".
Пою я только если выпью, а сейчас пока не хочется, поэтому я вам покажу пьесу "Родительская суббота".

Итак, все мы знаем, как выглядит тот серп, который по яйцам. Даже те, у кого тех яиц сроду нигде не росло. Иными словами, все знают, что такое дедлайн. А когда этих дедлайнов аж три сразу в один день, потому что сам виноват, не надо было до последнего тянуть - ночной сон отменяется и приносится в жертву Пояйцевому Серпу.
Я вот не знаю как у вас, а у нас, тётенек-подсракулетов, вместе с ночным сном в жертву Серпу приносится ещё и собственное лицо, которое с рассветом волшебным образом превращается в старую и помятую жопу. И эту жопу не превратят обратно в лицо ни чудо-маски, ни косметика. Как гласит древняя женская мудрость: "Лучшая база под макияж - это выспавшийся ебальник" (с)
Нет этой базы - другая не поможет.
Это было предисловие и голос за кадром, а теперь занавес поднимается, и вот вам пьеса.

Суббота, 10 утра, я уже часа четыре как превращена в помятую жопу, а из трёх работ сделано только две. И тут внезапно сообщение в Ватсап от мамы: "Лида, сегодня ж праздник великий, Родительская суббота. Я щас на службу в церковь сходила, и к тебе в гости иду, несу свечки церковные и святую воду. Какой там у тебя код домофона?"
Я вот даже не сразу поняла, что меня больше испугало: то, что мама через пять минут заявится, а у меня тут срач и накурено как в дембельском вагоне, или то, что мама несёт мне, человеку далёкому от РПЦ, всякие вот эти атрибуты, которые мне нужно будет непременно выпить и сжечь в определённом порядке, под молитвушку?
Пока я металась по кухне, вытряхивая пепельницы в горшки с кактусами, от мамы пришло второе сообщение: "Кстати, я папе позвонила, он тоже к тебе щас в гости придёт. Вызови ему такси, а то вон какие сугробы, он со своей костыльной палкой сам не дойдёт".
Звоню папе, параллельно пихая ногой под диван пустую бутылку из-под вискаря:
- Папа, я тебе такси вызвала, чтоб ты со своей палкой-копалкой пешком не пёрся на автобусную остановку. Там оплату у меня с карты спишут, так что ты ничего там таксисту не давай.
- Лида, хорош из меня делать деда парального! Не надо мне никаких такси, я ещё всех таксистов ваших переживу, и на автобусе доеду. Отменяй своё такси.
Отменяю такси, звоню маме, одновременно вылив на пол полбутылки Мистера Проппера, и размазывая его шваброй, зажатой подмышкой:
- Мама, папа не хочет ехать на такси. Сказал, что поедет на автобусе. Такси я отменила.
- Лида, это наш дед включил режим "Пингвин - птица гордая". Ты зачем ему сказала, что такси сама оплатишь? А теперь всё. Назло кондуктору пойдёт пешком. Прям с костылём своим и поскачет. Доскачет аккурат до угла нашего дома, и там поляжет во сырую землю. Он вот так до рынка три раза гордо доскакать уже пытался. Звони ему, и скажи, что отменила оплату по карте, пусть сам платит таксисту.
Звоню папе, подскальзываюсь на луже Мистера Проппера, наёбываюсь на пол, лежу щекой на телефоне:
- Папа, там такси уже приехало, оплату по карте я отменила, плати сам эти 180 рублей, хрен с тобой.
- Хрен твоему таксисту, а не мои 180 рублей! Я уже сижу на остановке и жду автобус. На такси пусть ездят доходяги, а я ещё сам ходить могу!
- Ну и сиди на остановке! Там как раз 71-й ходит раз в неделю! Ты и так на Конюхова похож как брат-близнец, ну вот и хапнешь заодно минуту славы, автографы раздашь, расскажешь всем как едешь в новую экспедицию на улицу Бестужевых, полпути на автобусе, полпути на палке!
Ору с пола:
- Лёша! Быстро дуй в магазин, к нам мои родичи в гости через 5 минут приедут! Папа с палкой и мама со святой водой! А у нас даже колбасы в доме нет! Чем я их угощать буду? Пиздуй скорее за колбасой и тортиком!
Лёша подрывается и убегает в магазин, я бегу в ванную, теперь уже с Мистером Мускулом, начинаю отмывать зеркало от зубной пасты, и внезапно вижу там старую помятую безглазую жопу. На автомате аж перекрестилась, и тут же подумала, что, как и крути, а всё ж я в глубине подсознания православный человек. Может, если я щас воду-то святую всё ж испью с молитвушкой - я чудо узрю чудесное, и превращусь обратно в человека?
Открывается дверь, и одновременно в квартиру входят Лёша с колбасой, папа с костылём, мама с моим семилетним племянником Егором, и Егор с церковной свечкой.
Господи Иисусе. - Вдруг вместо здрасьте сказала мама. - Лида, ты пьёшь?!
Услышав "Господи Иисусе", час простоявший с бабушкой в церкви Егор заученно перекрестился, сказал "Аминь", и вручил мне свечку.
А кто в нашей семье не пьёт-то? - Вступился за меня папа. - Только я. Да и то, потому что в магазин с палкой ходить неудобно. А чо пьёшь-то, Лидос? Ты вот это лучше не пей больше. Я вот пивка тебе принёс, Три медведя, две сиськи.
Сидим на кухне. Мама нарушает тишину:
- Хорошо тут у тебя, уютненько. Цветочки, я смотрю, разводишь? Хорошие цветочки, красивые. Особенно, кактусы. Ты их чем удобряешь-то?
Я скорбно молчу, потому что мама уже полезла в горшки с кактусами, и увидела в них все три пепельницы. Папа заёрзал на диване, и из-под него, предательски звеня, выкатилась пустая бутылка из-под вискаря.
- А давайте пить чай с тортом! - Весело сказал Лёша.
- Сначала пусть Лида выпьет святой воды. - Сказала мама.
- Тресни лучше пивасика, доча. Оно тебе вот щас в самый раз зайдёт. - Сказал папа.
А доче было очень стыдно, потому что мама уже видела бычки в кактусах и пустую тару, и они никак не оправдают мои отмазки про бессонную ночь, работу, и трансформацию лица в жопу по случаю подсракулетия. А тара, между прочим, вообще даже не моя, а Лёшина, но Лёша тоже не хотел выглядеть в глазах моих родителей алкоголиком из Курска, и его устраивало, что алкоголизм приписали мне. Тем более, что у Лёши-то лицо нормальное, а у меня как раз подходящее для алкоголика в запое.
Тут звонит сестра: Лида, мама с папой у тебя? Ты им такси потом вызови, ладно?
Динамик у меня в телефоне громкий, да и мама не глухая, поэтому она довольно улыбается, и говорит: Какие ж, Слава, у нас с тобой доченьки заботливые.
И тут Машаня добавляет: А то я переживаю, что они у тебя в гостях прибухнут, и на обратном пути ребёнка моего где-нибудь проебут в темноте.
Папа закашлялся и хлебнул Трёх медведей.
Лёша сунул в рот полторта.
Я выпила святой воды.
А мама сказала: Как вам не стыдно??? Что ж мы, алкоголики с папой что ли?! Да разве ж мы можем родного внука по дороге потерять??
- Можете. - Сказала я. - Ты нас с Машаней в детстве раз по сто теряла, когда в садик на санках везла. А мы по полчаса на дороге валялись как кули, и ждали пока ты до садика дойдёшь, и обнаружишь, что ты нас потеряла. А заорать мы не могли, ты ж нам рот шарфом заматывала!
- Так это чтоб вы холодного воздуха не наглотались, и не заболели! - Закричала мама.
- А давайте есть торт! - Закричал Лёша.
- А давайте выпьем! - Предложил папа.
- А давайте не будем пить при Лиде алкоголь! - Сказала мама. - Ей тяжело на нас смотреть, вы что, не видите?

...Дальше я три часа доказывала, что я не спилась. Предлагала подышать в трубочку. Рассказывала про три новых проекта. Показывала свою работу. Тыкала пальцем в гору кофейных чашек. Мерила давление. Испугала маму. Зато диагноз "фамильный алкоголизм" с меня официально сняли.
Правда, папа при этом чуть погрустнел. Но его можно понять. И фамилия его на нас с Машаней прервалась, и даже немножко алкоголизма фамильного мы не унаследовали.
Родителей мы отправили домой на такси, а потом я двое суток отсыпалась, чтобы из похожей на старую синявку окуклившейся личинки - проснуться хотя бы бабочкой-капустницей.
...И на этом моменте фоном звучит проникновенная песня "Родительский дом - начало начал".
Однако, здравствуйте.

Украдено у Лидии Раевской

14

О, Грузия!

Сразу два события случились вчера, об одном знают многие, о другом - лишь некоторые: курс биткоина превысил двадцать тысяч долларов и я был на выставке грузинских художников-экспрессионистов. Перехожу сразу ко второму пункту, потому как первый всем и так ясен и понятен, очередной психологический уровень битка находился на уровне двадцать тысяч долларов, в понедельник ждем небольшого отскока, а затем уверенно идем к новому уровню - двадцать пять тысяч долларов. Второй пункт менее интересен для широкой публики, нет, я не про великих грузинских живописцев, я про себя. Вне всякого сомнения, обо мне скоро заговорят, хотя, конечно, не так как о биткоине - сказать, что я смогу собою затмить первое цифровое золото, значит сказать неправду.
В этот вечер луны на небе не было вовсе - именно в такие вечера и проводят выставки грузинской живописи. Картины великих мастеров вальяжно расположились на стенах маленького по размерам, но не по значимости арт-ателье с кричащим птичьим названием. Поклонников таланта грузинских живописцев было достаточно - если бы кто-нибудь из присутствующих случайно обронил яблоко, упасть ему было бы негде. Но яблок не было, виноград, бананы, канапе, стручковый перчик халапеньо, мандарины с косточками и глинтвейн в кастрюле с поварешкой, да, конечно, читатель, бывший там вчера, меня поправит, было грузинское вино! - но только не яблоки.
Я, оказавшись волей случая и по приглашению милейшей хозяйки этого островка изобразительного искусства, прибыл в назначенное место, опоздав на сорок пять минут. Место мне нашлось сразу у входа, с правой стороны, оттуда ничего не было видно и оно выгодно пустовало. Кто не знает - я непризнанный гений, писатель, и совершено случайно прихватил с собой двадцать своих книг. Как я уже сказал выше, место у входа было стратегическое, выгодно останавливало людей, желающих освежиться, и взгляды некоторых, как мухи на мясо с душком, небрежно падали на стопку зеленых, как сукно игровых столов в казино Лас-Вегаса и Монте-Карло, книг и вместе с хозяевами тут же исчезали. Насвистывая веселую мелодию, я ждал сумасшедших, отважившихся взять в руки мое произведение. Прошел примерно час, не больше, сумасшедших, как я и подозревал, на выставке не оказалось совсем, зато я услышал, как отчаянно стучит поварешка по дну пустой кастрюли, где еще недавно плескался так и не успевший остыть алкогольный напиток.
Отдельных любителей искусства начало прибивать людской волной к берегу современной литературы в моем лице. Я, как заправский рыбак, вытаскивал добычу на берег и открывал их удивленному взору свою душу, компактно размещенную на трехстах трех страницах зеленого чудовища в коленкоровом переплете. Будучи экономистом по образованию, я знал запрещенный прием, с помощью которого намеревался распространить все двадцать принесенных с собой экземпляров. Я их раздавал бесплатно! Это работает, уверяю вас, бесплатно берут даже рекламные кусочки совершенно несъедобной колбасы и, что самое удивительное и непонятное, эту колбасу еще и едят. Моя же книга совершенно не способна так сильно отравить человеку жизнь, в крайнем случае ее можно использовать как растопку, что само по себе уже большой плюс. Но мы увлеклись технической стороной вопроса, возвращаемся к незаслуженно оставленным, но отнюдь не скучающим гостям.
Картины светились изнутри. Особо тянущиеся к свету гости трогали руками холсты великих художников, пытаясь даже сковырнуть кусочек-другой, забрать, так сказать, с собой частицу грузинского солнца и радушия, как выразился один мужчина приятной наружности с офицерской выправкой и шерстяным шарфом на шее во время интервью местному телевидению, да, он так и сказал - грузинское тепло и радушие, я почему-то это запомнил. Телевидение то и дело выхватывало зазевавшихся гостей из толпы и с пристрастием, под дулами телекамер, допрашивало на предмет данного мероприятия. Я отчаянно жался к своим книгам в надежде остаться незамеченным, но и меня постигла участь - или, может быть, честь, сказать сложно, точнее, невозможно - интервьюируемых.
Плохо помню, что именно я нес на камеру, скорее всего полную чушь, за минуту до этого я съел целиком перчик халапеньо (все что осталось из угощения), по этой причине преимущественно широко открывал рот, жадно глотая воздух. Журналист, проводивший опрос, молодой, лысоватый, со сверлящим взглядом, в белом вязаном свитере с высоким воротником, понял меня правильно и что-то шепнул милой женщине-оператору с рваными коленями на джинсах. Оператор улыбнулась мне своей прекрасной улыбкой и развернула камеру вместе со своим изящным телом к изрядно подвыпившему мужчине средних лет, крепкого телосложения, с редкими волосами на голове и с зачаточной, еще только-только приобретающей необходимые форы и пропорции эспаньолкой (это такая короткая бородка вычурных очертаний). Из его уст полилась богатая средствами художественной выразительности пьяная речь, не несущая смысловой нагрузки, но плавная и даже убаюкивающая.
Я зевнул, прикрыв для приличия рот ладошкой. Передо мной неожиданно возникло несколько фактурных женщин, очень милых, пышущих жизнью и духами, щедро расточающих совершенно искренние улыбки. Узнав, что помимо самой книги можно получить автограф, они поинтересовались у меня, где, собственно, прохлаждается сам автор и сколько можно брать книг в одни руки. Улыбки на лицах сменились глубоким удивлением, когда я откашлявшись сообщил, что автор перед ними. Дамы на всякий случай заглянули мне за спину и, никого там не обнаружив, молча взяли по одной книге, очевидно, чтобы меня не обидеть, и, шушукаясь и оглядываясь, ушли к фуршетному столу.
Начало положено, стопка книг стала немного ниже. Потом подошла молодая пара и совершенно культурно попросила меня подписать книгу. Очевидно, они слышали мою беседу с дамами, и это избавило меня от унизительной процедуры представления самого себя. Я пожал руку юному обладателю моей книги и искренне пожелал удачи в семейной жизни.
В помещении стало просторнее. Все оставшиеся после трех часов работы выставки любители живописи сгрудились в правом углу у окна, там же стоял высокий резной деревянный стул, на котором восседал человек в коричневом кожаном пальто с лисьим воротником, длинные волосы как бы небрежно падали на его плечи. В целом он был похож на короля Лотарингии задолго до переименования этих земель в герцогство. Коренастая женщина, невысокого роста, в синем бархатном платье, протирала тряпкой запылившиеся фрагменты его верхней одежды. «Король», не будучи красноречивым, что-то неохотно цедил сквозь зубы, не особо балуя информацией своих слушателей. Поодаль кружила камера, словно опасаясь заглядывать в заветный угол.
Гости, досконально ознакомившись с живописью, искали дальнейшего удовлетворения своих потребностей в духовной пище, и, так как мои книги стояли в очереди духовных продуктов сразу за холстами великих художников, я неожиданно получил бурный и устойчивый спрос. Рука неустанно раздавала автографы уважаемым художникам, общественным деятелям, журналистам местных газет, двенадцатилетним детям, одному представителю городской тусовки (так он представился), пьяный гражданин с эспаньолкой, давший длинное и невразумительное интервью, с бегающими глазами спросил меня, люблю ли я женщин. После этих слов женщина в обтягивающем лиловом платье, очевидно спутница пьяного Сократа, хмыкнула и предложила после прочтения моей книги провести творческий вечер, потому как у нее уже сейчас (после прочтения оглавления) возникли вопросы по поводу моей претензии на классиков. Я охотно согласился, молчаливо, как лошадь, кивнув головой. Вот это успех!
«Король» из своего угла незаметно исчез, трон опустел, а вместе с ним пропала и свита, картины наполняли пустой зал приятный светом, было как-то очень хорошо на душе, даже не хотелось никуда уходить, книги все до одной разобрали.

15

Рождественская история.
Случилось это в прошлом веке. Когда целую декаду первого месяца нового года балду не гоняли, а работали. Что бы наверное "просрать" потом эту страну - но это я так, в рифму многим.
Загруженный раскроенным металлом на Ворошиловоград на паровозный завод, выехал я на ночь глядя. Проскочил Тулу.
Смеркалось уже. Мотор урчит, в кабине тепло. Впереди колонна рефрежираторов. Нагоняю, обгоняю, резво так и, чую копчиком что мой Гаврюшка-МАЗ вроде как помереть собрался. Так всегда бывает.
Перед смертью машинка прыткой становится. Выскочил я на подъемчик, прижался к обочине. Вылез, прислушиваюсь. Мотор работает, но с каким-то неуловимым, лишним, не присущем ему звуком.
В дали светятся огоньки поселения. Решил дотянуть туда, а там уж и разбираться. Доехал. На въезде в поселок дом дорожных мастеров. За забором ихняя техника стоит. Возле дома площадка где встать можно. Встал. Заглушил машину. Проверил масло, масло норма. Сел заводить, а оно - стук, и тишина. Вал коленчатый лопнул. Пока работал, цеплялся какими-то осколками, а завестись уже не смог, компрессия не дала.
Дела однако. При не работающем моторе в кабине что на улице, тоже зима. Нужно до утра где-то пережить. В доме дор.мастера в окне свет горит. Стучу. Открывает мужик, хмельной, в комнате ещё один сидит. И видать сидять уже давно, лампочку сквозь перегар и табачный дым еле видно. Ну да мне выбирать не из чего. Хилтонов на трассе ещё не было. Рисую им ситуацию - ехал, сломался, до утра бы, как..? А?
- А тебе тут что, гостинница что ли?
- Нет, я конечно понимаю, но что-то ж делать надо?
- Извини. Нет.
Ну нет, так нет. Вышел. А морозец как нынче. Градусов под пятнадцать. Смотрю вдали труба коптит. Значит котельная. Значит тепло. Я туда. Котельная была закрыта на висячий замок. Какая-то проходящая тень указала где живёт кочегар. В доме кочегара светит телевизор. Ещё не спят. Стучусь. Вышла женщина средних лет. Рассказываю свою неудачу, прошусь до утра пересидеть в кочегарке у тепла
- Ой, вы знаете, а нам запрещено туда посторонних пускать.

Почему-то вспомнился опубликованный давно ещё в Комсомолке случай. Солдат возвращался из самоволки. Что бы спрямить путь пошёл через речку. Провалился под лёд, но вылез. Добежал до деревни и, так и замерз в ней. Никто в дом не пустил. Было это в этой же Тульской области где сейчас заторчал и я.
Но что-то делать нужно. Вышел на трассу. Вдруг кого становлю, из междугородних. Им всё равно где спать, кабины просторные вдвоём поместимся. Я и сам как-то одного неудачливого от Белебея почти до Уфы довозил. Перевернулся малый и ехать нету.
Но вероятно по причине начавшегося года и перевозки ещё не начались. Пустая трасса. Один камазик проскочил, но я один и без машины, вероятно посчитал меня за как пешехода-попутчика и не остановился. А на улице подмораживает. Попрыгал я, попрыгал, делать нечего. Залез в кабину, натянул валенки, шапку на горле завязал, шарфом замотался, в полушубок укутался, в одеяло завернулся как в кокон. И до утра пережил. А утром на автобусе до Тулы, из Тулы домой. За помощью.

Я не обижался тогда. Я и сейчас не обижаюсь. Это была моя работа, мои риски. Но когда говорят за дружбу и братство, то тут меня почему-то улыбает.:))

16

В начале 80-х годов наша сборная по футболу играла в Тбилиси
с англичанами и проиграла 0:2. Во втором тайме Шенгелия не забил
пенальти. После игры он, опасаясь гнева разъяренных болельщиков,
загриммировался, надел парик, выходит из раздевалки. Около выхода
сидит какая-то бабка - вахтерша, носочки вяжет и говорит:
- Шенгелия, ты куда в таком виде?
Ну, он быстрей назад, в раздевалку, надел другой парик, гуталином
черным намазался, выходит, опять бабка сидит:
- Шенгелия, ты куда?
Он снова бросается в раздевалку, переоделся, шарфом замотался,
шапку на глаза надвинул, "Ну, - думает, - все, если бабка узнает,
убью." Выходит, бабка чуть со стула не упала:
- Шенгелия, да что с тобой?
Тот на нее бросается с кулаками:
- Бабка, убью!
- Не трожь меня, я - Блохин!