1

- Если вас послали на три буквы - не расстраивайтесь, а просто приезжайте к нам - в Уфу

152 +

2

В 60-е годы в Уфу приехал Хрущёв и был на премьере пьесы Шекспира «Отелло». Пьеса была на башкирском языке. Это, считай, на татарском, но с особенностями произношения, а именно, вместо звука «с» башкиры говорят «х».
На сцене Отелло (Арслан Мубаряков) замахнулся на Дездемону кинжалом и воскликнул: «Мин хине хyям!» («я тебя зарежу»).
Дездемона вопит в ответ: «Хyй, хyй!» (режь, режь).
Хрущёв хохотал до упада, а затем, вытерев лысину платком, сказал: «Ну, видывал я всяких Отелло, но такого не видал!»
После этого Арслану Мубарякову присвоили звание «Заслуженный артист РСФСР».

109 +

3

Эльвира.
Невысокого роста женщина, лет 30-40. Худенькая и неприметная, в засаленной черной униформе. Работает в охране автовокзала. Ее задача - открывать и закрывать шлагбаум для проезда автобусов и служебного транспорта. Работает она, как впрочем, и ее коллега на втором КПП - круглосуточно, так как живёт в этой же будке. Спит урывками, ночью, когда поток машин ослабевает. Приехала в Уфу из деревни, в надежде устроить личную жизнь, но пока не складывается. Если по вопросу отправления естественных потребностей худо-бедно выручает привокзальный туалет (благодаря униформе, для нее вход бесплатный), то насчёт помыться/простираться - намного проблематичней. Работает она... за еду. В прямом смысле. Зарплату практически не видит. Иногда приезжает начальник ЧОПа и привозит недорогие продукты, в народе именуемые бичпакетами, а также дешёвые сигареты. Жара в Уфе в этом июле невыносимая, в будке - почти крематорий.
Иногда на нее накатывают приступы злости. Тогда она с силой начинает хлопать дверью будки, вызывая смех и, разной степени непристойности, шутки у таксистов, обитающих по внешнюю сторону шлагбаума. Они считают ее дурочкой, полубомжихой. Она сама уже не знает, как к себе относиться. Так проходят день за днём и ночь за ночью... Однажды, ей сделали предложение, от которого трудно отказаться: сделать уборку в съемной двухкомнатной квартире, в которой проживает бригада приезжих специалистов. За работу - 300 рублей и возможность помыться самой, постирать одежду и форму. Естественно, она согласилась. В квартире стояла непривычная прохлада - работал кондиционер. Убираясь в туалете, она случайно, задела за рычажок на каком-то непонятном шланге сбоку от унитаза и ее окатило короткой струёй воды. Так Эльвира узнала о существовании биде. После уборки, она с наслаждением отмокала в акриловой ванне. Отмывала спутанные волосы мужским шампунем. Даже, понемногу, начинала снова осознавать себя женщиной... Когда она вернулась в свою будку у шлагбаума ее было трудно узнать. Посветлевшая кожа, пышные волосы, живые глаза. Даже фигура приобрела характерные женские очертания. В этот день дверь будки больше не хлопала...

207 +

4

Летний день 2012-го. Меня отправили в командировку в Москву (из Уфы) на 1 день. Но погода была не очень в тот день с самого утра и все самолеты из Внуково отправляли на Домодедово. В итоге все расписание авиакомпаний "расползлось".

И вот, вечером сижу во Внуково, жду уже третий час вылет обратно в Уфу. "Ворота" на посадку меняют уже второй раз.

Вдруг, обращаю внимание, что недалеко от нас шатается крайне нарядный, но в то же время растерянный чувак и странно, почти жалобно стонет "Юфа, Юфа".

Подхожу, спрашиваю:
- Рейс на Уфу ищете?
- Йес, йес, Юфа, Юфа.
- Инглиш?

Парень расцвел, и радостно закивал, на глазах появились слезы радости.

Минут 5 поговорили. Выяснилось, что это англичанин Джон из Бирмингема, летит к своей возлюбленный в Дюртюли (!) (Дюртюли это жопа.. ой простите, деревня в Башкирии... как бы сказать, в которой, думаю, за все время ее существования это был единственный англичанин, и даже иностранец, который там побывал). По-русски ни слова не знает.

Он опоздал в аэропорт, из-за аналогичной неразберихи, когда прилетел из Европы, и уже потерял надежду на вылет в Уфу и тут появляюсь я и говорю, что вот Ворота, вот посадка через 20 минут.

Пока разговариваем, подваливают два тела в подпитии. И такие "ооо Джон, здарова".

Я напрягся, думаю, разводилы какие-нибудь.

Я: - Мужики, вы кто?
- Да мы это, друзья Джона.

Джон ралостно кивает.

Я: - Ду ю ноу зем?
Джон: - Йес, йес, май френдс.
Мужики: - О, а ты его понимаешь?

Короче, выяснилось, что Джон, думая, что уже не успел, решил накидаться в баре аэропорта пивом, в чем ему помогли еще два мужика, которые тоже ждали рейса в какой-то сферический Сыктывкар в вакууме. Ни он по-русски, ни они по-английски ни слова не знали, но пару часов о чем-то общались.

В итоге, пришлось перевести то, о чем они жестами обьясниться в баре не смогли.

Потом мы позвонили той девушке из Дюртюлей, я обьяснил ей, что все с ним ок, а она попросила меня Джона не бросать и сопроводить ее солнушко до самолета.

Хеппи енд.

136 +

5

Самая смешная история была у нас на позапрошлое 1 апреля, когда Ан-24, летящий в Новый Уренгой, начал выруливать на полосу. Стюардесса начала обращение к пассажирам, типа "наш самолет - туда-сюда - в Новый Уренгой, желаем того-сего".В этот момент из переднего багажника высовывается штурман и говорит:
- Ты что, милая, с глузду съехала? Кончай шутить - какой Новый Уренгой, мы ж в Уфу летим!
- Какая Уфа, Вася, Уренгой!
- Да какой, к дьяволу, Уренгой!? Ты на какой самолёт-то села? Народ! (это пассажирам) Куда летите-то?
Народ, дружно:
- В Новый Уренгой!
- Билеты покажите! - требует штурман
Народ показал.
Штурман озадаченно обращается внутрь кабины:
- Ребята, Уфе отбой, народ Уренгой требует!
Через секунду поворачивается в салон:
- Народ, всё-таки придётся в Уфу лететь, на Уренгой у нас карты нет.
Народ волнуется, стюардесса чуть не в слёзы. Тут штурман объявляет о розыгрыше.
По возвращении из Уренгоя его ждало увольнение, а КВСа строгое взыскание.

96 +

6

«Участковый педиатр.
Три минуты славы - и увольнение».

В один прекрасный зимний день коллега-участковый с пятого участка, Ирина Львова (единственный на миллионный город и трехмиллионную уральскую область участковый педиатр - кандидат медицинских наук, и это в провинции то) спросила у меня, не хочу ли я съездить в Москву на какой-то слёт моржей Советского Союза.
Оказалось, что ее отец, Иосиф Ходорковский (даже не однофамилец ныне звучащего))) возглавляет нашу областную ассоциацию моржей, в одном из клубов которой я и сам плаваю и веду группы здоровых и больных детей.
Более того, мне, возможно, дадут там слово рассказать о нашем клубе.
А чего не поехать-то, интересно же!
Пошёл радостно к завполиклиникой, мол так и так, морж, группы детей, результаты, Москва, рассказ про нас, отгул за свой счёт...

Ага, щаззз, причём три раза...

Сначала меня попросили подготовить и показать «доклад».
Я все понял и сел его писать.
На следующий день, заслушав, вместе с завполиклиникой и заведующей моим вторым поликлиническим отделением, то, что я успел придумать и записать за час до «заслушивания», начмед-замглавврача, взяв брезгливо двумя пальчиками мой «доклад», скривила губки и процедила - и вот с этим (потрясая листиками доклада) Вы собрались выступать на весь Союз? И вот по этому (снова брезгливое потряхивание листиками и кривление губок) вся страна будет судить по нашей работе??

Я все понял и пошёл к главному врачу. Мужик молодой, вполне вменяемый, реально классный детский реаниматолог со «Скорой», был у меня наставником в интернатуре на цикле «детская реанимация», недавно назначенный нашим главным.
Он выслушал меня и так по-простецки по-свойски говорит: слушай, ну вот зачем тебе туда ехать? Ты же только для себя там пользу получишь. И пока я туповато размышлял, при чем здесь польза и что это такое, он задушевно добавил: а вот пусть завполиклиникой поедет в Москву, расскажет там о нас (нас??!)) и, вернувшись, пользу принесёт всему Ленинскому району.

Я снова все понял и пошёл брать билеты на самолёт, в пятницу вечером - в Москву, в воскресенье вечером - обратно, семинар как раз намечен был на субботу и воскресенье, но заезд - в пятницу днем.
По возвращению в поликлинику мне передали в регистратуре, что мне поставили две смены на неотложке, совершенно, конечно, случайно, но - в субботу и в воскресенье, причём «особо просили передать», что невыход - это прогул со всеми последствиями.

В очередной раз решив, что я снова все понял, я пошёл, сдал кровь, и попросил передать взад начальству - что у меня донорские отгулы, и что если нет моей подписи под графиком - всё начальство может ехать на этой неотложке куда считает нужным. Они ведь просто не знали, что административно-бюрократически-партийная машина по мне уже так прошлась ещё в институте, исключив пару раз из партии), что их мелкие гадости - это детский лепет по сравнению с праведным гневом райкома и обкома, есть тут у меня история про это).

Прилетел в Москву, добрался до каких-то Ватутинок, там санаторная общага и обшарпанный актовый зал.
С утра начался семинар. Президиум, как положено, и человек 70-80 в зале сидит, внимает.
Сначала профессора и академики что-то очень интересное и очень непонятное вещали, потом выпустили энтузиаста-моржа, который всех призывал немедленно лезть в прорубь. Потом снова пара профессоров с очень аккуратными рекомендациями и снова морж-энтузиаст с призывом всех и вся лечить только прорубью...
Кстати, тогда я впервые для себя уяснил разницу между фанатом и энтузиастом, про какую бы сферу деятельности речь не шла. Энтузиастам помогаю всегда, фанатов считаю чумными и заразными.
Когда очередь все-таки дошла до меня, я просто вышел на сцену и рассказал что и как мы делаем, кого из больных детей купаем в проруби, как это делаем, какие противопоказания и показания к этому учитываем, какие результаты, кто из врачей и родителей как к этому относится.
Вот тут я и узнал, что, оказывается, в теме «моржевания» бились тогда стенка на стенку консервативные врачи, с одной стороны, и ничего не боящиеся моржи, с другой.
А тут я, такой модный и красивый - и врач, и анализы делаю, карточки веду, - и сам морж, руки от пешни для колки льда как крюки уже.
Спускаюсь со сцены, подошли ко мне пара человек с вопросами, я предложил им в коридор выйти. Выходим, за нами реально ползала вышло, следующий выступающий сильно обиделся, говорят. Час я ещё отвечал на вопросы и рассказывал. Закончил, боевито поглядывая по сторонам, мол, кому ещё чего рассказать надо.
Тут ко мне подходят две женщины, одна из оргкомитета семинара и отводят меня в сторонку. Оказывается, готовится сюжет программы «Здоровье» для Первого канала, мне предложено дать интервью, если я, конечно, не против. Я против не был и меня отвели куда-то за угол, со словами - пойдём отойдём подальше, а то эти е№№натики сюжет не дадут записать.
Корреспондент попросила рожи не корчить, пальцем в носу не ковырять, смотреть на неё, а не в камеру и отвечать покороче, без занудства и по-простому, чтобы все поняли.
Через двадцать минут и три дубля вернулся я греться в зал. Еще сутки, до конца семинара, меня неоднократно ловили то одна сторона, то другая, с требованиями «объясни этим мудакам, что...», «ну ты же наш, врач (морж), скажи ты им, что...».

Вернулся домой, вышел в понедельник на работу, никто никаких предъяв не делает, но завотделением как-то нехорошо так смотрит, не по доброму...

Через пару недель всё взорвалось...

Сначала вышла моя статья в «Комсомольской правде», а это газета ЦК была, 44 млн экземпляров ежедневно, если не ошибаюсь.
Я ещё осенью сдуру туда письмо направил, с рассказом, как мы в институте отряд по работе в детском доме №3 города Уфы организовали. Перезвонила мне корреспондет Комсомолки Инна Руденко, что-то уточнила, съездила в Уфу, все проверила, отредактировала письмо - и вышел очерк на 2/3 полосы с моей подписью и местом работы.
А получить позитивную оценку в Комсомолке в те годы - это как бесплатный пропуск в первые ряды на Пугачеву/Лепса/Брежневу/Тимати/Моргенштолле или как его там, кому кто нравится, короче.
Прямо с утра из обкома партии звонят в горком - «молодцы! хорошо работаете! нас на самом верху заметили!». Радостный горком звонит в райком - «молодцы! нас на самом верху отметили!». Из райкома звонок главному врачу - «молодец! Хорошую смену воспитываешь! Нас аж из Москвы оценили!».
К обеду главный врач позвонил завполиклиникой...я не знаю, что он ей сказал, но любви у неё ко мне не прибавилось, ровно наоборот.
И буквально через десять дней, в воскресенье, по Первому каналу Центрального телевидения Союза Советских Социалистических Республик в самой рейтинговой передаче того времени «Здоровье» с Элеонорой Белянчиковой, сейчас даже сравнивать по смотрибельности близко нет ни передачи такой, ни ведущей, выходит то самое интервью со мной, шмыгающим носом на камеру и восторженно что-то там вещающего...
Обком звонит в горком...горком в райком...райком - главному врачу...тот, совершенно ахеревший - снова завполиклиникой...а её просто рвёт на части - это же о ней должны были сделать сюжет и показать по телевизору, это же она должна была поехать в Москву, это же ей должны были идти сейчас звонки с восторгами и пожеланиями, а не этому непонятно откуда приехавшему кудрявому высокому голубоглазому выскочке-участковому...

То, что меня начали травить не по-детски, я понял далеко не сразу, кроме вызовов-приемов-дежурств ничего вокруг не видя. Просто, когда вдруг на еженедельной оперативке коллега отказалась сесть со мной рядом поболтать, да ещё со словами - я чё, дура с тобой рядом садиться, чтобы меня вместе с тобой оттрахали...я, наконец-то, разул глаза и увидел, что все стулья впереди/сзади и справа/слева от меня пустые, хотя народу много, а зал - маленький.

Но уволится мне пришлось через три-четыре месяца, после истории с пионерским лагерем.
Но это уже другая история, чуть позже напишу, сейчас времени нет.

471 +

7

Про орден и медаль

Зимой 1981-1982 было жуть как холодно. Даже в валенках. «Здесь на зуб зуб не попадал, не грела телогреечка».

В ту зиму я служил техником самолета в полку истребителей-перехватчиков ПВО. Наш аэродром располагался рядом с Йошкар-Олой. Су-15 стояли в открытых капонирах. Летом это не так и плохо. Трава вокруг, птички всякие. А зимой совсем иначе. Зимой холодно. И снег. Порой самолет заносило по самые плоскости. Я с механиком Подурашкой, бывало, до вечера разгребал заносы.

В тот день, после ночных полетов, мы выполняли регламентные работы. Я проверил все агрегаты, подкрутил, что требовалось. Заправил системы жидкостями и газами. Постучал по колесам и пошел отогреваться в технический домик нашей эскадрильи.
Но стартех думал иначе. Простым и доходчивым матом он объяснил, как по времени, в соответствии с регламентом, следует правильно выполнять техническое обслуживание самолета. И я поплелся обратно в свой капонир.

Было не просто холодно, а очень холодно. И ветер, от которого даже спрятаться негде. Побегал я вокруг самолета. Попрыгал.
И тут меня озарила гениальная идея! Собрал я все брезентовые чехлы, засунул в форсажную камеру и сам внутрь залез. Завесил сопло изнутри брезентом и сразу понял, насколько это хорошее решение.
У двигателя Р13Ф-300 форсажная камера имеет диаметр миллиметров восемьсот и длину метра два. Почти как капсульный отель. Я даже фонарик притащил. Вот с этого фонарика все и началось.

Решил я обустроиться поудобнее. Начал крутиться, моститься пока не выронил фонарь. Да так неудачно, что пришлось почти вдвое складываться, чтобы его достать. Это только кажется, что камера большая, а в зимней куртке и ватных штанах не очень-то удаются акробатические этюды в ограниченном пространстве. Изогнулся я замысловато, потянулся за фонарем, а сам посмотрел на турбину. Туда, куда фонарик светил. И обомлел!
На одной из лопаток отсутствовала часть пера!
Чтобы понять какие проблемы создает обрыв лопатки, не нужно быть авиационным инженером. При работе турбина делает 30 000 оборотов в минуту. Малейший дисбаланс способен разнести на куски весь двигатель, а вместе с ним и самолет!Я ошалело таращился на турбину.
Невероятно! Невозможно!
Аж в пот бросило!
Как вообще летчик смог посадить самолет накануне?
И тут до меня дошло, что вчера вечером летчик-то ни слова не сказал о проблемах с двигателем. Замечаний по работе самолета не было! А значит... это не обрыв лопатки, а... тень, например, от трубопроводов форсажной камеры!!!
Мне даже смешно стало. Это же надо было так обмануться! Хорошо, что не стал паниковать. Не побежал к стартеху. Подняли бы на смех. Кадровые и так недолюбливают студентов-«пинжаков». А тут такой случай.
И не разгибаясь я потянулся за фонарем. В форсажной камере много всякого понатыкано и даже вплотную прижавшись к завихрителям, прикрывающим форсунки, до турбины далековато. Не менее метра, а то и полтора. Фонарик лежал намного ближе. Я аккуратно просунул руку, кончиками пальцев ухватил за корпус. Световое пятно качнулось...
А тень на лопатке турбины не сдвинулась! Вообще!
Я менял положение фонаря, угол обзора, направление освещения. Бесполезно. Стало понятно, что это не тень. Часть лопатки отсутствовала! Кусок, размером с монету 5 копеек. И то, что летчик не высказал замечаний мне тоже стало ясно. Разрушена была лопатка, установленная на неподвижной части турбины – спрямляющем аппарате. Это не так страшно как на вращающемся венце, но кто знает, что послужило причиной ее разрушения.
Я лег на чехол. Выключил фонарь. И задумался.
Обнаружить обрыв лопатки! Предотвратить разрушение двигателя. А может и всего самолета! Спасти жизнь летчика! А может и не его одного! Да за такое орден могут дать! Вон, полковник Датиашвили посадил Су-15 на пахоту, так ему орден Красной Звезды вручили.
Я еще раз изогнулся, выставил фонарик и снова, хоть и с трудом, обнаружил дефект. Ошибка исключалась.
Снаружи гудел ветер, а я сидел в форсажной камере и мечтал.
Ну, положим, на орден мой поступок не тянет. Это Датиашвили действительно рисковал. Ему приказывали прыгать, когда шасси не выпускалось. А он посадил самолет на брюхо. А я, что, - предотвратил аварию и все. Не, больше медали, наверное, не дадут. Ну, может письмо благодарственное родителям напишут.
Я снова попытался найти дефект лопатки. Самое поразительное, что обнаружить его можно было только в очень узком секторе наблюдения и освещения. Иначе – никак. Элементы двигателя затеняли лопатку полностью при попытке увидеть ее под другим углом. Я уселся на чехлы, размышляя над тем, кому доложить – стартеху или сразу инженеру эскадрильи.
Но мысли плавно переключились на другое: "А еще об этом случае конечно же расскажут в информационном бюллетене авиационных происшествий. Всем авиационным техникам страны. Знакомые сокурсники удивятся и обрадуются, услышав мою фамилию. Вон наш Паша Безуглый заснул с устатку на рулежке, так про него в бюллетене написали. А тут техник предотвратил аварию. Про такое точно напишут! Непременно!"

Стартех сидел в техническом домике и заполнял ведомости на списание спирта. Он было дернулся снова послать меня, но я выстрелил первым.
- У меня обрыв лопатки!
Если бы я из шапки достал крокодила, стартех удивился бы меньше.
- Сэр, Вы говорите неправду! – сказал он одним емким словом на армейском языке.
Я не стал вступать в диспут, а предложил оценить проблему на пленэре.

Минут десять стартех корячился внутри форсажной камеры, сопровождая матерные выражения версиями, которые я уже отмел ранее. В конце-концов пришлось и мне залезать в двигатель, чтобы настроить нужную точку зрения и освещения.Прилично измятые мы вылезли из форсажной трубы. Стартех выглядел озадаченным. А я испытывал законную гордость. И даже начал сожалеть, что еще не пошил парадный китель. Для ордена. Или медали.
- Пошли к Гайдашу! – задумчиво сказал стартех.

Инженер эскадрильи проводил душеспасительную беседу с подравшимися прапорщиками и совсем не хотел прерывать увлекательную процедуру. С большим трудом мы уговорили капитана Гайдаша прогуляться на свежем воздухе. Инженеру эскдрильи совсем не хотелось лазить в двадцатиградусный мороз по форсажной камере. Но мы пообещали, что он увидит много интересного.

Минут пятнадцать, стоя у сопла мы обменивались забавными репликами с капитаном, бившимся головой о внутренние элементы форсажной камеры. Много интересного мы услышали о себе, о оптических иллюзиях и похмельных синдромах. Но нас было двое, а, следовательно, и доказательств у нас было больше. Кончилось все тем, что я тоже залез в трубу. Капитан уже не имел моей молодецкой гибкости и настроить его было куда сложнее. Но когда Гайдаш уверовал в обрыв лопатки, то совсем не обрадовался. даже наоборот. Как-то поскучнел.
- Надо срочно доложить инженеру полка – потом внимательно посмотрел на меня и ехидно спросил – А ты проводил вчера послеполетный осмотр?

Все это и так начало напоминать мне «Балладу о королевском бутерброде», а упоминание про осмотр раскаленного двигателя, вообще придало ситуации сюрреалистический оттенок. Я даже не придумал, что сказать, но понял, что с орденом явно погорячился.

Приехал маленький и толстый Юкин - инженер полка (зам. командира по ИАС). Поздоровался за руку с Гайдашем, кивнул стартеху, зыркнул на меня и полез в сопло.
Гайдаш начал выкрикивать в сопло данные о локализации дефекта, а оттуда эхом возвращался отборный технический мат. К описанию дефекта подключился стартех. Ответный мат стал изобиловать идиоматическими выражениями, из которых следовало, что техник, стартех и инженер эскадрильи не совсем адекватно воспринимают действительность, видимо вследствие плохого технического образования и отсутствия практического опыта.
Тут уже капитан Гайдаш завелся. Пригнали машину АПА-5, подключили фару и передали Юкину в форсажную камеру. Там стало светло и празднично. Но обрыв лопатки наш начальник так и не видел.
К этому моменту вокруг самолета собралась уже приличная толпа. Народ оживленно переговаривался и, кажется, начал делать ставки. Я даже некоторую гордость испытывал. Без году неделя в полку, а уже в центре внимания! А диспут у сопла продолжался. Инженер полка дефект не видел, а стартех и инженер эскадрильи клялись партбилетами, что видели все своими глазами. Позвали меня. Заставили лезть в двигатель. Пришлось снять куртку, а то бы мы с Юкиным там не поместились. К тому времени я уже отработал приемы поиска и демонстрации дефекта так, что через пару минут инженер полка убедился – действительно есть обрыв лопатки!

Тут же рядом с самолетом подполковник Юкин устроил совещание:
- Всех техников всех эскадрилий прогнать через форсажную камеру для ознакомления с дефектом. Потом самолет отправить в ТЭЧ! Снять двигатель и готовить к отправке на завод в Уфу. Инженеру эскадрильи откорректировать график эксплуатации и внести изменения в план полетов. – Начальник посмотрел по сторонам и, увидев меня, продолжил: - А тебя мы пока под суд отдавать не будем. Дождемся результатов заводской экспертизы. Не является ли указанный дефект следствием безграмотной эксплуатации? В должностной инструкции техника самолета оговорено, что при послеполетном осмотре необходимо проконтролировать состояние лопаток турбины. Почему же ты вчера после полетов не обнаружил обрыв лопатки? А?

И я понял, что не будет даже благодарственного письма...

311 +

8

БУРЯТСКИЙ АУДИТ ПО СОВЕТСКИ
(Алаверды к интереснейшим историям yls’а)

Много-много лет назад, при расцвете застоя советской власти, был я разгильдяем-студентом медицинского института. В нашем Башгосмединституте летом было около пятнадцати строительных студенческих отрядов-ССО, и как-то собрался командир республиканского ССО проверить нашу институтскую «зону» ответсвенности.
Нахрена мне захотелось поехать с ним - не помню, но нужен был повод - и я его придумал: буду, ни много ни мало, проверять финхоздеятельность строительных отрядов! (ничего другого мне тогда в голову просто не пришло).
Придумал какие-то таблички, строки и столбцы в них, ездим по отрядам в районе города Туймазы...я с умным видом что-то спрашиваю, что-то заношу в таблички, интересуюсь всем.
Лето прошло, начали учиться и вдруг вызывают меня к ректору.
«Пришла команда из обкома партии (высший орган власти тогда в регионе, это как администрация губернатора сейчас) отправить тебя в составе московской бригады ЦК ВЛКСМ (специально не расшифровываю, молодежь все равно не поймёт))) для перекрестной проверки Тамбовского обкома комсомола по работе их ССО».
Ну, надо так надо. Поехал, гордый такой весь из себя - партия важное дело доверила!
Штабной документооборот на нуле, но люди хорошие, открытые и искренние, реально. И я, сдуру, начал какие-то им учебы проводить, помогать и рассказывать...наставник, бля, нашёлся.
Вернулся в Уфу, отчитался, учусь дальше, курс четвёртый, вроде, был.
Снова вызывают к ректору. Он, уже скрипя зубами: «Москва снова просит отправить тебя с проверкой ЦК ВЛКСМ в Бурятский республиканский ССО. Вернёшься - лично сам проверю все твои зачеты и экзамены». Да Б-га ради, у меня с третьего курса, после того, как из партии исключили, по всем клиническим предметам только пятерки, хоть запроверяйся.
Прилетели в Улан-Удэ, зима, под -30 градусов.
Помня тамбовскую проверку, с открытым сердцем и чистой душой, идём в обком ВЛКСМ, знакомимся, смотрим то, что они пафосно называют штабным документооборотом и отчетами финхоздеятельности...
Более демонстративно-уничижительного отношения к нам и к себе лично я, наверное, больше в жизни и не встречал.
Нас в бригаде проверяющих - четверо: бухгалтер-финансист, ОБХССник (отдел по борьбе с хищениями социалистической собственности; ОБЭП, по-нынешнему)), руководитель - парень из нашего обкома ВЛКСМ, и я - невесть как затесавшийся в серьезную компанию профессионалов медик-четверокурсник. Они смотрели документы в обкоме ВЛКСМ, а я ездил по ВУЗам, смотрел отрядную документацию, вернее, пытался смотреть, если что-то и давали посмотреть.
Забрать нас из гостиницы на четыре часа позже обещанного - норма; привезти в какой-нибудь институт «посмотреть летние отчеты», продержать три часа в коридоре, а потом сказать «ладно, они тут сейчас заняты, поехали дальше» - неоднократно; или завести в какой-нибудь кабинет, где незнакомый непредставившийся бурят (ничего личного!!)) смеясь в лицо скажет «у нас все в порядке, спасибо, что заехали» - ежедневно.
Питались мы в местной столовой самообслуживания, нормально, цены - как везде в СССР)
На третий день с утра нам,широко улыбаясь, радостно объявляют, что «сегодня у нас выезд на обед, будут национальные блюда!».
Я воспрял духом, очень поесть тогда любил, жить в общаге без «городских» родственников и питаться все время только картошкой и макаронами с маргарином и колбасным сыром - было скучновато как-то...
«Хоть поем нахаляву вкусного!»
Ага, щазззз...
Привозят нас в спальный район, поднимаемся в обычную квартиру, человек семь, вместе с сопровождающими.
Хозяйка квартиры, злобно щерясь и запахивая халатик, идёт на кухню, что-то резать - хлеб и колбаса за 2.20. Ни стола, ни скатерти....
Через 40 минут, которые мы молча просидели в большой комнате, дважды прослушав пластинку с песней «А снег летает-летает-летает/ И снежинками кружа/ Заметает зима заметает/ Все что было до тебя!», выносят нам, наконец, эти бутерброды, наливают водки (которую я тогда не пил), ещё раз наливают водки, после чего один из сопровождающих, придурковато похохатывая, говорит: «Ну, пора дальше ехать, автобус уже пришёл», и идёт в прихожую одеваться.
Сказать что мы ахуели - ничего не сказать.
Выходим, чуть похолодало, под -35...автобуса нет...десять минут проходит...автобуса нет...20 минут...холодно то как, бляяя, одеты по-зимнему, но не на такую же температуру...два сопровождающих как идиоты, похохатывая, препираются, кто и на сколько отпустил автобус и когда он вернётся...
Вот это «сходили за хлебушком»...
Вечером в гостинице руководитель бригады говорит мне: «Водку ты не пьёшь, а что пьёшь? - «Сухое вино»,-отвечаю. - «Хорошо. У них в обкоме документы и отчеты, которые есть, в порядке, все чисто. Если и есть нарушения - найти можно только на уровне ВУЗов. Они тебя вообще за человека не считают и не боятся: какой-то студент, да ещё из мединститута, какой ты нахрен проверяющий финхоздеятельности...контроль за тобой минимальный. Найдёшь хоть что-то - с меня ящик сухого вина».
Ящик (20 бутылок) хорошего сухого вина в начале 80-х годов - это покруче и дороже ящика Хеннесси сейчас, а с точки зрения доступности в провинции - вообще космос.
А была у меня особенность - если в пачке из 100 документов был один фальшивый и я вытаскивал на проверку наугад 5-7 бумаг, то среди них всегда оказывался этот фальшивый.

(Когда совсем не было денег и жрать в общаге было нечего, я собирал по соседним комнатам 2-3 рубля и шёл играть в мгновенную лотерею «Спринт». Билет стоил 50 копеек, выиграть на него можно было от рубля до 10-15, максимального выигрыша в 25 рублей у меня никогда не получалось.
Была у меня некая самопридуманная система. Из 5 таких походов минимум три раза, но чаще четыре, были выигрышными; возвращался в общагу, отдавал долги и ещё неделю нормально ел в столовой. Хотя и стипендия у меня была всегда повышенная, и минимум в двух местах всегда подрабатывал, плюс все лето на шабашках, но понтярское гостеприимство и распиздяйское хлебосольство иногда заставляли играть в азартные игры с государством).

Но вернёмся в Бурятию.
И вот в очередном бурятском ВУЗе, под насмешливо-пренебрежительные взгляды сопровождающего, вытаскиваю из очередной пачки предоставленных бумаг несколько листочков, начинаю их смотреть и понимаю, что вот этот счёт из магазина на «мыльно-рыльные принадлежности» (выражение Макса Камерера) я уже где-то видел...
Изымаю счёт, возвращаюсь в предыдущий ВУЗ, в стопке проверенных документов одного из отрядов нахожу такой же счёт, в следующем отряде - ещё, и еще...
Всего в нескольких разных ВУЗах в десятке отрядов нашёл штук восемь идентичных счетов из одного магазина на мыло/зубную пасту. Стопроцентно незаконный фонд сбора наличных денег.
Такие «фонды» были тогда самой распространённой формой финансовых нарушений, а чаще и хищений, в ССО.
Собирались наличные деньги в институтский штаб с линейных отрядов, или в областной штаб с зональных (институтских) штабов на «выезды для предварительного заключения договоров» или «квартирьеров», но, как правило, просто делились среди руководства, так как никакой отчетности о таких выездах не существовало в природе.
Вот я наконец и нарыл-таки один такой «фонд».
Вечером руководитель бригады в гостинице мне долго жал руку, повизгивая от предвкушения, как он будет «писать справку по итогам проверки».
Утром для закрепления фактажа приглашаю командиров соответствующих отрядов, среди документов которых был один или два «мыльных» счета, спрашиваю, где летом работали, что строили, хорошо-ли наряды закрывали, аккордная-ли плата была или повременная, и,да, кстати, а это вот чё за фигня?
Пару командиров сделали умное лицо - не помним, мол, давно, летом ещё было, а один честно сказал, что это ему выдали в областном ССО «в обмен на деньги».
Успел я опросить всего двух-трёх человек, а разговор с очередным командиром прошёл уже так: я спрашиваю сидящего передо мной командира о счётах, сидящий рядом местный руководитель мне тут же отвечает, что он, командир то есть, не помнит, а ещё двое примчавшихся и не успевших отдышаться сопровождающих усиленно кивают мне головой бедного командира.
Разговоры в кабинете это ещё ничего, меня в туалет стали сопровождать до кабинки, чтобы я случайно по дороге ещё чего не увидел, не нашёл, не выяснил.
Ну да ладно, я же будущий педиатр, мне ещё не с такими родителями/бабушками придётся разговаривать, щаз я, как в последнем прочитанном детективе, метод конкретных вопросов применю.
Первый же вопрос, вместо «здравствуйте»: «На что ваш отряд сдавал деньги в обмен на этот вот счёт??» - И, опережая сопровождающих, ответ командира: «А я откуда знаю, сказали сдать деньги, я и сдал».
И уже от дверей, куда его тут же погнали пинками местные товарищи: «А чё такого я сделал не так?? ВСЕ ВЕДЬ СДАВАЛИ!!!»
Второй раз такой фокус у меня, естественно, уже не прошёл...
Бедных командиров так инструктировали перед разговором, что они уже загодя меня начинали ненавидеть...
Чем я тут же и воспользовался.
Заводят очередного командира. Приятное славянское лицо, но губы сжаты, желваки гуляют, смотрит бешено... улыбаюсь ему как родному и с чистыми глазами, проникновенно так: «Слушай, Ваня, ну как же так, все ребята понимающие, все сознательные, все отряды деньги в обком сдали, а ты как единоличник какой-то, не по-комсомольски это, не сдать деньги на общее дело в обком, нехорошо поступил...»
Полыхнул он мгновенно, орал бешено, видимо, накрутили его перед встречей неслабо, и, пока его тащили к выходу, успел мне прокричать, что он-то как раз самый сознательный, «деньги дважды сдавал ещё весной, до выезда, без всяких документов, а осенью первый пришёл и спросил, сколько ещё с его отряда причитается, а некоторые отряды до Нового Года не сдавали, вот их и надо стыдить, а не его, комсомольца, дружинника, активиста и общественника...»
Вечером, после отчета, руководитель бригады сказал мне, что с него два ящика, и что мы завтра же улетаем отсюда, ибо мужик, бывший летом командиром республиканского ССО, который мы и проверяем, теперь большая шишка в обкоме КПСС, и нам лучше, после моих спектаклей в ВУЗах, побыстрее уехать.

Особой мнительностью я никогда не страдал, но, поднимаясь на трап самолёта, было у меня полное ощущение, что кто-то узким глазом смотрит на нас через прицел охотничьей винтовки. Коллеги сказали потом, что чувствовали то же самое.

Через полгода случайно узнал, что «несколько человек в руководстве Бурятии были переведены с понижением». Фамилии совпали.

Ящик болгарской «Медвежьей крови» наша общежитская комната выпила дня за два, правда, почти весь этаж помогал. А вот ящик венгерского полусладкого «Мурфатлара», с цветной витой ниткой на пробке, мне удалось растянуть почти на неделю.
Очень вкусно было.

1033 +

9

Друг рассказал историю.
В далеком 1986-м году ехал он на дембель через Москву в родную Уфу. Чтобы в поезде не трястись сдал ж/д-билет и купил на самолет. Погулял по Москве чуть лишнего и понял, что на автобусе в Домодедово он уже не успевает. Пришлось такси взять. Водила сразу предложил ехать без счетчика за 25 руб. (немалые по тем временам деньги, особенно для солдата). Мол город ты не знаешь, я тебя по счетчику рублей на 40 навожу, еще и на самолет опоздаешь. Другу деваться некуда - согласился. Поехали. Уже к Домодедово подъезжают - водила, увидев наряд ГАИ, включает счетчик. К аэропорту накрутило как раз 1 рубль. Этим рублем друг мой и расплатился... Таксист бледнел, краснел, шипел и брызгал слюной, но что он был против дембеля-десантника? Самое забавное, друг говорил, что если бы таксист не сачконул и счетчик не включил, он бы ему 25 отстегнул, как договаривались.
Давно это было... Сейчас уже все по-другому.

442 +

10

Конец 80-х. Работаю на оборонном предприятии. Идет перестройка и переориентация на гражданскую продукцию. Диверсификация и конверсия, б…!
Не знаю какими путями, но наше руководство решило взять некоторые разработки из МинПрибора (а мы относимся к МАПу, минавиапрому).
Прорабатываем КД, и вдруг выясняется, что там заложены какие-то направляющие (для вставки печатных плат в блоки и блоков в систему), которые делает только Минприбор.
После некоторых разборок выясняется, что делает эти подлые направляющие только один завод в Минприборе, и находится он в городке Туймазы, в Башкирии.
Руководство завода вызывает молодого мудака-инженера (меня) и говорит - поезжай в Туймазы и получи там эти направляющие.

К снабжению я тогда никакого отношения не имел, но приказали - значит надо.
Интернета не было еще. Просмотрел маршрут и решил, что лететь надо самолетом из Воронежа в Уфу, а там дальше - поездом до Туймазов. С самолетами тогда у нас проблем вообще не было. Берешь справку в ремонтном отделе с красной полосой, на которой написано "ремонт простаивающего борта" и тебя посадят даже в багажный отсек, если мест нет. (кстати, пользовались этим не один раз, даже когда не были связаны с ремонтом. Даже командир экипажа под личную ответственность брал нас, негодяев со справкой).

Ну да ладно. Прилетел в Уфу поздним вечером. Перебрался на вокзал. И там только выяснил (ну не было интернетов), что поезд Уфа-Казань (через Туймазы) будет только утром. Пришлось всю ночь провести на вокзале, пытаясь заснуть на обычных сиденьях. Но поспать нормально так и не удалось.

Утром пришел поезд. Загрузились. Кстати, зима была. Я сразу на полку - и спать. Проводницу попросил разбудить перед этими самыми Туймазами.
Но. В то время разница времени между Москвой и Уфой была 2 часа. И я, как добросовестный человек, по прилете в Уфу, перевел свои часы на 2 часа вперед. А все расписания ЖД писались по московскому времени. Я это понимал, но вот застряло у меня как-то в сонной башке, что поезд мой выезжает в 8-00, а в 12-00 прибытие. Благополучно лег спать. Просыпаюсь внезапно, поезд стоит на станции, смотрю на часы - 12-00. Черт, проводница сука, не разбудила, а мне выходить.
А поезд уже трогается. Молодой, какие проблемы, прыжком в обувь, в чебурашковую шубу, портфель командировочный схватил и бегом к выходу.
Проводница что-то пыталась кричать, типа "ты куда", но в ответ смог выговорить только "не разбудила, сука". Дверь открыл - и прыг в снега с уже тронувшегося поезда. Счастье, успел!!!

Поезд прошел, и я увидел название станции - "Буздяк". Потом только по карте выяснил, что это где-то на полпути до моих Туймазов.
Ладно, иду на станцию и спрашиваю, когда следующий поезд. Мне говорят - завтра. Пипец. Гостиницы есть – тоже нет. Спрашиваю, а автобусы может есть? Говорят, иди на автостанцию, недалеко. Прихожу, спрашиваю - до завтра нет ни хрена. Оп-па. И что делать? Попал так попал.
Слава богу люди обычные подсказали. Тут, километра 2 вон в том направлении - федеральная трасса. Ты иди туда, там дальнобойщики могут взять.
Пошел. И действительно, один дальнобойщик взял. Просил только веселить его, рассказывать что-нибудь, чтобы не заснуть. Я старался, как мог.
В Туймазы он меня не довез, высадил на повороте туда. Но и за это я ему очень благодарен. Дальше - пешком. Молодому - не трудно.
Под вечер уже пришел на проходную завода. Все уже ушли с работы. Спасибо огромное охране, приняли, рассказали в какую гостиницу поселиться и как до нее добраться.

Вот такое приключение у меня было.
И только спустя годы прочитал у кого-то из великих, по-моему, у Лермонтова, про забытую богом станцию Буздяк. Зачем именно помянул ее классик – осталось загадкой. Даже бог ее забыл, а он нет. И я никогда не забуду. Может, из кареты его там порывало выпрыгнуть? Похоже, это наш Бермудский треугольник – с людьми там случается необъяснимое.

1607 +

11

Будни интеренет магазина.
Клиент: Здравствуйте, я вот тут на сайте сделала вам заказ.
Менеджер: Да, вижу, спасибо, заказ подтвержден и отправлен в обработку!
Клиент: А вы где находитесь?
Менеджер: В Санкт-Петербурге.
Клиент: Мне надо, чтобы вы доставили мой заказ в Уфу, до конца рабочего дня!
Менеджер: …Извините, ракетное топливо у нас закончилось, а наш Мишаня на велосипеде наверное уже не успеет!