Результатов: 20

1

В одном купе оказались ксендз и раввин. Католик угощает иудея ветчиной:
- Закон запрещает нам есть свинину, - отказывается ребе.
- Жаль, - сочувствует ксендз. - Это такое удовольствие. На прощание раввин
говорит:
- Кланяйтесь своей жене.
- У меня нет жены, - сообщает ксендз. - Закон запрещает нам совокупляться с
женщиной.
- Жаль! - вздыхает ребе. - Это такое удовольствие!

2

Спорят ксендз, поп и раввин: "Когда начинается жизнь?"
- В момент зачатия, - говорит ксендз.
- В момент рождения, - говорит поп.
- Э, нет, - говорит раввин, - жизнь начинается тогда, когда жена берет с собой
детей и уезжает на дачу.

3

Встречаются, значить, раввин с ксендзом и начинают разговор о своих
перспективах. Ксендз говорит:
- Ну что, ребе, жизнь у тебя, конечно, хорошая, но перспективы-то какие? Всю
жисть ведь в раввинах придется. А меня вот, может, в епископы произведут.
- Хорошо, а таки дальше что?
- Ну, если сильно повезет, кардиналом буду...
- Ну таки да, а дальше?
- Бог даст, может и папой...
- Ладно, а дальше?
- А что дальше?! Не может же земной человек стать Господом Богом!
- Ой и не знаю... Один еврейский мальчик таки смог...

4

Еврей болен холерой и чувствует себя совсем худо. Он попросил позвать к нему
ксендза. Работники больницы удивились, но просьбу выполнили. Является ксендз.
Еврей начинает каяться в грехах и говорит:
- А все свои деньги я завещаю синагоге...
- Может, вам лучше позвать раввина? - возмущается ксендз.
- Ну вот еще! Стану я звать раввина в инфекционную больницу!

5

Ксендз встречается с раввином и говорит:
- Мне сегодня приснился странный сон. Будто попал я в еврейский рай. И там такая
грязь, вонь и толкотня!
- А мне, - говорит раввин, - снилось будто попал я в христианский рай. И там так
чисто, светло, сплошное благоухание - и ни души!

6

Еврей болен холерой и чувствует себя совсем худо. Он попросил позвать к нему
ксендза. Работники больницы удивились, но просьбу выполнили. Является ксендз.
Еврей начинает каяться в грехах и говорит:
- А все свои деньги я завещаю синагоге...
- Может, вам лучше позвать раввина? - возмущается ксендз.
- Hу вот еще! Стану я звать раввина в инфекционную больницу!

7

Ксендз говорит раввину:
- Вот вы простой раввин, и умрете раввином. А я надеюсь со временем
стать епископом.
- Допустим. А потом?
- А епископ может стать кардиналом!
- А дальше?
- Ну... кардинал может стать папой.
- А дальше?
- Что дальше?! Не может же человек стать Господом Богом!!
- Как сказать. Одному нашему мальчику это-таки уже удалось.

9

Ксендз встречается с раввином и говорит:
- Мне сегодня приснился странный сон. Будто попал я в еврейский
рай. И там такая грязь, вонь и толкотня!
- А мне, - говорит раввин, - снилось будто попал я в
христианский рай. И там так чисто, светло, сплошное благоухание -
и ни души!

10

Батюшка игpает с ксендзом в биллиаpд. Батюшка бьет по шаpу - и пpомахивается.
- Тьфу, чеpт ! Пpомазал...
Ксендз:
- Hе богохульствуйте, батюшка, Бог накажет !
Игpают дальше. Опять батюшка пpомахивается.
- Тьфу, чеpт !
- Бог накажет !
Тpетий pаз батюшка не попадает по шаpу:
- Тьфу, чеpт !
- Hакажет Бог за такие слова !
Тут pазвеpзаются небеса, и молния попадает пpямо в ксендза. И гpомовой голос
с неба:
- ТЬФУ, ЧЕРТ ! ПРОМАЗАЛ !

11

Три еврейки на рынке обсуждают новый бордель через дорогу.
В числе прочих посетителей в бордель заходит православный
священник.
- Ай-я-яй, - качают головами еврейки, - что таки делается
с духовенством.
Через некоторое время в бордель заходит католический ксендз.
- Ай-я-яй, - причитают еврейки, - нет, вы только посмотрите,
что делается с духовенством в наши дни. Никакого стыда!
Через некоторое время на улице появляется раввин и, воровато
оглянувшись, проскальзывает в бордель.
- Ай-я-яй, - огорченно вздыхает одна из евреек, - какой-то
из девушек, наверное, совсем плохо.

12

Поляк приходит в костел на исповедь и говорит священнику:
- Пан ксендз, я согрешил.
- В чем заключается грех, сын мой?
- Я обманул еврея...
Ксендз после короткого раздумья:
- Это не грех, сын мой. Это чудо!

13

Мы так долго себя поливали,
Что от критики стали грустны,
Но причину враги осознали
И полезли нам парить мозги:

«Мол, живем-то мы хуже, чем тати,
Что разруха и голод кругом,
И без фемен и геев у власти,
Не построим мы новый детдом».

Что бы сделать и как нам исправить
Этот грустный, безрадостный тренд?
Телевизор – не исповедальня,
Журналюга – не поп и не ксендз.

Предлагаю все нам по Уставу и
Регламенту дальше творить:
Надо оду хвалебную жизни
От души нам для всех сочинить.

Надоело мол жить в пессимизме,
Все хотим торжества бытия без
Позорной и пагубной страсти
Завершать все в огне пития.

Адекватная наша держава.
Несогласным всем - швабру с ведром
И пустить их отмыть все сортиры
После битвы спецназа со злом.

Только пусть они четко признают –
Если б струсил тогда наш спецназ,
Перерезали горло давно бы тем,
Кто не был ни в чем виноват.

14

В Москве жил еврей по фамилии Медвецкий. Жил себе тихо, имел двух дочерей, хорошо успевавших в гимназии. Он был портным, то есть ремесленником. Ремесленники, приписанные к определенному цеху, имели право жить в «белокаменной» как с любовью называли Москву. Медвецкий был не Б-г весть, каким портным, зрение у него было слабое, да и заказов, по-видимому, имел немного. На какие же в таком случае деньги он содержал дом из шести комнат, в котором стоял дорогой рояль, на полу лежали богатые ковры и который украшали картины и мягкая мебель?

Портняжничество для Медвецкого было стороннее занятие, не более чем скучная обязанность. Настоящий его заработок, которым оплачивались картины, мебель, рояль и т.д., заключался в том, что он постоянно проходил обряд крещения. Что сия странная вещь означает?

Когда, например, какому-нибудь Рабиновичу из Минска очень нужно было приехать и остаться жить в Москве, он связывался с Медвецким. Так, мол, и так, пан Медвецкий, я хотел бы стать христианином, то есть хотеть-то я не хочу, но должен… На это Медвецкий спрашивал его в письме: каким именно христианином хотите вы стать, господин Рабинович? Если православным, вам это будет стоить 600 рублей, католиком – 400, лютеранином – сотенная. После того, как – в зависимости от желания клиента и необходимой суммы – утрясалась форма христианства, Рабинович высылал свои документы Медвецкому в Москву. С момента их получения Медвецкий переставал быть Медвецким и становился Рабиновичем. Новый Рабинович отправлялся к русскому попу (если 600 рублей) или к католическому ксендзу (если только 400), и поп или ксендз учили с ним катехизис. Медвецкий-Рабинович делал вид, что всё, чему его учат, он слышит в первый раз – ну, а как же иначе?

После того как катехизис был усвоен, Медвецкий держал путь в церковь или костел и проходил обряд крещения. Затем он отсылал документы назад в Минск с новоприобретенным добавлением касательно вероисповедания. Несколькими днями позже в Москву являлся подлинный господин Рабинович, полноправный христианин… Там его уже никто не трогал.

Так было с Рабиновичем из Минска, с Левиным из Одессы, с Розенблюмом из Пинска… У Медвецкого была довольно обширная клиентура: один рекомендовал его другому… Испытывал ли Медвецкий раскаяние? Мучила ли его совесть? Но разве он сам проходил обряд крещения? Это же были Рабинович, Левин или Розенблюм, а не он! Он, Медвецкий, остался евреем, а христианами стали они, эти паскудные выкресты, чтоб им тошно было! Ну а как чувствовали себя Рабинович или Левин? А что, собственно, они должны были чувствовать? Разве они ходили к попу? Они не учили катехизис и никогда в жизни не были в церкви. Всё делал этот паскудник из Москвы – Медвецкий, чтоб ему тошно было, этот еврей, продавший свою душу!..

Рассказывают, что сорок два раза принимал Медвецкий христианство в его различных формах в зависимости от пожеланий клиентов. Две его еврейские дочери уже окончили гимназию и стали невестами. Жена ездила в Карлсбад «на воды». В его доме вместо одной служанки были уже две. А Медвецкий продолжал креститься и, само собой разумеется, оставался при этом евреем.

И так как он продолжал оставаться евреем, то в нем постепенно росло чувство, что в его швейном цеху начались трудности. Генерал-губернатор Москвы великий князь Сергей Александрович, дядя царя, проводил в цехах «чистку», чтобы избавиться от евреев.

В одно прекрасное утро (хотя для Берко Медвецкого прекрасным его никак не назовешь) пристав сказал, что он должен покинуть Москву, город «сорока сороков», как его величали в народе.

- Мне конец, - пробормотал убитый горем Медвецкий. – Куда я денусь? Зачем мне покидать?

- Послушай меня, Берко, - приставу захотелось ему помочь, - на моем участке проживает некто Рабинович из Минска. Он христианин, православный, и я его не трогаю. Почему бы тебе не сделать то же самое?

- Рабинович? Я его хорошо знаю! – не сдержался Медвецкий. – Продажная душа, он никогда не уважал свой народ, свою религию! Он может креститься, если хочет, а я - никогда! Нет, господин пристав, только не я, Берко Медвецкий!

И сколько пристав ни убеждал его, Медвецкий стоял на своем: он еврей и евреем останется, и нет такой силы в мире, которая могла бы его заставить отступить.

Кончилось тем, что Медвецкому пришлось оставить Москву, «город сорока сороков», оставить свой уютный дом с шестью комнатами и роялем – всё, что он мог иметь только здесь и ни в каком другом месте.

Осип Дымов (Осип Исидорович Перельман, 1878–1959) «То, что я помню»

15

Ксендз говорит раввину:
— Вот Вы простой раввин, и умрете раввином. А я надеюсь со временем стать епископом.
— Допустим. Что дальше?
— А епископ может стать кардиналом.
— Допустим. А дальше?
— Ну… кардинал может стать папой.
— Допустим. А дальше?
— Но… не может же папа стать Господом Богом?
— Отчего же. Одному еврейскому мальчику это уже однажды удалось.

16

Недавно встретился с папой. Он живёт отдельно. Пообщались, вспомнили былое. Так, ничего особенного, но всё же.
Бабушка во время блокады Ленинграда записалась в МПВО. При разгребании первых же завалов после бомбёжки посмотрела на разорванные тела, икнула и сползла по стеночке. Отправили в военный госпиталь. Пока лечилась управдом-жулик поселил в её комнату своих родственниц. И бабушка не смогла найти двух свидетелей, которые смогли бы подтвердить что комната её. Документов нет, свидетелей нет и живи на улице.
Сидит, ревёт.
Мимо идёт еврей, спрашивает:
- Бабушка, вы что плачете?
Она аж взорвалась:
- Какая я тебе бабушка?! Мне восемнадцать лет!
Еврей её хвать за руку и к себе. Пристроил в магазине. Там бабушка проработала до начала семидесятых годов.

Дед. Жил в Западной Беларуссии. Немного попартизанил. После освобождения стал восстанавливать Советскую Власть. Был председателем рыбинспекции. По его словам, если бы брал всё что несли, то внуки бы сейчас как сыр в масле катались. Потом, когда на руководящие должности стали брать людей с дипломами, пошёл на понижение и вышел на пенсию в должности экспедитора.
Умер после пяти лет болезни, в 1982 году. Жена его, другая бабушка, пришла в его бывшую контору просить помочь с похоронами и была вежливо послана. Кто такой? Такого не знаем.
Идёт домой, а навстречу важная шишка из Горисполкома. Она его и спрашивает:
- Где мне мужа лучше отпевать? В церкви или в костёле? Ксендз обещал монашек прислать, по дому помочь. И батюшка тоже обещал.
Горисполкомовский товарищ подпрыгнул так, словно шило в зад получил. Помчался галопом.
Как же так! Коммуниста в церкви отпевать будут!!
В миг нашлись и гроб, и мясо на поминки, и комсомольцы для подмоги.

Ну и последнее. Крёстный моей ленинградской бабушки подносил снаряды к гаубице, из которой в 1939 году, возле деревни Манийла были обстреляны советские войска. С этого обстрела началась Советско-Финская война.

17

Ксендз встречается с равином и говорит: - Мне сегодня приснился странный сон. Будто я попал в еврейский рай. И там такая грязь, вонь, шум и толкотня! - А мне, - говорит равин, - приснилось, что я попал в христианский рай. И так там чисто, светло, сплошное благоухание, а - главное - ни души!

20

Был такой забытый сегодня писатель Николай Шпанов (1896-1961). Один из первых писателей-детективщиков СССР. Он создал образ сыщика Нила Кручинина, своего рода наш ответ на комиссара Мэгре и Шерлока Холмса.

А после войны, страна зачитывалась его международными детективами — «Заговорщики» и «Поджигатели». Действие происходило в Германии, в Швейцарии, в Америке, среди персонажей были Гитлер, Трумен, Черчилль, Джон Фостер Даллес и другие.

И вот в Доме Литераторов, в присутствии самого Шпанова, шло обсуждение его нашумевших книг. Но шло оно вяло, ибо писатели мероприятие игнорировали, выступали педагоги и сотрудницы библиотек.

Тут в зале появилась писательница Александра Бруштейн (1884-1968). Устроители попросили ее выступить. Она отказывалась и говорила:

— Я боюсь, у меня получится слишком дерзко.

- Вот, вот, — говорят ей, — давайте… Это оживит обсуждение.

Бруштейн подошла к микрофону и сказала:

- Я родилась в Литве, в Вильно, и там прошли мои юные годы. И вот мне запомнился один анекдот. Идет по дороге ксендз и видит, что крестьянские дети лепят из навоза здание костела. Он умилился:

- Какие вы хорошие детки!.. Какой у вас красивый костел!.. И купол есть, и колокольня… Скажите, а в вашем костеле ксендз будет?

А дети ему отвечают:

- Если г…. хватит, будет и ксендз.

Так вот я хочу сказать, - закончила Бруштейн. - В романах «Заговорщики» и «Поджигатели»- г…а хватило на все!..

Смешно? Даже очень. Однако зависть никто не отменял. В то время романы Шпанова расходились огромными тиражами. Кроме того, он был известен как автор научно-популярных книг по истории техники и биографий ученых Джеймса Уатта, Этьена Ленеура. Короче, не все так однозначно в писательской среде.