Анекдоты про знаменитые |
Когда Рафаэль писал свои знаменитые фрески в Ватикане, его верная подруга Форнарина, дочь булочника, всегда находилась при нем, вдохновляя художника.
Папе римскому не нравилось присутствие простолюдинки в его дворце, и однажды, потеряв терпение, он спросил у Рафаэля, кто эта женщина.
– Если ваше святейшество позволит мне отвечать откровенно, то я скажу, что эта девушка – мои глаза.
|
Марк Шагал и Мстислав Ростропович.
Они встретились впервые в Париже в 1971 году. Драгоценный подарок от той памятной встречи – шагаловская палитра с дарственной надписью на оборотной стороне: «Дорогому другу Славе от «дяди» Марка Шагала». Следующая встреча произошла вслед за драматическими событиями. 26 мая 1974 года Ростроповича, как он говорил, «вышибли из Москвы», а Вишневская с дочерьми последовала за ним в Париж спустя два месяца. К их приезду у Ростроповича не было назначено еще ни одного концерта и с деньгами, в основном одолженными, было нелегко. Марк Шагал и его супруга Вава (Валентина) Бродская, как немногие на Западе, понимали трагедию расставания Ростроповичей с родиной. Им хотелось помочь Ростроповичам справиться с тяжестью расставания с Родиной и друзьями. Шагалы пригласили их к себе в гости в Венс. Здесь, в студии, Шагал завершал двухлетнюю работу над мозаикой «4 времени года», предназначенной для Чикаго. Супруги упрашивали Ростроповичей присоединиться к ним на церемонии открытия мозаики. Ростропович согласился: “Ну, я же не могу отказать «дяде» Марку”.
М.Ростропович с Г.Вишневской прилетели в Чикаго, и маэстро успел коротко порепетировать, готовясь к выступлению. Концерт на приеме ознаменовался исключительным событием. За день до приёма, как рассказывал потом Ростропович, ему в гостиницу позвонила г-жа Натика Наст, дочь основателя известнейшего Американского Издательства Conde Nast и супруга бывшего вице-президента Нью-Йоркского Центра Музыки и Драмы, виолончелиста-любителя (банкира по роду своих профессиональных занятий) Джеральда Варбурга. Ростропович был знаком с Варбургом еще со времён его гастролей в США в 1956 г. Тогда же он впервые увидел легендарную виолончель Страдиварий La Belle Blond, 1711 года, на которой играл Варбург (На ней однажды, с позволения тогдашнего владельца инструмента виолончелиста Дюпора, пробовал играть император Наполеон и нанес ей, к ужасу всех присутствовавших, «рану», поцарапав инструмент шпорой. Г-жа Наст сообщила Ростроповичу, что ее супруг, умерший двумя годами ранее, завещал принадлежавший ему «Страдиварий» первому виолончелисту мира, т.е. никому иному, как Ростроповичу.
Ростропович неожиданно для самого себя предложил прислать инструмент в Чикаго с тем, чтобы он смог играть на нем на приеме. И, как это ни невероятно, перед самым концертом в гостиницу доставили из Лонг-Айленда знаменитый Дюпор. История до недавнего времени умалчивала о том, кто доставил инструмент в Чикаго. Оказывается, этими чудодеями были Михаил Барышников и его друг Хауорд Гилман. Ростропович играл на Дюпоре любимые им 3-ью сюиту Баха и фрагменты из 2-ой. После приема Шагал сказал: «Ростропович всегда играет так, что Бах и Моцарт были бы счастливы».
Художник и музыкант прекрасно понимали друг друга, в их характерах было много неожиданно сходного. Но были и черты несходства. Ростропович любил рассказывать анекдоты и сочинять небылицы, некоторые из которых разнесли по миру его доверчивые почитатели. Здесь уместно напомнить, как на вопрос, что является главным в его восприятии мира, Ростропович в шутку заметил: “feedle, friends, food, females, and fodka”, что позднее превратилось в знаменитые «5f». А вот Шагал отнесся к аналогичному вопросу гораздо серьезнее. Его без всякого лукавства ответ был: «Моцарт, Бог, цвета”.
Друзья продолжали встречаться и дальше. К 90-летию художника, в 1977 году, представился особый случай, и Ростропович стал инициатором юбилейного концерта в Ницце. Последние почести великому другу Мстислав Ростропович отдал в день его похорон, 1 апреля 1985 г., организовав вечер памяти Шагала во Французской Опере.
|
|
Не мое, автора не нашел. Но история вполне познавательная и имела место быть.
Во избежание нервного срыва прошу совколюбов и юдофобов далее не читать.
Памятники лысому с кепкой в руке или на макушке стоявшие чуть ли не на каждой городской площади в СССР. Кто же этот плешивый с бородкой, указывал дорогу в светлое будущее советским людям на картинах, открытках, марках и репродукциях? Чей образ запечатлели знаменитые художники - Финогенов, Одинцов, Налбандян, Иогансон, Васильев и многие другие?
Вы думаете - Ленин? А вот и нет! На картинах, открытках и марках был изображен вовсе не Владимир Ульянов-Ленин, а уроженец Черниговской губернии Иосиф Ариевич Славкин - он был тем натурщиком, с которого в 20-е годы создавался образ Ленина.
Дело в том, что когда Ленин умер, то после него осталось очень мало изображений, да и те, что были, оказались недостаточно благообразны и величавы.
Тут-то и был найден Иосиф Ариевич, который, во-первых, на Ленина был очень похож, а во-вторых, обладал более фотогеничной внешностью, именно такой, какой и должен был, по мнению адептов новосозданного культа, обладать ВВ (великий вождь)...
Так и пошло-поехало - художники писали Иосифа в образе Владимира - есть что-то библейское в этой усмешке истории. Надо сказать, что образ Ленина метафизически тяжко воздействовал на скромного еврейского адвоката - Славкин пересмотрел все доступные кадры кинохроники, на которых был запечатлен Ленин, стоя перед зеркалом разучивал жесты и мимику Ленина и настолько вжился в роль, что считал себя уже не просто человеком, похожим на Ленина, а верным соратником вождя, и даже, временами, теряя грань между вымыслом и реальностью, рассказывал о своей совместной работе с лидером коммунистической революции.
Неизвестно, куда завело бы Славкина нарождающееся безумие, но однажды (по счастью для Иосифа Ариевича, это было до волны большого террора), его вызвали "куда надо" и сообщили, что "наверху" решили отказаться от его услуг - Славкин всё сразу понял, сбрил усы с бородкой и вернулся к своей прежней тихой работе юриста в конторе "Мясо Сбыт".
Скорее всего, эта предусмотрительность спасла Иосифа Ариевича, он не был репрессирован и умер своей смертью в шестидесятых годах, причём на заседании Политбюро всерьёз рассматривался вопрос о бальзамировании его тела, как запасного для Мавзолея Ленина (хотели иметь двойника, на тот случай, если чучело настоящего Ленина всё же протухнет)...
Так что, если у кого-то есть портрет Ленина, то на самом деле на нём лукаво щурит глаза не вождь мировой революции, а скромный еврейский адвокат из Чернигова, юрист конторы "Мясо Сбыт", Иосиф Ариевич Славкин.
|
|
Как Гийом дю Вентре, блестящий французский поэт XVI века, родился в 1943 году в лагере ГУЛАГа
Знакомьтесь: Гийом дю Вентре, блестящий французский поэт 16 века, гасконец, красавец, весельчак и умница, любимец прекрасных дам, друг Генриха Наваррского, отчаянный дуэлянт.
Место рождения: 1943 год, СССР, зауральский лагерь-завод «Свободное» на трассе нынешнего БАМа...
Зона без отдыха
Среди великого множества литературных мистификаций эта — особенная. Никогда не существовавшего французского поэта придумали два зэка, Яков Харон и Юрий Вейнерт. Сонеты, якобы переводы с французского, рождались в нечеловеческих условиях, без словарей и энциклопедий. И даже без бумаги — использовалась инженерная синька и калька...
Харон детство и юность провел в Берлине: мать работала в советском торгпредстве машинисткой. Блестяще окончил гимназию, поступил в консерваторию, где увлекся музыкой кино и изучал технику звукозаписи. Вернувшись в Москву, озвучил знаменитые фильмы тех лет — «Поколение победителей» и «Мы из Кронштадта». А в двадцать три года его арестовали. Приговор: десять лет. И дальневосточная тайга...
В лагере Харон создал оркестр и даже оперную труппу. И руководил конструкторским бюро, будучи технически очень грамотным человеком.
Юрий Вейнерт с детства поражал разносторонними талантами: прекрасно играл на фортепиано, переводил, сочинял стихи. Первый раз он отправился в ссылку сразу после окончания девятилетки: в разговоре с друзьями сказал что- то крамольное. В промежутках между отсидками окончил ФЗУ на техника-путейца и один курс Ленинградского университета железнодорожного транспорта. Потом — опять арест.
На последнем допросе следователь заявил, что семнадцатилетний парень заслуживает высшей меры наказания. «Что ж, я передам от тебя привет!» — дерзко отвечал Юрий. «Кому?» — удивился следователь. «Товарищу Дзержинскому! Или даже самому Ленину...»
Когда в «Свободное» прибыла очередная партия заключенных, Харон познакомился с Юрием Вейнертом. Заговорили о музыке, о Шекспире и Петрарке — и мгновенно подружились.
1943 год, из Ставки поступил ответственный заказ — освоить производство минометов. При том что на заводе не было литейного производства! Благодаря Харону уже через сорок дней был пущен уникальный литейный цех, из Москвы даже приехали именитые специалисты перенимать опыт.
Расплавленный чугун наполнил первый ковш.
— Вот так Вулкан ковал оружье богу, — вдруг продекламировал Вейнерт, перекрикивая грохот.
— Персей Пегаса снаряжал в дорогу, — ответил Харон устало, почти автоматически. Через пару дней друзья придумали автора сонетов, бесшабашного гасконца Гийома дю Вентре. Такая веселая литературная игра — ради выживания. А может, и ради самой игры.
Поэт, которого не было
Биография у Вентре получилась отчаянная. Семнадцатилетний красавец-юноша, приехав из гасконской глубинки, мгновенно покоряет Париж. И шпагой, и рифмами, и искусством обольщения прекрасных дам владеет с блеском. Высший свет боится его язвительных шуток и эпиграмм. А тот, кто рискнет бросить ему вызов, получит, вопреки всем королевским эдиктам, приглашение на Пре-о-де Клер — и останется там...
Его друзья — принцы и графы, писатели и поэты — такие, как блестящий Агриппа д’Обинье, который с ним соперничает, принцессы и герцогини, которые в него влюблены. А он посвящает множество сонетов таинственной «маркизе Л.»
Чтоб в рай попасть мне — множество помех:
Лень, гордость, ненависть, чревоугодье,
Любовь к тебе и самый тяжкий грех -
Неутолимая любовь к свободе.
Сонеты у дю Вентре самые разные: тут и сатира, и жанровая сценка, и любовное послание, и философская притча. Многие порицали его за неслыханные поэтические вольности, а другие восхищались. Но когда настала Варфоломеевская ночь, дю Вентре, эпикуреец, скептик и атеист, отважно сражался, защищая несчастных гугенотов. И сочинил множество язвительных эпиграмм, в которых высмеивал короля Карла, его всесильную мать Екатерину Медичи и герцога Гиза. Заключение в Бастилию, смертная казнь на Гревской площади не за горами — но вступаются влиятельные друзья, и дю Вентре за «королевскую измену» приговаривают к вечному изгнанию из Франции.
Пять чувств оставил миру Аристотель
Прощупал мир и вдоль, и поперек
И чувства все порастрепал в лохмотья -
Свободы отыскать нигде не мог.
Пять чувств всю жизнь кормил я до отвала,
Шестое чувство — вечно голодало.
Генрих Наваррский, бежав на юг Франции, собрал армию и отправился покорять Париж. Гийом дю Вентре нелегально вернулся из Англии, чтобы сменить перо на пистолеты.
Его друг Генрих вскоре стал королем, но через пару лет они сильно разругались. «И впрямь занятно поколенье наше: король — смешон, шут королевский — страшен»...
Дю Вентре отправился в свое захолустное поместье в западной Гаскони, коротать вечера с бутылкой бургундского и старинным фолиантом...
Пока из рук не выбито оружье,
Пока дышать и мыслить суждено,
Я не разбавлю влагой равнодушья
Моих сонетов терпкое вино.
В дальневосточных лагерях ГУЛАГа — в бараках и на лесоповале, в штольнях рудника и в шарашке, заключенные из интеллигенции читали сонеты дю Вентре наизусть. Легкие, ироничные, одновременно веселые и печальные.
Через родственников и друзей сонеты дю Вентре разлетелись по стране. И авторы стали получать массу ответных писем с благодарностью и восхищением. Чему сами очень удивлялись.
Кстати, многие маститые литераторы поверили в эту мистификацию. К примеру, стихами малоизвестного гасконца восторгался поэт Владимир Луговской. Блестящую оценку труду мнимых переводчиков дали Михаил Лозинский в Петербурге и Михаил Морозов в Москве — литературоведы мирового уровня.
А вот еще один видный ученый, крупный специалист по литературе французского Возрождения, утверждал, что еще в двадцатых годах, учась в Сорбонне, откопал томик дю Вентре у букиниста на Монмартре.
Сонет да любовь
Вейнерт переписал своим каллиграфическим почерком первые сорок сонетов на инженерных синьках, вынесенных из заводского КБ, где они с Хароном работали. Но ведь портрет поэта нужен! Тогда мистификаторы взяли тюремное фото Вейнерта, пририсовали усы и мушкетерскую эспаньолку.
В конце 1947 года их освободили. Жить в Москве, Ленинграде и еще одиннадцати городах не разрешалось. Вейнерт устроился в Калинине на вагоностроительный завод, Харон — в Свердловске, на киностудию. Через год — опять арест и бессрочная ссылка. Харона отправили в местечко Абан, что в Зауралье, Вейнерта — на шахту, в четырехстах километрах от Абана.
Новые сонеты Гийома дю Вентре рождались исключительно по переписке.
Харон преподавал в школе физику и черчение, вел автокружок, ставил спектакли в самодеятельности. Словом, жил по сонету дю Вентре: «Я вам мешаю? Смерть моя — к добру? Так я — назло! — возьму и не умру».
У Вейнерта была только работа в шахте — и большая любовь. Люся Хотимская, талантливый филолог, красавица и умница, пользовавшаяся большим успехом в актерских и писательских кругах. Она ждала его десять лет, а на предложения руки и сердца отвечала очередному завидному ухажеру: милый, но у меня ведь есть Юра.
Люся обещала, что приедет к Вейнерту в Северо-Енисейск, как только получит гонорар за книгу — нужны были огромные деньги, три тысячи рублей. Но заболела и умерла в больнице. Вейнерт получил от Люсиной подруги по почте ее книгу. И — приступ отчаяния. Сжег все письма любимой женщины. И пошел в шахту, которую назавтра должен был запустить. Случился то ли несчастный случай, то ли самоубийство.
В 1954 году, ровно через год после придуманного когда-то четырехсотлетия Гийома дю Вентре, Харон вернулся в Москву и занялся сонетами гасконца — их накопилось ровно сто. Шлифовал, обрабатывал, перепечатал, собрал в томик форматом в полмашинописного листа. И только потом пошел получать бумаги по реабилитации.
Харон всю жизнь был закоренелым оптимистом и весьма легкомысленным человеком. Восемнадцать лет тюрьмы, лагерей и ссылок считал досаднейшей помехой и радовался каждому прожитому дню на свободе, как ребенок. Любимая работа на «Мосфильме» и со студентами во ВГИКе, своя программа на телевидении, путешествия по Германии и Италии, медаль ВДНХ за изобретение новой четырехканальной системы звукозаписи, профессиональные занятия биологией, которой сильно увлекся.
Семейная жизнь тоже удалась. Сын Юрка-маленький, как он его называл. Любимая жена, с которой, представьте, познакомился благодаря придуманному гасконцу.
В Воркуте, в женском лагере «Кирпичный завод», образованные дамы в бараке после смены наслаждались сонетами дю Вентре. Женщина, которая читала стихи, была когда-то знакома с Хароном и рассказывала о нем взахлеб. Так сонеты дю Вентре впервые услышала Стелла Корытная. А через пару лет Яков и Стелла случайно встретились на вечеринке у общих знакомых. И потом прожили достаточно долго и очень счастливо.
Не рано ли поэту умирать?
Еще не все написано и спето!
Хотя б еще одним блеснуть сонетом -
И больше никогда пера не брать...
Умер Харон от полученного в лагере туберкулеза, сохранив до последнего удивительную бодрость духа. А книга сонетов Гийома дю Вентре с его комментарием вышла в 1989 году.
Михаил Болотовский
|
|
Умение императора делать сразу несколько дел принесло ему славу. Так, например, он мог одновременно спать с несколькими женщинами, а думать о мужчинах. Мог одновременно ходить по канату и жонглировать пятью тарелками. Мог шевелить одновременно двумя ушами. Мог управлять колесницей, слушать музыку и одновременно разговаривать через бронзовый рупор с прохожими. Мог одновременно четвертовать, колесовать и вешать, еtс. Именно рту императора Октапавиана приписывают многие знаменитые крылатые латинские изречения: « Сам дурак!», « Первое слово дороже второго», « Абырвалгус», « Отлезь, Брут, гнида» и tаk dаlее.
|
|
Что-то сегодня я кому-то на работе объяснял свою позицию, что у девушки, по-моему мнению, может быть все грязное: брюки, обувь, верхняя одежда, шапка и даже шарф! Все - кроме белья, оно должно быть идеально чистое.
И вспомнил случай из очень далекого прошлого еще, когда мы с премилой моей переводчицей девушкой Оленькой из инъяза жили. Брак наш гражданский был еще цел, но дни его были сочтены. Так вот жили мы тогда в Москве, снимали хатку на ВДНХ на улице Бориса Галушкина, ну знаете там еще дом на курьих ножках напротив постамента "Рабочий и Колхозница", в котором знаменитые хоккеисты советские жили, так вот в следующим за ним доме жили мы с Оленькой.
И приезжала к нам как-то в гости очень красивая Оленькина подружка Наташа, она была не из инъяза и вообще непонятно откуда, но из нашего города из Нижнего Новгорода и очень красивая.
Невероятной красоты цыпочка на тонких ножках с бронзовым загаром. Любовников богатых у неё было море! Двое из её любовников обитали в Москве.
Так вот, каждый день она стирали свои трусики, каждый божий день они висели все эти ниточки с треугольником в ванной, а жила она у нас наверное неделю. А когда уехала мы с Олей задумались, ведь мыла у неё с собой не было...
Блин, значит она фигачила свои трусики нашим мылом для лица, вот какая история.
А сейчас вспомнил и подумал, а ведь это в принципе даже приятно, что такая цыпочка стирала свои трусишки, в которых и текстиля-то на пять грамм, тем самым мылом, которым я потом мылил своё, простите лицо, когда брился... Даже это меня возбудило немного, ну теперь.
Вот, как со временем меняется человек! А вы говорите гигиена!
|
|
Знаменитые персидские ковры ручной работы всегда должны иметь изъян, на некоторых могут быть настоящие дырки: персидские ткачи намеренно оставляли их в каждом изделии, веря, что только Бог может создать что-либо абсолютно совершенное.
Нечто подобное есть и в Индии, где мы с друзьями некоторое время путешествовали сами по себе вникая в местную жизнь в том числе и религиозную. Вернее быть вне религиозной невозможно в Индии кругом не только через шаг храмы, но и живые святые. Которых кормит местное население и вот когда мы однажды подарили одному йогу свою одежду, то наследующий день встретили его в нашей кофте, но...
Кофта была аккуратно порвана в нескольких местах, а затем заштопана её новым владельцем. Оказывается человек погрузившийся в самопознание не может использовать новую одежду.
Да, сейчас и у себя нахожу нечто подобное, я как-то интуитивно не могу носить новую одежу и всю жизнь одеваюсь в секонд-хенде ведь я посвятил свою жизнь литературе, а значит тоже не могу носить новую одежду. Таков мой выбор. Моя аскеза.
|
|
Евгений Стеблов рассказывает...
Работал в Театре Моссовета пожилой артист дядя Володя Сабуров. Он всю жизнь играл дворников и лакеев. У него была гармошка фотографий, которую он часто разворачивал и с гордостью показывал: вот он с лопатой, вот сапоги подаёт.
Однажды в театре шёл спектакль "Отелло" с Николаем Мордвиновым в главной роли. Перед выходом на сцену дядя Володя затягивался в широкий испанский пояс - почти как в корсет. Дело это нелёгкое: в ход идут даже ноги. Ему помогала костюмерша тётя Шура.
- Дядя Володя, не туго? - спрашивала она.
- Ничего, - отвечал Сабуров, - пропердимся!
И вот Отелло произносит знаменитые слова: "Ты перед сном молилась, Дездемона?" - и душит Дездемону. Входит лакей дядя Володя и... исполняет в точности, о чём говорил. Поскольку артистом он был средним, то не нашёл ничего лучше, как произнести свой текст: "Тут слова бессильны...".
После спектакля Сабуров постучался в гримёрную к Мордвинову и виновато проговорил:
- Николай Дмитрич, я тут давеча... Так ведь я не нарочно.
С этой фразой он обошёл всех актёров театра.
|
|
12 |
