Результатов: 7

2

«Каждому положен свой Державин» - сказал поэт. Но это только малая толика правды: каждый сам хочет быть Державиным, или хотя бы Сорокиным. Внутри всякого человека глубоко запрятан вирус эксгибиционизма, который лишь ждет своего часа.
Один переплывает Атлантику верхом на бревне, гребя рукояткой бамбуковой удочки и пия кровь проносящихся летучих рыб. Другой проживает совершенную среднестатистическую жизнь, выпивая ежедневно свои 0.18 литра водки, съедая в месяц 5.4 килограмма картофеля и корнеплодов и совершая положенные ему 0.0013 убийства. Но и тот, и другой равно одержимы желанием поделиться содеянным, в назидание современникам и потомкам. В результате один пишет «За бортом по своей воле», другой «Москва – Петушки», третий создает «Кумаонских людоедов» или «Леопарда из Рудрапраяга». А иной ограничивается поучением друзей по гаражу.
И проявление означенного вируса неизбежно, как пресловутый дембель. Невозможно, совершенно невозможно избежать его тлетворного воздействия. Вот и азмь, грешный, впал в эту хворь и пишу, пишу, пишу… Зачем? Для кого? – Не знаю. Но вот история, полная трагизма.
В конце 70-х годов прошлого века – как видите, это древняя история и обязана быть правдой, ибо предки наши верили ей слепо, - так вот в то самое время получил наш институт некий Прибор. Я бы даже сказал – Спектрометр. На фоне остального нашего оборудования, в основном извлеченного из хранилищ времен Хуфу или Тутанхамона и крашеного молотковой эмалью, новая игрушка была красива, как новогодняя елка и в качестве гнета для капусты была идеальна. Как спектрометр это изделие не вполне оправдывало свое название, поскольку не работало.
Начальству же, даже самому лучшему, свойственно желать обратного – хочет оно научных результатов с каждой единицы оборудования. Поэтому с регулярностью раз в неделю был вызываем наладчик, Полномочный Представитель Изготовителя, человек-гора ростом за 2 метра и весом за полтора центнера. Начальник же мой, к слову сказать, рост имел примерно полтора метра и вес килограмм пятьдесят или меньше. И в один прекрасный день Начальник возопил, обращаясь к Полномочному и глядя на него снизу вверх:
- Слава, - вопиял Начальник, - ну неужели Трижды ордена Ленина Ленинградское оптико-механическое объединение имени Владимира Ильича Ленина (sic!) не может справиться с такой мелочью, как спектрометр?
На что Полномочный, исполненный спокойствия и величия, из-под потолка гласил:
- Миша, да все эти ваши научные приборы составляют четверть процента в программе ЛОМО, они просто на хер никому не нужны!
И тут стало ясно, что нас, говоря современным языком, «кинули». И если мы хотим с этим чудищем (не Славой, а Спектрометром) работать, придется действовать самим.
Тогда я принялся думать, потом паять, потом ругаться, опять паять и после опять думать. Даже книжки читал, даже инструкцию к прибору! И прибор, как это ни странно, стал подавать признаки жизни и даже заработал, и работал настолько устойчиво, что меня обуяла гордыня. Грешен. Захотелось поделиться своей мудростью с собратьями – это, кстати, тоже было проявлением ранее упомянутого вируса эксгибиционизма, хоть и с научным акцентом.
Подстрекаемый гордыней, написал я Статью, и приложил к ней Акт экспертизы, и послал Статью в Приличный журнал.
Зря. Зря я не обратил внимания на тот факт, что Приличный журнал, хоть и полностью соответствует профилю Статьи, но издается самим Курчатником. В связи с этим прискорбным фактом спустя пару месяцев после отправки Статьи я был обеспокоен звонком из редакции Приличного журнала, и был поставлен перед необходимостью получения разрешения на публикацию от самого нашего Министерства, поскольку ранее редакция с такой мелочью, как наш институт, дела не имела.
Всякий человек в своем развитии проходит стадию восторженного восприятия окружающей реальности, именуемую наивностью. За определенным рубежом окружающие почему-то начинают эту милую черту именовать глупостью, но это остается полностью на их совести. И вот, полный наивности, или глупости, я отправился в само Министерство. В приемной, посовещавшись, синклит теток вынес решение о том, что «Это вам надо к Пал Палычу». Ну, к Пал Палычу – так к Пал Палычу, куда двигать-то? Синклит посмотрел на наивного (глупого) с сожалением, но номер комнаты назвал. И я двинул.
В результате получасовых блужданий по разноэтажным корпусам Министерства, топология которого навевала мысли о 5-м или 6-м измерении, я добрел до искомой комнаты и отворил дверь, предварительно робко постучавшись. Комната, в которой я оказался, помимо крашеных зеленой масляной краской стен, имела следующие приметы: два окна без занавесок, стол без единой пылинки на нем, два стула и Пал Палыч.
Великий человек каким-то образом был предупрежден о моем приходе, ибо начал орать сразу.
- Вы что, - орал Пал Палыч, - не понимаете, что вы сделали? Вы изменили Гостовский прибор! Люди работали! А вы! Подсудное дело!
Мои робкие попытки объяснить, что я просто починил прибор и заставил его работать, не могли прервать могучих элоквенций Пал Палыча:
- Вы не понимаете! Гост! Предприятия! Метрология! Получите разрешение на публикацию у производителя или в его министерстве!
В тот момент, когда я произнес:
- А кто же меня пустит на ЛОМО и в Средмаш? И как же предприятия будут этим дерьмом пользоваться, коли оно не работает, хоть и Гостовское? – настала тишина. Пал Палыч молчал, как граната с выдернутой чекой, как снаряд со взведенным взрывателем.
Остатки инстинкта самосохранения, свойственные даже очень наивным (глупым) людям, заставили меня выскочить за дверь, пренебрегая элементарными правилами вежливости и не прощаясь… Последний взрыв настиг меня уже в лифте и, по счастию, пришелся вскользь…
И вот тут-то и произошло волшебное превращение наивного (глупого) в умного и хитрого. Я решил ждать, и в конце концов дождался своего часа. Пал Палыч был поражен насморком и взял больничный! А я, отныне хитрый и умный, пошел на прием в Научно-техническое объединение нашего главка, рыдая, сообщил о тяжкой болезни Пал Палыча и необходимости срочно-срочно получить разрешение на публикацию, и за шестнадцать секунд получил визу Главного инженера НТО. И Статья увидела свет. И ее даже, может быть, прочитало человек пять-шесть. Виктория, сиречь победа!

…Минуло больше тридцати лет, но меня по сей день мучает один вопрос: кем был этот Пал Палыч? Какой пост в Министерстве занимал? Узнал ли он о моей страшной хитрости, и если узнал – что стало с ним и почему я все еще не на лесоповале?
И еще, для всяких скептиков и маловеров: в приведенных мною диалогах каждая буква соответствует сказанному в действительности. Я не придумал, не сочинил, не добавил и не сфантазировал ни единого лишнего слова.

3

Джон Шемякин о школьной форме.

Рассмотрел купленную школьную форму неожиданного для меня образца. Представил в ней и Георгия Джоновича, и Вавилония Джоновича, и прочих Джоновичей, число которых после летнего отдыха устанавливает конная полиция.
Школьная форма эта прекрасна. Не хватает только орхидеи в петлице, котелка, свернутой "Таймс" и двух индусов-камердинеров: Ага-хана и Сукрамбхати. Сукно аглицкой фабрикации. Цвет уверенно банковский. Гарнитура фантастическая: переплетения змей каких-то на пуговицах. Учиться в такой форме совершенно невозможно. В такой форме возможно только принимать решения об аннексии Трансвааля. И под шампанское рассуждать о котировках Дебирс среди дубовых панелей, модерна, пальм и красивых германских агентов.
Я в своей школьной форме полноценно жил. Она была окопной правдой. По ней всё читалось: когда, с кем, гудрон, забор, отчего, кому и известь. Выходишь в форме со стройки, валяешься в снегу, идёшь от костра, в котором банки с краской лежали - башка дымится, а ей всё нипочём. Со второго дня как задница начинала лосниться, так и лоснилась ярко и свято весь учебный год. Бежим с лоснящимися задницами как стая молодых и коварных павианов, строим планы. К концу года форма получала какой-то даже благородный винтаж: полуоторванная эмблема на рукаве, но низу брюк - кант из скрепок, фольга под значком.
В этой же новой форме только чинные прогулки по тротуарам на манер старой девы и жеманные темы про вздорожание куртизанок из 11-го.
Чудовищно.

4

Приключения Бориса.

Когда прошел переходной возраст, и Борис из мальчика переродился в настоящего мужчину, кровь в нем кипела как вода в радиаторе после трех часовой езды по жаре. Весь свой рацион он разделил на две категории, как он говорил «холодное» и «горячее». К холодному относилось то, насколько я понял, что не давало калорий, а именно овощи и фрукты. К горячему все то, что буквально сжигало его. Он старательно употреблял в пищу только вторую группу. Он давился, но ел курдючное сало, мясо и домашний хлеб на молоке. Он обожал халву. Он мог поедать арахис до тех пор, пока не начинали отваливаться уши. В прямом и переносном смысле этого слова. Однажды Борис так наелся арахиса, что за ушами у него возникли гнойники, я думаю от переизбытка в организме арахисового масла и спермы.
Все что мы делаем в этой жизни, несомненно, влечет за собой последствия. Когда уровень мужской энергии достигали высочайшей отметки и его флюиды начинали развеиваться в воздухе на квартал, Борис выходил на охоту. В таком состоянии, с красными глазами и гноящимися ушами он мог пойти за любой представительницей прекрасного пола, куда угодно, когда угодно, и за что угодно. Борис не брезговал ничем. В такие дни, создавалось такое ощущение, что его мышление отключалось, а мозг давал только один сигнал, воспроизводить себе подобных.
В один прекрасный день, когда Борис коротал свои вечера в окружении матери и своей тетушки, как вдруг зазвонил телефон. Борис поднял трубку и его друг, находящийся на другом конце провода, коротко поведал ему о Борис, что имеет в распоряжении двух прекрасных девиц очень похожих на семнадцатилетних Николь Кидман и Монику Беллучи, и согласных в этот вечер на все ради шоколадки. От таких слов Борис немножко присел и закатил глаза. Он четко и ясно понял, что он потребует от них, взамен на этот шоколад. Он как никогда знал, что он хочет, и как он это хочет.
Мозг начинал отключаться, так как вся кровь, стала уходить в другой, жизненной важный, орган. Надо было думать, как выбраться из дома быстро, шустро, и без подозрений. Поэтому Борис подпрыгнул, на лету оделся в куртку, обулся, и уже спускаясь по лестнице, крикнул удивленной маме, что он… уезжает в соседний городок за товаром для коммерции.
Борис шустро спустился по лестнице, не касаясь ногами земли, и влетел в машину, в которой сидел друг и две очаровательные самки, которым он хотел рассказать, как много арахиса он съел. Случайно ли, или умышленно, но в тот момент, когда Борис уже сидя в машине, шепотом определялся с другом кому какая собеседница достанется на вечер, его телефон отключился, и связь с миром пропала…
… А тем временем.
Мама Бориса и тетка стояли на балконе пытаясь понять, что же такое произошло, и что заставило их сына вылететь из дома быстрее пули. Мама, глядя с балкона, только увидела, как ее сын молниеносно вылетел из подъезда, прыгнул в машину, хлопнув дверью, машина дерзко тронулась с места и укатилась в темноту. Они попытались дозвониться до него, но как я уже говорил, трубка была отключена. Мама, приложив указательный палец к губам, крутила в голове последнюю, брошенную Борисом фразу, что он поехал в соседний городок за товаром для коммерции. Потом сопоставила факты, и, вспомнив, что ее сын не занимается коммерцией, поняла! Ее сына повезли убивать! Это открытие настолько потрясло ее, она поделилась со своей сестрой, и та только подтвердила ее ход мыслей! Надо было, что-то предпринять, что-то делать!

Этим же днем, только чуть по раньше этого происшествия я встретил своих старых товарищей. Мы очень обрадовались встрече, и вот один из нас, предложил убежать из этой городской суеты, из этого шума к нему домой, поужинать и просмотреть парочку фильмов, в общем, очень даже мило провести время. Все были тремя руками «за». И вот мы направились к нему домой, смеясь, весело толкая друг друга, и попутно забегая в магазины, чтобы купить все необходимое, для поддержания чудесного вечера. С нами были очаровательные девушки, но в отличии от Бориса, мы собирались провести время действительно культурно. Вечер был прекрасен, а я что бы меня никто не побеспокоил, не сообщил никому, где я буду проводить этот вечер и с кем.
Вот мы все ввалились в уютно обставленную квартиру. Накрыли на стол, и, включив кино, вжались в кресла, и шепотом делились впечатлениями о фильме. Фильм назывался «Звонок». Я смотрел его в первый раз. На улице глубокая ночь, зима, и по всему городу нет электричества. Я смотрел с широко раскрытыми глазами, так как мне действительно было жутко. И вот, когда очередная волна мурашиков кошмара пробегала от головы до ног, около меня зазвонил телефон. Телефон, был тяжелый. Сталинский. Произведенный в советское время, и туда вставляли, те же звонки, что и на пожарном депо. Как принято писать в таком жанре «Сказать что я обосрался- это ничего не сказать», но я не буду выражаться вульгарно, скажу что уровень моего страха действительно дошел до уровня не произвольной дефекации. Я находился к телефону ближе всех, и с каждым очередным звонком волосы на моем кожаном покрове вставали дыбом все выше и выше. Если быть честными, то испугались все. На экране показывали девушку с длинными черными волосами, которая ползала и противно шептала, - «семь дней…». Телефон звонил. Девушка на экране ползала, как бы ожидая, когда я подниму, трубку что бы сказать свои противные слова. Все нервно улыбались, даже хозяин квартиры, так как ему прежде никто не звонил в три часа ночи.
Сам хозяин квартиры отвечать на звонок отказался, мотивируя это тем что, находился слишком далеко от аппарата. После очередной партии будоражащего звонка, я медленно, дрожащей рукой, вспоминая всю свои жизнь и долги, взял трубку. В трубке послышался знакомый до боли голос. Женщина спрашивала хозяина квартиры. Я спросил кто это. Это была мама Бориса. Я сказал кто я, и женщина громко заплакала, рассказывая мне, как зверски был убит ее сын. Гора спала с моих плеч. Я начал успокаивать плачущую женщину, и приходить в себя. Она поведала мне все, что произошло в этот вечер. Я приблизительно точно догадался о месте нахождения, и рода занятий Бориса на данный момент, но как скажешь это консервативной женщине, которая верит, что ее сын еще слишком маленький, и его половой орган используется исключительно, что бы справлять малую нужду. Я не стал спрашивать, как она нашла меня, кто ей дал телефон хозяина квартиры, и как она вообще узнала о моих планах на вечер. В то время у меня не было мобильника, и найти человека было сущей проблемой. Поэтому, то, как она меня нашла было и остается для меня тайной покрытой мраком.
Я посидел с минуту. Посмотрел на накрытый стол, на друзей, которые, укутавшись в теплые одеяла, смотрели интересное кино. Я тяжело вздохнул и начал одеваться. Мне предстояло выйти на мороз и топать добрых пять километров в ночи, на поиски Бориса, который в данный момент использовал на практике все то, что просмотрел в фильмах для взрослых.
Я шел, грубо матерился, и представлял, как бы я ворвался в комнату, где проводил досуг мой друг, и смачно пнул бы грязным ботинком по дергающимся ягодицам Бориса. Но я не знал, где происходит этот развратный вечер Содома.
Я не пошел напрямую к Борису, а пошел в обход, добавив еще пару километров, что бы зайти к другому, общему с Борисом товарищу, Назиру. Я поднялся на третий этаж, посмотрел на часы. Время показывало три часа ночи. Набрав в легкие воздух, Я постучал в дверь. Назир открыл дверь в одних трусах с испуганным, заспанным лицом, и, ежась от холода, спросил меня, не потерял ли я рассудок. Я спросил его, где на данный момент находится Борис. Назир в ответ несколько раз подергал бедрами взад и вперед. Я сказал ему что, так и думал, и поведал ему всю историю, случившуюся за этот вечер. Он громко высмеялся и пожелал мне удачи. Спускаясь по лестнице, я представлял, как Назир сейчас зароется в теплое одеяло и крепко заснет. Я готов был убить Бориса.
Когда я добрался до квартиры Бориса, я понял, какое у них горе, уже в подъезде. Мама Бориса громко причитала, и ее плачь, поддерживали сестры, прибывшие по ее зову помощи. Я толкнул дверь, она была открыта. Панихида по Борису шла полным ходом. Я в очередной раз выслушал причину смерти Бориса, и искренне пожелал, что бы это было правдой. Конечно, не могло бы быть и речи о Борис, что бы говорить правду. Мама Бориса бы пожелала, что бы правдой было то, что ее сына нет в живых, нежели узнать о позорной реальности порочащих их добрый род. Я прошел в комнату и сел на матрасик, что бы оплакивать друга. Тем временем мама обзванивала очередных родственников, что бы сообщить им столь печальную весть. Звонки с соболезнованиями сыпались как из рога изобилия. Я так думаю, что все дяди, услышав эту весть и причину ее домысла, догадывались о правде насущной, понимая, чем сейчас занимается Борис, и, делая серьезный вид, закуривали, мечтая оказаться на месте племянника. Говорить правду они тоже не решились. Вот она мужская солидарность. Я бы на месте Бориса бы пошел пожать каждому руку, за понимание и сочувствие.
Тем временем, Борис продолжал водить своего коня по лонам разврата, слава в городе о нем крепла и крепла. Уже под утро, наплакавшись и наслушавшись около трехсот видов смертей Бориса, я пошел домой. А через некоторое время, Борис шагал домой, и не знал что он знаменитость.

Как мама встретила воскресшего сына, как он прогнал всех оплакивающих его гостей, как она его ругала, и что он ей наплел в ответ, я не знаю. В это время, я, ужасно вымотавшись за всю ночь, тихо засыпал. Но известно то, что когда на следующий день он вышел в город, почти каждый встречный спрашивал, подмигивая глазом, как он вчера провел время, и советовали ему в следующий раз говорить маме, что он собирается переночевать у них, дабы избежать излишних переживаний мамы, беспокойства города, и зависти дядей…

5

Есть такое изречение - ложь вынуждена казаться правдоподобной, а правде казаться правдой незачем. Пусть моей истории никто не поверит, кроме нескольких сотрудников МУРа и сотни потерпевших, я её всё равно расскажу.

Московскую квартиру знакомой девушки несколько лет назад ограбили подчистую. В расстроенных чувствах она вызвала милицию, села на пол и заплакала. Милиция прибыла быстро, девушка открыла дверь. На неё уставилась увесистая фотокамера и ярко вспыхнула. Камеру держала смуглянка лет двадцати с ослепительной улыбкой. Фуражка еле сидела на буйной копне её чёрных кудрей. "Здравствуйте!" - приветливо сказала она с иностранным акцентом и вошла. Милицейская форма сидела на её стройной фигуре исключительно сексуально. Следом прошёл импозантный высокий парень славянской внешности, тоже в форме. Прямо команда спасателей Малибу. Глянув на офонаревшую потерпевшую, команда привычно усмехнулась и предъявила документики.

Иностранка оказалась греческой подданной на стажировке в МУРе. Щёлкая снимки по всей квартире, пока парень посыпал её порошком, гречанка непрерывно болтала. Оказалось, она точно знает, что Москва - столица преступного мира, упорно учит русский язык и поэтому своей стажировкой убивает сразу двух кроликов. Потом сообщила, что они хорошо знают эту банду, и безнадежно добавила, что всё равно её не найдут. Пояснила, что в каждой из десятков ограбленных квартир эта банда оставляет свой фирменный знак, вроде чёрной кошки - банкноту в пять долларов. Типа, никогда не оставят ни с чем. Так было и на этот раз. Под конец они мирно попили чай втроём на кухне. Парень выглядел по уши влюблённым в эту полицейскую и таким же офонаревшим. Потом они стремительно убыли на следующую миссию - Бэтмена всегда ведь кто-то зовёт на помощь.

"Греческая полиция под прикрытием?" - мелькнуло в голове у потерпевшей, когда она закрывала за ними дверь. "В роли милиции что ли?" И тут её пробил смех - она поняла, что самой неубедительной в этой паре была вовсе не гречанка, а милиционер славянской внешности. Подтянутый живот, широкие плечи, вежливая улыбка, форма мешком не висит. Хреново же он замаскировался!

Она не выдержала и позвонила в МУР, сообщила фамилии милиционеров и подробно описала их внешность. Оперативный дежурный подтвердил, что это действительно сотрудники милиции. После чего почему-то заржал и быстро повесил трубку...

6

Явился однажды к Дж. Бушу Иоанн Креститель с стал укорять за то, что
своей агрессивной политикой против Ирака много зла на земле совершил.
Буш вызвал шефа ЦРУ и спросил его, кто это так его только что отчитал.
- Это был Иоанн Креститель, господин президент, который самого Спасителя
крестил в реке Иордан, а потом его царь Ирод велел обезглавить. Тоже
раньше царям иудейским правдой в глаза тыкал.- ответил шеф ЦРУ.
- Так обезглавьте его еще раз – распорядился Дж. Буш и потребовал себе
книгу, в которой подробно описывались вышеназванные истории про Иоанна
Крестителя и иудейских царей.
Дочитав до конца, вызвал к себе снова шефа ЦРУ и стал его распекать за
то, что, оказывается, была еще Саломея с дочкой, которые сначала
развлекли Ирода эротическими танцами.
- А меня почему никто эротическими танцами не развлек? Напрасно что ли
голову пророку отрубили? – вопросил Джордж Буш.
- Ошибаетесь, господин президент, - ответил шеф ЦРУ, - Перед вами до сих
пор танцуют сразу несколько.
- Кто же это? – поинтересовался Буш.
- Ну, кроме Великобритании и других старых проституток появились еще три
новенькие: Прибалтика, Украина и Грузия.

7

Муж пришел домой пьяный. Жена его раздевает и говорит:
- Эх, Ваня. Ты, небось, на собрание пошел. И вылез на трибуну со своей правдой.
- Ага.
- ...не добился ничего и только расстроился?
- Ага.
- ...а потом с Кузьмичем с горя хлебнули?
- Ага.
Тут жена замечает, что на муже женские трусы.
А это еще что?!
Ну, Мань. Придумай что-нибудь, ты же умная женщина.